Но это все не так. Совсем не так, черт возьми.
В порыве негодования она с такой силой поставила телефон на столик, что он жалобно звякнул. Кит вышла на кухню и стала с грохотом открывать дверцы и ящики шкафов, пока наконец не нашла флакончик с аспирином. Так же шумно и разгневанно искала она потом стакан. Наливая воду из крана, она открыла его до отказа.
Приняв аспирин, она так и застыла над кухонной раковиной, крепко уцепившись за нее.
– Успокойся, – наконец приказала она себе сердито, но это не помогло. Ей надо было найти выход переполнявшим ее гневу и раздражению.
Надо выпить какао, подумала Кит. Приготовить его, как когда-то это делала миссис Хэйг.
Кит неистово громыхала кастрюлями и сковородками, пока наконец не нашла нужную посудину и не поставила ее на огонь. А затем, хлопая дверцами шкафов, принялась искать все, что перечислено в рецепте на коробке с какао «Херши». С силой рванув на себя дверцу холодильника и достав молоко, она так же безжалостно громко захлопнула ее. И в эту минуту что-то заставило ее обернуться.
В дверях стоял Беннон. Растаявший снег каплями влаги стекал с его шляпы, которую он держал в руках.
– Не успев доехать до дому, я обнаружил на сиденье твое портмоне. Наверное, оно выпало из сумочки. – Он положил его на стол. – Я постучал в дверь, но из-за грохота, который ты устроила, ты, должно быть, не слышала.
– Я разъярена, обижена, растерянна, – неожиданно призналась Кит. Сказав это, она облегченно вздохнула и даже улыбнулась. – Я сейчас приготовлю какао. Снимай куртку и выпей со мной чашечку. – Увидев, что он колеблется, она добавила: – Ничто так не согревает в снежный зимний вечер, как горячее какао.
Глядя на нее, Беннону вспомнилось многое, и не самое плохое. Этого было почти достаточно, чтобы поспешить уйти. Почти.
– Что ж, чашечка какао – это совсем неплохо. – Он пересек кухню, чтобы повесить шляпу и куртку на вешалку. Затем придвинул к столу резной деревянный стул и сел.
Воцарилось молчание, пока Кит хлопотала у плиты, помешивая какао в одной кастрюльке и наливая молоко в другую.
А Беннон следил за тем, как она ходит, что-то помешивает, затем пробует, с той небрежной уверенностью, которая свойственна хозяйке на кухне. Эта простая домашняя сценка навеяла грусть и мысли о том, что могло бы быть, если бы...
– Что заставило тебя ехать в город в такой час, Беннон? Дела или развлечения? – спросила Кит, вливая молоко в какао и помешивая его, чтобы не подгорело.
– Пожалуй, это можно назвать делом. Мой приятель набедокурил и что-то разбил. – Беннон положил руки на стол и, взяв сахарницу, стал передвигать ее по столу из руки в руку. – Удалось уговорить хозяина бара отказаться от иска и возместить ему нанесенный ущерб.
– Как я понимаю, твой приятель был пьян.
– Не в этот раз. Просто он был доведен до отчаяния и таким образом отвел душу... Как только что сделала ты.
– Я немного пошумела, ты так считаешь? – Она печально улыбнулась и сняла чашки с полки буфета.
– Да.
Налив в чашки какао и держа их в руках, она подошла к столу.
– Ты не бросаешь друзей, не так ли, Беннон? Как плохих, так и хороших?
– Я адвокат.
– Даже если бы ты им не был, ты все равно не бросил бы друга.
Она поставила перед ним чашку, а сама села напротив.
– Просто ты такой, вот и все.
– Должно быть. – Обручальное кольцо на его пальце блеснуло, когда он поднял чашку и легонько дунул на дымящееся какао. Почему-то кольцо на его пальце на сей раз ничего не задело в душе Кит. Оно было просто символом постоянства его характера и верности тем, кто был или даже не был рядом. После восьми лет жизни в Голливуде Кит способна была оценить это драгоценное качество в человеке. Невольно она вспомнила о Джоне и Мори и о других беспокоящих ее вещах.
Кит попробовала какао.
– И все же ему далеко до какао миссис Хэйг. Возможно, она клала вместо ванили что-то другое. В следующий раз я попробую добавить миндального экстракта.
Беннон отпил глоток.
– Мне кажется, что учиненный тобою дебош придал ему какой-то особый вкус. – Было в его улыбке озорство, которое и успокаивало, и дразнило. – В следующий раз, когда кончится бензин, вызывай прямо меня.
