.. Чай был подан на тяжелых и, как всегда, не слишком аккуратно начищенных серебряных подносах к тому месту, которое по сложившемуся обычаю занимала Клара. Она разливала чай и кофе и передавала чашки другим. На двух других столиках у буфета были расставлены блюда со снедью в тарелках вустерского фарфора и блюдах краундерби, и там же было разложено печенье, собственноручно испеченное Кларой. Сухощавая Майра, жена Ингрэма, довольно визгливым тоном спорила с Кларой по поводу дурных привычек дворецкого Рубена, а Ингрэм, развалившись в кресле у камина, вяло обсуждал с Конрадом достоинства и недостатки его нового жеребца для охоты.
– Боже мой, – простонала Вивьен. – Неужели в этом доме невозможно услышать ни о чем, кроме этих лошадей? Что это за пытка!
Барт, сидящий рядом, ухмыльнулся:
– Погодите, скоро сюда заявится Клей, и тогда-то у вас будет масса возможностей поболтать с ним о своем, девичьем! Он будет вашим первым союзником, Вивьен, честное слово! А ты, Кон, слышал последние новости? Папаша собирается заставить Клея работать на старину Клиффа!
– Что за вздор? Кто это сказал? – изумился Конрад.
– Юджин. Это правда, Фейт, или нет?
– Мне бы не хотелось это обсуждать! – сухо отрезала Фейт.
– Ну так что из этого, Барт! – воскликнул Кон, не обратив никакого внимания на Фейт. – Ведь Клифф не возьмет его, это же ясно как день!
– Ну что ж, ты можешь спросить у папаши, если мне не веришь, – зевнул Барт, беря с тарелки оладью и отправляя ее в кстати открытый рот.
– О Господи, вот уж беда для Клиффорда! – сказал Конрад, и тут в его мозгу мелькнула еще одна, гораздо более неприятная мысль. – Постойте, а что, Клей, получается, тоже станет жить здесь, с нами?
– Да, именно таков был замысел, – осклабился Барт.
– Господи спаси! – только и сказал Конрад. Фейт, прекрасно слышавшая этот громогласный разговор, покраснела от ярости, но, поскольку она знала, что с близнецами говорить бесполезно, она попыталась отвлечь себя тем, чтобы послушать беседу Клары с Майрой.
– Должна заметить, и в настоящее время в этом доме более чем достаточно людей, – заметила Вивьен, забирая от своего Юджина пустую чашку и протягивая ее Кларе под чай.
– Спасибо, мышка моя, – пробормотал Юджин. – Только молока поменьше, тетя Клара, будьте так любезны... Ингрэм, нельзя ли было бы попросить тебя немножечко отодвинуться, чтобы не загораживать мне огонь... Я сегодня с утра чувствую себя безумно озябшим и боюсь, как бы мне не схватить простуду...
– Юджин?! Что я слышу? Ты мне ничего не говорил о своем нездоровье! – взволнованно заговорила Вивьен. – Но ты себя чувствуешь не слишком плохо, надеюсь? Конечно, я видела, что ты выглядишь сегодня неважно, но я отнесла это на счет бессонной ночи, которую ты провел... Ингрэм, пожалуйста, отсядь чуть подальше от камина. Ты же загораживаешь от Юджина тепло!
– Черт побери этого Юджина и его долбаную простуду! – беззлобно ругнулся Ингрэм, вставая со своего кресла и переходя поближе к столу. Там он шлепнул по руке Барта с грубым окриком:
– Хватит лопать сладкое, мерзкий обжора! – после чего отобрал у того очередную оладью и сунул себе в рот.
– Юджин, милый, но мне кажется, ты и сейчас сидишь на сквозняке! – в ужасе простонала Вивьен, ста раясь абстрагироваться от происходящего вокруг.
– О да, крошка, но трудно сидеть не на сквозняке в этой ужасной проходной и продувной комнате, – с философской грустью отвечал Юджин.
– Я думаю, надо послать кого-нибудь за теплой шалью! – хохотнул Барт. – А может быть, принести Юджину еще и грелку для ног?
– О нет, мой маленький братишка, – ответил ему Юджин, совершенно, казалось, не задетый этим тяжеловесным юморком. – Но я думаю, что если бы кто-нибудь очень добрый, например ты, отодвинул бы этот экран у камина, то мне, а также всем в этой комнате – хотя это уже не столь важно – стало бы немного уютнее.
– Ах ты черт! – восхитился Барт. – Откуда столько нахальства!? Чтобы я стал поднимать для тебя эту громадину!
– Ну ты если не сделаешь этого, сделаю я! – воскликнула Вивьен, ставя на стол чайник и бросаясь к массивному многослойному металлическому экрану.
