— Меня уже достали твои проповеди. Я предпочитаю старого доброго Микки Павлоцци с Империуса, который весь полет на Офелию не вылезал со мной из бара и выпивал пинту за пинтой старого доброго самогона — первака!
— Чем ближе мое новое служение, тем ярче встают образы справедливого суда Божьего надо мной, смиренным слугой Его, который случайно закружился в греховном круге страстей и низких переживаний, вызванных…
— Слушай, Микки, как тебе удается строить такие фразы? — спросил я.
— Какие — такие? — замялся Павлоцци, недовольный, что я прервал его речь.
— Многоступенчатые. Понимаешь, я некоторые из них записать не смогу, не то что выговорить!
Некоторое время мы молчали, лишь вода звонкими каплями стучала по ржавой раковине.
— И все-таки я повторю вопрос, Герман, — вновь подал голос Микки. — Веришь ли ты в судьбу?
— Я верю в рок, — подумав, ответил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Что имею, то и… — начал я и осекся. Павлоцци все-таки итальянец, вряд ли поймет эту исконно русскую шутку. — Ладно, слушай. Представь, что ты — мальчик. Хороший, отзывчивый ребенок шести-семи лет. У тебя есть мама, папа — оба молодые, энергичные люди. Ты счастлив, все здорово…а на планете, где вы живете начинается голод… твой отец работает изо всех сил, но шансов на приличный заработок у него нет… потом у тебя умирает мать. Глупо, бессмысленно. Еще через несколько дней погибает отец. Молодой, здоровый, уверенный в себе парнишка. Ему бы жить еще и жить! Мальчик…нет, ты… ты знаешь, что где-то далеко, на другой планете у тебя остались дедушка с бабушкой. Ты летишь на эту планету и обнаруживаешь… что они тоже умерли. Совсем недавно — примерно в то же время, когда погибли твои родители. Что это, по-твоему, Микки? Судьба? Нет, преподобный Павлоцци, это рок! Вот что это такое!
— Давай помолимся за родителей этого мальчика, — тихо произнес Микки, закрывая глаза.
Я промолчал, разглядывая ленивого таракана, который степенно следовал от вентиляции к моей своеобразной кровати.
Кто завез этих тварей на солнечную Офелию?
— Этот мальчик — ты? — спросил Павлоцци.
— Нет, преподобный, — ответил я. — С этим мальчуганом я совершенно случайно познакомился на Статике. Отвез на Землю к родственникам, вот только… было уже поздно.
— Ты отдал его в детский дом? — спросил меня монах.
— Нет, я оставил его на попечение одной доброй старушки. Если выгорит мое дельце на Офелии, я вернусь и усыновлю пацана.
— Такие люди как ты редко встречаются, Герман. Чиста твоя душа, — мягко сказал Павлоцци, — открыт тебе путь к спасению. Покайся же прямо сейчас, приди в объятья истинной веры!
— Нет, Брат Микки, — я встал на ноги, похлопал его по плечу, — пойду-ка я лучше прогуляюсь по Офелии, загляну на пляж, сниму девчонку…
— Блуд! — с отвращением в голосе произнес монах. — Что может быть хуже? Что может быть отвратительней?
Я наклонился над раковиной, сполоснул лицо холодной водицей (даже водопроводная вода на Офелии пахла южными травами и местными звездными ночами), достал электрощетку для зубов.
— Не тело надо сохранять в чистоте, но душу, — мудро изрек Павлоцци. — Иногда ты забываешь об этом, брат Герман.
— Микки, мы прибыли на Офелию вчера вечером. Почему ты до сих пор не принялся наставлять туземцев и туристов на путь истинный? — спросил я. — Может, хватит отыгрываться на мне?
— Тело слабо, — сказал Микки, — особенно если учесть, что мне тебя вчера пришлось выносить из корабля на собственных плечах.
— Особенно если учесть, что выносили нас обоих, Микки, — возразил я, нанося на подбородок и щеки дешевую бритвенную пасту «АнтиВолос». — Хорошо, что я еще ворочал языком — с трудом, но ворочал — и приказал таксисту везти нас в самый дешевый отель. Ты, насколько я помню, я пьяном угаре настаивал на «Хилтоне».
Павлоцци горестно покачал головой:
— Прощение сейчас я вымаливаю у Господа, брат Герман, именно прощение… Однако же мои ошибки не должны затмевать перед тобой свет Истинной веры…
— Поздно, Микки, слишком поздно, — сказал я, натягивая джинсы. — Расскажешь вечером, а я пойду прогуляюсь.
