Ирина Цыганок
Печать смерти

FOR THINE IS THE GLORY
В темной тиши неземной,
В яме Вселенной пустой
Звезды по краю горят,
Звезды по краю бегут.
Боги тенета плетут,
Боги добычи хотят,
Боги добычу возьмут,
Боги получат тебя.
Из хиллсдунской «Песни о Бездне»

Гастон мысленно благословил строителей замка и консервативный характер хозяина. Если бы пол был выложен не каменной плиткой, а, к примеру, дубовыми досками, как в домах у соседей, их скрип давно выдал бы начинающего воришку. Очередной занавес закачался не то от сквозняка, не то от его неосторожного движения. Сердце тут же скатилось в самый низ живота, показалось вдруг, что сам мастер вышел посмотреть, кто там крадется между шпалерами. Но мечущиеся тени на ткани были вызваны всего лишь сполохами огня, пробивавшегося в круглые глазки по периметру колпака, которым на ночь накрывали камин. Гастон перевел дух. «Бояться нечего, – мысленно подбодрил он себя, – если мастер застанет меня здесь, он даже не удивится. А я скажу, что пришел взять углей для ночной лампы…»
Он немного постоял, успокаивая сердцебиение, а потом очень медленно двинулся дальше. Еще одна комната осталась позади, теперь от спальни хозяина его отделял только плотный занавес из карской ткани. Набрав побольше воздуха в грудь и стараясь не дышать, юноша приоткрыл его. Гигантская кровать стояла на постаменте, к которому вело аж три ступени, по углам на основательных резных столбах-колоннах возносился к потолку балдахин. Камин и здесь не успел прогореть, в его отблесках вырезанные на столбах морды зверей, казалось, ожили и гримасничают, насмехаясь над незваным гостем. Полог из рытого бархата был плотно задернут по ночному времени, но Гастон предпочел сделать круг и обойти комнату вдоль стены, по самому краю, стараясь держаться как можно дальше от кровати. Замер у хозяйского стола на витых ножках. Сокровище лежало в правом верхнем ящичке, охраняемое одним простеньким замком – владелец никак не мог предположить, что кто-то посторонний способен проникнуть так глубоко в сердце дома. До сего времени во всем городе не находилось достаточно безумного или жадного грабителя, чтобы сунуться в напичканный магическими сторожами замок.
Вор дрожащей рукой вставил ключ в скважину, повернул. Звук открывающегося замка показался оглушительным; он даже болезненно сжался и зажмурился, ожидая, что кара в лице проснувшегося мастера настигнет его немедленно. Но ничего не произошло, лишь бешено стучало сердце. Сообразив, что чудовищный скрежет слышен только в его воспаленном воображении, Гастон снова перевел дух. Теперь оставалось достать драгоценность из ящика и спрятать в карман. Первая часть этого, казалось бы, несложного действия прошла вполне удачно. Деревянный ящик, словно на смазанных салом салазках, мягко выехал из своего гнезда. Внутри, как и ожидалось (сам видел, как накануне хозяин устраивал его в это отделение стола), лежал обтянутый бархатом футляр. Доставать его дрожащими руками не годилось, и Гастон несколько раз до боли сжал и разжал пальцы, да еще встряхнул для верности кистями и лишь потом протянул руку к изящной коробочке. Быстрым движением извлек ее из ящика, положил на стол. Теперь следовало проверить, на месте ли то, ради чего он, собственно, и решился на этот отчаянный поступок. Еще раз, проделав все манипуляции с кистями и снова задержав дыхание, откинул плоскую крышку. На этот раз ударивший в глаза свет не был воображаемым, вор отшатнулся, едва не зацепив низкую скамеечку, на которую его хозяин любил ставить ноги, когда работал за столом. Не иначе Прародительница Неба лично явила милость, не позволив испуганному крику вырваться из горла, а подкосившимся ногам – сбить что-нибудь в комнате.
В футляре на атласной подкладке лежал бриллиант, по форме отдаленно напоминающий сердце. Его бесчисленные грани мгновенно вобрали свет умирающего в камине пламени и отразили, разбрызгав по стенам, мириады световых точек-зайчиков. Прикрываясь ладонью, как от солнца, Гастон другой рукой отпустил крышку. Сияние погасло. Он стер со лба обильно выступившую испарину, сердце бухало в межреберье, словно он только что одолел солидный подъем в гору. Камень еще нужно было извлечь из коробочки, которой полагалось остаться на месте и, пусть ненадолго, отсрочить обнаружение кражи. Юноша ощутил внезапную слабость в ногах, да и в районе живота что-то забурлило, потянуло… «Этого еще не хватало!» – ощутив узнаваемые позывы, испугался воришка. Снова протянул руку к футляру. На этот раз дрожали не только пальцы, все тело охватила паническая трясучка. Он знал, что труднее всего будет заставить себя взять камень в руки. Но такой тошнотворной волны страха, какая накрыла его сейчас по самую макушку, не ожидал. Пришлось отступить от стола. Несколько минут, рискуя быть застигнутым на месте преступления, парень пытался привести в норму дыхание, отирал струящийся по шее и вискам пот. «У меня получится», – как заклинание повторил в тысячный раз, мысленно взывая к образу явившейся ему богини.
