Она беспокойно заерзала и оглядела присутствующих.Их было немного – Джэн с Мэри и мальчиками, Джейн и Иезекия, Селия, Нанетта и Пол – все, что осталось от этой прежде огромной и могущественной фамилии. Тишину нарушила Маргарет.– И что же теперь?Пол поднял глаза и увидел устремленные на него глаза всех присутствующих, полные надежды – впрочем, каждый возлагал надежду на что-то свое...– Полагаю... ~ продолжала Маргарет с неподдельной горечью в голосе – ведь она собиралась стать госпожой усадьбы Морлэнд, и быть ею до женитьбы сына. – Полагаю, теперь нужно послать весточку в Хар Уоррен, Мэри и Даниэлу Беннетту – пусть пришлют старшего мальчика.– Если они согласятся отпустить его, – вставила Мэри.– Они согласятся, – жестко сказала Нанетта. Джэн и Мэри переглянулись, и Джэн мягко произнес:– Зачем искать наследника так далеко? Разве поближе нет достойных молодых людей? – Он перехватил взгляд Пола и кивком указал на своих сыновей – Николас устроился на полу подле Селии и исподтишка пытался привлечь ее внимание, а маленький Габриэль сидел, прислонившись к плечу матери, и поигрывал ее шелковистым локоном.– Ты о чем? – подозрительно поинтересовался Пол. – При чем тут твои дети?– Удалим молодежь и побеседуем, – предложил Джэн. Пол, поколебавшись, кивнул, и Джэн приказал: – Николас, проводи Селию и Габриэля в сад – побудьте там, мы вас позовем.Когда дети вышли, Пол спросил:– Правильно ли я тебя понял – ты полагаешь, что я сделаю твоих сыновей моими наследниками?– А почему бы нет? – дружелюбно спросил Джэн – он намеревался сохранять этот тон как можно дольше. – Ты же всегда любил моих ребятишек. В свое время ты относился к ним, словно родной дедушка...– До тех пор, пока ты не забрал их у меня, – заметил Пол.– Но они воспитывались здесь долгое время. Здесь они рождены, здесь выросли – они не чужаки, как мальчики Беннеттов. Разве не лучше было бы, чтобы усадьба Морлэнд перешла к тому, кто всю жизнь тут прожил?– Ты воспитал из них еретиков! – Пол употребил самое страшное слово, какое смог сыскать. Джэн и глазом не моргнул.– Я бы не стал так выражаться, – спокойно продолжат он. – Хотя они и воспитаны в более передовом духе, нежели вы, – они хорошие мальчики. Вы могли бы женить Николаса на Селии – ее влияние на него было бы благотворно...Нанетта поняла, что все это – часть тщательно продуманного плана.– А почему не на Маргарет? – спросила она. Маргарет скорчила мину, а Джэн быстро ответил:– Но, мама, ты разве не видишь, что Николас чересчур молод для Маргарет?– Благодарю, но выходить за дитя я не собираюсь, – раздраженно сказала Маргарет, взглянув на Нанетту, – не поддержит ли та ее? Досадно было бы наблюдать, как то, что почти уже принадлежало тебе по праву, переходит в руки младшей сестры...– Маргарет, Селия – какая разница? – раздраженно произнес Пол. – Может быть, твои сыновья и впрямь хорошие мальчики, но они не Морлэнды. И к этому больше нечего добавить. – Он поднялся, чтобы удалиться, и Нанетта вся внутренне сжалась – о, она-то знала, какой удар сейчас обрушится на него! Она бросила на Джэна отчаянный взгляд, но поняла, что теперь его ничто не остановит.– Отчего же нечего? Мне есть что сказать, – отчетливо заявил Джэн. – Хотя Николас и не носит столь громкого имени, но он Морлэнд по отцу. В его жилах течет кровь Морлэндов!Повисла давящая тишина. Воздух словно сгустился. Пол, к тому времени уже достигший дверей, остановился, как только заговорил Джэн. Теперь же он медленно оборачивался – и ужасное выражение его лица красноречивее всяких слов сказало Нанетте, что он знал обо всем, знал все эти годы – и все же запрещал себе думать об этом...– И кто же этот папаша-Морлэнд, отец твоих отпрысков?– Ты это знаешь. – Джэн понял все сам.