Ну нет, этому не бывать.Здание было огорожено высокой стеной. Мы подъехали к кованым железным воротам, из сторожки вышел привратник и осведомился о цели нашего посещения. Саймон властным тоном заявил, что мы желаем видеть управляющего этим заведением.– У вас назначена встреча с ним, сэр?– У нас к нему дело исключительной важности, – отрезал Саймон и бросил привратнику монету.Благодаря ли деньгам, или повелительной манере Саймона, но ворота открылись, и мы проехали по гравийной дорожке к главному корпусу. При нашем появлении на пороге возник швейцар в ливрее. Спрыгнув на землю и осторожно высадив меня, Саймон обратился к нему:– Кто подержит лошадей?Швейцар кликнул мальчика и велел ему посторожить лошадей, сам же провел нас в дом.– Будьте любезны сообщить управляющему, что нам надо видеть его по неотложному делу.Надменная властность Саймона снова сослужила нам добрую службу: швейцар повиновался без лишних слов.В просторном холле, выложенном каменными плитами, был растоплен камин, однако его жара не хватало, чтобы согреть помещение, и я поежилась от холода. Возможно, впрочем, что мой озноб был скорее нервного, нежели физического происхождения.Заметив мою дрожь, Саймон взял меня за руку, и этот жест немного успокоил меня.– Пожалуйста, подождите здесь, сэр, – предложил швейцар, распахнув дверь, за которой обнаружилась комната с высоким потолком и белеными стенами. Обстановку комнаты составляли массивный стол и несколько стульев. – Как мне доложить о вас, сэр?– Эта дама – миссис Роквелл из Кирклендских Забав, а я – мистер Редверз.– Так вы сказали, что управляющий ждет вас?– Ничего подобного я не говорил.– Но обычно посетители заранее сообщают о своем визите.– Дело срочное и, как я уже говорил, неотложное. Так что поторопитесь.Швейцар удалился, и Саймон с улыбкой взглянул на меня.– Можно подумать, мы добиваемся аудиенции у королевы! – заметил он. Потом его лицо смягчилось, и на нем появилось выражение нежности, с которой прежде он смотрел разве что на Агарь. – Выше голову! – сказал он. – Даже если ваши опасения подтвердятся, это ведь еще не конец света.– Какое счастье, что вы поехали со мной, – невольно вымолвила я.Он взял мою руку и крепко сжал, словно говоря; что мы не какие-нибудь истеричные глупцы, а разумные люди и должны сохранять спокойствие.Я отошла от Саймона, боясь нахлынувших на меня чувств. Приблизившись к окну, я взглянула в него, думая об обитателях этого печального места. Вот это и есть весь их мир. Они смотрят на эти сады и луга – если, конечно, им позволено, – и это все, что они знают о жизни. Многие из них проводят в заточении долгие годы... например, семнадцать лет. А может, они не видят даже этого...Время тянулось мучительно медленно, но наконец швейцар вернулся и сказал:– Пройдите за мной, пожалуйста.Мы последовали за ним вверх по лестнице, затем по коридору. Я заметила, что окна здесь забраны толстыми прутьями, и вздрогнула, до того это напоминало тюрьму.Швейцар постучал в дверь с надписью «Управляющий» «Войдите», – раздался голос из-за двери; Саймон решительно взял меня под локоть и втолкнул внутрь.Холодная унылая комната; голые стены выкрашены белой краской, мебель обтянута блестящей клеенкой, за столом человек с усталым землистым лицом и неприветливым взглядом.– Прошу вас, садитесь, – предложил он, когда швейцар вышел. – Насколько я понял, дело ваше не терпит отлагательств?– И имеет для нас важное значение, – подтвердил Саймон. Тут заговорила я.– Спасибо за то, что вы согласились нас принять. Я – миссис Роквелл, однако до замужества мое имя было Кэтрин Кордер.– Ах вот как... – Понимание, отразившееся на его лице, было тяжким ударом, поколебавшим мои надежды.– В вас есть пациентка с таким же именем? – спросила я. – Да.Я взглянула на Саймона, не в силах говорить, ибо язык мой прилип к гортани, горло свела судорога.– Видите ли, – пришел мне на выручку Саймон, – миссис Роквелл только недавно узнала о том, что здесь содержится некая Кэтрин Кордер, и у нее есть основания полагать, что эта женщина – ее мать, которую она считала умершей. Натурально, она хотела бы выяснить, так ли это.– Как вы понимаете, мы не вправе разглашать сведения о наших пациентах.