Он кинулся к другим шкафам, но во всех ящиках там, судя по первому взгляду, была только одежда, да еще – изредка – попадались маникюрные наборы и бритвенные лезвия... Он захлопнул ящики. Раймонд не думал, что отец мог бы запрятать такой документ куда-нибудь в отдельный тайник, и стал склоняться к тому, что тот просто водил его за нос...
Он развернулся и пошел к дверям, и в тот же момент они распахнулись; вошел Рубен.
– Я нашел младшего садовника и послал его в деревню за Лифтоном, – сказал он, шмыгая носом. – Но думаю, теперь Хозяину не поможет ни Лифтон, ни еще кто...
– Понятное дело. Надо, чтобы кто-нибудь сообщил миссис Пенхоллоу. Я пойду наверх, оденусь поприличнее. Пошли ко мне горничную с горячей водой – мне надо побриться. И никого не впускай в комнату до прихода Лифтона.
– Я останусь с ним, конечно, – дрожащим голосом сказал Рубен. – Конечно, вам и миссис Пенхоллоу наплевать, но мой долг – быть здесь! Я его не оставлял при жизни, не оставлю и теперь, вот так-то!
– Поступай как знаешь. Ты поднял с постели Джимми? Где эта свинья?
– Джимми?! – с презрением переспросил Рубен. – Да эта скотина и не придет, как часто не приходил по целым дням! Это уж не впервой!
– Думаю, что бросаться на Джимми ты скоро прекратишь! – мрачно заметил Раймонд.
Поднимаясь к себе в комнату, он вдруг вспомнил, какое внимание было на любопытном лице Джимми в тот момент, когда он прислушивался к их с отцом разговору, и вдруг ощутил страшную тревогу; словно кто-то сжал ему ледяной рукой желудок и не отпускал... Если Джимми знает всю правду, то для него, Раймонда, не будет спокойной жизни, нет... Что с ним делать? Подкупить его? Послать его в колониальные страны? Нет уж, самое надежное – это убрать маленького негодяя. Раймонд воочию представлял себе, как он годами будет находиться под гнетом постоянных вымогательств со стороны Джимми, в постоянном страхе. Внезапная смерть отца, которая могла на первый взгляд показаться очень выгодной ему, повергла его в состояние ужаса...
Да ведь, кроме того, была еще и Марта. Раймонд поражался ее страстным переживаниям по поводу смерти Пенхоллоу, и думал, что при такой преданности никакая взятка не поможет, и все будет зависеть от того, что перед смертью говорил ей Пенхоллоу...
Он зашел к себе, и вскоре же к нему постучалась горничная с кувшином горячей воды. Это была Лавли, одна из наиболее заинтересованных в смерти Пенхоллоу персон, но Раймонд не обнаружил на ее лице следов каких-то особенных страстей, разве что девушка была немного бледнее обычного.
– Я вам принесла воды для бритья, – сказала она спокойно. – Кажется, произошло несчастье...
– Что доктор – приехал? – спросил Раймонд.
– Нет, сэр! – отвечала она, ставя парующий кувшин на мраморный умывальник и накрывая его полотенцем.
– Пусть Рубен сообщит мне, как только приедет доктор. Твоя хозяйка знает, что случилось?
– Она еще спит, мистер Раймонд. Если можно, я скажу ей обо всем, когда подам ей утренний чай, с вашего позволения, сэр.
– Нет, лучше прямо сейчас. И миссис Гастингс тоже надо как-нибудь об этом сообщить.
– Миссис Гастингс встала очень рано. Она ушла в конюшню! – заметила Лавли, направляясь к дверям. – Кстати, и Барт также...
Раймонд заметил, что наглая девчонка опустила «мистер» перед именем Барта. Но он ничего не сказал и принялся бриться.
Потом в зеркале за своей спиной он увидел вошедшего Юджина. Вот уж кто не рад был смерти отца – для Юджина это значило только неприятности и полную перемену привычного образа жизни, чего он терпеть не мог. Юджин все еще был в пижаме и небрит, и его подбородок был иссиня-черным, странным...
– Рай, неужели это правда? – спросил Юджин.
– Бог ты мой, ты же знаешь, что это правда! – в сердцах сказал Раймонд.
– Да, да, Вивьен мне рассказала, но мне так трудно в это поверить! Это кажется просто невозможным! Когда это случилось? Ты что-нибудь знаешь?
– Ничего. Он мертв, вот и все. Юджин зябко передернул плечами.
– Ты можешь опустить детали... – Потом он испытующе взглянул на Раймонда и чуть улыбнулся уголками губ: – А ведь признайся, ты ведь ждал этого, правда? Если так, поздравляю тебя!
Раймонд вытер с лица остатки мыла полотенцем:
– Что ж, спасибо на добром слове.