— Зачем ты прилетел на Офелию, Герман? — помолчав, спросил Микки.
Хороший парень этот Павлоцци.
Вот только не доверяю я никому в последнее время.
Тем более — случайным знакомым.
— Девушки, — ответил я. — Женщины. Во всех своих проявлениях. Кто же еще?
— Захвати на обратном пути водки! — крикнул мне вслед Микки, но я уже закрыл за собой дверь.
Рубашка почти сразу прилипла к телу — жара на Офелии стояла просто невыносимая. Если в нашей с Микки комнате дряхлый кондиционер кое-как справлялся с ней, то здесь, в узком душном коридоре властвовали тропики.
Планета Офелия — курорт, мир вечного лета, моря и любви. Всего два континента — оба располагаются в тропической и экваториальной зоне. Когда отважные исследователи из Великобритании открыли эту планету, сразу стало ясно — быть Офелии заповедником. Планете даже почти не понадобилось терраформирование — состав воздуха соответствовал земному, пышная растительность давала тень для усталых путников, местная фауна в большинстве своем оказалась крайне дружелюбной и что главное — неядовитой, море и пляжи ласково манили туристов посетить этот райский уголок.
Офелия!
«О, милая Офелия, о нимфа…»
Эта строчка из бессмертного творения бессмертного же автора вышита на национальном флаге планеты. Я слыхал, что на Офелии даже идет мыльная опера, которая так и называется — так сказать переложение Шекспировской трагедии на современный лад — вместо принца Датского молодой жиголо, вместо Офелии — раскаявшаяся проститутка-студентка из местного колледжа.
Да, англичане, пасторальные и чопорные англичане открыли Офелию. Но когда-то в свое время они же основали страну, называемую нынче Соединенные Штаты Америки. А кто скажет, что эта страна пасторальна?
Любые райские удовольствия, если у Вас есть деньги!
Пышные девочки в прозрачных бикини, какие хочешь наркотики (в том числе самый популярный — гажа, экстракт из местных растений с примесью желудочного сока огненных дракончиков), будоражащие кровь местные вина, золотистые горячие пляжи, прохладные уютные ресторанчики, подводные путешествия в загадочный мир океанов Офелии!
Все, что противозаконно на других планетах — легально или полулегально здесь. Большая удача для туристов и обосновавшихся на Офелии жителей!
А для меня — наоборот.
Дело в том, что на Офелии не в ходу открытая информационная система, как на той же Земле, Империусе или Байкусе. Найти тут нужного человека очень и очень сложно — на Офелии ведь бывает кто угодно — правители звездных систем, коммерсанты Галактического масштаба, известные певцы и актеры — всем им не очень-то хочется афишировать свое присутствие на райской планете. Поэтому данные о каждом туристе или жителе строго засекречены и скрыты за пудовыми дверями и тридцати двух байтными паролями, которые не вскрыть и не взломать.
Очень трудно будет найти Монику Димитреску.
Ведь я даже не знал, на каком из континентов она живет.
Но я надеялся на удачу, которая в последнее время часто меня выручала.
* * *
Спустившись по деревянной, эстетично заросшей серо-зеленым мхом лестнице, я оказался в холле. Немолодой кряжистый мужичок — хозяин отеля — сидел в маленькой кабинке, поглощая пончики и разглядывая почти обнаженных девиц, которых показывали по местному каналу. Загорелые девчонки крутились в бешеном танце вокруг огромного костра. Иногда подкидывали в него ветки и листья — едкий на вид зеленый дым струился между танцующими. Я покачал головой — конечно, я слышал, что Офелия не только планета теплых морей, но и дешевых наркотиков, но чтобы их вот так запросто рекламировали по стерео… Декаденс, честное слово. Хотя девчонки мне понравились. Особенно та, что с независимым видом курила двумя косяка сразу.
— Доброе утро! — поздоровался я с хозяином.
Тот невозмутимо направил в рот очередной пончик и, не поворачиваясь, степенно кивнул.
— Я впервые на Офелии, — зачем-то сказал я. — Не подскажите, где здесь поблизости дешевый магазинчик одежды? А то моя как-то не вяжется с местным климатом. С вашим прекрасным тропическим климатом, я хотел сказать.
Хозяин, наконец, удостоил меня взглядом:
— Это ты вместе со своим другом-дохляком прилетел вчера вдрызг пьяным? — спросил он по-английски. Чистый лондонский акцент выдавал в мужчине настоящего денди, а крошки от пончиков на потной рваной майке — бомжа из ближайшей мусорки.