– Ты ведь знаешь это, не так ли? Я брат Джона – его старший брат, первенец твоей жены. А мой отец...– Нет, Джэн! – раздался отчаянный вопль Нанетты – Джэн, пораженный, обернулся к ней. – Нет, медвежонок, – уже спокойно и властно сказала она. – Довольно. – Ибо она знала, знала как никто другой, что эту тему трогать не следует – она запретна, запретна навсегда... Пол смотрел то на нее, то на Джэна, медленно поворачивая голову, все с тем же ужасным выражением лица.– Так ты это знаешь? Ты знаешь, кто совершил это злодеяние? Во имя Бога, – вдруг крикнул он, – неужели об этом знают все, кроме меня?– Я ничего не знаю, – раздраженно воскликнула Маргарет. – Я вообще не понимаю, о чем вы тут говорите. – Но на нее никто и внимания не обратил.– Я сожалею... – сказал Джэн Нанетте. – Я не понимал...– Ты не подумал, – зло ответила Нанетта.– О, Боже Праведный! – вспыхнула вдруг Мэри. – Какая теперь-то разница! Она давным-давно мертва, она в могиле!Пол уставился на нее, не веря своим глазам и ушам – до сих пор никто не смел причинить ему такую боль.– Она права, – чужим голосом выговорил он. – Какая разница! Лучше мне узнать все.– Пол... – Нанетта протянула к нему руку. Но Пол отшатнулся – хотя их разделяла комната.– Нет, позволь ему говорить. Продолжай, Джэн Чэпем. Кто был твоим отцом?Нанетта видела, что Джэн не хочет продолжать. Но тут вмешалась Мэри, сокрушая последние барьеры стыдливости и приличия:– Его отцом был побочный сын вашего дедушки, сводный брат вашего отца! Теперь вы знаете все. Он – Морлэнд, и по матери, и по отцу. Вы это понимаете? Мой Николас – правнук Великого Пола Морлэнда из усадьбы Морлэнд – как и ваши дети.Она с торжеством обвела глазами присутствующих. Джэн глядел в пол, Маргарет казалась озадаченной, а Пол с яростью взирал на молодую женщину. В тишине раздался голос Нанетты:– И я воспитала эту бессердечную, жестокую и алчную женщину? О, Мэри, если бы тебя сейчас видела твоя мать! Она рыдала бы! – Мэри залилась краской от злобы и растерянности.– Да, вы правы. – Это все, что смогла она выговорить. Пол постепенно приходил в себя после этого сокрушительного удара, от которого раскололся мир...– Забирайте детей и отправляйтесь домой, – почти шепотом сказал он. – Нынче же вечером я напишу Джону в Нортумберленд. Он пришлет мне своего сына.После вечерней молитвы в часовне Нанетта, возвращаясь к себе, встретила Пола, поджидавшего ее возле лестницы. Одри, повинуясь госпоже, поднялась наверх одна – а Нанетта и Пол остались наедине, впервые за целый день. Нанетта ждала, чтобы он заговорил первым.– Ты знала всегда, кто был его отцом. Ты сказала ему – а не мне!– Я бы ничего ему не открыла, если бы они с Мэри сами обо всем не догадались.– А она знала? – Он, конечно же, имел в виду Елизавету. Нанетта отрицательно покачала головой.– Ни одна душа ни о чем не знала, кроме меня. А она... она даже не видела его лица.– Но ты защищала его все эти годы! – с горечью прошептал Пол. Нанетта молчала. Полу не нужно было знать всех подробностей этой истории и роли, которую она в ней сыграла... На лице Пола выражение горечи сменилось тихой грустью: – Тебе не следовало скрывать ребенка. А что обо всем этом думала Елизавета?– Я сказала ей, что младенец умер.– О Боже Всемогущий, если бы так оно и было! Или хотя бы он ни о чем не догадывался! Зачем ты это сделала?– Знаю, что была неправа. Но я любила его. Он не должен отвечать за грех отца. Он хороший человек, Пол, – и не хочет ничего тебя лишить. Он и вправду думает, что если его сын станет наследником, то это будет лучшим выходом. И – кто знает – может, так оно и есть...Лицо Пола скривилось:– И наследником станет человек, в жилах которого течет кровь того проклятого негодяя, который надругался над Елизаветой? Как можешь ты даже думать об этом?– Дети ни в чем не виноваты, – повторила Нанетта.– Может быть, и нет – но на них навеки клеймо греха! – Пол отвернулся и вышел.
