Последующие два месяца Коннор провел в городе. Он вплотную занялся давно требовавшим ремонта особняком, а также своими кораблями и торговыми складами, хотя с наступлением зимы деловая активность обычно замирала, так как суда вынуждены были простаивать в замерзшей гавани.
Таким образом, у Коннора оставалось все больше и больше свободного времени, и от этого жизнь его становилась все более несносной. Перед отъездом он строго-настрого приказал Джейми писать как можно чаще и держать его в курсе всего, что происходит с его женой и остальными членами клана. Однако из-за жесточайших зимних бурь до Эдинбурга дошло всего одно послание, и Коннор так и не смог узнать, удалось ли Джейми выдворить из замка родственников, или у Джеммы все еще оставалась неограниченная возможность откалывать перед ними новые штучки. При мысли об этом Коннор всякий раз приходил в бешенство. Его терзала бессонница, он стал много пить, он метался по своему роскошному дому, словно хищник по тесной клетке.
Миновал Мартынов день, и кончился предрождественский пост. Город уже начал готовиться к Рождеству, и вот наконец Коннор получил долгожданное письмо. Он не имел ни малейшего представления о том, через сколько рук оно прошло и каким чудом вообще достигло адресата. Его это не волновало. Все, что имело для него значение, — это новости, заключенные в этом письме, и что печать на конверте осталась целой.
Позаботившись о том, чтобы замерзший посыльный устроился греться у кухонной печи, Коннор помчался к себе в кабинет и плотно затворил за собою дверь. Уже наступили ранние зимние сумерки, и ему пришлось зажечь свечу. Он развернул истрепанные страницы.
Почерк у Джейми и так был неразборчивым, а тут еще и чернила во многих местах расплылись от попадавших на конверт дождя и снега. Тем не менее для Коннора не представило особого труда разобраться, что в Гленаррисе все в порядке. Про его родню не упоминалось вовсе, из чего Коннор заключил, что скорее всего клан убрался оттуда уже давно, просто письмо, в котором об этом сообщалось, так и не достигло Эдинбурга.
Далее Джейми писал, что госпожа Джемма чувствует себя хорошо, что она уже оправилась от случившейся у нее недавно легкой лихорадки и что как только поднялась с постели, приступила к составлению планов касательно дня Святого Стефана, на празднование которого она, согласно давней традиции лэйрдов Гленарриса намерена пригласить всех подвластных ему крестьян. В приготовлениях к такому значительному торжеству участвует вся замковая челядь.
— Боже правый! — вырвалось у него. — Она что, совсем рехнулась? — И Коннор нетерпеливо стал читать дальше.
Джейми не рискнул прямо высказывать своего мнения по поводу этой затеи, равно как не упоминал и о том, что думают о ней остальные слуги, Для таких откровенных высказываний, да еще в письме к Коннору, он был слишком хорошо вышколен. Однако Коннору показалось, что он сумел уловить скрытое неодобрение Джейми в единственной фразе, что «судя по всему, все приглашенные решили непременно присутствовать. Госпожа Джемма явно решила превратить этот прием в самый замечательный спектакль».
Прочитав эти слова и без того с трудом сдерживавший себя Коннор буквально взорвался. Ведь после смерти его матери для крестьян Гленарриса никто никогда не устраивал праздников. Если Коннор правильно помнил, день Святого Стефана приходился на 28 декабря.
В его памяти возникла толпа бедно одетых чумазых ребятишек, толкавшихся в парадной зале замка. Он словно наяву увидел родителей этих детей, их дедушек и бабушек, жадно поглощавших угощение и изо всех сил выворачивавших шеи, чтобы получше рассмотреть величавую жену лэйрда, которая совершала парадный выход с главной лестницы, прежде чем спуститься к гостям, чтобы раздать подарки и сладости.
Парадный выход ?..
Коннор замер; гнев мгновенно сменила ужасная уверенность. О, он слишком хорошо запомнил последний парадный выход Джеммы на той же самой лестнице! В грязном растерзанном пледе Макджоувэнов, чумазая, с черной дырой на месте передних зубов, она сторицей воздала Коннору за все свои обиды, и к тому же на многие годы вперед обеспечила тему для разговоров всему клану Макджоувэнов.