– Это, вероятно, очень важный день в твоей жизни! – продекламировал Юджин. – Надеюсь, от меня не требуется делать ничего особенного по данному поводу?
– О чем это ты?
– Да так, ничего. Просто я не хотел бы спускаться к общему завтраку. Я очень плохо спал, хочу еще побыть у себя в спальне.
– А ты не слышал ничего ночью?
– Если бы я слышал, я спустился бы! – лаконично заметил Юджин и вышел.
И тут же в комнату к Раймонду ворвался задыхающийся Барт.
– Рай! – закричал он шепотом. – Неужели папаша умер?!
– О да, – заметил Раймонд, застегивая рубашку. – Словно прямо во сне скончался, такое впечатление. Я жду Лифтона.
– Тут у дома стоит машина доктора Рэйма. Но как, когда, кто нашел его?! Кто был с ним?
Раймонд поправил галстук и одернул плащ.
– С ним никого не было. Марта обнаружила, что он мертв, этим утром. Извини, мне нужно идти. Ты говоришь, внизу стоит машина Рэйма?
Тут снова в комнату проникла Лавли:
– Мистер Раймонд, приехал доктор. У доктора Лифтона грипп, и поэтому прибыл доктор Рэйм. Мне кажется, что было бы неплохо, если бы он уделил внимание и миссис Пенхоллоу, после того как сделает все, что надо, внизу... Я боюсь, что миссис Пенхоллоу будет просто в шоке.
– Если миссис Пенхоллоу потребуется врач, я думаю, она сама незамедлительно оповестит об этом всех! – язвительно заметил Раймонд, выходя из комнаты.
Лавли проговорила негромко:
– Барт, милый, я принесу тебе чаю, если хочешь...
– Нет, – он помотал головой... – Что ты, какой тут чай... Знаешь, я ночью проклинал его – папашу... И это я...
Он чуть не плакал.
Лавли положила Барту ладошку на грудь, ничуть не стесняясь онемевшего Юджина.
– Милый Барт, но ведь твои проклятия не могли принести ему никакого вреда, не так ли? – сказала она нежным голоском. – А ты был ему хорошим сыном, все это знают!..
– Ох нет, не был! Не знаю, просто не верю... Я не хотел его смерти, черт возьми, не хотел! Я надеялся и ждал, чтобы он – живой! – благословил нас...
Голос Барта колебался между нервным смехом и рыданием. Он грубым движением ладони отер слезы с глаз и выбежал из комнаты...
– Боюсь, дорогая Лавли, что ты обнаружишь моего братишку Барта ГОРАЗДО более расстроенным этой смертью, чем тебе может показаться! – злобно заметил Юджин.
– Ну, естественно, он огорчен, – хладнокровно отвечала Лавли, поднимая с пола сорочку Раймонда и укладывая ее на место в гардероб. – Вы позволите, сэр?
Юджин посторонился, и Лавли выплыла из комнаты. Он посмотрел ей вслед, потрясенный ее самообладанием, а Лавли преспокойно прошла на кухню забрать поднос с завтраком для своей хозяйки.
Прошлым вечером Фейт впервые за долгое время заснула без помощи снотворного. Она удалилась ко сну сразу вслед за тем, как Пенхоллоу в кресле прикатили в Длинный зал, и проспала всю ночь очень хорошо. Даже головная боль, которую она уже привыкла считать неотъемлемой частью себя, не мучила ее в эту ночь. Перед сном она с легким зевком сказала Лавли, что так на нее, вероятно, подействовал аспирин и что она чувствует себя просто превосходно. На лице у нее появилось выражение глубокого покоя и довольства. Она была усталой, это верно, но без того нервного зуда во всех членах, что не давал ей подолгу уснуть. Сейчас она просто положила голову на подушку, и веки словно закрылись сами собой... Во сне она видела – нет, вовсе не своего мужа... – а маленькую квартирку в Лондоне, где они станут жить с Клеем...
Лавли раздернула гардины в ее спальне, и Фейт открыла глаза.
– Господи, как же хорошо я выспалась! – промурлыкала Фейт.
Лавли подошла к ее постели с халатиком в руках, и Фейт спросила служанку, который час. Лавли ответила, что сейчас половина девятого, и Фейт, просовывая руки в рукава халата, благодушно удивилась:
– Как поздно, однако! Не стоило тебе позволять мне столько спать, милая!
Лавли налила ей в чашку чай.
– Конечно, мэм, я знаю, но вы так крепко спали, что я пожалела вас будить. Видите ли, мэм, увы, вам предстоит узнать неприятные известия...