Было пронзительно-ясное осеннее утро, сверкающее всеми красками уходящего лета – но в воздухе уже не было пьянящего аромата... Джон стоял на вершине утеса, с восхищением глядя на красоту осенних лесов, а Китра у его ног с надеждой нюхал воздух. Старый пес уже сильно поседел – и немудрено, ведь ему уже минуло тринадцать лет. Порой он с трудом поднимался на ноги по утрам. И тем не менее по-прежнему оставался королем окрестных собак – весь в шрамах, свидетельствующих о былых подвигах и мудрости. Сколько его детей и внуков бегали вокруг костров – Джон и при желании не смог бы сосчитать... Не унюхав ничего примечательного, Китра ткнулся мордой в ладонь Джона – хозяин погладил большую голову пса, почесал за ушами и повернулся к Мэри.– Странно, что умирание может быть столь прекрасно... – сказала она. Он понял ее – как и всегда: ведь годы, проведенные вместе, когда они жили, спали, сражались и охотились бок о бок, радовались и печалились об одном и том же, сделали их единым существом. Люди не могли быть ближе друг другу, чем эти двое... Джон втайне изумлялся тому, что первое очарование любви ничуть не потускнело, а близостью они не пресытились. Всякий раз это происходило словно впервые, а час, проведенный без Мэри, был потерянным для Джона. Сейчас Мэри верхом на Хаулете находилась рядом – она держала поводья Юпитера, поджидая Джона. Он вдруг вспомнил, как впервые увидел ее – она сидела вот так же, вытянувшись в струночку, на могучем коне, силуэт ее четко выделялся на фоне неба – между ее бровей была такая же задумчивая складка... Он всегда называл ее Князьком – сейчас она выглядела ничуть не старше: возраст был не властен над ее красотой. Точеные черты, чистые серо-зеленые раскосые глаза, золотистые переливы смеха, царственная осанка, делающая ее похожей на статую богини, изваянной из мрамора, – все оставалось прежним. На нежной золотистой от загара щеке виднелся тонкий светлый шрам от того самого копья, и еще один, совсем свежий, на самом виске, куда угодил камушек, вылетевший из-под копыт скакавшего галопом впереди коня во время бешеной скачки... Вот и все перемены, произошедшие в ней за эти годы....Хотя не совсем так – были еще и невидимые глазу перемены, творившиеся в ее душе: они озадачивали и беспокоили Джона. В том, что с ней не произошло ничего, что следовало бы скрывать, Джон был совершенно уверен. Но все эти недомолвки, беспричинные приступы тоски, порой охватывающие ее, – когда он заботливо спрашивал о причине, она усилием воли стряхивала наваждение и заговаривала о другом... А иногда он просыпался среди ночи – и видел, как она молится, преклонив колени, у самого ложа. В таких случаях он никогда не прерывал ее, даже не давал ей почувствовать, что пробудился – а она сама ни разу ни словом не обмолвилась об этом, как, впрочем и о свечах, что возжигала она в крохотной каменной часовне под торфяной крышей перед статуей Пресвятой Девы... Он ничем не мог это объяснить – ну разве что она просила Богоматерь даровать ей еще одно дитя. Но почему бы ей с ним об этом не поговорить? Нет, он решительно ничего не понимал – он знал только, что глубоко в ее сердце поселилась печаль, и пока она хочет хранить ее в тайне, он не потревожит ее, не подаст виду, что ему об этом известно...Мэри задумчиво проговорила:– Знаешь, наверное, Господь дарит нам всю эту красу, чтобы хоть чем-то утешить в преддверии лютой зимы. Это как всепожирающее пламя, оставляющее после себя только пепел...