Вы не видели по телеку, что они вытворяют?
– Никогда не смотрю телевизор, – ответила госпожа д'Аркур. – Наверно, потому и чувствую себя так спокойно.
К вечеру добрались до общины Уайльярахкра, где находился один из питомников. Местные крестьяне приходили сюда за саженцами хинного дерева, они огораживали ими свои делянки, укрепляли берега озер и рек. Центральный поселок общины с его крытой черепицей церквушкой, покосившейся колокольней, маленькой школой с глинобитными стенами и мощенной булыжником площадью был почти пуст. Но алькальд и члены муниципального совета Уайльярахкры в полном составе радушно приветствовали их, подняв свои жезлы, и вместе с ними обошли питомник, сооруженный силами самих общинников. Они явно были воодушевлены программой восстановления лесов. Раньше, говорили они, общинники жили высоко в горах, далеко друг от друга, теперь же появилась возможность поселить их вместе, дать им электрический свет, обеспечить питьевой водой. В мягком предзакатном свете перед ними открылась величественная панорама: широкий горный склон, усеянный крупными пятнами посадок, круто убегал вверх и, теряя постепенно растительность и превращаясь в голые камни, скрывался в высоких облаках. Инженер Каньяс набрал полную грудь воздуха и раскинул руки:
– Этот пейзаж заставляет забыть все заботы, досаждавшие мне в Лиме. А вас не впечатляет, сеньора? Жаль, мы не взяли с собой бутылочку чего-нибудь крепкого для согрева.
– А знаете, когда я увидела эту красоту в первый раз? Ровно двадцать лет назад. И как раз отсюда, с этого самого места, где мы сейчас стоим. Чудесно, правда?
К питомнику примыкало небольшое ранчо, где можно было перекусить. Инженер и госпожа д'Аркур уже бывали там раньше и на этот раз тоже направились туда. Но от семьи, что жила там когда-то, теперь осталась одна только старушка, которая никак не могла толком объяснить, куда и почему уехали ее родичи. В доме не было ничего, кроме маленькой убогой кровати. Старуха вскоре перестала обращать внимание на пришедших и, повернувшись к ним спиной, поправляла огонь в очаге и что-то помешивала в кастрюле. Алькальд и советники разошлись по домам. Два сторожа, работавших в питомнике, заперлись на засов в сторожке. Госпожа д'Аркур и инженер остались одни. Огороженный тростниковым плетнем небольшой кораль, который, вспомнила госпожа д'Аркур, в прошлый раз был полон баранов и кур, теперь стоял совершенно пустой, колья были выворочены, плетень завалился. Над соломенной крышей ранчо полоскался привязанный к шесту кусок красной фланели.
Когда «форд» с префектом и техниками въезжал в Уайльярахкру, в сгустившейся синеве неба сверкнули первые звезды. Инженер и госпожа д'Аркур к этому времени успели разложить вещи. В углу комнаты уже лежали спальные мешки, резиновые подушки были надуты, на портативном примусе варился кофе.
– Мы думали, вы попали в аварию, – приветствовал их инженер. – Уже хотели ехать к вам на помощь.
Первым из машины вышел префект. Он был совсем не похож на того добродушного и доброжелательного человека, который с шутками и прибаутками принимал их в Уанкавелике. Выяснилось, что у них лопнула шина. Но префект был не в духе по другой причине.
– Надо немедленно возвращаться, – тоном приказа сказал он. – Мы ни в коем случае не должны оставаться здесь на ночь.
– Выпейте лучше кофейку с печеньем и полюбуйтесь на этот вид, – успокаивающе сказал инженер. – Такой красоты вы не увидите больше нигде в мире. Не кипятитесь, дружище.
– Да что вы несете! Вы что, ничего не понимаете? – Префект повысил голос, у него дрожал подбородок, глаза нервно щурились, будто их что-то слепило. – Вы что, не видели эти лозунги и флаги по всей дороге? Не заметили, что красный флаг висит у нас над головами? Комендант был прав. Это безрассудство. Мы не должны подвергать себя такой опасности. И в первую очередь это касается вас, сеньора.
– Мы приехали сюда делать наше дело, оно не имеет ничего общего с политикой, – попыталась умерить его пыл госпожа д'Аркур. – Но если вы опасаетесь, можете вернуться в город.