– Пустой бак с бензином – это не самая большая моя неприятность за этот вечер. – Она подвигала в воздухе рукой с чашкой и смотрела на небольшой водоворот в ней. – У нас с Джоном произошла грандиозная ссора по поводу поправок в сценарии.
– Вот как...
Поглощенная своими мыслями, Кит не заметила известной холодности в этом междометии.
Она подняла глаза на Беннона, когда тот внезапно встал и подошел к окну, словно хотел проверить, не прекратился ли снегопад.
Кит задумчиво глядела на его спину.
– Теперь я сама не совсем понимаю, почему я так взорвалась. Конечно, мне неприятно было узнать, что в мою роль внесены такие изменения. Я была расстроена, огорчена. Но не во власти актера помешать этому. Можно протестовать, но это редко когда кончается добром. Приходится довольствоваться тем, что дают. Контроль над ролью удается только очень знаменитым актерам, которым никто не смеет перечить. – Она умолкла, задумавшись. – Возможно, это моя интуитивная реакция протеста против того, кем надо быть, чтобы стать знаменитым, реакция против сделок и компромиссов, которые неизбежны, и против того, как будут относиться потом к тебе, а ты сама – к другим.
– Все это говорит не в пользу Тревиса, – резковато заметил Беннон.
– Пожалуй, – согласилась Кит. – Однако когда тебя используют в своих целях, чуть что спешат раскритиковать, осудить, охаять, справедливо или несправедливо, невольно становишься циником. Приходится иногда даже быть беспощадным. Я всегда старалась этого не видеть. Я даже не хотела верить, что это норма. – Она смотрела в чашку. – Помнишь, как ты сказал, что деньги меняют людей, их взгляды на жизнь. То же самое делает с человеком слава. Слава, деньги и тщеславие, когда они вместе, – это страшная сила.
Кит снова почувствовала беспокойство и, поднявшись, тоже подошла к окну и встала рядом с Бенноном. Вздохнув, она смотрела на снежинки за окном.
– Мне не нравится то, что творится со мной, Беннон. Я не нравлюсь сама себе, вернее, мне не нравится, во что я могу превратиться, если все это будет продолжаться. Нет, чтобы жить дальше, я должна измениться.
Иначе сломаюсь, подумала она. Раздвоюсь и перестану быть сама собой, что, кажется, уже происходит.
– А как же договоренности, на которые ты уже пошла? – спросил Беннон жестким тоном судьи. – Если ты уйдешь сейчас, выходит, все было напрасным?
События последних нескольких недель помогли ей легко понять скрытый смысл его слов.
– Не имеешь ли ты в виду все эти грязные сплетни обо мне и Джоне Тревисе? Что я спала с ним, чтобы получить эту роль? – Его внезапно окаменевшее лицо и вскинутая голова подтвердили, что она не ошиблась. – Неужели и ты тоже, Беннон? – гневно бросила она. Голос ее дрожал от боли и возмущения. – Проклятье!
Кит увидела, как Беннон нахмурился и подошел к мойке, куда со стуком поставил чашку, расплескав недопитое какао.
– Это то, о чем я только что говорила тебе. Люди судят, распускают слухи. Даже те, кому следовало бы меня знать...
– Кит, я... я к ним не отношусь...
– Я знаю... – У Кит дрожал подбородок. Она повернулась, посмотрела на него и увидела в его глазах растерянность и сочувствие. – Так вот, чтобы ты знал. Я спала с ним, но уже после того, как я получила роль. А досталась она мне потому, что я хорошая актриса. Очень хорошая. Только после этого Джон и я...
Она остановилась и прижала руку ко лбу.
– Зачем я говорю тебе все это, Господи? Какое тебе до этого дело? – Кит опустила руку, еле сдерживая слезы и бурю самых непонятных чувств, охвативших ее. – Мне хочется, чтобы мы покончили наконец с романтическими иллюзиями, Беннон.
Горячие слезы затуманили ее глаза, и она не видела, как он сделал движение в ее сторону. Она лишь неожиданно почувствовала, как его руки сжали ее плечи.
– Я тоже хочу этого, Кит. Но иллюзию нельзя просто убить, – сказал Беннон тихо и вдруг жадно притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, ибо нуждалась в его близости.
Джон целовал ее ласково и нежно. Он умел пробуждать в женщине чувственность. Но простая грубоватая искренность поцелуев Беннона рождала в ней другие, более глубокие чувства, вечные, как сама жизнь, – чувства женщины к мужчине. Они были выше чувственного влечения. Именно они сейчас переполняли Кит, столь пораженную их силой, что рыдания душили ее.