Некоторое время они молча любовались переливами багрянца и золота, пока молодая собака по имени Кай не зевнула громко и протяжно и не зачесалась, прервав задумчивость хозяев. Моуди давно не было в живых – она погибла при родах: щенки оказались чересчур велики для ее хрупкого тельца. Кай же была одной из многочисленных дочерей Китры – отважная, но чересчур молодая, горячая и неопытная.– Ну как, поедем, папа? – спросил Томас. Он поджидал родителей с плохо скрываемым нетерпением и только рад был вмешательству Кай. – Лошади уже застоялись. – Чтобы представить убедительное доказательство, мальчик толкнул Сокола в бок ногой, а когда жеребец беспокойно затанцевал, резко натянул поводья.– Да, конечно. – Джон принял поводья из рук Мэри и вскочил в седло. Они поехали вниз к водопаду Гирди, обогнули холм и углубились в лес. За ними безмолвно следовали охотники, держа на поводках собак. Томас ехал рядом с родителями, чуть не дрожа от возбуждения. Его впервые взяли на настоящую, серьезную охоту – на крупного кабана – и мальчик, осознавая всю торжественность момента и громадную ответственность, гордо выпрямился в седле, а между его бровей образовалась складочка, делающая его еще более похожим на мать. В одиннадцать лет он был уже очень высок и силен, мог управиться с любым конем – сейчас он ехал верхом на крупном светло-сером мерине по имени Сокол, родственнике Хаулета. А конь этот был вовсе не детской игрушкой... В руках мальчик держал копье, древко его, как и положено, упиралось в носок сапога. У него была та же упругая стать, что и у Мэри. Джон то и дело оглядывался на них, ехавших бок о бок – и всякий раз сердце его замирало от любви и нежности. Мальчик все время откидывал со лба легкую прядь светлых волос, а в его раскосых серых глазах горели решимость и отвага...Они собирались поохотиться на крупного кабана, который время от времени совершал набеги на посевы окрестных крестьян и производил другие разрушения в деревнях. Те, кто его видел, в один голос называли чудовищем – но даже если у страха глаза велики, то все равно необходимо избавиться от зверя.Охотники подъехали к тому месту, где кабана видели в последний раз, и спустили собак. Китра, естественно, первым обнаружил лежбище – трава примята и повсюду виднелись следы копыт. Понюхав землю, он ощетинился и утробно зарычал, а за ним и вся свора. Мэри взяла Кай на поводок – собака «не доросла» еще до серьезных дел. Китра побежал впереди, а за ним последовали стремянные, готовые в любой момент спустить собак.След вывел их к самому водопаду Гирди – там они и увидели кабана. По команде Мэри слуги спустили собак, а Джон, Томас и верховые слуги поскакали вслед за хозяйкой. Пешие охотники бросились следом. Кабан, завидев погоню, повернулся и побежал. Бежал он быстро, но короткие ноги диких свиней не приспособлены для длительного бега – поэтому он, ища укрытия, устремился в чащу. Там охотники не могли уже двигаться быстро, собаки уткнулись носами в землю и вновь пошли по следу скрывшегося зверя. Порой охотникам приходилось спешиваться и вести лошадей под уздцы в густом лесу, и вскоре пешие загонщики нагнали их.Наконец, кабан залег в густом кустарнике, а собаки бегали с громким лаем и рычанием вокруг – острый запах кабана сводил их с ума, но не настолько, чтобы они ринулись навстречу верной гибели.– Здесь мы его и прикончим, – сказала Мэри. – Мы раскинем сеть вон там, на другой стороне, и погоним его сюда, прямо на нас – тут есть место, чтобы развернуться. – Было бы сущим безумием оказаться один на один с разъяренным кабаном и при этом не иметь места для охотничьего маневра. Слуги распаковали толстую сеть, притороченную к седлу одной из лошадей, и принялись разворачивать ее вокруг кустарника, крепко-накрепко вбивая колья в землю и между камнями, чтобы она устояла, когда животное выскочит из засады. Томас и двое слуг отвели лошадей подальше от опасного места, а Джон и Мэри осматривали наконечники своих копий и расставляли вокруг сети слуг с обнаженными охотничьими ножами. Когда Томас подошел к родителям, Мэри подала ему поводок Кай и приказала мальчику отойти подальше.