Коннор ни минуты не сомневался, что на сей раз она намерена устроить точно такое же представление, только для его крестьян. Поскольку ее не видал никто, кроме Мэри и Калама Кованов, Коннор легко мог себе представить, с какой охотой эти простолюдины помчатся в замок, чтобы хоть одним глазком посмотреть на новую хозяйку Гленарриса, да к тому же англичанку.
А уж Джемма постарается встретить их как надо. Боже милостивый! Коннор был уверен, что она опять оскорбит цвета Макджоувэнов, измазав их навозом, и, вычернив зубы и напихав соломы в волосы, покажет всем присутствующим, что за красотку раздобыл их лэйрд! Мысль о предстоящем унижении перед своими же крестьянами была гораздо мучительнее, чем воспоминание о том, что вытворила Джемма перед его родней. Коннора просто бросало в пот при одном только предположении о том, что его выставят на посмешище перед мужчинами, женщинами и детьми, которые на протяжении веков трудились на земле лэйрдов Макджоувэнов и присягали им на верность.
Именно такой встряски Коннору и не хватало, чтобы вывести его из затянувшейся депрессии. В душе его бушевала буря гнева и оскорбленных чувств, которую он пытался все это время подавить с помощью выпивки и изнурительной работы. Черт побери, не может же он позволить Джемме и на сей раз обойтись с ним по-свински! Уж лучше он до конца дней заточит ее в самом глубоком подземелье своего замка!
— Томас! — взревел он, с грохотом распахнув дверь кабинета и вылетая в коридор. — Томас! А ну иди сюда, старая развалина!
Из дверей кухни как ошпаренный выскочил пожилой слуга.
— М-милорд? — пискнул он.
— Сейчас же упакуй мои вещи! — громыхнул Коннор. — И вели послать за Берти Маккензи. На рассвете мы отправляемся в Гленаррис.
Глава 28
Джемма проснулась от звона капели. Подскочив к окну и привстав на цыпочки, она выглянула наружу и увидела, что это тают сосульки, вот уже несколько недель украшавшие карнизы замка. Далеко внизу протекавший вдоль стен замка ручей взломал зимнюю наледь.
Радостно всплеснув руками, Джемма поспешила одеться. Вот уже несколько дней она с нетерпением ожидала этой оттепели, хотя и не без смущения должна была признаться, что так твердо верила в ее приход лишь потому, что ее предсказала прапрабабушка Фионы Рула Минка. Столь необычное имя и способность заглядывать в будущее достались ей в наследство от предков цыган, и Фиона ни на минуту не сомневалась в том, что все ее пророчества обязательно сбудутся.
Еще Фиона поведала Джемме, что в Гленаррисе все крестьяне побаиваются старой ведьмы, считая ее колдуньей — девочка и сама говорила про нее почтительным полушепотом. Заинтригованная Джемма не преминула вместе с Фионой навестить столь необычную даму, которая жила в горах, довольно далеко от деревни, в обществе кудлатой овчарки по имени Григорий. Поп нашел с Григорием общий язык с первых же минут знакомства, и Джемма с Минкой весело смеялись, глядя на то, как собаки кувыркаются в снегу.
Потом они долго пили чай и беседовали. Помимо всего прочего, была упомянута и погода, и вот тогда-то Минка заявила, что Джемме надобно ожидать большую оттепель перед самым Рождеством.
— Снег начнет таять, — говорила Минка, — и вода в реках подымется. Откроются все дороги, хотя и ненадолго. Вы хорошо выбрали время для праздника.
— Откуда ты знаешь, что я собираюсь устраивать праздник? — удивилась Джемма.
— Бабуля запросто может заглянуть в будущее, — вмешалась Фиона, возившаяся у очага с очередной порцией чая.
Джемма не сумела скрыть проступившего у нее на лице недоверия, и Минка, заметив это, усмехнулась.
— Я не гадаю на чайных листьях и кофейной гуще, как цыганка дитя мое. Я не гадаю на хрустальном шаре. Я не гадаю по линиям на руке, чтобы предсказывать горе или радость.
— Но тогда как же ты это делаешь? — спросила Джемма, не удержавшись от ответной улыбки.
— Поди сюда, дитя.
Джемма устроилась на низенькой скамеечке возле кресла Минки. Снаружи доносились яростные завывания ветра, но в маленьком домике было тепло и уютно. Поп с Григорием дремали возле огня, а Фиона гремела посудой, заваривая свежий чай.