Беннон, словно почувствовав ее состояние, слегка отстранился и взял ее лицо в шершавые ладони. Дыхание его было прерывистым. Взгляд темных глаз, в которых затаилась тревога, жадно скользнул по лицу Кит, и сердце ее сжалось от боли. Он снова целовал ее, на этот раз как человек, припавший к роднику и заставляющий себя утолять жажду медленно и трепетно, ибо истосковался по вкусу чистой воды. С такой же сдержанностью и осторожностью он привлек ее еще ближе и целовал ее волосы.
– Не может быть, чтобы ты была еще вкуснее, чем я помнил, – прошептал он. – Как могу я хотеть тебя еще больше, чем хотел тогда?
Кит закрыла глаза, вся дрожа. Ей было трудно дышать, сдавило грудь. Руки ее словно окаменели, но все еще продолжали обнимать его.
– Не надо, Беннон, – сдавленно прошептала она. – Я... я этого больше не вынесу. Быть вместе так близко... и потерять. Я так хочу тебя, что не смогу снова пройти через это.
– Я не стану защищать свое прошлое, Кит. Я даже самому себе не могу его объяснить, – признался Беннон. – Я не знал того себя, каким был все те роковые три месяца. Скорее это был другой, незнакомый мне человек. Когда я увидел ее, меня, возможно, поразила загадочная привлекательность чего-то недозволенного. Она была темна, как ночь, со всей ее таинственностью, загадками и соблазнами, а ты была как свежий солнечный летний день. Или, может быть, это случилось потому, что тебя не было рядом, а она была. Или потому, что была чем-то новым и отличным от всего, что я знал. Возможно, виновато было стечение всех обстоятельств. Я, право, не знаю, Кит. – Боль, звучавшая в его голосе, подобно отголоскам далекого грома, отозвалась и в ней. – Я не в силах изменить прошлое, Кит. Оно всегда будет с нами.
Странное неожиданное спокойствие охватило Кит, несмотря на то, что он так и не смог ничего объяснить. Или, возможно, благодаря этому. Кит не знала, как и почему произошла в ней эта перемена, но это уже не имело значения.
– Беннон, – прошептала она и обняла его. Да, прошлое останется с ними, и какая-то часть Беннона всегда будет принадлежать Диане. Она – мать его дочери, и этого не изменить. Лора всегда будет напоминанием. Кит была уверена, что в конце концов она сможет совладать с этим.
Она чувствовала, как напряглось тело Беннона.
– Я хочу тебя, Кит, но ты заслуживаешь большего, чем я способен тебе дать.
– Дай мне то, что можешь. Мне этого будет достаточно. – Должно быть достаточно, решила она про себя.
Вздох, похожий на стон, вырвался из его груди, когда он неожиданно всей тяжестью своего большого тела прижался к ней и она чуть не потеряла равновесия. Она почувствовала жадность его губ, языка, все его нетерпение. Их тела соприкасались.
Кит не сдерживала себя. Она перестала задаваться вопросом, хорошо это или плохо. Перестала думать, что это может снова ранить ее. Есть время раздумий и время чувств, время быть разумной и время любить. Она достаточно убедилась в этом и теперь хотела доказать это Беннону.
Он немного отстранился, и его горячее дыхание касалось ее губ. Собственное тело казалось ему тяжелым от охватившего его желания. Руки нетерпеливо коснулись волос Кит и откинули ее голову назад.
– Я хочу тебя, но не здесь и не так, как пара подростков, занимающихся этим на кухне. Я хочу тебя в постели, чтобы твои волосы лежали на подушке, как золотой ореол вокруг тебя.
– Да, – прошептала она. Он обнял ее, а она, обхватив его за шею, запустила пальцы в его волосы и, нежно покусывая, целовала мочку его уха.
Наконец он отнес ее в спальню, громко захлопнув ногой дверь за собой. Весь мир был оставлен за этой закрытой дверью. Беннон опустил ее ноги вниз и позволил ей, все еще тесно прижавшейся к нему, медленно соскользнуть по его бедру. Просторный свитер задрался, обнажив нежную кожу ее тела, и он легонько коснулся ее.
Найдя ее губы, Беннон припал к ним, чувствуя легкий запах какао. Наконец он стянул с нее свитер. Она торопливо помогала ему сбросить с плеч ненужную рубаху. Кит чувствовала его шершавую ладонь, когда он снял с нее лифчик и начал ласкать грудь.