– Но, мама... – начал протестовать Томас, сочтя это бесчестьем. Мэри сурово сдвинула брови, и мальчик умолк.– Томас, взберись вон на ту скалу – да возьми с собой Кай – и внимательно гляди сверху. Крикни, когда кабан побежит. Не бойся, это вовсе не стыдно. Ты еще не настолько силен, чтобы удержать кабана на копье – дело ведь только в этом.Томас угрюмо подчинился. Он взобрался на утес, а Джон, проводив его взглядом, взглянул вверх – туда, где на фоне неба отчетливо вырисовывались ветви деревьев и огромная, голая и серая вершина... Почему сжалось его сердце? Однако не время для воспоминаний и размышлений – Мэри уже приказала отвести собак подальше, и Джон, уперев древко охотничьего копья в землю, приготовился к схватке. Глаза его устремились на кустарник, откуда должен был появиться зверь.В кустах было шумно – трещали сучья и оглушительно лаяли псы. Да, кабан побежит именно сюда – потычется в сети, а потом найдет единственный выход. Мэри была вся словно натянутая тетива. Огромные псы рычали и задыхались, удерживаемые за ошейники ловчими – лишь Китра, прижавшийся к колену хозяина, молча дрожал от возбуждения.Тут послышался треск ломаемых сучьев, и одновременно с предупреждающим криком Томаса кабан ринулся прямо на них. Он летел быстрее стрелы, словно валун, пущенный из гигантской пращи – он и впрямь был очень велик, и не зря назвали его «чудовищем» – на темной морде сверкали огромные белоснежные клыки. За ним след в след неслась свора, подгоняя его – но, увидев людей и огромных рычащих псов, он резко затормозил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Было пронзительно-ясное осеннее утро, сверкающее всеми красками уходящего лета – но в воздухе уже не было пьянящего аромата... Джон стоял на вершине утеса, с восхищением глядя на красоту осенних лесов, а Китра у его ног с надеждой нюхал воздух. Старый пес уже сильно поседел – и немудрено, ведь ему уже минуло тринадцать лет. Порой он с трудом поднимался на ноги по утрам. И тем не менее по-прежнему оставался королем окрестных собак – весь в шрамах, свидетельствующих о былых подвигах и мудрости. Сколько его детей и внуков бегали вокруг костров – Джон и при желании не смог бы сосчитать... Не унюхав ничего примечательного, Китра ткнулся мордой в ладонь Джона – хозяин погладил большую голову пса, почесал за ушами и повернулся к Мэри.– Странно, что умирание может быть столь прекрасно... – сказала она. Он понял ее – как и всегда: ведь годы, проведенные вместе, когда они жили, спали, сражались и охотились бок о бок, радовались и печалились об одном и том же, сделали их единым существом. Люди не могли быть ближе друг другу, чем эти двое... Джон втайне изумлялся тому, что первое очарование любви ничуть не потускнело, а близостью они не пресытились. Всякий раз это происходило словно впервые, а час, проведенный без Мэри, был потерянным для Джона. Сейчас Мэри верхом на Хаулете находилась рядом – она держала поводья Юпитера, поджидая Джона. Он вдруг вспомнил, как впервые увидел ее – она сидела вот так же, вытянувшись в струночку, на могучем коне, силуэт ее четко выделялся на фоне неба – между ее бровей была такая же задумчивая складка... Он всегда называл ее Князьком – сейчас она выглядела ничуть не старше: возраст был не властен над ее красотой. Точеные черты, чистые серо-зеленые раскосые глаза, золотистые переливы смеха, царственная осанка, делающая ее похожей на статую богини, изваянной из мрамора, – все оставалось прежним. На нежной золотистой от загара щеке виднелся тонкий светлый шрам от того самого копья, и еще один, совсем свежий, на самом виске, куда угодил камушек, вылетевший из-под копыт скакавшего галопом впереди коня во время бешеной скачки... Вот и все перемены, произошедшие в ней за эти годы....