– Я вовсе не трус. – Голос префекта дрогнул. – Это необходимая осторожность. Мы не можем оставаться здесь на ночь. Послушайте меня, давайте уедем. Потом мы вернемся сюда с патрулем. Вы рискуете вашей жизнью и жизнью ваших людей, сеньора.
Инженер Каньяс взглянул на техников. Они молча прислушивались к спору.
– Вы тоже хотите вернуться?
Техники, совсем молодые, скромно одетые люди, смущенно переглянулись, но ничего не ответили.
– Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанными оставаться с нами, – вмешалась госпожа д'Аркур. – Если вы предпочитаете вернуться, возвращайтесь.
– А вы остаетесь, инженер? – заговорил наконец один из них, произнося слова с северным акцентом.
– Безусловно, – ответил тот. – Мы столько сил вложили в этот проект, так долго боролись, чтобы получить деньги от ФАО и Голландии, что теперь, когда все закрутилось, я уже не могу отступить.
– Тогда и мы останемся, – сказал все тот же техник. – Будь что будет.
– Мне очень жаль, но я должен уехать, – заявил префект. – Я должностное лицо, поэтому, если меня схватят, мне верный конец. Попрошу коменданта прислать патруль.
– Ни в коем случае, – решительно возразила госпожа д'Аркур, протягивая ему руку. – Разумеется, возвращайтесь. Через пару дней увидимся в Уанкавелике. Счастливо вам доехать, и не беспокойтесь о нас. Здесь, наверху, есть нечто, что защитит нас лучше любого патруля.
Техники забрали из машины свои одеяла и чемоданчики. Все молча смотрели, как «форд» растворяется в темноте.
– Возвращаться одному в такое время и по таким дорогам – да это просто безумие, – пробормотал второй техник.
Какое-то время они раскладывали вещи, устраиваясь на ночь. Потом хозяйка угостила всех острым супом, в котором плавали кусочки юкки, и улеглась на свою кровать. Техники развернули спальники, расстелили одеяла, одно около другого, развели во дворе костер. Все сидели вокруг огня, смотрели, как разгораются и множатся звезды. У техников были с собой сандвичи с ветчиной, курятиной и авокадо, а госпожа д'Аркур дала всем на десерт по плитке шоколада. Ели медленно, разговаривали, обсуждали, что будут делать завтра, говорили о родных, оставшихся в Лиме, а техник с севера – выяснилось, что он из Пакасмайо, – рассказал о своей невесте из Трухильо: в прошлом году она заняла второе место на конкурсе народной песни и танца «Маринера». Потом разговор перекинулся на бесчисленные звезды, такие яркие, когда на них смотришь с андских вершин, что рябит в глазах. Неожиданно госпожа д'Аркур сменила тему:
– Вот уже тридцать лет езжу по Перу, и никогда мне не приходило в голову, что здесь будут происходить такие вещи.
Инженер, техники и шофер замолчали, задумавшись над ее словами. И вскоре все, не раздеваясь, улеглись спать.
Они пришли на заре, когда приезжие уже вставали. Около полусотни людей – мужчины, женщины, много подростков и даже дети. В большинстве своем это были крестьяне, но среди них мелькали и городские метисы. Одетые в куртки, джинсы, свитера с грубо вышитыми узорами, имитирующими украшения индейцев уаков доколониальной эпохи. На головах – шапки, вязаные шапочки, шлемы-пасамонтаньи. Плохо вооруженные: только двое или трое с автоматами Калашникова, у остальных – ружья, револьверы, охотничьи карабины, а то и просто мачете и дубинки.
Жившая в доме старуха куда-то исчезла.
– Нет необходимости держать нас под прицелом, – сказала госпожа д'Аркур, выходя вперед. – Мы безоружны и не собираемся бежать. Могу я переговорить с главным? Я объясню ему, чем мы здесь занимаемся.
Ей никто не ответил. Никто не распоряжался, не слышно было команд. Но было заметно, что они хорошо обучены и действуют согласованно. Группами по два-три человека они подошли к спутникам госпожи д'Аркур, отделили их друг от друга, тщательно всех обыскали, вывернув карманы, обрывками веревки связали за спиной руки.
– Мы вам не враги, мы не занимаемся политикой, мы работаем не на правительство, а на перуанцев, – продолжала говорить госпожа д'Аркур, вытягивая руки, чтобы легче было связать их. – Наша цель – защитить окружающую среду, природные ресурсы. Чтобы наша природа не погибла, чтобы в будущем все люди в этих горах имели пищу и работу.