Они лежали в постели, а вокруг в беспорядке была разбросана одежда, и, если бы у Кит было время опомниться, она пришла бы в ужас. Но ей было не до этого, да и Беннону тоже. Их ничто более не волновало. Между ними была разлука в десять лет, и она стала частью того страстного, почти отчаянного стремления возместить все, что было потеряно. Оно бросило их с такой силой в объятия друг друга, и еще страх, что все равно этого будет мало.
Волосы Кит разметались по подушке, как того хотел Беннон. Мечта стала явью. Она была здесь, рядом. Он собрал ее волосы в ладонь и оттянул голову назад, открыв нежную линию шеи, трепетавшей под его поцелуями. На шее пульсировала тонкая голубая жилка, и он коснулся ее языком. Руки Кит гладили его грудь, спускаясь все ниже, и мускулы его живота вздрагивали от их прикосновений.
Когда он проник в нее, послышался слабый стон: его или ее, Кит не знала. Да это и не имело значения. Все, что имело значение сейчас, – это их союз. Она двигалась под желанной тяжестью его тела, жаждая все большего. Неожиданно его руки легли ей на бедра, останавливая.
– Не надо, – сказал он, – если ты еще двинешься, все закончится не начавшись. А я так хочу тебя. Я так долго хотел тебя.
Она открыла глаза, чтобы видеть его лицо, видеть, с каким трудом он контролировал себя, и все ради нее. Проведя ладонью по его щеке, она успокоила его:
– Вся ночь впереди, Беннон, и ты проведешь ее со мной.
– Всю, без остатка, – прошептал он, отпуская ее бедра и позволяя ей обхватить его ногами. Гонка началась. Ритм ее был горяч и безудержен. Ощущения накатывались как волны. Кит видела лицо, склонившееся над ней, капельки пота на нем и выражение напряжения и наслаждения, которое вот-вот должно закончиться. И все это принадлежало ей.
Затем на мгновение он прильнул к ней всем телом и, увлекая за собой, заставил перевернуться. Кит оказалась сверху. Длинные волосы упали ей на лицо, и она рукой отвела их в сторону. Беннон, поймав ее ладонь, прижал к губам. Глаза его потемнели от страсти.
– Теперь твоя очередь, – произнес он хрипло, увидев над собой ее грудь. – Или снова моя?
Он целовал ее руки: сначала кончики пальцев, каждый ловя губами, потом ладони, щекоча их языком, затем запястье, где губами нащупал бьющийся пульс, локоть, плечо, а затем его губы и язык медленно скользнули по ее щеке.
Для Кит его ласки были подобны чудесному сну, слишком прекрасному, чтобы быть правдой. Беннон давал ей почувствовать, как она любима.
Пока его губы двигались все ниже, руки, обхватив торс Кит, приподняли ее. Беннон взял в ладонь ее левую грудь и коснулся языком соска. Она хотела что-то прошептать, но не смогла, ибо от его ласк вырвавшийся вздох растворился в сладком экстазе. Кит запустила пальцы в его волосы, изнемогая от нежности и страсти.
Чуть повернувшись, Беннон снял Кит с себя и положил ее на бок рядом, продолжая свое путешествие вниз, покрывая поцелуями каждую пору, каждую клеточку ее тела, постепенно опускаясь с живота к бедрам, от них к коленям, затем к ступням ног, пальцам и, наконец, к пяткам, дразня и возбуждая ее все больше, пока не перевернул ее осторожно на живот, чтобы его губы повторили тот же путь, но теперь уже вверх, подолгу останавливаясь на ее ягодицах, ложбинке позвоночника, лопатках. Откинув ее волосы, он ласкал шею.
Никогда в жизни Кит не чувствовала себя столь желанной и любимой. Столь нежно любимой. Именно это она чувствовала в его ласках – он дорожил ею, он любил ее, он испытывал к ней бесконечную нежность.
Он повернул ее к себе лицом, теперь ища только губы. Она не отпускала его, хотела, чтобы этот поцелуй был долгим. Кит не подозревала, что может быть такой слабой и вместе с тем сильной, столь утомленной и вместе с тем возбужденной. Господи, сделай так, чтобы этот поцелуй длился вечно.
– Позволь мне прикоснуться к тебе, Беннон, – шепнула она, отстранившись.
Он заколебался на мгновение и отпустил ее плечи, потом свободно откинулся на кровати и тихо сказал:
– Я хочу этого.
Кит замерла, глядя на его тело, мощные и крепкие от постоянной физической работы мускулы.
– Мне нравится смотреть на тебя. – Она провела рукой по его груди, чувствуя упругость мышц. – Мне нравится прикасаться к тебе.