– Мы это понимаем, но ведь речь идет о ближайших родственниках.– В таком случае сначала надо доказать родство.– Мое девичье имя – Кэтрин Кордер, – выпалила я. – Мой отец – Мервин Кордер из Глен-Хауса, что в местечке Гленгрин возле Хэрроугейта. Пожалуйста, скажите мне правду: ваша пациентка, которая носит то же имя, что и я, – моя мать?Поколебавшись, управляющий сказал:– Могу сообщить вам только, что у нас есть пациентка с такими именем и фамилией, кстати, не столь уж редкими. Уверен, что ваш отец мог бы ответить на вопрос, который вы задаете мне.Я взглянула на Саймона, и он снова вмешался.– Мне казалось, что столь близкое родство дает право на получение подобных сведений.– Как я уже говорил, родство прежде надо доказать. Мне не хотелось бы обманывать доверие родственников больной, вверивших ее моему попечению.– Скажите хотя бы, – в отчаянии взмолилась я, – муж этой женщины навещает ее каждый месяц?– Многих наших пациентов навещают регулярно. Управляющий окинул нас холодным взором, и я поняла, что он непреклонен. Даже Саймон ничего не мог с ним поделать.– Не могла бы я увидеть... – начала было я. Но управляющий в ужасе взмахнул рукой.– И речи быть не может, – отрезал он. – Ни под каким видом.Саймон беспомощно посмотрел на меня.– Остается только один выход, – проговорил он, – ты должна написать отцу.– Полагаю, вы правы, – заявил управляющий и встал, давая понять, что потратил на нас достаточно времени. – Пациентку поместил сюда муж, и если он даст вам разрешение увидеться с ней, мы не станем возражать – разумеется, при условии, что она будет в состоянии принимать посетителей. Больше я ничем не могу вам помочь.Он дернул шнурок звонка, и на пороге вырос швейцар, проводивший нас к экипажу.Я была расстроена и подавлена. Проехав в полном молчании примерно милю, Саймон остановил лошадей. По обочинам дороги густо росли деревья; должно быть, летом их кроны образовывали над аллеей зеленый свод, но сейчас сквозь черные ветви виднелось серо-голубое небо, по которому бежали гонимые холодным ветром облака.Но я не чувствовала ветра, Саймон, судя по всему, тоже. Повернувшись ко мне, он положил руку на спинку сиденья сзади меня, не прикасаясь к моим плечам.– Вы огорчены, – заметил он.– А как вы думаете?– Мы ничего не узнали.– Мы узнали вполне достаточно. У них действительно есть пациентка по имени Кэтрин Кордер. Управляющий это подтвердил.– Возможно, она не имеет к вам никакого отношения.– Таких совпадений не бывает. Я ведь рассказывала вам, что мой отец имел обыкновение раз в месяц куда-то уезжать? Мы не знали куда, я даже думала, что он ездит к женщине. – Я хрипло рассмеялась. – А оказывается, он ездил в Ворствистл.– Вы уверены?– Да. К тому же доктор Смит видел ее историю болезни и утверждает, что она моя мать.Несколько секунд Саймон молчал, потом проговорил:– Это так непохоже на вас, Кэтрин, – впадать в отчаяние.Я заметила, что он опустил слово «миссис», – видимо, это означало новую фазу в наших отношениях.– А вы на моем месте не впали бы в отчаяние?– Лучший способ справиться с тем, что вас пугает, – подойти к этому вплотную и взглянуть в лицо.– Именно это я и делаю.– Чего вы опасаетесь больше всего?– Того, что еще одна Кэтрин Кордер попадет в сумасшедший дом и ее ребенок родится там.– Ну, этого мы не допустим. Да и кто может отправить вас туда? Это не так просто сделать.– Но и не так уж сложно, особенно если врач подтвердит, что там мне самое место.– Глупости! В жизни не видал никого разумнее вас. Вы так же нормальны, как я.– Я не сумасшедшая, Саймон, не сумасшедшая!.. – горячо вскричала я.Он взял мои руки и, к моему изумлению – ибо до сего момента я не подозревала, что он способен на подобные жесты по отношению ко мне, – поцеловал их, так что я ощутила жар его губ сквозь перчатки. Потом он сжал мои руки с такой силой, что я поморщилась от боли.– Я на вашей стороне, – сказал он.Я испытала минуту величайшего счастья. Часть его неукротимой силы словно влилась в меня, и благодарность моя была так велика, что я подумала – уж не любовь ли это?– Вы говорите искренне?– От всего сердца. Никто не отправит вас туда, куда вам не захочется.