– Сеньора написала много книг о наших растениях и животных, – пояснил инженер Каньяс. – Она идеалистка. Она, как и вы, добивается лучшей жизни для наших крестьян, благодаря ей в этих местах снова будут расти деревья. А ведь это так важно для общинников, для всей Уанкавелики. Для вас и ваших детей. Это выгодно всем нам, независимо от наших политических взглядов.
Им позволяли говорить, никто не прерывал их, но никто и не обращал внимания на их слова. Они занимались своими делами. Расставляли часовых в местах, откуда можно было наблюдать за поднимающейся снизу дорогой и за уходящей к снежным вершинам тропой. Утро было холодное, острый воздух обжигал горло. Крутые склоны окружающих гор отливали свежей зеленью.
– Цели нашей борьбы схожи с целями вашей борьбы, – вновь заговорила госпожа д'Аркур, и в ее голосе нельзя было уловить и намека на тревогу. – Не относитесь к нам как к врагам, мы вам не враги.
– Могли бы мы поговорить с главным? – время от времени спрашивал инженер Каньяс. – Или с кем-нибудь еще из вашего руководства? Позвольте мне все разъяснить ему.
Так прошло довольно много времени, пока, наконец, группа этих людей не вошла в дом и туда стали по одному вводить приезжих. Их там допрашивали, а те, что оставались снаружи, могли слышать обрывки разговора. Допрос шел медленно, с многочисленными повторениями: личные данные вперемежку с вопросами о политических убеждениях, иногда подолгу выясняли что-нибудь о других людях или событиях. Первым отвели в дом шофера, потом техников, потом инженера Каньяса. Когда он вышел оттуда, уже темнело. Госпожа д'Аркур с удивлением подумала, что провела здесь ни много ни мало одиннадцать часов. Одиннадцать часов на ногах, без крошки еды, без капли воды. Но она не чувствовала усталости, не испытывала ни голода, ни жажды. Думала о муже и больше беспокоилась о нем, чем о себе. Она смотрела на вышедшего инженера: у него было совсем другое лицо, видимо, он потерял уверенность, которая поддерживала его весь день и заставляла добиваться разговора с начальником.
– Они слушают, но не слышат и даже не хотят понять, что им говорят, – прошептал он, проходя мимо. – Прямо инопланетяне какие-то.
Она вошла в дом. На полу сидели трое мужчин и женщина, ей тоже предложили сесть на пол. Госпожа д'Аркур обратилась к одному из них – к бородатому молодому человеку в кожаной куртке и с шарфом на шее. Его холодные серые глаза смотрели в упор, не моргая. Она со многими подробностями рассказала ему о своей жизни, начиная с рождения – а родилась она почти шестьдесят лет назад в далекой прибалтийской стране, которую совсем не помнила и язык которой не знала, потом о детстве – оно прошло во многих странах Европы и Америки, о годах учения – тоже в разных странах и на разных языках: она, как кузнечик, прыгала из колледжа в колледж, пока не приехала в Перу. Тогда ей не исполнилось еще и двадцати и она только что вышла замуж за молодого дипломата. Она рассказала, как сразу же полюбила перуанцев, как восхитили ее пустыни, леса, горы, снежные вершины, животные и растения этой страны, которая теперь стала и ее страной. И не только потому, что так значится в ее паспорте – перуанское гражданство ей дал Марсело, ее второй муж, – а потому, что она заслужила право называться перуанкой, ибо прочувствовала и изучила всю красоту перуанской земли и вот уже столько лет воспевает и защищает ее в своих статьях, книгах, в докладах на конференциях и симпозиумах. И она будет делать это до конца своих дней, потому что именно в этом и заключается смысл ее жизни. Разве не понятно, что она им не враг?