Хотя не совсем так – были еще и невидимые глазу перемены, творившиеся в ее душе: они озадачивали и беспокоили Джона. В том, что с ней не произошло ничего, что следовало бы скрывать, Джон был совершенно уверен. Но все эти недомолвки, беспричинные приступы тоски, порой охватывающие ее, – когда он заботливо спрашивал о причине, она усилием воли стряхивала наваждение и заговаривала о другом... А иногда он просыпался среди ночи – и видел, как она молится, преклонив колени, у самого ложа. В таких случаях он никогда не прерывал ее, даже не давал ей почувствовать, что пробудился – а она сама ни разу ни словом не обмолвилась об этом, как, впрочем и о свечах, что возжигала она в крохотной каменной часовне под торфяной крышей перед статуей Пресвятой Девы... Он ничем не мог это объяснить – ну разве что она просила Богоматерь даровать ей еще одно дитя. Но почему бы ей с ним об этом не поговорить? Нет, он решительно ничего не понимал – он знал только, что глубоко в ее сердце поселилась печаль, и пока она хочет хранить ее в тайне, он не потревожит ее, не подаст виду, что ему об этом известно...Мэри задумчиво проговорила:– Знаешь, наверное, Господь дарит нам всю эту красу, чтобы хоть чем-то утешить в преддверии лютой зимы. Это как всепожирающее пламя, оставляющее после себя только пепел...Некоторое время они молча любовались переливами багрянца и золота, пока молодая собака по имени Кай не зевнула громко и протяжно и не зачесалась, прервав задумчивость хозяев. Моуди давно не было в живых – она погибла при родах: щенки оказались чересчур велики для ее хрупкого тельца. Кай же была одной из многочисленных дочерей Китры – отважная, но чересчур молодая, горячая и неопытная.– Ну как, поедем, папа? – спросил Томас. Он поджидал родителей с плохо скрываемым нетерпением и только рад был вмешательству Кай. – Лошади уже застоялись. – Чтобы представить убедительное доказательство, мальчик толкнул Сокола в бок ногой, а когда жеребец беспокойно затанцевал, резко натянул поводья.– Да, конечно. – Джон принял поводья из рук Мэри и вскочил в седло. Они поехали вниз к водопаду Гирди, обогнули холм и углубились в лес. За ними безмолвно следовали охотники, держа на поводках собак. Томас ехал рядом с родителями, чуть не дрожа от возбуждения. Его впервые взяли на настоящую, серьезную охоту – на крупного кабана – и мальчик, осознавая всю торжественность момента и громадную ответственность, гордо выпрямился в седле, а между его бровей образовалась складочка, делающая его еще более похожим на мать. В одиннадцать лет он был уже очень высок и силен, мог управиться с любым конем – сейчас он ехал верхом на крупном светло-сером мерине по имени Сокол, родственнике Хаулета. А конь этот был вовсе не детской игрушкой... В руках мальчик держал копье, древко его, как и положено, упиралось в носок сапога. У него была та же упругая стать, что и у Мэри. Джон то и дело оглядывался на них, ехавших бок о бок – и всякий раз сердце его замирало от любви и нежности. Мальчик все время откидывал со лба легкую прядь светлых волос, а в его раскосых серых глазах горели решимость и отвага...Они собирались поохотиться на крупного кабана, который время от времени совершал набеги на посевы окрестных крестьян и производил другие разрушения в деревнях. Те, кто его видел, в один голос называли чудовищем – но даже если у страха глаза велики, то все равно необходимо избавиться от зверя.