– Вокруг меня происходит что-то странное, Саймон. Я смотрю опасности прямо в лицо, и все равно мне страшно. Я надеялась справиться с ней, скрыв свой страх, но в притворстве оказалось мало проку. С той самой ночи, когда я впервые увидела монаха, моя жизнь изменилась. Я будто стала другим человеком... вечно перепуганным. Теперь я понимаю, что все это время с трепетом ожидала, что случится дальше. Нервы мои совершенно расшатались... Я не узнаю себя, Саймон, просто не узнаю…– Ничего удивительного, на вашем месте любой переживал бы то же самое.– Вы ведь не верите в привидения, правда? Если человек утверждает, что видел привидение, – значит, он либо лжет, либо стал жертвой галлюцинации.– О вас я ничего такого не думаю.– В таком случае напрашивается вывод, что под монашеской рясой скрывался некто из плоти и крови.– Полагаю, так оно и было.– Тогда скажу вам еще кое-что. Я хочу, чтобы вы знали всю правду. – И я рассказала о появлении монаха в развалинах аббатства и о том, как Дамарис уверяла, что никого не видела. – Это был самый ужасный момент в моей жизни – я начала сомневаться в своем рассудке…– Стало быть, Дамарис в курсе происходящего... Видимо, она тоже участвует в заговоре.– Люк, несомненно, хочет на ней жениться, но вот хочет ли она за него замуж?– Вероятно, она хочет замуж за Кирклендские Забавы, а это возможно осуществить, только если поместье достанется Люку.– Саймон, вы мне очень помогли.– Счастлив, если это так.– Не знаю, как мне благодарить вас!На этот раз он обнял меня, привлек к себе и коснулся моей щеки легким поцелуем. По моему телу разлилось удивительное тепло.– Странно, что именно у вас я ищу помощи.– Вовсе не странно, ведь мы с вами из одного теста.– О да, вы так восхищались моим здравым смыслом! Тем, как ловко я окрутила Габриеля, чтобы прибрать к рукам его богатство.– Так вы об этом помните?– Такие вещи легко не забываются. Полагаю, вы не станете строго судить того, кто пытается довести меня до сумасшествия, если ему это удастся.– Я просто сверну ему шею.– Похоже, ваши взгляды переменились.– Ничуть. Я восхищался вами не за то, что вы женили на себе Габриеля, как я тогда полагал, а за ваше остроумие и силу духа.– Ну, сейчас от них ничего не осталось.– Ошибаетесь.– Придется взять себя в руки, чтобы оправдать ваше высокое мнение.Наш разговор принял шутливый оборот, что явно пришлось по сердцу Саймону; я же поражалась, откуда у меня взялись силы поддерживать подобный тон, забыв о лежавшем на моей душе тяжком грузе подозрений; но, так или иначе, я приободрилась.– Да уж будьте добры, – сказал Саймон, – а я вам помогу.– Спасибо, Саймон.Он пристально посмотрел мне в глаза, словно желая сказать что-то. Мы оба были готовы вступить в новые отношения – восхитительные, захватывающие отношения, отношения яростного несогласия и полного взаимопонимания. Мы действительно были слеплены из одного теста. Я знала, о чем говорит мне его взгляд и была счастлива это слышать.– Бывали минуты, когда у меня голова шла кругом, – пожаловалась я. – Я не знала, кому можно доверять.– Теперь вы будете доверять мне.– Звучит как приказ, – улыбнулась я. – Впрочем, как и все ваши высказывания.– Это и есть приказ.– Вы считаете себя вправе приказывать мне?– Да, принимая во внимание... м-м... все происходящее, считаю.Мне не хотелось никуда ехать, словно я нашла наконец тихую пристань, где могу успокоиться и испытать счастье. Позади остался унылый Ворствистл с его мрачными тайнами, впереди меня ждали Кирклендские Забавы, и где-то неподалеку от них маячил отцовский дом. Но здесь я была вдали от угроз и опасностей, и здесь готова была остаться навсегда.В ту минуту я не сомневалась, что люблю Саймона Редверза, а он любит меня. Неожиданное открытие, сделанное в неподходящем месте: на продуваемой ветром проселочной дороге неподалеку от сумасшедшего дома.Однако не было ничего удивительного в том, что я полюбила именно Саймона: он чем-то напоминал Габриеля, но Габриеля, лишенного слабости и неуверенности в себе. Рядом с Саймоном я поняла, что заставило меня выйти замуж за Габриеля. Я любила его, ибо существует много родов любви: жалость – это любовь, стремление защитить – тоже любовь. Но любви глубокой и страстной мне испытать не довелось, хотя я знала, что подлинная любовь должна иметь много граней, что истинное наслаждение – пройти все фазы любви, обогатить свои чувства, делая их с годами все глубже и сильнее.