Наклонившись, она стала целовать полуоткрытыми губами его плечи. Мышцы его рук были сильными и твердыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
В порыве негодования она с такой силой поставила телефон на столик, что он жалобно звякнул. Кит вышла на кухню и стала с грохотом открывать дверцы и ящики шкафов, пока наконец не нашла флакончик с аспирином. Так же шумно и разгневанно искала она потом стакан. Наливая воду из крана, она открыла его до отказа.
Приняв аспирин, она так и застыла над кухонной раковиной, крепко уцепившись за нее.
– Успокойся, – наконец приказала она себе сердито, но это не помогло. Ей надо было найти выход переполнявшим ее гневу и раздражению.
Надо выпить какао, подумала Кит. Приготовить его, как когда-то это делала миссис Хэйг.
Кит неистово громыхала кастрюлями и сковородками, пока наконец не нашла нужную посудину и не поставила ее на огонь. А затем, хлопая дверцами шкафов, принялась искать все, что перечислено в рецепте на коробке с какао «Херши». С силой рванув на себя дверцу холодильника и достав молоко, она так же безжалостно громко захлопнула ее. И в эту минуту что-то заставило ее обернуться.
В дверях стоял Беннон. Растаявший снег каплями влаги стекал с его шляпы, которую он держал в руках.
– Не успев доехать до дому, я обнаружил на сиденье твое портмоне. Наверное, оно выпало из сумочки. – Он положил его на стол. – Я постучал в дверь, но из-за грохота, который ты устроила, ты, должно быть, не слышала.
– Я разъярена, обижена, растерянна, – неожиданно призналась Кит. Сказав это, она облегченно вздохнула и даже улыбнулась. – Я сейчас приготовлю какао. Снимай куртку и выпей со мной чашечку. – Увидев, что он колеблется, она добавила: – Ничто так не согревает в снежный зимний вечер, как горячее какао.
Глядя на нее, Беннону вспомнилось многое, и не самое плохое. Этого было почти достаточно, чтобы поспешить уйти. Почти.
– Что ж, чашечка какао – это совсем неплохо. – Он пересек кухню, чтобы повесить шляпу и куртку на вешалку. Затем придвинул к столу резной деревянный стул и сел.
Воцарилось молчание, пока Кит хлопотала у плиты, помешивая какао в одной кастрюльке и наливая молоко в другую.
А Беннон следил за тем, как она ходит, что-то помешивает, затем пробует, с той небрежной уверенностью, которая свойственна хозяйке на кухне. Эта простая домашняя сценка навеяла грусть и мысли о том, что могло бы быть, если бы...
– Что заставило тебя ехать в город в такой час, Беннон? Дела или развлечения? – спросила Кит, вливая молоко в какао и помешивая его, чтобы не подгорело.
– Пожалуй, это можно назвать делом. Мой приятель набедокурил и что-то разбил. – Беннон положил руки на стол и, взяв сахарницу, стал передвигать ее по столу из руки в руку. – Удалось уговорить хозяина бара отказаться от иска и возместить ему нанесенный ущерб.
– Как я понимаю, твой приятель был пьян.
– Не в этот раз. Просто он был доведен до отчаяния и таким образом отвел душу... Как только что сделала ты.
– Я немного пошумела, ты так считаешь? – Она печально улыбнулась и сняла чашки с полки буфета.
– Да.
Налив в чашки какао и держа их в руках, она подошла к столу.
– Ты не бросаешь друзей, не так ли, Беннон? Как плохих, так и хороших?
– Я адвокат.
– Даже если бы ты им не был, ты все равно не бросил бы друга.
Она поставила перед ним чашку, а сама села напротив.
– Просто ты такой, вот и все.
– Должно быть. – Обручальное кольцо на его пальце блеснуло, когда он поднял чашку и легонько дунул на дымящееся какао. Почему-то кольцо на его пальце на сей раз ничего не задело в душе Кит. Оно было просто символом постоянства его характера и верности тем, кто был или даже не был рядом. После восьми лет жизни в Голливуде Кит способна была оценить это драгоценное качество в человеке. Невольно она вспомнила о Джоне и Мори и о других беспокоящих ее вещах.
Кит попробовала какао.
– И все же ему далеко до какао миссис Хэйг. Возможно, она клала вместо ванили что-то другое. В следующий раз я попробую добавить миндального экстракта.
Беннон отпил глоток.
– Мне кажется, что учиненный тобою дебош придал ему какой-то особый вкус. – Было в его улыбке озорство, которое и успокаивало, и дразнило. – В следующий раз, когда кончится бензин, вызывай прямо меня.