Они слушали ее, не перебивая. Но на их лицах нельзя было уловить никакого интереса. Напоследок она рассказала, каких трудов стоило ей и этому молодому великодушному и самоотверженному инженеру Каньясу пробить план восстановления лесов в Уанкавелике. И только когда она замолчала, они стали задавать вопросы. В их вопросах не было ни скрытого недоброжелательства, ни открытой неприязни. Сухие стандартные формулировки, обыденные безразличные голоса. Госпожа д'Аркур вдруг подумала, что все происходящее – пустая формальность, что им заранее известны ответы на все вопросы. Ее спросили, с какого времени она дает информацию полиции, армии и разведслужбе о своих поездках и путешествиях. Она тут же объяснила им: Военный географический институт просил ее принять участие в работе постоянной комиссии, которая готовила к переизданию атлас, это было единственное, что ее связывало с вооруженными силами, не считая еще нескольких лекций, которые она прочитала в военной школе, в морском училище и в научно-исследовательском институте. Они хотели также узнать о ее контактах с правительствами других государств, на которые она работает и от которых получает инструкции. Она ответила, что имеет дело не с правительствами, а с научными учреждениями – Смитсоновским институтом в Вашингтоне, с Британским музеем в Лондоне, с Музеем человека в Париже, с некоторыми фондами и экологическими центрами, где ей иногда удавалось получить деньги для небольших проектов («всегда лишь жалкие крохи»). Но сколько она ни говорила, сколько ни уточняла, ни разъясняла, как ни подчеркивала в своих ответах, что ни один из ее контактов не является политическим, что все ее связи имеют чисто научный характер, глаза этих людей все больше убеждали ее в том, что ей не верят, что разделяющая их пропасть непонимания не становится менее глубокой, будто все это время она говорила по-китайски.
Допрос, по-видимому, близился к концу, у госпожи д'Аркур пересохли губы и горело горло, она вдруг ощутила безмерную усталость.
– Вы меня убьете? – спросила она и почувствовала, что ее голос надломился.
Молодой человек в кожаной куртке, которому она адресовала вопрос, смотрел на нее, не моргая.
– Это война, а вы солдат классового врага. – Его взгляд, как и в начале допроса, был чист и прям, а голос звучал ровно, без эмоций. – Вы даже не осознаете, что являетесь орудием империализма и буржуазного государства. И при этом вы позволяете себе роскошь думать, что ваша совесть чиста, и считаете себя доброй самаритянкой, спасающей Перу. Типичный случай.
– Вы мне объясните это? Откровенно говоря, я не очень понимаю. В каком смысле мой случай типичный?
– Это случай интеллигента, предавшего свой народ. – Он говорил все так же спокойно, все с той же холодной уверенностью. – Интеллигента, который служит буржуазному государству, его господствующему классу. То, чем вы занимаетесь, не имеет никакого отношения к окружающей среде. Все делается ради вашего класса, вашей власти. Вы приезжаете сюда с этими вашими служащими, газеты поднимают шум, создают вам рекламу – и вот пожалуйста: правительство выигрывает сражение. Кто там говорил, что это, мол, освобожденная территория? Кто утверждал, что в этой зоне частично уже установлена власть Республики Новой Демократии? Ложь. И вот доказательство. Посмотрите на фотографии. Буржуазный строй в Андах незыблем. Вы ведь тоже не знаете, что здесь рождается новая страна. Рождается с кровью и болью. И мы не можем проявлять мягкотелость по отношению к таким сильным врагам.
– Могу я хотя бы попросить за инженера Каньяса? – тихо спросила госпожа д'Аркур. – Он ведь совсем молодой. Как вы. Никогда я еще не встречала ни одного перуанца, который работал бы так же…
– Разговор окончен, – сказал, поднимаясь, молодой человек в куртке.
Когда она вышла, солнце уже опускалось за горы. Питомник затягивало дымной пеленой: языки пламени уже лизали саженцы. Госпожа д'Аркур почувствовала, что у нее горят щеки. Она отвернулась и увидела, что их шофер садится в джип. Через минуту он уже ехал по дороге в сторону Уанкавелики.
– Хорошо, что хоть его отпустили, – сказал, подойдя к ней, инженер Каньяс. – Я рад за него, он хороший парень.
– Мне очень жаль, инженер, – прошептала она. – Я так виновата перед вами. Не знаю, как и просить вас…
– Для меня это большая честь, сеньора. – Его голос не дрогнул. – Я хочу сказать, быть вместе с вами в этот трагический момент. Техников тоже казнят, но поскольку они стоят на низких ступенях социальной иерархии, их ждет пуля в голову. А вы и я, мы, наоборот, относимся к привилегированному слою. Мне только что разъяснили это. Вы ведь веруете, да? Помолитесь за меня, прошу вас, сам-то я неверующий. Мне будет легче, если я буду держать вас за руку. Возьмемся за руки, сеньора. Согласны?
* * *
– О чем ты говорил во сне, Томасито?
