— Да, сэр, я знаю, это был сатана.
— А теперь послушай меня, Люс, я понимаю, в ту ночь в лесу ты могла подумать, будто это сатана. Но чтобы он пришел к тебе в комнату! Быть такого не может! Подумай о парнях, которые похотливо поглядывали на тебя. Ведь ты их знаешь.
Она покачала головой и молча заплакала, слезы катились по ее щекам и падали на лиф. Он с отвращением посмотрел на ее распухшее лицо и подошел к окну.
— Я хочу упредить тебя, — сказал он. — Никому не рассказывай эти басни. Боюсь, с тобой приключится беда, если ты сделаешь это. Гораздо худшая беда, чем то, что ты носишь ребенка, отца которого не знаешь.
Он повернулся к ней, она стояла такая жалкая и несчастная.
— Мне советуют отослать тебя назад к родителям. Ты хочешь этого?
Она начала громко всхлипывать.
— Успокойся, дитя, — почти ласково сказал он. — Я не отошлю тебя домой, если ты того не желаешь. Я постараюсь найти человека, который захочет стать отцом твоему ребенку. Ты поступила скверно, что ослушалась миссис Элтон и ушла из дома, сама видишь. Пойми, такое случалось не с одной тобой. А теперь ступай. Я обещаю помочь тебе.
Она, спотыкаясь, заковыляла из комнаты, а он, глядя ей вслед, подумал, как не похожа она теперь на ту грациозную девочку, которую он видел возле церкви в то летнее утро.
Такова история рождения Тамар. Ричард сдержал слово. Он выбрал ей в мужья Неда Свонна, но Нед не захотел взять ее за себя. Он слышал намеки, что отец младенца не простой человек и потому требовалось найти ей мужа.
Лэкуэллы были не столь разборчивы. Билл Лэкуэлл частенько бросал на девушку плотоядные взгляды, и когда Ричард предложил ему кое-какие деньги, парень решил, что это неплохая партия.
Итак, Билл женился на Люс, и почти через год после того дня, когда сэр Фрэнсис Дрейк вышел из церкви с лордом Ховардом Эффингемским, она родила дочь.
Тамар была темноглазая и обещала быть красоткой еще в младенчестве. Она была славной малюткой, и многие считали ее дочерью Билла Лэкуэлла, но были и те, кто верили, что она — дочь сатаны.
Глава ВТОРАЯ

Тамар росла на редкость смышленым ребенком, она быстро поняла, что отличается от других детей. К тому времени как Тамар исполнилось пять лет, Люс успела наплодить еще троих, и все они помещались в одной комнате домика Лэкуэллов. Она мрачно наблюдала за событиями, разворачивающимися перед ее глазами. Тамар видела, как умер один из ее братьев и как родился второй. Она торжественно сидела в углу и наблюдала за происходящим, так как ее никто не выгонял. И именно тогда она поняла, какой трепет и даже страх могла внушать окружающим.
Она устроила для себя маленький уголок возле очага, самый уютный и теплый, подальше от окна, из которого дуло сквозь заменявшую стекло потрескавшуюся промасленную бумагу. Она набрала цветных камешков и оградила ими свой уголок.
— Никому не позволю переступать через эти камни! — с вызовом заявила она, ожидая, что Билл Лэкуэлл отшвырнет эти камни ногами так, что они скользнут по земляному полу в другой конец комнаты, схватит ее за рваное платье и, прежде чем выбросить из комнаты, отшлепает заскорузлыми шершавыми руками. Но он не сделал ничего подобного, а лишь отвел глаза, а мать посмотрела на дочку с ужасом.
Тамар ликовала. Никто не посмел дотронуться до ее камешков. Когда другие ребятишки тянулись к ним, мать уводила их из комнаты, даже отец прикрикивал на них. И Тамар отвоевала себе самый уютный уголок этой убогой комнаты.
Тамар интересовало все, что происходило в их домике и за его пределами. Других детей волновало лишь то: дадут им поесть и не станет ли отец лупить их, а остальное заботило мало. Правда, о порке Тамар не надо было задумываться, потому что Билл Лэкуэлл никогда ее и пальцем не трогал, но остаться голодной ей не хотелось.
Старая Гранин Лэкуэлл сидела на скамеечке. Она почти не могла ходить: в ту ночь, когда ее тащили к пруду, ей сломали ногу, и теперь она могла лишь с трудом волочить ее. Она сидела, погрузившись в раздумье, прикрыв подслеповатые глаза, почти не замечая обитателей лачуги, словно они находились не в этой горнице, а за мили отсюда.