– Пустой бак с бензином – это не самая большая моя неприятность за этот вечер. – Она подвигала в воздухе рукой с чашкой и смотрела на небольшой водоворот в ней. – У нас с Джоном произошла грандиозная ссора по поводу поправок в сценарии.
– Вот как...
Поглощенная своими мыслями, Кит не заметила известной холодности в этом междометии.
Она подняла глаза на Беннона, когда тот внезапно встал и подошел к окну, словно хотел проверить, не прекратился ли снегопад.
Кит задумчиво глядела на его спину.
– Теперь я сама не совсем понимаю, почему я так взорвалась. Конечно, мне неприятно было узнать, что в мою роль внесены такие изменения. Я была расстроена, огорчена. Но не во власти актера помешать этому. Можно протестовать, но это редко когда кончается добром. Приходится довольствоваться тем, что дают. Контроль над ролью удается только очень знаменитым актерам, которым никто не смеет перечить. – Она умолкла, задумавшись. – Возможно, это моя интуитивная реакция протеста против того, кем надо быть, чтобы стать знаменитым, реакция против сделок и компромиссов, которые неизбежны, и против того, как будут относиться потом к тебе, а ты сама – к другим.
– Все это говорит не в пользу Тревиса, – резковато заметил Беннон.
– Пожалуй, – согласилась Кит. – Однако когда тебя используют в своих целях, чуть что спешат раскритиковать, осудить, охаять, справедливо или несправедливо, невольно становишься циником. Приходится иногда даже быть беспощадным. Я всегда старалась этого не видеть. Я даже не хотела верить, что это норма. – Она смотрела в чашку. – Помнишь, как ты сказал, что деньги меняют людей, их взгляды на жизнь. То же самое делает с человеком слава. Слава, деньги и тщеславие, когда они вместе, – это страшная сила.
Кит снова почувствовала беспокойство и, поднявшись, тоже подошла к окну и встала рядом с Бенноном. Вздохнув, она смотрела на снежинки за окном.
– Мне не нравится то, что творится со мной, Беннон. Я не нравлюсь сама себе, вернее, мне не нравится, во что я могу превратиться, если все это будет продолжаться. Нет, чтобы жить дальше, я должна измениться.
Иначе сломаюсь, подумала она. Раздвоюсь и перестану быть сама собой, что, кажется, уже происходит.
– А как же договоренности, на которые ты уже пошла? – спросил Беннон жестким тоном судьи. – Если ты уйдешь сейчас, выходит, все было напрасным?
События последних нескольких недель помогли ей легко понять скрытый смысл его слов.
– Не имеешь ли ты в виду все эти грязные сплетни обо мне и Джоне Тревисе? Что я спала с ним, чтобы получить эту роль? – Его внезапно окаменевшее лицо и вскинутая голова подтвердили, что она не ошиблась. – Неужели и ты тоже, Беннон? – гневно бросила она. Голос ее дрожал от боли и возмущения. – Проклятье!
Кит увидела, как Беннон нахмурился и подошел к мойке, куда со стуком поставил чашку, расплескав недопитое какао.
– Это то, о чем я только что говорила тебе. Люди судят, распускают слухи. Даже те, кому следовало бы меня знать...
– Кит, я... я к ним не отношусь...
– Я знаю... – У Кит дрожал подбородок. Она повернулась, посмотрела на него и увидела в его глазах растерянность и сочувствие. – Так вот, чтобы ты знал. Я спала с ним, но уже после того, как я получила роль. А досталась она мне потому, что я хорошая актриса. Очень хорошая. Только после этого Джон и я...
Она остановилась и прижала руку ко лбу.
– Зачем я говорю тебе все это, Господи? Какое тебе до этого дело? – Кит опустила руку, еле сдерживая слезы и бурю самых непонятных чувств, охвативших ее. – Мне хочется, чтобы мы покончили наконец с романтическими иллюзиями, Беннон.
Горячие слезы затуманили ее глаза, и она не видела, как он сделал движение в ее сторону. Она лишь неожиданно почувствовала, как его руки сжали ее плечи.
– Я тоже хочу этого, Кит. Но иллюзию нельзя просто убить, – сказал Беннон тихо и вдруг жадно притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, ибо нуждалась в его близости.
Джон целовал ее ласково и нежно. Он умел пробуждать в женщине чувственность. Но простая грубоватая искренность поцелуев Беннона рождала в ней другие, более глубокие чувства, вечные, как сама жизнь, – чувства женщины к мужчине. Они были выше чувственного влечения. Именно они сейчас переполняли Кит, столь пораженную их силой, что рыдания душили ее.