Томас открыл глаза, испуганно огляделся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Никогда не смотрю телевизор, – ответила госпожа д'Аркур. – Наверно, потому и чувствую себя так спокойно.
К вечеру добрались до общины Уайльярахкра, где находился один из питомников. Местные крестьяне приходили сюда за саженцами хинного дерева, они огораживали ими свои делянки, укрепляли берега озер и рек. Центральный поселок общины с его крытой черепицей церквушкой, покосившейся колокольней, маленькой школой с глинобитными стенами и мощенной булыжником площадью был почти пуст. Но алькальд и члены муниципального совета Уайльярахкры в полном составе радушно приветствовали их, подняв свои жезлы, и вместе с ними обошли питомник, сооруженный силами самих общинников. Они явно были воодушевлены программой восстановления лесов. Раньше, говорили они, общинники жили высоко в горах, далеко друг от друга, теперь же появилась возможность поселить их вместе, дать им электрический свет, обеспечить питьевой водой. В мягком предзакатном свете перед ними открылась величественная панорама: широкий горный склон, усеянный крупными пятнами посадок, круто убегал вверх и, теряя постепенно растительность и превращаясь в голые камни, скрывался в высоких облаках. Инженер Каньяс набрал полную грудь воздуха и раскинул руки:
– Этот пейзаж заставляет забыть все заботы, досаждавшие мне в Лиме. А вас не впечатляет, сеньора? Жаль, мы не взяли с собой бутылочку чего-нибудь крепкого для согрева.
– А знаете, когда я увидела эту красоту в первый раз? Ровно двадцать лет назад. И как раз отсюда, с этого самого места, где мы сейчас стоим. Чудесно, правда?
К питомнику примыкало небольшое ранчо, где можно было перекусить. Инженер и госпожа д'Аркур уже бывали там раньше и на этот раз тоже направились туда. Но от семьи, что жила там когда-то, теперь осталась одна только старушка, которая никак не могла толком объяснить, куда и почему уехали ее родичи. В доме не было ничего, кроме маленькой убогой кровати. Старуха вскоре перестала обращать внимание на пришедших и, повернувшись к ним спиной, поправляла огонь в очаге и что-то помешивала в кастрюле. Алькальд и советники разошлись по домам. Два сторожа, работавших в питомнике, заперлись на засов в сторожке. Госпожа д'Аркур и инженер остались одни. Огороженный тростниковым плетнем небольшой кораль, который, вспомнила госпожа д'Аркур, в прошлый раз был полон баранов и кур, теперь стоял совершенно пустой, колья были выворочены, плетень завалился. Над соломенной крышей ранчо полоскался привязанный к шесту кусок красной фланели.
Когда «форд» с префектом и техниками въезжал в Уайльярахкру, в сгустившейся синеве неба сверкнули первые звезды. Инженер и госпожа д'Аркур к этому времени успели разложить вещи. В углу комнаты уже лежали спальные мешки, резиновые подушки были надуты, на портативном примусе варился кофе.
– Мы думали, вы попали в аварию, – приветствовал их инженер. – Уже хотели ехать к вам на помощь.
Первым из машины вышел префект. Он был совсем не похож на того добродушного и доброжелательного человека, который с шутками и прибаутками принимал их в Уанкавелике. Выяснилось, что у них лопнула шина. Но префект был не в духе по другой причине.
– Надо немедленно возвращаться, – тоном приказа сказал он. – Мы ни в коем случае не должны оставаться здесь на ночь.
– Выпейте лучше кофейку с печеньем и полюбуйтесь на этот вид, – успокаивающе сказал инженер. – Такой красоты вы не увидите больше нигде в мире. Не кипятитесь, дружище.
– Да что вы несете! Вы что, ничего не понимаете? – Префект повысил голос, у него дрожал подбородок, глаза нервно щурились, будто их что-то слепило. – Вы что, не видели эти лозунги и флаги по всей дороге? Не заметили, что красный флаг висит у нас над головами? Комендант был прав. Это безрассудство. Мы не должны подвергать себя такой опасности. И в первую очередь это касается вас, сеньора.
– Мы приехали сюда делать наше дело, оно не имеет ничего общего с политикой, – попыталась умерить его пыл госпожа д'Аркур. – Но если вы опасаетесь, можете вернуться в город.