— Ну… да, — Промямлил я, так и не решив, кто же на самом деле передо мной.
— Чтобы вечером расплатились! — заявил хозяин. — Понятно?
— Непременно, — улыбнулся я. — Микки, мой сосед, с удовольствием оплатит Вам наше проживание. Не стесняйтесь, требуйте у него за двоих — для него скупость является смертным грехом…
— Магазин одежды «Тельняшка» напротив, — буркнул хозяин и вернулся к прерванному занятию.
Я молча поблагодарил его потную темнокожую спину и вышел наружу.
Белое солнце палило нещадно, выбеливая улицы и маленькие приземистые домишки, выжигая пластик и стекло. Район был захудалым — вчера вечером мне не очень хорошо удалось разглядеть его, поэтому пришлось наверстывать упущенное.
Узенькая улочка, домики из пластика и белого кирпича — вроде и бедные, но все украшенные затейливыми каменными узорами. Окна — из «живого стекла», постоянно переливались и меняли цвет. На Земле такое стекло стоит как квартира где-нибудь на окраине столицы, здесь же — в порядке вещей.
Напротив и впрямь находился небольшой одноэтажный магазин, вывеска над которым гласила «Тельняшки Сэма». Около парадного входа дежурил чумазый мальчишка лет десяти. Он задумчиво крутил на пальце игрушку — йо-йо — и с интересом поглядывал на меня.
— Магазин через десять минут откроется, — сказал парнишка, когда я подошел к стеклянным дверям магазина, — дядя Сэм уже пришел, сейчас чай пьет.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Вы откуда? — спросил постреленок. — С какой планеты?
Мне он почему-то напомнил Генку. Вроде совсем не похож — Гена бледный, этот загорелый до черноты… но что-то во взгляде, в осанке — доверчивое и одновременно настороженное.
— Со Статики, — сказал я.
Не совсем правда, но я чувствовал себя сейчас действительно уроженцем Статики. Недолгое посещение Земли не всколыхнуло в моей душе никаких положительных чувств. Скорее я был рад, что покинул столицу Земного Сектора.
— Это где город? — оживился мальчуган. — Город инопланетянских статуй, да?
— Ну да, — сказал я, присаживаясь рядом, на порог. Козырек магазина давал хоть какую-то тень. — Только некоторые считают, что это не статуи, а живые люди… пришельцы, заморозившие себя когда-то невообразимо давно.
— Знаю я этих некоторых, — буркнул мальчишка. — Натс так, например, считает…
— Натс? — переспросил я.
— Ну да! — кивнул мальчик. — Один сумасшедший, он в конце улицы живет. Все время под вечер приходит в бар Луки и начинает всем рассказывать, будто разгадал тайну этой вашей Статики. Всем уже надоел, — и мальчуган тяжко, совсем по-взрослому, вздохнул. — Он и правда чокнутый. И мама, кстати, говорит точно также. И дядя Джо. Хотя дядя Джо сам не прочь с ним выпить.
— Бар Луки? — спросил я, закуривая.
— Ага… это в квартале отсюда, вниз к морю… только туда нечасто туристы заходят, там в основном наши, местные отдыхают…
— Понятно, — кивнул я.
Я курил и наблюдал за ярко-синим, без единого облачка небом. Местное светило медленно поднималось вверх, высоко в небе, словно спятившие стрекозы, замелькали мотоциклы.
— Сегодня на пляже будет праздник молодого вина, — сказал мальчик. — Вы придете?
Я вспомнил как на корабле «Лев Толстой» по пути на Офелию мне приходилось заправляться одним самогоном и кивнул. Вина Офелии славились наравне с ее пляжами. Грешно побывать на этой планете и не попробовать винца.
— Меня зовут Том, — сказал вдруг мальчик. — А то как-то неловко… мы с Вами разговариваем, а до сих пор незнакомы.
— Гера, — я протянул малышу руку.
Тот с серьезным видом хлопнул своей ладошкой по моей:
— Привет, Гера!
— Том, — спросил я, — а ты не знаешь девушку… она живет здесь, на Офелии…
— Офелия большая, — весело протянул мальчик. — Девушек много. Очень много! Чертовски много! — последнюю фразу он выдал с удовольствием, даже со смаком, явно копируя кого-то из взрослых.
— Ее зовут Моника Димитреску, — сказал я.
Том с любопытством посмотрел на меня:
— Вы шутите?
— А в чем дело?
Том захихикал, прикрыв ладошкой рот:
— Значит, над Вами, Гера, подшутили. Моника Димитреску — это… Хи-хи, ну надо же!