Фейт мгновенно вспомнила о том, что сделала вчера, и издала непроизвольный вскрик. На ее воспаленные нервы этот поступок оказал столь странное успокаивающее действие, что она почти забыла о вчерашнем! Но теперь, когда ее покинуло то почти сомнамбулическое состояние, в котором она совершила вчера поход в комнату к мужу, ей показалось все это страшным... Страшным и неестественным настолько, что она готова была поклясться, что сделала все это в забытьи...
– Неприятные известия? Какие же? – спросила она у Лавли, сжимая руки.
– Хозяин, мэм...
Значит, ей удалось это сделать. Фейт судорожно сглотнула. На лице у Лавли застыло удивленно-испуганное выражение...
– Хозяин скончался, мэм.
Фейт издала звук, не слишком напоминавший рыдание, и сразу же спрятала лицо в ладонях:
– О нет, нет, нет...
Лавли обняла ее и прижала к своей мягкой, теплой груди:
– Ничего не поделаешь, мэм, крепитесь... Он умер во сне, без страданий... Я думаю, всякий хотел бы умереть именно так, раз уж мы все смертны...
Фейт зарыдала, но не от горя и даже не от жалости – нет, она рыдала о том, что кратковременное затмение превратило ее в убийцу, и еще – от огромного чувства облегчения... Лавли гладила ее по голове и утешала как могла. Наконец она вытерла лицо, а служанка уговорила ее выпить чашечку чая, чтобы прийти в себя.
Она с трудом глотала чай между спазмами сдерживаемых рыданий, когда вошла Вивьен.
– О, Вивьен! – только и высказала Фейт.
Вивьен не была способна понять, как можно рыдать над тем, от чего следует только прыгать от радости. Поэтому она сказала довольно резко:
– У вас нет причин так убиваться. Всем известно, в каком жалком состоянии вы пребывали столько лет.
– О нет, нет, не надо так говорить! – взмолилась Фейт.
– Ну что ж, извините, но я не смогла бы сказать, что мне его жаль. Язык не повернется. Мне кажется, это самое восхитительное событие, которое когда-либо случалось в этом доме!
Фейт, конечно, была несколько шокирована этой речью, но, с другой стороны, она не способна была принимать голую правду и считать себя убийцей; соображение о том, что смерть Пенхоллоу всех освободила, стало для нее крайне важным. Фейт тут же начала думать о себе как о благодетельнице. Тем более, и Лавли нашептывала ей на ухо успокоительные вещи, говоря о невыносимости характера Хозяина, о самодурстве, и Фейт быстро освоилась со своим новым положением. В глубине души она заменяла слова УБИЙСТВО и ОТРАВЛЕНИЕ другими, более благозвучными синонимами и стала думать о себе и совершенном преступлении просто возвышенно.
– Ну что вы, что вы! – притворно возмутилась Лавли. – Разве можно говорить такое вдове? Когда в доме еще лежит тело Хозяина?..
И повернулась к Фейт, не обратив ни малейшего внимания на гневный румянец, зажегшийся на щеках Вивьен.
– Ах, Лавли, мне так ужасно, я просто не знаю, что делать! – простонала Фейт, слегка жеманясь.
– Так-так, но вы, надеюсь, не перестанете умываться только потому, что в доме появился покойник? – едко заметила Вивьен.
Эта мысль показалась Фейт очень странной, и она слегка заволновалась:
– Я? О, я не знаю... Впрочем, как это принято... Ну что ж, Лавли, ты приготовишь мне ванну, как обычно?
– Ну конечно, дорогая, – улыбнулась ей Лавли. – А после ванны вы снова ляжете в постельку, и я принесу вам завтрак. Вам станет много лучше, уверяю вас.
– Ох нет! – простонала Фейт. – Мне кусок в рот не лезет... И не надо меня просить. Наверно, мне надо спуститься вниз, не так ли? Я просто не знаю, что думать, что делать...
– Лучше полежите немножко спокойно! – посоветовала Лавли. – Там, внизу, сейчас доктор, и я думаю позвать его к вам – может быть, он даст вам чего-нибудь от нервов. Это доктор Рэйм. У Лифтона грипп, и он не мог приехать.
– Нет-нет, не надо, мне доктор не нужен, тем более этот Рэйм! – возразила Фейт. – Разве что надо спросить его про Адама... Неужели это мне предстоит? Я не вынесу таких ужасных разговоров! Но мне, вероятно, все же надо это сделать...
– Если вы не хотите видеть доктора, у вас нет особых причин с ним встречаться! – заметила Вивьен. – Там сейчас Раймонд, и вы вряд ли скажете доктору что-нибудь новенькое. Этого давно уже следовало ожидать. Ведь Лифтон предупреждал об опасности, не так ли?
– Да-да, верно! И Чармиэн, которая давно его не видела, заметила в нем перемену...
– Мэм, вот только Раймонд просил вас сообщить ему, будете вы встречаться с доктором или нет. Что мне сказать?