– Я вовсе не трус. – Голос префекта дрогнул. – Это необходимая осторожность. Мы не можем оставаться здесь на ночь. Послушайте меня, давайте уедем. Потом мы вернемся сюда с патрулем. Вы рискуете вашей жизнью и жизнью ваших людей, сеньора.
Инженер Каньяс взглянул на техников. Они молча прислушивались к спору.
– Вы тоже хотите вернуться?
Техники, совсем молодые, скромно одетые люди, смущенно переглянулись, но ничего не ответили.
– Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанными оставаться с нами, – вмешалась госпожа д'Аркур. – Если вы предпочитаете вернуться, возвращайтесь.
– А вы остаетесь, инженер? – заговорил наконец один из них, произнося слова с северным акцентом.
– Безусловно, – ответил тот. – Мы столько сил вложили в этот проект, так долго боролись, чтобы получить деньги от ФАО и Голландии, что теперь, когда все закрутилось, я уже не могу отступить.
– Тогда и мы останемся, – сказал все тот же техник. – Будь что будет.
– Мне очень жаль, но я должен уехать, – заявил префект. – Я должностное лицо, поэтому, если меня схватят, мне верный конец. Попрошу коменданта прислать патруль.
– Ни в коем случае, – решительно возразила госпожа д'Аркур, протягивая ему руку. – Разумеется, возвращайтесь. Через пару дней увидимся в Уанкавелике. Счастливо вам доехать, и не беспокойтесь о нас. Здесь, наверху, есть нечто, что защитит нас лучше любого патруля.
Техники забрали из машины свои одеяла и чемоданчики. Все молча смотрели, как «форд» растворяется в темноте.
– Возвращаться одному в такое время и по таким дорогам – да это просто безумие, – пробормотал второй техник.
Какое-то время они раскладывали вещи, устраиваясь на ночь. Потом хозяйка угостила всех острым супом, в котором плавали кусочки юкки, и улеглась на свою кровать. Техники развернули спальники, расстелили одеяла, одно около другого, развели во дворе костер. Все сидели вокруг огня, смотрели, как разгораются и множатся звезды. У техников были с собой сандвичи с ветчиной, курятиной и авокадо, а госпожа д'Аркур дала всем на десерт по плитке шоколада. Ели медленно, разговаривали, обсуждали, что будут делать завтра, говорили о родных, оставшихся в Лиме, а техник с севера – выяснилось, что он из Пакасмайо, – рассказал о своей невесте из Трухильо: в прошлом году она заняла второе место на конкурсе народной песни и танца «Маринера». Потом разговор перекинулся на бесчисленные звезды, такие яркие, когда на них смотришь с андских вершин, что рябит в глазах. Неожиданно госпожа д'Аркур сменила тему:
– Вот уже тридцать лет езжу по Перу, и никогда мне не приходило в голову, что здесь будут происходить такие вещи.
Инженер, техники и шофер замолчали, задумавшись над ее словами. И вскоре все, не раздеваясь, улеглись спать.
Они пришли на заре, когда приезжие уже вставали. Около полусотни людей – мужчины, женщины, много подростков и даже дети. В большинстве своем это были крестьяне, но среди них мелькали и городские метисы. Одетые в куртки, джинсы, свитера с грубо вышитыми узорами, имитирующими украшения индейцев уаков доколониальной эпохи. На головах – шапки, вязаные шапочки, шлемы-пасамонтаньи. Плохо вооруженные: только двое или трое с автоматами Калашникова, у остальных – ружья, револьверы, охотничьи карабины, а то и просто мачете и дубинки.
Жившая в доме старуха куда-то исчезла.
– Нет необходимости держать нас под прицелом, – сказала госпожа д'Аркур, выходя вперед. – Мы безоружны и не собираемся бежать. Могу я переговорить с главным? Я объясню ему, чем мы здесь занимаемся.
Ей никто не ответил. Никто не распоряжался, не слышно было команд. Но было заметно, что они хорошо обучены и действуют согласованно. Группами по два-три человека они подошли к спутникам госпожи д'Аркур, отделили их друг от друга, тщательно всех обыскали, вывернув карманы, обрывками веревки связали за спиной руки.
– Мы вам не враги, мы не занимаемся политикой, мы работаем не на правительство, а на перуанцев, – продолжала говорить госпожа д'Аркур, вытягивая руки, чтобы легче было связать их. – Наша цель – защитить окружающую среду, природные ресурсы. Чтобы наша природа не погибла, чтобы в будущем все люди в этих горах имели пищу и работу.