Охотники подъехали к тому месту, где кабана видели в последний раз, и спустили собак. Китра, естественно, первым обнаружил лежбище – трава примята и повсюду виднелись следы копыт. Понюхав землю, он ощетинился и утробно зарычал, а за ним и вся свора. Мэри взяла Кай на поводок – собака «не доросла» еще до серьезных дел. Китра побежал впереди, а за ним последовали стремянные, готовые в любой момент спустить собак.След вывел их к самому водопаду Гирди – там они и увидели кабана. По команде Мэри слуги спустили собак, а Джон, Томас и верховые слуги поскакали вслед за хозяйкой. Пешие охотники бросились следом. Кабан, завидев погоню, повернулся и побежал. Бежал он быстро, но короткие ноги диких свиней не приспособлены для длительного бега – поэтому он, ища укрытия, устремился в чащу. Там охотники не могли уже двигаться быстро, собаки уткнулись носами в землю и вновь пошли по следу скрывшегося зверя. Порой охотникам приходилось спешиваться и вести лошадей под уздцы в густом лесу, и вскоре пешие загонщики нагнали их.Наконец, кабан залег в густом кустарнике, а собаки бегали с громким лаем и рычанием вокруг – острый запах кабана сводил их с ума, но не настолько, чтобы они ринулись навстречу верной гибели.– Здесь мы его и прикончим, – сказала Мэри. – Мы раскинем сеть вон там, на другой стороне, и погоним его сюда, прямо на нас – тут есть место, чтобы развернуться. – Было бы сущим безумием оказаться один на один с разъяренным кабаном и при этом не иметь места для охотничьего маневра. Слуги распаковали толстую сеть, притороченную к седлу одной из лошадей, и принялись разворачивать ее вокруг кустарника, крепко-накрепко вбивая колья в землю и между камнями, чтобы она устояла, когда животное выскочит из засады. Томас и двое слуг отвели лошадей подальше от опасного места, а Джон и Мэри осматривали наконечники своих копий и расставляли вокруг сети слуг с обнаженными охотничьими ножами. Когда Томас подошел к родителям, Мэри подала ему поводок Кай и приказала мальчику отойти подальше.– Но, мама... – начал протестовать Томас, сочтя это бесчестьем. Мэри сурово сдвинула брови, и мальчик умолк.– Томас, взберись вон на ту скалу – да возьми с собой Кай – и внимательно гляди сверху. Крикни, когда кабан побежит. Не бойся, это вовсе не стыдно. Ты еще не настолько силен, чтобы удержать кабана на копье – дело ведь только в этом.Томас угрюмо подчинился. Он взобрался на утес, а Джон, проводив его взглядом, взглянул вверх – туда, где на фоне неба отчетливо вырисовывались ветви деревьев и огромная, голая и серая вершина... Почему сжалось его сердце? Однако не время для воспоминаний и размышлений – Мэри уже приказала отвести собак подальше, и Джон, уперев древко охотничьего копья в землю, приготовился к схватке. Глаза его устремились на кустарник, откуда должен был появиться зверь.В кустах было шумно – трещали сучья и оглушительно лаяли псы. Да, кабан побежит именно сюда – потычется в сети, а потом найдет единственный выход. Мэри была вся словно натянутая тетива. Огромные псы рычали и задыхались, удерживаемые за ошейники ловчими – лишь Китра, прижавшийся к колену хозяина, молча дрожал от возбуждения.Тут послышался треск ломаемых сучьев, и одновременно с предупреждающим криком Томаса кабан ринулся прямо на них. Он летел быстрее стрелы, словно валун, пущенный из гигантской пращи – он и впрямь был очень велик, и не зря назвали его «чудовищем» – на темной морде сверкали огромные белоснежные клыки. За ним след в след неслась свора, подгоняя его – но, увидев людей и огромных рычащих псов, он резко затормозил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44