– Нет. Доктора мне не надо. Но если он хочет сам со мной поговорить, я готова. Ты сделаешь мне ванну наконец, Лавли?
– Конечно, мэм, не беспокойтесь! – улыбнулась Лавли.
Вивьен еще осталась, намереваясь всласть поговорить о причинах и следствиях смерти Пенхоллоу, но Фейт сразу же оборвала ее, простонав, что неспособна переносить подобные беседы. Вивьен презрительно ее оглядела и вышла.
В столовой собралось несколько домочадцев, которые нехотя завтракали. Как всегда, Клара разливала чай и кофе, то и дело сморкаясь в свой вечный затерзанный платочек... Тем же платочком она вытирала глаза. Конрад с отвращением поедал яичницу с беконом. Обри, которого, казалось, не слишком огорчили последние события, аккуратно намазывал мармелад на тоненький кусочек тоста. Барт так и не притронулся к пище и меланхолически помешивал ложечкой кофе в чашке, уставясь в стол. Не было Раймонда и Чармиэн. На вопрос Вивьен, где они, Клара пробурчала, что они вместе с доктором все еще в спальне у Пенхоллоу.
Вивьен положила себе в тарелку рыбы и села за стол. Конрад, задумчиво подняв глаза к потолку, сказал в пространство:
– Ну, сегодня я, конечно, не пойду на работу... Никто не стал ему противоречить, тем более что на работу Конрад отправлялся не чаще раза в неделю. Вивьен едко сказала:
– Что можно делать столько времени в спальне? По-моему, машина доктора стоит у ворот уже часа два. Чем он у нас занимается?
– Дорогая, стоит ли вдаваться в эти подробности? – сладеньким голосом заметил Обри. – Конечно, я восхищаюсь вашей силой воли, которая не позволила вам предаваться переживаниям, но смею заметить, что в нашей семье кое-кто все же немного расстроен...
– Но уж не ты! – поднял на него красные глаза Барт.
– Дорогой мой, меня просто потряс этот голос Марты сегодня утром – невероятно потряс! Нет, не то что я убит смертью отца, пожалуй, нет. В последнее время он выказывал очень, очень тревожное намерение вмешаться в мою прекрасно налаженную жизнь, так что его смерть я могу в некотором смысле считать избавлением от грозившей мне опасности!
– Хорошо, что хоть у одного из вас нашлось смелости сказать правду! – сказала Вивьен.
– Не могли бы вы попридержать за зубами ваши чертовы мысли! – гневно сказал Барт и посмотрел на Вивьен. – Мы все знаем, что вы думали о нашем отце!
– Ладно-ладно, Барт, не распаляйся, – попросила Клара. – Не надо новых ссор. Смею сказать, он действительно был старик с причудами, но теперь, когда он умер, я просто не знаю, как мы станем жить без него... Тревелин станет совсем другой без этого старого задиры... – она промокнула глаза платочком. – Я вот плачу, а почему – и сама не знаю. Ведь он так много меня обижал при жизни, а все равно я плачу... Да, а был ли кто-нибудь у Фейт?
– Я видела ее, – сказала Вивьен. – В настоящий момент она принимает ванну.
– Она сильно убита? – спросил Конрад. Вивьен хмыкнула:
– Во всяком случае, выглядит она именно так. Терпеть не могу этого ханжества, когда не могут удержаться от «приличных случаю» рыданий, – а ведь умер человек, который безжалостно тиранил ее и которого она ненавидела!
– Нет уж, это слишком! – оборвал ее Конрад. – Конечно, отец бывал с ней ужасно груб, это верно, но вот уж нельзя сказать, чтобы она его ненавидела! Нет, я думаю, она очень переживает!
– Ее вид тебя вполне удовлетворит, в таком случае, – холодно сказала Вивьен. – Она ведет себя в точности так, как в книжках описываются приличные вдовы!
В столовую вошел Клей.
– Неужели это случилось? – ошарашенно обратился он к присутствующим. – Я сегодня проспал, встал поздно и услышал весть об этом от горничной. Я просто не могу поверить!
– Если ты о смерти отца, то да, он умер! – резко сказал Конрад. – Так что ты можешь подняться к себе и сменить этот пёстрый пуловер на что-нибудь более пристойное для траура!
– Да-да, конечно, я же не знал, что такое дело, а то бы ни за что не надел его! Я сменю его после завтрака... – засуетился Клей. – Я просто никак не могу поверить! Но как это случилось? Когда?
– Какая тебе, к черту, разница, когда и как! – рявкнул Барт, наливаясь злобой. – По твоей морде ясно видно, как ты рад этому! Вот и радуйся!
– Н-нет, я, к-конечно, совсем не рад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32