– Сеньора написала много книг о наших растениях и животных, – пояснил инженер Каньяс. – Она идеалистка. Она, как и вы, добивается лучшей жизни для наших крестьян, благодаря ей в этих местах снова будут расти деревья. А ведь это так важно для общинников, для всей Уанкавелики. Для вас и ваших детей. Это выгодно всем нам, независимо от наших политических взглядов.
Им позволяли говорить, никто не прерывал их, но никто и не обращал внимания на их слова. Они занимались своими делами. Расставляли часовых в местах, откуда можно было наблюдать за поднимающейся снизу дорогой и за уходящей к снежным вершинам тропой. Утро было холодное, острый воздух обжигал горло. Крутые склоны окружающих гор отливали свежей зеленью.
– Цели нашей борьбы схожи с целями вашей борьбы, – вновь заговорила госпожа д'Аркур, и в ее голосе нельзя было уловить и намека на тревогу. – Не относитесь к нам как к врагам, мы вам не враги.
– Могли бы мы поговорить с главным? – время от времени спрашивал инженер Каньяс. – Или с кем-нибудь еще из вашего руководства? Позвольте мне все разъяснить ему.
Так прошло довольно много времени, пока, наконец, группа этих людей не вошла в дом и туда стали по одному вводить приезжих. Их там допрашивали, а те, что оставались снаружи, могли слышать обрывки разговора. Допрос шел медленно, с многочисленными повторениями: личные данные вперемежку с вопросами о политических убеждениях, иногда подолгу выясняли что-нибудь о других людях или событиях. Первым отвели в дом шофера, потом техников, потом инженера Каньяса. Когда он вышел оттуда, уже темнело. Госпожа д'Аркур с удивлением подумала, что провела здесь ни много ни мало одиннадцать часов. Одиннадцать часов на ногах, без крошки еды, без капли воды. Но она не чувствовала усталости, не испытывала ни голода, ни жажды. Думала о муже и больше беспокоилась о нем, чем о себе. Она смотрела на вышедшего инженера: у него было совсем другое лицо, видимо, он потерял уверенность, которая поддерживала его весь день и заставляла добиваться разговора с начальником.
– Они слушают, но не слышат и даже не хотят понять, что им говорят, – прошептал он, проходя мимо. – Прямо инопланетяне какие-то.
Она вошла в дом. На полу сидели трое мужчин и женщина, ей тоже предложили сесть на пол. Госпожа д'Аркур обратилась к одному из них – к бородатому молодому человеку в кожаной куртке и с шарфом на шее. Его холодные серые глаза смотрели в упор, не моргая. Она со многими подробностями рассказала ему о своей жизни, начиная с рождения – а родилась она почти шестьдесят лет назад в далекой прибалтийской стране, которую совсем не помнила и язык которой не знала, потом о детстве – оно прошло во многих странах Европы и Америки, о годах учения – тоже в разных странах и на разных языках: она, как кузнечик, прыгала из колледжа в колледж, пока не приехала в Перу. Тогда ей не исполнилось еще и двадцати и она только что вышла замуж за молодого дипломата. Она рассказала, как сразу же полюбила перуанцев, как восхитили ее пустыни, леса, горы, снежные вершины, животные и растения этой страны, которая теперь стала и ее страной. И не только потому, что так значится в ее паспорте – перуанское гражданство ей дал Марсело, ее второй муж, – а потому, что она заслужила право называться перуанкой, ибо прочувствовала и изучила всю красоту перуанской земли и вот уже столько лет воспевает и защищает ее в своих статьях, книгах, в докладах на конференциях и симпозиумах. И она будет делать это до конца своих дней, потому что именно в этом и заключается смысл ее жизни. Разве не понятно, что она им не враг?