Беннон, словно почувствовав ее состояние, слегка отстранился и взял ее лицо в шершавые ладони. Дыхание его было прерывистым. Взгляд темных глаз, в которых затаилась тревога, жадно скользнул по лицу Кит, и сердце ее сжалось от боли. Он снова целовал ее, на этот раз как человек, припавший к роднику и заставляющий себя утолять жажду медленно и трепетно, ибо истосковался по вкусу чистой воды. С такой же сдержанностью и осторожностью он привлек ее еще ближе и целовал ее волосы.
– Не может быть, чтобы ты была еще вкуснее, чем я помнил, – прошептал он. – Как могу я хотеть тебя еще больше, чем хотел тогда?
Кит закрыла глаза, вся дрожа. Ей было трудно дышать, сдавило грудь. Руки ее словно окаменели, но все еще продолжали обнимать его.
– Не надо, Беннон, – сдавленно прошептала она. – Я... я этого больше не вынесу. Быть вместе так близко... и потерять. Я так хочу тебя, что не смогу снова пройти через это.
– Я не стану защищать свое прошлое, Кит. Я даже самому себе не могу его объяснить, – признался Беннон. – Я не знал того себя, каким был все те роковые три месяца. Скорее это был другой, незнакомый мне человек. Когда я увидел ее, меня, возможно, поразила загадочная привлекательность чего-то недозволенного. Она была темна, как ночь, со всей ее таинственностью, загадками и соблазнами, а ты была как свежий солнечный летний день. Или, может быть, это случилось потому, что тебя не было рядом, а она была. Или потому, что была чем-то новым и отличным от всего, что я знал. Возможно, виновато было стечение всех обстоятельств. Я, право, не знаю, Кит. – Боль, звучавшая в его голосе, подобно отголоскам далекого грома, отозвалась и в ней. – Я не в силах изменить прошлое, Кит. Оно всегда будет с нами.
Странное неожиданное спокойствие охватило Кит, несмотря на то, что он так и не смог ничего объяснить. Или, возможно, благодаря этому. Кит не знала, как и почему произошла в ней эта перемена, но это уже не имело значения.
– Беннон, – прошептала она и обняла его. Да, прошлое останется с ними, и какая-то часть Беннона всегда будет принадлежать Диане. Она – мать его дочери, и этого не изменить. Лора всегда будет напоминанием. Кит была уверена, что в конце концов она сможет совладать с этим.
Она чувствовала, как напряглось тело Беннона.
– Я хочу тебя, Кит, но ты заслуживаешь большего, чем я способен тебе дать.
– Дай мне то, что можешь. Мне этого будет достаточно. – Должно быть достаточно, решила она про себя.
Вздох, похожий на стон, вырвался из его груди, когда он неожиданно всей тяжестью своего большого тела прижался к ней и она чуть не потеряла равновесия. Она почувствовала жадность его губ, языка, все его нетерпение. Их тела соприкасались.
Кит не сдерживала себя. Она перестала задаваться вопросом, хорошо это или плохо. Перестала думать, что это может снова ранить ее. Есть время раздумий и время чувств, время быть разумной и время любить. Она достаточно убедилась в этом и теперь хотела доказать это Беннону.
Он немного отстранился, и его горячее дыхание касалось ее губ. Собственное тело казалось ему тяжелым от охватившего его желания. Руки нетерпеливо коснулись волос Кит и откинули ее голову назад.
– Я хочу тебя, но не здесь и не так, как пара подростков, занимающихся этим на кухне. Я хочу тебя в постели, чтобы твои волосы лежали на подушке, как золотой ореол вокруг тебя.
– Да, – прошептала она. Он обнял ее, а она, обхватив его за шею, запустила пальцы в его волосы и, нежно покусывая, целовала мочку его уха.
Наконец он отнес ее в спальню, громко захлопнув ногой дверь за собой. Весь мир был оставлен за этой закрытой дверью. Беннон опустил ее ноги вниз и позволил ей, все еще тесно прижавшейся к нему, медленно соскользнуть по его бедру. Просторный свитер задрался, обнажив нежную кожу ее тела, и он легонько коснулся ее.
Найдя ее губы, Беннон припал к ним, чувствуя легкий запах какао. Наконец он стянул с нее свитер. Она торопливо помогала ему сбросить с плеч ненужную рубаху. Кит чувствовала его шершавую ладонь, когда он снял с нее лифчик и начал ласкать грудь.