— Том! — толстая женщина в цветастом шейном платке высунулась наполовину из окна соседнего дома. — Ты куда это сбежал, негодник этакий? Живо домой, завтракать пора!
Мальчик сразу же подскочил и побежал на зов.
— Эй, так что насчет Моники? — крикнул я вслед, несколько ошарашенный словами мальчишки.
— Приходите вечером на пляж и все узнаете! — крикнул мне Том и исчез за калиткой.
* * *
Мне не пришлось долго расхаживать по магазину — я хватал первое, что попадалось на глаза. А попалось вот что: черные плавки, короткие цветастые шорты, полупрозрачная майка и очки-хамелеоны. Облачившись в этот чудовищный наряд, я, наконец, стал похож на настоящего туриста.
Пока хозяин магазина — тонкий и угрюмый мужик в тельняшке (единственной на все заведение!) — меланхолично выбивал мне чек, я спросил:
— Вы не подскажете, кто такая Моника Димитреску?
Дядя Сэм посмотрел на меня стеклянным взглядом (я засомневался — только ли чай он пьет по утру) и ответил:
— Давно не увлекаюсь, приятель. Не ко мне вопрос. Мня достаточно своей.
— Но…
— Разговор окончен, — отрезал Сэм.
Так я снова оказался на улице. На этот раз с сумкой, набитой старой одеждой, и полной сумятицей в голове.
Похоже, эту Монику знали здесь все.
Кто же она такая?
Заседает в правительстве?
Известная бизнес-вумэн?
А, может, валютная проститутка?
Хотя, припомнив слова Дерека, я предположил, что она все-таки ученая.
* * *
Старую одежду я запер в камеру хранения в своем отеле (наверх решил не подниматься — Павлоцци после прибытия на Офелию сильно изменился — на мой взгляд, не в лучшую сторону).
Делать было абсолютно нечего, поэтому я немного постоял рядом с кабинкой хозяина отеля — тот продолжал жевать пончики, на этот раз переключившись на общий канал. Показывали последнее заседание Галактического Совета. Федорчук убеждал чужих атаковать федерацию сектоидов. И, похоже, на этот раз даже негативно настроенные волки Текрана и закваки готовились уступить перед яростным напором людей.
Не знаю, помогла ли в этом моя аудиозапись. В новостях, естественно, ни о чем таком не упоминалось.
Потом пошли новости спорта, ради которых, судя по всему, хозяин и переключил канал, а я решил прогуляться.
Для начала — навестить этот самый «бар Луки». Может, удастся поболтать с Натсом?
* * *
Бар Луки я нашел без труда. Над вывеской было прибито огромное полотнище, красочно изображающее Тайную Вечерю. Сквозь окна-витражи в помещение падал успокаивающий сине-голубой цвет. Мне это заведение больше напоминало церковь, а никак не бар.
Я осторожно потянул за массивную ручку, выполненную в виде головы льва на массивном бронзовом кольце, и очутился внутри. Ощущения, что я нахожусь в католическом храме только усилились — два ряда деревянных столов и скамей уходили вперед к стойке, которая мне напомнила церковную кафедру, а сам бармен — приходского священника.
Посетителей не было, и Лука неторопливо протирал мягкой тряпочкой стойку. Делал он это с каким-то особым смирением, весь погруженный в свои наверняка благочестивые мысли.
Не знаю чего мне хотелось больше, немедленно бухнуться на колени и помолиться или побыстрее отсюда свалить, но ноги сами приняли решение и понесли меня вперед.
— Здравствуйте, — сказал я, останавливаясь возле стойки, — Я — Герман Лукин, мне нужно…
Зачем я вообще представлялся?
Бармен осветил меня своим всепрощающим взглядом святого великомученика:
— Лука, сын мой, — сказал он, — это ненастоящее мое имя, но ты можешь называть меня так. Ибо это угодно Господу нашему всемогущему. А теперь поведай, что тебе угодно, сын мой? Пива, вина, водки, самогона, быть может?
Мне вдруг вспомнился Павлоцци — вот кому бы здесь понравилось!
— Я разыскиваю одного человека, — сказал я.
— С добрым ли, злым умыслом? — поинтересовался Лука, начищая пивную кружку. Смысла в его действиях я не увидел — кружка и так сверкала, словно бриллиант.
— Мне надо с ним поговорить, — ответил я. — Просто поговорить. Не более того.
Бармен тяжко вздохнул:
— Ну что ж, сын мой. Назови имя этого человека.