– Ладно, ладно, не надо глупить, надорветесь! – сказал Барт, вскакивая с места и пытаясь ей помочь. – Ну где, где ты хочешь, чтобы она стояла, эта чертова штуковина?
– Прямо здесь, правее от моего кресла! – указал Юджин без малейшего смущения от суматохи, которая возникла вокруг из-за его капризов.
– Ну вот... Так оно гораздо лучше... Вот видишь, Барт, я говорил, что все-таки заставлю тебя сдвинуть ее, и я был прав....
– Если бы ты не был таким ужасным лентяем, ты не позволил бы Вивьен в одиночку передвигать тяжелые веши! – гневно заявил Барт, возвращаясь на свое место рядом с Ингрэмом.
– О да, но мне вдруг пришло в голову, что твоя галантность не позволит тебе смотреть на все это равнодушно! – рассмеялся Юджин. – Конечно, я не стал бы рисковать с Коном или Ингрэмом, но насчет тебя я всегда знал, что у тебя нежная душа, мой милый! Но раз ты был так ЛЮБЕЗЕН, я сообщу тебе еще кое-что, от чего твои переживания по поводу прибытия Клея покажутся сущим пустяком... К нам скоро вернется еще и Обри!
– Что?! – взвизгнул Барт.
– Да нет, он не приедет, – сказал Конрад тоном большого знатока. – Ему здесь не место, он сам это отлично знает.
– Да брось ты! – отмахнулся Барт. – Он наверняка опять проигрался... Он все у меня перебьет... Папаша всегда его почему-то жаловал...
– Не надо паники! – продолжал спокойно Конрад. – Я готов побиться с тобой об заклад, что он не приедет.
– Ты кретин, каких мало! Он будет вынужден приехать на день рождения старика! – сказал Барт. – Даже такой негодяй, как Обри, не посмеет забыть об этом... И если он снова проигрался, я не знаю, что я сделаю... Ах, Раймонд, скажи ты, неужели все это правда?! И Обри к нам действительно заявится?
Раймонд, который только что вошел в комнату, спокойно заметил на это:
– Нет, если у меня найдется кое-что сказать отцу по этому поводу...
– Но ведь ты же ни черта не скажешь! – хохотнул Ингрэм саркастически.
И тут вмешался Барт:
– Послушай, Раймонд! Скажи наконец прямо, что ты думаешь. Не можешь ведь ты допустить, чтобы здесь у нас появился Обри и начал своим мерзким языком развращать наши юные души! Не обо мне, хотя бы о Коне подумай!
Это страстное замечание вызвало взрыв хохота. Единственным, у кого на лице сохранялась скучная мина, был Раймонд. Он неторопливо подошел к чайному столу и стал ждать, пока тетушка Клара нальет ему чашку.
– Ну да, старику только и осталось вызвать домой еще и Клея для полного комплекта – с мягкой грустью высказался Юджин. – Какой у нас сегодня, однако, получился знаменательный денек, нечего сказать...
– Да-а, вот тебе раз, а вот тебе два! – сказал Конрад, отрезая себе огромный кусок пирога. – А неплохо бы услышать еще и мнение Вивьен. И вообще всей той массы людей, которые живут в нашем доме...
– Ты не беспокойся об их числе! Мы всех способны прокормить! – хладнокровно заверил его Раймонд.
– А за каждый прожитый здесь день они нам очень благодарны!
Вивьен густо покраснела, а Юджин, как бы невзначай, спросил:
– Это что, в мой огород камешки?
– Вероятно, – бесцветным голосом отвечал Раймонд.
– Ага, ну теперь, по крайней мере, мы знаем, чего нам ожидать! – нехорошим смехом засмеялся Ингрэм.
– Раймонд всегда так нежен, заботлив к своим родным и даже немножко перехлестывает со своими братскими чувствами...
Раймонд тихо помешивал ложечкой сахар в чашке, не глядя на Ингрэма. Его губы искривились, словно он что-то хотел сказать, но сдержался...
Барт, отрезая себе от пирога здоровенный кусок, громогласно спросил:
– Слушай, Рай, а может быть, ты намерен всех нас выгнать вон, когда старик помрет?
Раймонд на секунду нахмурился, словно от боли, а потом так же спокойно сказал:
– Наоборот, старик завещает все тебе, если ты только будешь вести себя без дураков...
– Не знаю, на что ты намекаешь, – проговорил Барт, густо краснея. – Но я и сам хотел бы, чтобы старик поторопился со своим завещанием, потому что...
Глаза Ингрэма бегали от Раймонда к Барту.
– Черт вас возьми! – воскликнул он. – О чем это вы? И что это ты такое говоришь, маленький Барт?
– Ничего. Это тебя не касается.