Они лежали в постели, а вокруг в беспорядке была разбросана одежда, и, если бы у Кит было время опомниться, она пришла бы в ужас. Но ей было не до этого, да и Беннону тоже. Их ничто более не волновало. Между ними была разлука в десять лет, и она стала частью того страстного, почти отчаянного стремления возместить все, что было потеряно. Оно бросило их с такой силой в объятия друг друга, и еще страх, что все равно этого будет мало.
Волосы Кит разметались по подушке, как того хотел Беннон. Мечта стала явью. Она была здесь, рядом. Он собрал ее волосы в ладонь и оттянул голову назад, открыв нежную линию шеи, трепетавшей под его поцелуями. На шее пульсировала тонкая голубая жилка, и он коснулся ее языком. Руки Кит гладили его грудь, спускаясь все ниже, и мускулы его живота вздрагивали от их прикосновений.
Когда он проник в нее, послышался слабый стон: его или ее, Кит не знала. Да это и не имело значения. Все, что имело значение сейчас, – это их союз. Она двигалась под желанной тяжестью его тела, жаждая все большего. Неожиданно его руки легли ей на бедра, останавливая.
– Не надо, – сказал он, – если ты еще двинешься, все закончится не начавшись. А я так хочу тебя. Я так долго хотел тебя.
Она открыла глаза, чтобы видеть его лицо, видеть, с каким трудом он контролировал себя, и все ради нее. Проведя ладонью по его щеке, она успокоила его:
– Вся ночь впереди, Беннон, и ты проведешь ее со мной.
– Всю, без остатка, – прошептал он, отпуская ее бедра и позволяя ей обхватить его ногами. Гонка началась. Ритм ее был горяч и безудержен. Ощущения накатывались как волны. Кит видела лицо, склонившееся над ней, капельки пота на нем и выражение напряжения и наслаждения, которое вот-вот должно закончиться. И все это принадлежало ей.
Затем на мгновение он прильнул к ней всем телом и, увлекая за собой, заставил перевернуться. Кит оказалась сверху. Длинные волосы упали ей на лицо, и она рукой отвела их в сторону. Беннон, поймав ее ладонь, прижал к губам. Глаза его потемнели от страсти.
– Теперь твоя очередь, – произнес он хрипло, увидев над собой ее грудь. – Или снова моя?
Он целовал ее руки: сначала кончики пальцев, каждый ловя губами, потом ладони, щекоча их языком, затем запястье, где губами нащупал бьющийся пульс, локоть, плечо, а затем его губы и язык медленно скользнули по ее щеке.
Для Кит его ласки были подобны чудесному сну, слишком прекрасному, чтобы быть правдой. Беннон давал ей почувствовать, как она любима.
Пока его губы двигались все ниже, руки, обхватив торс Кит, приподняли ее. Беннон взял в ладонь ее левую грудь и коснулся языком соска. Она хотела что-то прошептать, но не смогла, ибо от его ласк вырвавшийся вздох растворился в сладком экстазе. Кит запустила пальцы в его волосы, изнемогая от нежности и страсти.
Чуть повернувшись, Беннон снял Кит с себя и положил ее на бок рядом, продолжая свое путешествие вниз, покрывая поцелуями каждую пору, каждую клеточку ее тела, постепенно опускаясь с живота к бедрам, от них к коленям, затем к ступням ног, пальцам и, наконец, к пяткам, дразня и возбуждая ее все больше, пока не перевернул ее осторожно на живот, чтобы его губы повторили тот же путь, но теперь уже вверх, подолгу останавливаясь на ее ягодицах, ложбинке позвоночника, лопатках. Откинув ее волосы, он ласкал шею.
Никогда в жизни Кит не чувствовала себя столь желанной и любимой. Столь нежно любимой. Именно это она чувствовала в его ласках – он дорожил ею, он любил ее, он испытывал к ней бесконечную нежность.
Он повернул ее к себе лицом, теперь ища только губы. Она не отпускала его, хотела, чтобы этот поцелуй был долгим. Кит не подозревала, что может быть такой слабой и вместе с тем сильной, столь утомленной и вместе с тем возбужденной. Господи, сделай так, чтобы этот поцелуй длился вечно.
– Позволь мне прикоснуться к тебе, Беннон, – шепнула она, отстранившись.
Он заколебался на мгновение и отпустил ее плечи, потом свободно откинулся на кровати и тихо сказал:
– Я хочу этого.
Кит замерла, глядя на его тело, мощные и крепкие от постоянной физической работы мускулы.
– Мне нравится смотреть на тебя. – Она провела рукой по его груди, чувствуя упругость мышц. – Мне нравится прикасаться к тебе.
Наклонившись, она стала целовать полуоткрытыми губами его плечи. Мышцы его рук были сильными и твердыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42