— Натс, — сказал я.
— А, этот тот идиот с винного завода? — неожиданно спросил Лука, резко поменяв тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Чем ближе мое новое служение, тем ярче встают образы справедливого суда Божьего надо мной, смиренным слугой Его, который случайно закружился в греховном круге страстей и низких переживаний, вызванных…
— Слушай, Микки, как тебе удается строить такие фразы? — спросил я.
— Какие — такие? — замялся Павлоцци, недовольный, что я прервал его речь.
— Многоступенчатые. Понимаешь, я некоторые из них записать не смогу, не то что выговорить!
Некоторое время мы молчали, лишь вода звонкими каплями стучала по ржавой раковине.
— И все-таки я повторю вопрос, Герман, — вновь подал голос Микки. — Веришь ли ты в судьбу?
— Я верю в рок, — подумав, ответил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Что имею, то и… — начал я и осекся. Павлоцци все-таки итальянец, вряд ли поймет эту исконно русскую шутку. — Ладно, слушай. Представь, что ты — мальчик. Хороший, отзывчивый ребенок шести-семи лет. У тебя есть мама, папа — оба молодые, энергичные люди. Ты счастлив, все здорово…а на планете, где вы живете начинается голод… твой отец работает изо всех сил, но шансов на приличный заработок у него нет… потом у тебя умирает мать. Глупо, бессмысленно. Еще через несколько дней погибает отец. Молодой, здоровый, уверенный в себе парнишка. Ему бы жить еще и жить! Мальчик…нет, ты… ты знаешь, что где-то далеко, на другой планете у тебя остались дедушка с бабушкой. Ты летишь на эту планету и обнаруживаешь… что они тоже умерли. Совсем недавно — примерно в то же время, когда погибли твои родители. Что это, по-твоему, Микки? Судьба? Нет, преподобный Павлоцци, это рок! Вот что это такое!
— Давай помолимся за родителей этого мальчика, — тихо произнес Микки, закрывая глаза.
Я промолчал, разглядывая ленивого таракана, который степенно следовал от вентиляции к моей своеобразной кровати.
Кто завез этих тварей на солнечную Офелию?
— Этот мальчик — ты? — спросил Павлоцци.
— Нет, преподобный, — ответил я. — С этим мальчуганом я совершенно случайно познакомился на Статике. Отвез на Землю к родственникам, вот только… было уже поздно.
— Ты отдал его в детский дом? — спросил меня монах.
— Нет, я оставил его на попечение одной доброй старушки. Если выгорит мое дельце на Офелии, я вернусь и усыновлю пацана.
— Такие люди как ты редко встречаются, Герман. Чиста твоя душа, — мягко сказал Павлоцци, — открыт тебе путь к спасению. Покайся же прямо сейчас, приди в объятья истинной веры!
— Нет, Брат Микки, — я встал на ноги, похлопал его по плечу, — пойду-ка я лучше прогуляюсь по Офелии, загляну на пляж, сниму девчонку…
— Блуд! — с отвращением в голосе произнес монах. — Что может быть хуже? Что может быть отвратительней?
Я наклонился над раковиной, сполоснул лицо холодной водицей (даже водопроводная вода на Офелии пахла южными травами и местными звездными ночами), достал электрощетку для зубов.
— Не тело надо сохранять в чистоте, но душу, — мудро изрек Павлоцци. — Иногда ты забываешь об этом, брат Герман.
— Микки, мы прибыли на Офелию вчера вечером. Почему ты до сих пор не принялся наставлять туземцев и туристов на путь истинный? — спросил я. — Может, хватит отыгрываться на мне?
— Тело слабо, — сказал Микки, — особенно если учесть, что мне тебя вчера пришлось выносить из корабля на собственных плечах.
— Особенно если учесть, что выносили нас обоих, Микки, — возразил я, нанося на подбородок и щеки дешевую бритвенную пасту «АнтиВолос». — Хорошо, что я еще ворочал языком — с трудом, но ворочал — и приказал таксисту везти нас в самый дешевый отель. Ты, насколько я помню, я пьяном угаре настаивал на «Хилтоне».
Павлоцци горестно покачал головой:
— Прощение сейчас я вымаливаю у Господа, брат Герман, именно прощение… Однако же мои ошибки не должны затмевать перед тобой свет Истинной веры…
— Поздно, Микки, слишком поздно, — сказал я, натягивая джинсы. — Расскажешь вечером, а я пойду прогуляюсь.
— Зачем ты прилетел на Офелию, Герман? — помолчав, спросил Микки.