– Ага, ЛЮБОВЬ! – пробормотал Юджин. – Мечты молодости...
– Ну да! Как одно связано с другим? При чем тут любовь и наследство?.. – в сомнении заметил ему в ответ Ингрэм, совершенно расстроенный...
Но в этот интересный момент Ингрэма отвлекла его жена Майра, которая спросила, как он относится к высказыванию их кузнеца о том, что их дети лучше научатся езде верхом на лошади, если будут терпеть боль и падать на скаку. В связи с этим она начала развивать тезис о неспособности Бертрама и Рудольфа сколько-нибудь продолжительно выносить страдание, и этот слюнявый разговор так нехорошо подействовал на Барта, что тот попросту вышел из комнаты.
Барт нашел свою Лавли в одном из коридоров; девушка стояла лицом к окну и разглядывала садик, посаженный тетушкой Кларой... Заслышав его шаги, она повернула к нему лицо и улыбнулась всепозволяющей улыбкой... Он схватил ее без особых церемоний и повлек прочь...
– О Господи, как давно я не видела тебя... – простонала она томно...
Она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы своими раскрытыми губами... Потом проговорила грудным, страстным голосом:
– Сегодня!..
– Но только на пару минут!
– Нет, на полчаса...
– О Боже! Я не могу так! Нет уж, лучше зайди сейчас в классную комнату...
Он прошел с ней туда и потом одним ударом каблука захлопнул за собой дверь... Сперва они просто целовались, потом она, как бы ослабнув, опустилась на старинную софу... Но ее нежные ручки лежали на его груди и не позволяли приблизиться вплотную, к чему Барт так стремился... Она, слегка прикрыв глаза, расслабленно повторяла:
– Не сейчас, Барт... Только не сейчас... Нет... Барт совсем сошел с ума после этих слов.
– Ты маленькая чертовка, я теперь вовсе не верю, что ты меня хоть немного любишь! – заявил он, задыхаясь.
– Ах, меня так легко обмануть такому джентльмену, как ты... – она то ли горько смеялась, то ли сладко плакала, не понять... – Ты меня обманешь...
Он схватил ее и бросил на себя, так, что ее голова оказалась у него на коленях.
– Я женюсь на тебе, Лавли! Клянусь тебе! Я женюсь на тебе!
Она, не делая ни малейших попыток высвободиться из его объятий, произнесла все так же горько:
– О нет, нет... Это вряд ли будет...
Его рука, ласкавшая бедро девушки сквозь тонкое сукно, вдруг напряглась, коснувшись чего-то сокровенного...
– Лавли, я схожу с ума... Ну давай же...
– О нет, мы должны быть терпеливыми! – отвечала она. – Барт, любовь моя, дай мне сесть нормально и остаться приличной девушкой... Нет, нет, нам нужно быть осторожными...
Он освободил ее из своих объятий, и она сразу стала приводить в порядок свои растрепанные волосы и платье...
– Черт побери! Я в конце концов сам себе хозяин, и я сделаю то, что решил! И если даже папаша не оставит мне ферму Треллик, я смогу и сам заработать себе на жизнь! Я способен на это, в отличие от моих слабосильных братьев!
Она тонко улыбнулась:
– Надо еще поискать того, кто захочет нанять тебя на работу, милый... С твоим диким нравом, с твоими амбициями, со всей той кашей, что у тебя в голове... Мы небогато будем жить, думаю, даже если ты получишь эту ферму...
Он оскалился:
– Нет, брось, ты ничего не знаешь! Я чертовски нужен Раймонду. Он наймет меня для работы на конезаводе, вот увидишь.
– Нет, милый, это не так. Попробуй только рассказать своему братцу Раймонду, что ты собираешься жениться на Лавли Трюитьен, и увидишь, что за этим последует... Но более того, он ничего и не может сделать для нас, даже если бы хотел, пока твой папаша жив...
– Ну ладно, так или сяк, я могу устроиться работать тренером верховой езды сам по себе.
– И все равно тебе на первое время нужны будут деньги, милый! А если ты вступишь во владение Трелликом со всеми его долгами, то будь уверен, тебе еще не один месяц придется с ними расплачиваться...
– Да, но я не стану ждать!
Она глубоко и прочувствованно вздохнула.
– Почему бы тебе, Барт, не пойти по тому пути, который тебе прочит отец? Это было бы проще для тебя...
– Послушай, я и без того просто болею, ловя тебя по закоулкам, так что и вправду лучше бы мне отдаться воле отца и больше ничего не желать! Вот лафа бы настала! Но только он много болтает, да мало что для меня делает...
– Подожди! – оборвала его Лавли. – Мало ли еще что случится, милый, и во всяком случае, сейчас не самый подходящий момент говорить ему неприятные вещи... Он теперь, вероятно, влезет в долги после получения того письма от Обри, о котором мне сказал мой дядя... Так подожди же, любовь моя!