В тот раз нарн Хэйворд вызвал его после полудня. Уйти в это время было нелегко: хозяин страдал бессонницей (что не удивительно при его ремесле), подолгу засиживался по ночам в подвале. Потом ложился и спал как раз до середины дня. А после начинались бесконечные вызовы и поручения. Гастон не имел ни минуты покоя до тех пор, пока мастер вновь не запирался в своей святая святых. Но Первый Учитель не стал бы посылать за своим шпионом по пустякам, и он явился в Храм в назначенное время.
– Мы знаем, твой мастер получил заказ. Он нужен нам, нужен богине. Тебе оказана великая честь исполнить ее повеление!
– Но, учитель, – попытался возразить он, покрываясь липким потом от одной лишь мысли похитить у патрона столь ценное изделие, – это невозможно. Я и шагу не успею сделать, как пропажа будет обнаружена.
– Ерунда, – отмел возражения нарн, – ты три года живешь в его доме и смеешь говорить, будто не знаешь всех запоров и ловушек?
– Знаю, но… – Гастон и сам понимал, что говорит неубедительно. Как объяснить Первому Учителю, что он попросту умрет от страха, прежде чем прикоснется к запретной вещи?
– Ты должен принести его до того, как явится заказчик, – не терпящим возражений тоном заявил Хэиворд. – Зря, что ли, Храм кормил и одевал тебя все эти годы? Ты в долгу перед богиней и нами.
– Я не могу, учитель. – Юноша покаянно опустился на колени. Он благоговел перед старшим служителем прекрасной Ифет, но для того, чтобы взяться за поручение, требовалось нечто большее, чем почтение, – отчаянная храбрость. А ею ученик Небесного Храма никогда не был щедро наделен.
– Ты смеешь отказываться?
Бедняга Гастон, опустив голову, слушал обличающе-грозный голос жреца. И вдруг вместо него по пустому в этот час Храму разнеслось мелодичное контральто:
– Не суди его строго, нарн. Любой бы на его месте почувствовал страх. Ни к чему пугать карами того, кто и так напуган.
Ученик растерянно поднял голову, и глаза его тут же округлились. Секунду назад они с Хэйвордом были одни перед алтарем Ифет, а. сейчас Первый Учитель больше не возвышался над согбенным учеником, но сам преклонил колени перед женщиной, удивительно похожей на стоящую здесь же статую богини.
– Взгляни на меня, Гастон! – Женщина и пальцем не шевельнула, но юноше показалось, будто нежная рука тронула его подбородок. – Я богиня, давшая жизнь Небу, умею читать в душах не хуже Господина Светлых Желаний. Мне известно, о чем ты мечтаешь, и обещаю тебе… – долгий взгляд невероятных васильковых глаз пронизал его до самой глубины существа, – обещаю: если ты принесешь мне камень, любая женщина – молодая или старая, красивая или дурнушка, богатая или бедная – по одному слову с любовью последует за тобой и отдаст все, что имеет. Ни один из земных правителей не имел такой власти, какую получишь ты! Так ты принесешь то, что я прошу?
Юный послушник внимал как зачарованный.
– Да, – произнес он, боясь отвести взгляд от чудесного видения. – Да, Прекраснейшая. – Он не видел, как нахмурил кустистые брови суровый Хэйворд, впервые услышавший, о чем в действительности грезит его ученик, не видел и двух младших жрецов, замерших на пороге зала при виде небывалого зрелища: никогда еще богиня не являла себя открыто никому, кроме Первых Учителей – старших нарнов своего Храма.
– У тебя получится. Я буду ждать. – Прародительница Неба одарила священнослужителей божественной улыбкой и исчезла.
– Отправляйся к своему патрону, – поднимаясь с колен и выводя ученика из эйфорического ступора, приказал старший нарн. – И помни: ты дал слово самой богине!