Хороший парень этот Павлоцци.
Вот только не доверяю я никому в последнее время.
Тем более — случайным знакомым.
— Девушки, — ответил я. — Женщины. Во всех своих проявлениях. Кто же еще?
— Захвати на обратном пути водки! — крикнул мне вслед Микки, но я уже закрыл за собой дверь.
Рубашка почти сразу прилипла к телу — жара на Офелии стояла просто невыносимая. Если в нашей с Микки комнате дряхлый кондиционер кое-как справлялся с ней, то здесь, в узком душном коридоре властвовали тропики.
Планета Офелия — курорт, мир вечного лета, моря и любви. Всего два континента — оба располагаются в тропической и экваториальной зоне. Когда отважные исследователи из Великобритании открыли эту планету, сразу стало ясно — быть Офелии заповедником. Планете даже почти не понадобилось терраформирование — состав воздуха соответствовал земному, пышная растительность давала тень для усталых путников, местная фауна в большинстве своем оказалась крайне дружелюбной и что главное — неядовитой, море и пляжи ласково манили туристов посетить этот райский уголок.
Офелия!
«О, милая Офелия, о нимфа…»
Эта строчка из бессмертного творения бессмертного же автора вышита на национальном флаге планеты. Я слыхал, что на Офелии даже идет мыльная опера, которая так и называется — так сказать переложение Шекспировской трагедии на современный лад — вместо принца Датского молодой жиголо, вместо Офелии — раскаявшаяся проститутка-студентка из местного колледжа.
Да, англичане, пасторальные и чопорные англичане открыли Офелию. Но когда-то в свое время они же основали страну, называемую нынче Соединенные Штаты Америки. А кто скажет, что эта страна пасторальна?
Любые райские удовольствия, если у Вас есть деньги!
Пышные девочки в прозрачных бикини, какие хочешь наркотики (в том числе самый популярный — гажа, экстракт из местных растений с примесью желудочного сока огненных дракончиков), будоражащие кровь местные вина, золотистые горячие пляжи, прохладные уютные ресторанчики, подводные путешествия в загадочный мир океанов Офелии!
Все, что противозаконно на других планетах — легально или полулегально здесь. Большая удача для туристов и обосновавшихся на Офелии жителей!
А для меня — наоборот.
Дело в том, что на Офелии не в ходу открытая информационная система, как на той же Земле, Империусе или Байкусе. Найти тут нужного человека очень и очень сложно — на Офелии ведь бывает кто угодно — правители звездных систем, коммерсанты Галактического масштаба, известные певцы и актеры — всем им не очень-то хочется афишировать свое присутствие на райской планете. Поэтому данные о каждом туристе или жителе строго засекречены и скрыты за пудовыми дверями и тридцати двух байтными паролями, которые не вскрыть и не взломать.
Очень трудно будет найти Монику Димитреску.
Ведь я даже не знал, на каком из континентов она живет.
Но я надеялся на удачу, которая в последнее время часто меня выручала.
* * *
Спустившись по деревянной, эстетично заросшей серо-зеленым мхом лестнице, я оказался в холле. Немолодой кряжистый мужичок — хозяин отеля — сидел в маленькой кабинке, поглощая пончики и разглядывая почти обнаженных девиц, которых показывали по местному каналу. Загорелые девчонки крутились в бешеном танце вокруг огромного костра. Иногда подкидывали в него ветки и листья — едкий на вид зеленый дым струился между танцующими. Я покачал головой — конечно, я слышал, что Офелия не только планета теплых морей, но и дешевых наркотиков, но чтобы их вот так запросто рекламировали по стерео… Декаденс, честное слово. Хотя девчонки мне понравились. Особенно та, что с независимым видом курила двумя косяка сразу.
— Доброе утро! — поздоровался я с хозяином.
Тот невозмутимо направил в рот очередной пончик и, не поворачиваясь, степенно кивнул.
— Я впервые на Офелии, — зачем-то сказал я. — Не подскажите, где здесь поблизости дешевый магазинчик одежды? А то моя как-то не вяжется с местным климатом. С вашим прекрасным тропическим климатом, я хотел сказать.
Хозяин, наконец, удостоил меня взглядом:
— Это ты вместе со своим другом-дохляком прилетел вчера вдрызг пьяным? — спросил он по-английски. Чистый лондонский акцент выдавал в мужчине настоящего денди, а крошки от пончиков на потной рваной майке — бомжа из ближайшей мусорки.
— Ну… да, — Промямлил я, так и не решив, кто же на самом деле передо мной.