Тамар интересовала старая женщина, она смутно чувствовала в ней особенные качества, которыми наделена сама. Старуха ничем не зарабатывала себе на пропитание, разве что иногда продавала травы, которые росли возле дома на клочке земли. Она объясняла приходившим к ней, какие травы нужно рвать, и велела приносить их и показывать ей. Затем она учила их, что делать с ними и что при этом говорить. Денег ей почти не давали, но спустя несколько дней клали у порога дома подарки — кто ржаной хлеб, кто яйца. Билл Лэкуэлл или Люс брали гостинец и делили на всех, не сказав старухе спасибо. Но все знали, что угощение принесли именно ей.
Тамар считала, что угощение старухе приносили слишком редко, чтобы позволить ей за это сидеть в тесной комнате, где и без нее полно людей. И все же ей никогда не грубили, не заставляли подвинуться или выйти. Они боялись ее так же, как начали бояться Тамар.
Однажды девочка робко подошла к старухе и сказала:
— Гранин, расскажи мне про травы, которые растут у нас на огороде.
Высохшая рука старухи погладила густые черные кудри Тамар.
— Красотка, — тихо пробормотала старуха, и Тамар придвинулась поближе, чтобы расслышать, что она скажет, — узнаешь все, когда придет время.
И Тамар, сидя в своем огороженном камешками уголке, знала, что она очень важная персона, а однажды станет еще важнее.
Она жила своей обособленной тайной жизнью. В теплую погоду она спала во дворе. Ей это нравилось, и она сожалела, когда холода загоняли ее под соломенную крышу Лэкуэллов.
Люс была уже не прежней тоненькой девушкой, а уставшей от постоянных родов женщиной. Ее тело отяжелело и в то же время было тощим от постоянного недоедания. Волосы, которые миссис Элгон считала подарком дьявола, отросли, но потеряли свой блеск и падали непослушной гривой ниже пояса. Ужас, который она испытала в первые месяцы, став женой Билла Лэкуэлла, превратился в мрачную покорность судьбе.
Она следила за своей старшей дочерью с опаской. Имя Тамар ей дали по названию реки, возле которой мать зачала ее. Люс решила, что младенцу нельзя было дать имя, какое носят и другие дети. Она со страхом ждала, что у красивых ножек ее дочки вырастут копыта. Но ничего подобного не случилось. Она тщетно щупала ее аккуратную головку, ища шишки, из которых могли вырасти рога. Тамар походила на всех остальных детей, не считая, что с самого младенчества ее отличали от других ясные глаза, красивый овал лица, прекрасное сложение и удивительная живость ума. Красота была у нее от Люс тех дней, когда та служила под началом миссис Элтон, но прочие качества она унаследовала не от матери.
Люс хотелось любить дочь, но она не могла преодолеть по отношению к ней чувство опасения, и Тамар понимала это.
Девочка была здоровенькая с самого рождения, ее не пеленали, потому что в доме Билла Лэкуэлла пеленок не было, она лежала на свежем воздухе и свободно дрыгала маленькими грязными ножками, никто не мучил ее купанием и умыванием, что выпадают на долю ухоженных детей.
Так она росла, умненькая, жаждущая воспользоваться своим ясным умом, не пропуская ничего, что творилось вокруг. Она видела, как жестоко обращается грубый Лэкуэлл с ее сводными братьями и сестрами, как страдает от его дикого нрава ее мать, видела, как они мирятся, и знала, что частенько происходило под рваным одеялом на соломенной постели отца с матерью. Она видела, как ее мать из сухонькой, костистой постепенно превращается в грузную, пузатую, и понимала, что это означает.
Ей было шесть лет, когда она отчетливо поняла, что отличается от остальных детей.
Иногда к ним заходила Бетси Херли. Она устроила свою жизнь неплохо, заставила Чарли Херли жениться на ней и стала хозяйкой его фермы. Шумная, неугомонная фермерская жена все еще жаждала приключений вроде тех, какие волновали ее до замужества.
Однажды она пришла к ним, когда в доме были лишь Люс, старая женщина и Тамар, сидевшая в своем углу, огражденном камешками.
Бетси принесла с собой ощущение благополучия, и, взглянув на нее, Тамар сразу же поняла, как бедны они сами. Платье Бетси из грубой камвольной ткани, разумеется, не походило на платья дворянок, но в сравнении с лохмотьями обитателей дома Лэкуэллов оно казалось роскошным.
Тамар, полируя свои камешки, внимательно следила за всем. Во дворе Бетси ждала ее старшая дочь Аннис, на несколько месяцев младше Тамар. Тамар поглядела на девочку в раскрытую дверь, и та показала ей язык. Но Тамар больше интересовали взрослые, чем девочка.