Минка, такая же скрюченная и морщинистая, как Мод Макджоувэн, наклонилась вперед и взяла лицо Джеммы в ладони. В ее узловатых, изуродованных артритом пальцах чувствовалась неожиданная сила. Пронзительно посмотрев Джемме в глаза, она еле слышно произнесла:
— Подчас наше будущее написано в наших сердцах. Подчас его очень легко прочесть, только мало кто это замечает.
— Ты можешь прочесть что-нибудь в сердце у госпожи Джеммы, бабуля? — доверчиво спросила Фиона, подойдя к ней поближе.
— Горе, — немедленно ответила Минка. — И пустоту.
Джемма почувствовала, что краснеет. Ей стоило немалых усилий сидеть спокойно, не пытаясь вырваться из рук Минки.
— Есть одна старинная история; люди снова и снова пересказывают ее, — продолжала Минка, и ее темные, живые глаза не отпускали взгляда Джеммы. — Сказка, которую, возможно, слышала когда-то и ты, дитя. Сказка о прекрасной принцессе, которой пришлось выйти замуж за ужасного зеленого лягушонка.
— За лягушонка, бабуля? — хихикнула Фиона. Минка не обратила на нее внимания.
— Злые чары не могли быть разрушены, пока принцесса не поцелует лягушонка.
— И тогда он обратился в прекрасного принца, и они прожили долго и счастливо, — нетерпеливо закончила Джемма. — Да, я слышала эту сказку. — О, как больно было сознавать, что для нее самой эта сказка обернулась былью! Ведь она тоже поцеловала своего лягушонка, и он обратился прекрасным принцем — вот только оказалось, что внутри он остался таким же отвратительным, каким был когда-то снаружи.
Ну и какое же это предсказание будущего? Минка всего-навсего заглянула к Джемме в прошлое.
— Это еще только должно произойти, — настаивала Минка, но Джемма решила, что с нее довольно. Ей вовсе не улыбалось разразиться слезами перед Фионой лишь потому, что Фиониной бабуле взбрело в голову вспоминать древние сказки.
— По поводу этой оттепели… — произнесла она, мягко освобождаясь из рук старухи. — Ты говоришь, что снег растает настолько, что откроются дороги?
Минка опустила веки и безвольно уронила руки на колени. Она лишь молча кивнула в ответ.
Какое радостное известие! Джемме было гораздо приятнее думать о нем, нежели вступать в смешное препирательство со старой цыганкой. Вот уже несколько недель она уповала на перемену погоды, ведь все обитатели Гленарриса оказались отрезанными от остального мира ужасными морозами и снегопадами с того самого дня, когда Коннор уехал в Эдинбург. Их прогулка до хижины Минки заняла не менее двух часов, и они совершенно выбились из сил, пробиваясь через огромные снежные заносы на горных склонах…
— А можешь ты догадаться, почему госпожа Джемма так хочет, чтобы поскорее настала оттепель, бабуля? — заговорщически спросила Фиона.
Минка открыла глаза и с улыбкой взглянула на свою праправнучку:
— Почему бы тебе самой не сказать мне об этом, малышка?
— Тогда мужчины смогут пойти и срубить елку в лесу у лорда Коннора! Госпожа Джемма сказала, что на день Святого Стефана у нас нарядят самую настоящую рождественскую елку!
Сообщение Джеммы о том, что парадная зала в Гленаррисе будет украшена рождественской елью, было встречено с недоверием всеми, кроме Фионы — ведь она боготворила хозяйку и верила в нее. Все остальные втихомолку потешались над этим — тем паче что до сих пор здесь и слыхом не слыхали о таком обычае.
Джемма с ног сбилась, стараясь растолковать эту новость, ведь и в Англии ель к Рождеству стали наряжать совсем недавно — следом за принцем Альбертом, немецким супругом королевы Виктории. Неудивительно, что в Гленаррисе на Джемму смотрели как на помешанную. И не только челядь и крестьяне, но и те члены семейства Коннора, которых задержала в замке непогода.
На досуге Джемма как следует поразмыслила о том, что представляет из себя клан Макджоувэнов. Вообще-то говоря, большинство из них были славными людьми, и для Джеммы не составило большого труда найти с ними общий язык. Даже тетушка Шарлотта, эта темпераментная долгожительница, которая уступала пальму первенства одной лишь упорно цеплявшейся за земное существование Мод, в конце концов прониклась к Джемме расположением.