– Не знаю... Мне кажется, ты просто не хочешь выйти за меня! – мрачно заметил Барт.
Она склонилась к нему, приникла к его груди, и ее ручка крепко сжала его руку...
– Нет, мой милый, мой дорогой, я решила выйти за тебя, и ты об этом знаешь... И ты знаешь, что я буду тебе хорошей женой, хоть я и не из твоего круга... Но знай, что никто из твоих братьев, а прежде всего твой отец, не позволят тебе жениться на мне – это уж точно! Но мы должны понимать их. И вести себя соответственно. Если они раскусят нас раньше времени, то просто заставят меня уехать, а ты даже не сумеешь меня проводить – вот так!
Он захохотал, хотя в глубине души не был уверен, что ему все удастся, как он задумал.
– Неужели ты, крошка, думаешь, что кто-нибудь из них способен меня удержать? И вообще, что я позволю себя удержать кому-нибудь?
– Да, я думаю, что Конрад на это способен! – настаивала она. – Мне кажется, он только и хочет, что моей смерти!
– Что за ерунда? – переспросил Барт. – Ты сошла с ума, милочка! Ведь Кон мой близнец!
– Но ему тоже не чужда ревность! – заявила Лавли с некоторым кокетством.
Но Барт только захохотал в ответ. Он считал, что если Конрад и мрачен, то это только от несварения желудка. И когда Лавли заметила, что Конрад может сообщить о своих сомнительных наблюдениях старику Пенхоллоу, Барт сразу же ответил:
– Нет, это исключено. Даже Юджин этого не сделает...
Ее пальцы переплелись с его...
– Да, но ведь это может сделать Джимми...
– Что?! – взревел он.
– Ах, тише, тише, милый, нас ведь могут подслушивать горничные! Нет, конечно, Джимми не станет разносить сплетни, не думаю... Хотя это ничего ему и не стоит.
– Я убью негодяя, если только обнаружу, что он сплетничает обо мне! – мрачно пообещал Барт. – Ишь ты, он будет рассказывать обо мне моему отцу! Много чести! Не бойся, милая, он не станет совать нос в мои дела! Не посмеет.
– Нет, он может причинить тебе большие неприятности... – простонала тихо Лавли.
– А какого черта, скажи на милость?
Она не смогла бы объяснить ему словами свои смутные догадки, даже если бы у нее под рукой был весь огромный шекспировский словарь. Эти предчувствия не могли быть высказаны вслух, да и не было у Барта ни малейшего уважения к примитивному уму Джимми. Но насторожило его вдруг другое.
– А ты сама ему ничего не рассказывала? – тревожно спросил он.
Она соврала. Она не могла сказать Барту о том, что в минутном приступе заносчивости она похвасталась Джимми Ублюдку, что скоро выйдет замуж за сына Пенхоллоу. Она очень боялась припадков гнева у вспыльчивого Барта. Гнев у Барта обычно быстро проходил, но за это время он иногда успевал совершить непоправимые поступки, которых никогда не сделал бы в нормальном состоянии.
– Нет, нет, Барт, но ведь Джимми – такой мерзкий проныра и доносчик! В этом доме ничего не делается без того, чтобы он не пронюхал об этом!
– Ладно, меня не интересуют ни Джимми, ни еще кто-нибудь! – заявил Барт. – Я тебя хочу и добьюсь тебя, понятно?
– Сумей получить Треллик, а дальше вряд ли кто-нибудь сможет тебя остановить... – шептала Лавли. – А иначе я вряд ли смогу выйти за тебя, милый...
Ее ласковый тон смягчил смысл ее слов. Но Барт не заметил того, что в сущности она предлагала ему определенного рода сделку. Он не был так чувствителен, как она, которую все обстоятельства жизни подталкивали к выработке осторожности и опасливости души...
– Ладно, я постараюсь убедить старика... Но если он даже не согласится... – пробормотал Барт, но она мягко прервала его:
– Тогда нам придется подумать о чем-нибудь другом.
Его объятия стали крепче. Он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в ее глаза.
– Нет никакой разницы! – сказал он раздельно и жестко. – И ни о чем другом я думать не собираюсь. А вот ты, крошка? Ты бросишь меня, если только отец откажет мне, не правда ли? Уверен, теперь я уверен в этом!
Ее губы снова слегка приоткрылись, приглашая его к поцелую, однако Барт не двигался, глядя ей в глаза нехорошим взглядом.
– Не будь же таким глупеньким! – томно вздохнула Лавли. – Ведь я люблю тебя больше жизни, милый... У меня никого и никогда не будет в жизни, кроме тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32