— Полно, Люс. Ты тоже могла бы, если бы захотела. Ты знаешь, как это делается. К чему притворяться? Уж мне-то это известно. Не забывай, ты мне сама рассказывала. Я у тебя многого не прошу и хорошо заплачу за это.
Люс слушала ее, опустив глаза.
— Что ты хочешь от меня, Бетси?
— Это касается Джима Хейнса, — торжественно прошептала она. — Ты видела его, Люс? Что за мужчина! Почти шести футов. Однако он, чтоб я пропала, ни на кого и глядеть не хочет, кроме этой молоденькой доярки. Я хочу приворожить его.
— Что ты, Бетси! Такое нельзя желать.
— Не болтай чепуху, Люс Лэкуэлл! Что же мне — жить, как ты? Билл лупит тебя до полусмерти и делает тебе одного ребенка за другим, а ты их даже прокормить не можешь.
— Ш-ш-ш! — Люс приложила палец к губам. Но Бетси не желала молчать.
— Правда, однажды тебе довелось побывать на небесах, не правда ли? Спорю, это было получше, чем с Биллом!
Глаза Бетси скользнули по Тамар, которая делала вид, будто занята камешками.
— Что скажешь, Люс? Тогда было по-другому?
— Да, по-другому.
— Еще бы! Силы небесные! Думаю, это было здорово, лучшего и желать нельзя.
Люс кивнула.
— Однако это привело тебя вот к такой жизни. Спорю, ты охотно поменяла бы Билла Лэкуэлла на любого, кто захотел бы взглянуть на тебя.
— Грех такое говорить, это все равно что напрашиваться на Божью кару.
— Твоя правда. Только не притворяйся, будто ты ничего не понимаешь в таких делах. Дай мне приворотное зелье, чтобы Джим Хейнс полюбил меня.
— Нет, Бетси, нехорошо это.
— Нехорошо? Да ведь у Чарли есть милашки.
— Выйди в огород, — сказала Люс, — знаю, мне не следовало бы делать это. Да я и не умею.
Однако она слыхала, как старуха на днях рассказывала кому-то про эти травки.
Бетси бросила взгляд на старую женщину, которая во время этого разговора сидела молча, безучастно.
— Она не слышит, — объяснила Люс, — почти глухая, ей надо орать в ухо.
Они вышли в огород. Тамар уставилась на них, а Аннис заглянула в дом. Она снова показала язык Тамар, которая ответила ей серьезным взглядом.
— Иди сюда, — сказала Тамар.
— Не пойду.
— Тогда уходи, мне наплевать на тебя.
— А вот и не уйду.
— Ты боишься.
У Аннис были светлые волосы и серые глаза, она была весьма хорошенькая, но рядом с Тамар казалась бледной и незаметной.
— Если бы ты не боялась, — сказала Тамар, — то вошла бы в дом.
Аннис с показной храбростью вошла в дом и остановилась перед пестрыми камешками.
— Это что?
— Камни.
— А для чего?
— Никто не должен их переступать.
Аннис опустилась на колени и стала разглядывать камни. Потом взглянула на Тамар, а та вдруг улыбнулась и протянула ей один камешек.
Когда обе женщины вернулись в дом, Бетси взглянула на дочь и побледнела.
— Аннис! — крикнула она. — Что ты здесь делаешь? Идем сейчас же домой, я с тебя шкуру спущу!
Аннис вскочила с пола и выбежала из дома. Тамар тоже побежала за ней, потом закричала:
— Она унесла мой камень! Отдай мне его! Отдай!
Бетси побежала за дочерью, схватила ее за плечо и стала трясти, покуда лицо девочки не покраснело.
— Брось его! Брось, тебе говорят! — крикнула она. Аннис бросила камень, и Тамар с победным видом схватила его.
— Вот тебе! — воскликнула Бетси и дала дочке пощечину. — А теперь идем домой. — Она потянула ее за руку. — До свидания, Люс!
— Прощай, Бетси.
Тамар поглядела на мать, но та отвела глаза.
«Я не такая, — подумала Тамар, — никто не бьет меня по лицу, никто не грозит спустить с меня шкуру. Я не такая, как все. Я — Тамар. Они боятся меня».
На берегу Саттон-Пула, стоя на камнях, люди наблюдали за отплытием сэра Уолтера Рейли со своими пятью кораблями, чтобы исследовать Ориноко в надежде привезти золото для королевы.
В этом представлении было меньше ажиотажа, чем несколько лет назад. Плимут не мог забыть, что отважные моряки, герои, разбившие испанскую армаду, нищенствуют, побираются на улицах, некоторые из них тяжело ранены, их заслуги забыты, и, что обиднее всего, им не заплатили неблагодарная королева и ее Совет.