Они слушали ее, не перебивая. Но на их лицах нельзя было уловить никакого интереса. Напоследок она рассказала, каких трудов стоило ей и этому молодому великодушному и самоотверженному инженеру Каньясу пробить план восстановления лесов в Уанкавелике. И только когда она замолчала, они стали задавать вопросы. В их вопросах не было ни скрытого недоброжелательства, ни открытой неприязни. Сухие стандартные формулировки, обыденные безразличные голоса. Госпожа д'Аркур вдруг подумала, что все происходящее – пустая формальность, что им заранее известны ответы на все вопросы. Ее спросили, с какого времени она дает информацию полиции, армии и разведслужбе о своих поездках и путешествиях. Она тут же объяснила им: Военный географический институт просил ее принять участие в работе постоянной комиссии, которая готовила к переизданию атлас, это было единственное, что ее связывало с вооруженными силами, не считая еще нескольких лекций, которые она прочитала в военной школе, в морском училище и в научно-исследовательском институте. Они хотели также узнать о ее контактах с правительствами других государств, на которые она работает и от которых получает инструкции. Она ответила, что имеет дело не с правительствами, а с научными учреждениями – Смитсоновским институтом в Вашингтоне, с Британским музеем в Лондоне, с Музеем человека в Париже, с некоторыми фондами и экологическими центрами, где ей иногда удавалось получить деньги для небольших проектов («всегда лишь жалкие крохи»). Но сколько она ни говорила, сколько ни уточняла, ни разъясняла, как ни подчеркивала в своих ответах, что ни один из ее контактов не является политическим, что все ее связи имеют чисто научный характер, глаза этих людей все больше убеждали ее в том, что ей не верят, что разделяющая их пропасть непонимания не становится менее глубокой, будто все это время она говорила по-китайски.
Допрос, по-видимому, близился к концу, у госпожи д'Аркур пересохли губы и горело горло, она вдруг ощутила безмерную усталость.
– Вы меня убьете? – спросила она и почувствовала, что ее голос надломился.
Молодой человек в кожаной куртке, которому она адресовала вопрос, смотрел на нее, не моргая.
– Это война, а вы солдат классового врага. – Его взгляд, как и в начале допроса, был чист и прям, а голос звучал ровно, без эмоций. – Вы даже не осознаете, что являетесь орудием империализма и буржуазного государства. И при этом вы позволяете себе роскошь думать, что ваша совесть чиста, и считаете себя доброй самаритянкой, спасающей Перу. Типичный случай.
– Вы мне объясните это? Откровенно говоря, я не очень понимаю. В каком смысле мой случай типичный?
– Это случай интеллигента, предавшего свой народ. – Он говорил все так же спокойно, все с той же холодной уверенностью. – Интеллигента, который служит буржуазному государству, его господствующему классу. То, чем вы занимаетесь, не имеет никакого отношения к окружающей среде. Все делается ради вашего класса, вашей власти. Вы приезжаете сюда с этими вашими служащими, газеты поднимают шум, создают вам рекламу – и вот пожалуйста: правительство выигрывает сражение. Кто там говорил, что это, мол, освобожденная территория? Кто утверждал, что в этой зоне частично уже установлена власть Республики Новой Демократии? Ложь. И вот доказательство. Посмотрите на фотографии. Буржуазный строй в Андах незыблем. Вы ведь тоже не знаете, что здесь рождается новая страна. Рождается с кровью и болью. И мы не можем проявлять мягкотелость по отношению к таким сильным врагам.
– Могу я хотя бы попросить за инженера Каньяса? – тихо спросила госпожа д'Аркур. – Он ведь совсем молодой. Как вы. Никогда я еще не встречала ни одного перуанца, который работал бы так же…
– Разговор окончен, – сказал, поднимаясь, молодой человек в куртке.
Когда она вышла, солнце уже опускалось за горы. Питомник затягивало дымной пеленой: языки пламени уже лизали саженцы. Госпожа д'Аркур почувствовала, что у нее горят щеки. Она отвернулась и увидела, что их шофер садится в джип. Через минуту он уже ехал по дороге в сторону Уанкавелики.
– Хорошо, что хоть его отпустили, – сказал, подойдя к ней, инженер Каньяс. – Я рад за него, он хороший парень.
– Мне очень жаль, инженер, – прошептала она. – Я так виновата перед вами. Не знаю, как и просить вас…
– Для меня это большая честь, сеньора. – Его голос не дрогнул. – Я хочу сказать, быть вместе с вами в этот трагический момент. Техников тоже казнят, но поскольку они стоят на низких ступенях социальной иерархии, их ждет пуля в голову. А вы и я, мы, наоборот, относимся к привилегированному слою. Мне только что разъяснили это. Вы ведь веруете, да? Помолитесь за меня, прошу вас, сам-то я неверующий. Мне будет легче, если я буду держать вас за руку. Возьмемся за руки, сеньора. Согласны?
* * *
– О чем ты говорил во сне, Томасито?
Томас открыл глаза, испуганно огляделся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29