Предложение Джеммы всем желающим родственникам погостить в Гленаррисе до самого Рождества было встречено с горячим энтузиазмом. Все как один заявили, что вот уже много лет в Гленаррисе не видывали ничего подобного, а известие о том, что в празднике будут участвовать и крестьяне, у многих вызвало слезы умиления от ностальгических воспоминаний.
Они также простили Джемме ее возмутительную выходку в день их приезда в Гленаррис. Мод приложила все усилия, чтобы клан был посвящен в скандальные подробности женитьбы Коннора, после чего родня отвернулась от него и перенесла свое сочувствие на Джемму. Они даже не стали придавать значения тому, что Коннор был вождем клана, а она — англичанка, которую он ввел в семью без их ведома. Ей было недвусмысленно сказано, что они всячески намерены поддерживать ее — собственно говоря, именно поэтому большинство и решили остаться в Гленаррисе до Рождества.
И вот теперь, входя в столовую, Джемма не могла не почувствовать к ним благодарности за их участие. Хотя кое-кто не побоялся снегопада и холодов и решился вернуться домой, многие предпочли остаться. Одним из них был дядя Леопольд, последний из тринадцати детей Доротеи Макджоувэн, немецкой прапрабабушки Коннора. Несмотря на дряхлость и глухоту, дядя Леопольд с увлечением учил Джемму играть в шахматы и танцевать шотландские танцы. А как уморительно этот старый чудак перепирался с Мод — что случалось всякий раз, стоило парочке оказаться где-нибудь вместе.
Благодаря оттепели, предсказанной Рулой Минкой, им предстоит несколько чудесных дней.
Пока мужская прислуга рыскала по окрестностям в поисках подходящего рождественского полена для очага и самой красивой и пушистой ели. Джемма с Фионой призвали на помощь деревенских детей, чтобы собрать побольше зеленых веток и остролиста для украшения большого зала.
Тем временем Мод, Джейми и добрейшая миссис Сатклифф без конца возмущались тем, что Джемма совершенно себя не жалеет. Они заявили, что она опять чересчур похудела, и изо всех сил напихивали ее всякими вкусными и сытными блюдами. По вечерам Джемма без сил валилась в постель и была этому рада, хотя знала, что из-за нее очень переживают и Мод, и экономка. Ночи для нее оставались самым тяжелым временем суток, ведь она практически не могла сомкнуть глаз, тоскуя по Коннору. Предпраздничная суета, донельзя выматывавшая ее в течение дня, по крайней мере дарила ей теперь спокойный сон.
Жизнь еще никогда не казалась Джемме настолько пустой и одинокой, несмотря на всю ее внешнюю загруженность. С отъездом Коннора окружающий мир словно утратил все свои краски. Она по-прежнему была способна дышать, есть, говорить и работать, однако в душе у нее зияла безжизненная бездна. Неужели это и есть то, что именуется любовью? Коли так, Джемме ненавистно это чувство. Подумать только: откройте любую книжку, и вы найдете бесконечные дифирамбы, воспевающие любовь. А на деле?.. Джемма ощущала некую ледяную глыбу, навалившуюся на сердце так, что она чувствовала себя почти мертвой.
Джемма все время думала о том, что при первой же возможности ей следует вернуться к дяде Арчибальду. Может быть, на родине ей станет немного легче…
Однако более подробные размышления о будущем были для нее невыносимы. Она просто не сможет протянуть остаток дней, если не сумеет вырваться из той мрачной темницы, в которую превратилась ее жизнь без Коннора. Уж лучше броситься вниз головой с самой высокой башни замка, чем продолжать влачить такую жизнь. Вот почему ее самозабвенные хлопоты по поводу празднования Рождества напоминали жест отчаяния…
Наконец наступил долгожданный день праздника. Все было готово: свечи расставлены по местам, последние украшения повешены на елку, паркет и мебель отполированы до зеркального блеска, кушанья приготовлены. На огромных вертелах уже несколько дней пеклись бычьи туши — теперь их оставалось только разделать. Кладовая ломилась от рождественских пудингов, из подвала выкатили бочонки вина и эля, серебряные столовые приборы разложили на необъятном банкетном столе.
Прачечная, в которой последнее время дым стоял коромыслом — ведь надо было привести в порядок огромное количество давно лежавших в сундуках фраков, рубашек, брюк и дамских туалетов, — наконец-то опустела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35