Эти люди давно умерли бы, если бы не Дрейк, Хокинс и Фробишер, которые из собственных карманов выложили деньги и основали фонд для раненых моряков и построили для них больницу. Сэр Фрэнсис переехал из своего дома на Луэ-стрит и поселился в Бакландском аббатстве и осуществлял план по снабжению города водой. И вот уже вода стала поступать к ним из западного рукава реки Плим. Неудивительно, что люди боготворили этого человека. Они говорили, что он сумел заставить реку галопом мчаться в Плимут. Они считали своего благодетеля не только отважным человеком, но и волшебником.
И теперь, при отплытии сэра Уолтера, люди не проявляли такого восторга, как при отплытии сэра Фрэнсиса. У людей, которые привыкли долго жить на борту корабля, жажда приключений была в крови, но они ненавидели несправедливость, а печальная картина на улицах Плимута постоянно напоминала им о вероломстве королевы.
Тамар тоже стояла на берегу. Вид гордых кораблей, скользящих по воде, восхищал девушку, и ей хотелось самой отправиться в этот поход. Она даже вообразила, что могла бы спрятаться на одном из кораблей. Но тут она вспомнила, что старая Гранни осталась в доме одна, и ей в голову пришла идея, которую она сразу же решила осуществить. Она пробралась сквозь толпу и помчалась домой.
Старуха сидела на своем обычном месте. Тамар подошла поближе и крикнула ей в ухо:
— Гранни, это Тамар.
Старуха кивнула.
— Гранни, я хочу тебя кое о чем спросить.
Старуха кивнула снова.
— Почему они боятся нас с тобой?
Гранни засмеялась, обнажив обломки черных зубов, которые восхищали и пугали девочку.
— Почему зубы у тебя черные? — добавила она, но тут же поняла, что с этим вопросом могла бы и подождать, важнее было раскрыть тайну.
— Скажи, как я родилась? — быстро спросила девочка.
Старая Гранни всполошилась, руки у нее затряслись. Тамар с беспокойством оглянулась по сторонам, она знала, что может узнать правду, лишь когда они останутся вдвоем.
— Какой-то человек делал с матерью то же самое, что делает Билл Лэкуэлл, когда они лежат под одеялом? Или это было на траве?
Из горла Гранни вырвались звуки, похожие на смех.
— Скажи мне, Гранни, скажи! Я рассержусь, если ты будешь смеяться. Я хочу знать.
Гранни сидела неподвижно. Потом она повернулась к девочке и сказала:
— На траве.
— Почему?
Гранни покачала головой.
— Я думаю, им нравилось это делать, — сказала Тамар с серьезным видом, она поняла, что должна продолжать расспрашивать старуху, если хочет узнать правду.
— Это потому, что им нравилось, — продолжала она. — А потом живот моей матери стал толстый, и я вылезла оттуда. Но… почему они боятся меня?
Гранни покачала головой, но Тамар легонько пошлепала ее по руке.
— Гранни, мне надобно знать. Ты боишься меня. Моя мать боится меня. Даже Лэкуэлл меня боится. Он большой и сильный. У него есть ремень и здоровенные ручищи, а я маленькая. Погляди, какая я маленькая, Гранни! А он меня боится. Они тебя тоже боятся, Гранни! Верно, оттого, что ты что-то передала мне.
Гранни покачала головой.
— Я тебе ничего не передавала. Это не я.
— Тогда кто мне это передал? Скажи мне, Гранни, скажи! Я ударю тебя, если не скажешь.
В глазах Гранни вспыхнул испуг.
— Успокойся… успокойся, маленькая красотка. Не надо так говорить.
— Гранни, это тот человек… на траве. Он дал мне что-то… Что это такое?
— Он дал тебе красоту.
— Мои волосы и глаза тут ни при чем. Лэкуэлл их не замечает. И потом, тебя они тоже боятся, Гранни, а ты некрасивая. Страшенная.
Гранни кивнула, потом она вздохнула, и сидевший у ее ног черный кот прыгнул ей на колени. Она погладила его по спине.
— Погладь его тоже, детка.
Она взяла маленькую ручку Тамар, и они вместе погладили кота.
— Ты — ведьма, Гранни, — сказала девочка. Гранни кивнула.
— А ты видела сатану?
Старуха покачала головой.
— Расскажи мне, что значит быть ведьмой. Что это такое?
— Это значит иметь силу, какой нет у других. Эта сила дана тебе и мне. Мы принадлежим сатане, он — наш хозяин.
— Рассказывай, Гранин, рассказывай.
— Мы — дети сатаны. Мы можем исцелять… и можем убивать. Мы можем створаживать молоко еще в вымени коровы и козы, можем делать большие дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30