Но время для этого еще не пришло. Меня ждали совсем другие переживания. Мне предстояло избавиться от своих страхов и произвести на свет ребенка, и бесполезно было заглядывать слишком далеко в туманное будущее.Тем не менее одной мысли о том, что Саймон со мной, было достаточно, чтобы мое сердце пело.– Ну хорошо, – проговорила я, – жду дальнейших приказаний.– Прекрасно. Первым делом мы отправимся в гостиницу, что в миле отсюда, и хорошенько подкрепимся.– Я не смогу проглотить ни куска.– Вы забыли, что это приказ.– Но мне противно даже думать о пище.– Там есть уютная маленькая комнатка рядом с общим залом, в которой хозяин принимает избранных гостей. Я как раз такой гость. Их фирменное блюдо – пудинг из говядины с грибами, просто объеденье. К нему мы закажем кларет, хозяин сам принесет бутылку из погреба. Уверен, вы не устоите.– Что ж, составлю вам компанию и посмотрю, как вы будете наслаждаться обедом.Он снова взял мою руку, приподнял, словно желая поцеловать, потом пожал и улыбнулся. Мы покатили дальше по дороге, ледяной ветер дул нам в лицо, зимнее солнце бледно светило, выныривая из-за облаков, и, поверите ли, я была почти счастлива.К собственному удивлению, я съела немного фирменного пудинга и выпила бокал кларета, который меня согрел. Саймон был практичен, как всегда.– Так, – объявил он, – теперь вы напишете своему отцу и потребуете, чтобы он открыл вам правду. Но запомните: какой бы ни оказалась эта правда, мы не станем падать духом.– Даже если это действительно моя мать?– Даже если и так.– Давайте рассуждать логически, Саймон. Если моя мать сумасшедшая, а я вижу привидения и совершаю странные поступки, какой напрашивается вывод?– Мы же договорились, что привидений не бывает, – мягко напомнил он.– Согласна. Как мне благодарить вас и вашу бабушку за поддержку?..– Не стоит благодарить нас за то, что мы имеем собственное мнение, Кэтрин. Если бы нам только удалось схватить этого монаха за руку в прямом и переносном смысле, этого было бы достаточно, чтобы доказать вашу правоту. Судя по всему, у него есть укрытие, в котором он прячется. Надо отыскать это место. На будущей неделе начинаются рождественские праздники, и мы с бабушкой проведем два дня в Забавах. Воспользуюсь этим шансом и попытаюсь найти его нору.– До будущей недели еще так далеко...– Ну, не так уж.– А если за это время случится что-нибудь еще? После недолгого раздумья Саймон сказал:– Если вы снова увидите монаха, никому об этом не говорите. Он появляется специально, чтобы вы всем об этом рассказывали и казались сумасшедшей, – так не доставляйте ему такого удовольствия. Продолжайте запирать на ночь двери, чтобы он не застал вас врасплох. Насколько я понял, с тех пор, как вы стали запираться, «видения» прекратились? Это очень важно. Скоро вы получите ответ от отца, – не расстраивайтесь, каким бы он ни был. Я никогда не верил в наследственность – мы сами распоряжаемся своими судьбами.– Постараюсь запомнить это, Саймон.– Постарайтесь. Настоящее и будущее в наших руках. Взгляните на это так: сейчас население Англии раз в десять больше, чем несколько веков назад. То есть, покопавшись в наших родословных, можно прийти к выводу, что все мы когда-то давно состояли в родстве. В каждой семье были мерзавцы и святые, сумасшедшие и гении. Поверьте, Кэтрин, каждый человек – самостоятельная личность, каждый лепит себя по своему усмотрению.– А вы, оказывается, философ, – заметила я. – Вот бы никогда не подумала. Вы казались мне таким практичным, здравомыслящим, прямолинейным, совершенно лишенным воображения, а следовательно, и сострадания.– Это маска, которую я ношу. Мы все носим маски, не так ли? Я – жесткий, хитрый, грубый тип, у которого что на уме, то и на языке. Но это лишь внешняя оболочка – не слишком привлекательная, как вы заметили еще при первой нашей встрече. Самоуверенный наглец, не любящий оставаться в дураках и потому стремящийся оставить в дураках окружающих. Не стану отрицать, отчасти я таков, а может, даже хуже. Но человек – сложное создание, в нем соединяется несоединимое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30