— Чтобы вечером расплатились! — заявил хозяин. — Понятно?
— Непременно, — улыбнулся я. — Микки, мой сосед, с удовольствием оплатит Вам наше проживание. Не стесняйтесь, требуйте у него за двоих — для него скупость является смертным грехом…
— Магазин одежды «Тельняшка» напротив, — буркнул хозяин и вернулся к прерванному занятию.
Я молча поблагодарил его потную темнокожую спину и вышел наружу.
Белое солнце палило нещадно, выбеливая улицы и маленькие приземистые домишки, выжигая пластик и стекло. Район был захудалым — вчера вечером мне не очень хорошо удалось разглядеть его, поэтому пришлось наверстывать упущенное.
Узенькая улочка, домики из пластика и белого кирпича — вроде и бедные, но все украшенные затейливыми каменными узорами. Окна — из «живого стекла», постоянно переливались и меняли цвет. На Земле такое стекло стоит как квартира где-нибудь на окраине столицы, здесь же — в порядке вещей.
Напротив и впрямь находился небольшой одноэтажный магазин, вывеска над которым гласила «Тельняшки Сэма». Около парадного входа дежурил чумазый мальчишка лет десяти. Он задумчиво крутил на пальце игрушку — йо-йо — и с интересом поглядывал на меня.
— Магазин через десять минут откроется, — сказал парнишка, когда я подошел к стеклянным дверям магазина, — дядя Сэм уже пришел, сейчас чай пьет.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Вы откуда? — спросил постреленок. — С какой планеты?
Мне он почему-то напомнил Генку. Вроде совсем не похож — Гена бледный, этот загорелый до черноты… но что-то во взгляде, в осанке — доверчивое и одновременно настороженное.
— Со Статики, — сказал я.
Не совсем правда, но я чувствовал себя сейчас действительно уроженцем Статики. Недолгое посещение Земли не всколыхнуло в моей душе никаких положительных чувств. Скорее я был рад, что покинул столицу Земного Сектора.
— Это где город? — оживился мальчуган. — Город инопланетянских статуй, да?
— Ну да, — сказал я, присаживаясь рядом, на порог. Козырек магазина давал хоть какую-то тень. — Только некоторые считают, что это не статуи, а живые люди… пришельцы, заморозившие себя когда-то невообразимо давно.
— Знаю я этих некоторых, — буркнул мальчишка. — Натс так, например, считает…
— Натс? — переспросил я.
— Ну да! — кивнул мальчик. — Один сумасшедший, он в конце улицы живет. Все время под вечер приходит в бар Луки и начинает всем рассказывать, будто разгадал тайну этой вашей Статики. Всем уже надоел, — и мальчуган тяжко, совсем по-взрослому, вздохнул. — Он и правда чокнутый. И мама, кстати, говорит точно также. И дядя Джо. Хотя дядя Джо сам не прочь с ним выпить.
— Бар Луки? — спросил я, закуривая.
— Ага… это в квартале отсюда, вниз к морю… только туда нечасто туристы заходят, там в основном наши, местные отдыхают…
— Понятно, — кивнул я.
Я курил и наблюдал за ярко-синим, без единого облачка небом. Местное светило медленно поднималось вверх, высоко в небе, словно спятившие стрекозы, замелькали мотоциклы.
— Сегодня на пляже будет праздник молодого вина, — сказал мальчик. — Вы придете?
Я вспомнил как на корабле «Лев Толстой» по пути на Офелию мне приходилось заправляться одним самогоном и кивнул. Вина Офелии славились наравне с ее пляжами. Грешно побывать на этой планете и не попробовать винца.
— Меня зовут Том, — сказал вдруг мальчик. — А то как-то неловко… мы с Вами разговариваем, а до сих пор незнакомы.
— Гера, — я протянул малышу руку.
Тот с серьезным видом хлопнул своей ладошкой по моей:
— Привет, Гера!
— Том, — спросил я, — а ты не знаешь девушку… она живет здесь, на Офелии…
— Офелия большая, — весело протянул мальчик. — Девушек много. Очень много! Чертовски много! — последнюю фразу он выдал с удовольствием, даже со смаком, явно копируя кого-то из взрослых.
— Ее зовут Моника Димитреску, — сказал я.
Том с любопытством посмотрел на меня:
— Вы шутите?
— А в чем дело?
Том захихикал, прикрыв ладошкой рот:
— Значит, над Вами, Гера, подшутили. Моника Димитреску — это… Хи-хи, ну надо же!
— Том! — толстая женщина в цветастом шейном платке высунулась наполовину из окна соседнего дома. — Ты куда это сбежал, негодник этакий? Живо домой, завтракать пора!
Мальчик сразу же подскочил и побежал на зов.
— Эй, так что насчет Моники? — крикнул я вслед, несколько ошарашенный словами мальчишки.
— Приходите вечером на пляж и все узнаете! — крикнул мне Том и исчез за калиткой.
* * *
Мне не пришлось долго расхаживать по магазину — я хватал первое, что попадалось на глаза. А попалось вот что: черные плавки, короткие цветастые шорты, полупрозрачная майка и очки-хамелеоны. Облачившись в этот чудовищный наряд, я, наконец, стал похож на настоящего туриста.
Пока хозяин магазина — тонкий и угрюмый мужик в тельняшке (единственной на все заведение!) — меланхолично выбивал мне чек, я спросил:
— Вы не подскажете, кто такая Моника Димитреску?
Дядя Сэм посмотрел на меня стеклянным взглядом (я засомневался — только ли чай он пьет по утру) и ответил:
— Давно не увлекаюсь, приятель. Не ко мне вопрос. Мня достаточно своей.
— Но…
— Разговор окончен, — отрезал Сэм.
Так я снова оказался на улице. На этот раз с сумкой, набитой старой одеждой, и полной сумятицей в голове.
Похоже, эту Монику знали здесь все.
Кто же она такая?
Заседает в правительстве?
Известная бизнес-вумэн?
А, может, валютная проститутка?
Хотя, припомнив слова Дерека, я предположил, что она все-таки ученая.
* * *
Старую одежду я запер в камеру хранения в своем отеле (наверх решил не подниматься — Павлоцци после прибытия на Офелию сильно изменился — на мой взгляд, не в лучшую сторону).
Делать было абсолютно нечего, поэтому я немного постоял рядом с кабинкой хозяина отеля — тот продолжал жевать пончики, на этот раз переключившись на общий канал. Показывали последнее заседание Галактического Совета. Федорчук убеждал чужих атаковать федерацию сектоидов. И, похоже, на этот раз даже негативно настроенные волки Текрана и закваки готовились уступить перед яростным напором людей.
Не знаю, помогла ли в этом моя аудиозапись. В новостях, естественно, ни о чем таком не упоминалось.
Потом пошли новости спорта, ради которых, судя по всему, хозяин и переключил канал, а я решил прогуляться.
Для начала — навестить этот самый «бар Луки». Может, удастся поболтать с Натсом?
* * *
Бар Луки я нашел без труда. Над вывеской было прибито огромное полотнище, красочно изображающее Тайную Вечерю. Сквозь окна-витражи в помещение падал успокаивающий сине-голубой цвет. Мне это заведение больше напоминало церковь, а никак не бар.
Я осторожно потянул за массивную ручку, выполненную в виде головы льва на массивном бронзовом кольце, и очутился внутри. Ощущения, что я нахожусь в католическом храме только усилились — два ряда деревянных столов и скамей уходили вперед к стойке, которая мне напомнила церковную кафедру, а сам бармен — приходского священника.
Посетителей не было, и Лука неторопливо протирал мягкой тряпочкой стойку. Делал он это с каким-то особым смирением, весь погруженный в свои наверняка благочестивые мысли.
Не знаю чего мне хотелось больше, немедленно бухнуться на колени и помолиться или побыстрее отсюда свалить, но ноги сами приняли решение и понесли меня вперед.
— Здравствуйте, — сказал я, останавливаясь возле стойки, — Я — Герман Лукин, мне нужно…
Зачем я вообще представлялся?
Бармен осветил меня своим всепрощающим взглядом святого великомученика:
— Лука, сын мой, — сказал он, — это ненастоящее мое имя, но ты можешь называть меня так. Ибо это угодно Господу нашему всемогущему. А теперь поведай, что тебе угодно, сын мой? Пива, вина, водки, самогона, быть может?
Мне вдруг вспомнился Павлоцци — вот кому бы здесь понравилось!
— Я разыскиваю одного человека, — сказал я.
— С добрым ли, злым умыслом? — поинтересовался Лука, начищая пивную кружку. Смысла в его действиях я не увидел — кружка и так сверкала, словно бриллиант.
— Мне надо с ним поговорить, — ответил я. — Просто поговорить. Не более того.
Бармен тяжко вздохнул:
— Ну что ж, сын мой. Назови имя этого человека.
— Натс, — сказал я.
— А, этот тот идиот с винного завода? — неожиданно спросил Лука, резко поменяв тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39