«У меня получится», – одними губами прошептал Гастон. Самовнушение наконец принесло свои плоды. Он сумел справиться со слабостью и снова приблизился к столу. Героическим усилием воли накрыл ладонью бархатный футляр, зажмурился, не позволяя себе задуматься ни на секунду, вслепую откинул крышку, нащупал пальцами мелко ограненный кристалл, рванул из гнезда. Раздался тихий металлический шелест – юношу чуть удар не хватил, глаза испуганно распахнулись. И снова богиня незримо пришла на помощь, намертво прилепив к пересохшей гортани язык. Между сжатыми в кулак пальцами свисала тонкая золотая цепочка – странный звук, услышанный им, был всего лишь шорохом золотых звеньев. В первый раз камень слишком ослепил его, чтобы он мог заметить цепь и драгоценную оправу, в которую тот был вставлен. Не рискуя разжать ладонь, Гастон сунул бриллиант в карман, затолкал свесившуюся наружу цепочку. Потом суетливо закрыл коробочку и поставил ее назад в ящик стола. Последний поворот ключа – новая волна холодного пота, и на ватных от пережитого волнения ногах неопытный грабитель проковылял к щели между тяжелыми занавесями. К двери, ведущей на лестницу, он почти бежал, позабыв об осторожности и о том, что топот вполне способен пробудить недавно заснувшего мастера. Ноги подворачивались едва не на каждой ступени, но каким-то чудом он ухитрился спуститься, не сломав шею. Теперь оставалось лишь пересечь тесный двор, а там бежать вдоль стены до Корабельного переулка и дальше, обходя форт, все в гору и в гору… Мысль о темных ночных улицах, полных своих, прозаических опасностей, царапнула край сознания, но не задержалась. Оставаться в только что обворованном доме, да еще с уликой в кармане – вот что казалось действительно страшным. Сердце бешеными толчками выталкивало в жилы кровь: тук-тук, тук-тук, тук-тук – беги, беги, беги!
Глухо хлопнула входная дверь. Гастон даже не обернулся. Впереди уже маячила обитая железными листами калитка. Плечом толкнув створку, он одновременно нащупал пальцами металлическую щеколду, надавил. Засов не поддался. Силы окончательно покинули юношу, и он сполз по двери на холодные плиты. Все оказалось тщетным, замок отказывался выпускать его. Через несколько часов мастер проснется, и для него, Гастона, все будет кончено. Не лучше ли вернуть камень, пока не поздно? Тогда, возможно, кара не будет слишком жестокой. Холод, пробиравшийся от земли через седалище к потной спине, неожиданно помог – вернул к реальности.
Парень подобрал ноги, поспешно поднялся, отряхнул штаны и замшевую куртку. К вечеру подморозило, так что на серой замше не осталось следов грязи. За эти годы не случалось нужды покидать дом хозяина ночью, и он успел позабыть, что волшебный замок на калитке намертво запечатывает ворота с наступлением темноты и до самого восхода. Лишь мастер своей рукой мог поднять в это время щеколду. Но с первыми лучами солнца действие заклинания закончится. Правда, проснется магический привратник, любящий задавать неудобные вопросы как входящим, так и выходящим. Но Гастон уже подумал о том, что не станет соваться к калитке первым, дождется, когда Иоганна, как обычно, отправится на рассвете за молоком и свежим хлебом для хозяина, и выйдет вместе с ней.
Поеживаясь от студеного ветра, задувавшего даже в закрытый двор, юноша вернулся к двери, теперь уже осторожно потянул за ручку. Смазанные маслом петли не скрипели, в темном коридоре он безошибочно нашел дорогу в свою каморку, присел на не расправленную с вечера кровать, замер, обхватив себя руками за плечи. Несмотря на то что в спальне было тепло, тело продолжал колотить озноб.
Он не заметил, как задремал. Пробудился от негромкого позвякивания. Вздрогнув, взвился с кровати, опасаясь, что проспал рассвет. Но за узким окном только начинало светать. Из коридора снова раздалось тонкое «занк-занк», потом тихий стук притворенной двери. Гастон судорожно ощупал карманы – драгоценный камень был на месте. Не задерживаясь больше, выскочил в коридор, оттуда в общий холл, а после во двор замка. Иоганна неторопливо шла к воротам. В одной ее руке раскачивался, позвякивая, медный бидон, а на сгибе другой, прижатой к груди, висела плетеная корзина. Служанка направлялась на рынок. Вор выждал, когда она откинет запиравшую ворота щеколду, потянет калитку на себя. Едва в воротах обозначился просвет, парень рванул прямо с крыльца. Пробегая мимо, чуть не сбил с ног удивленную горничную.
– Ты чего несешься как оглашенный! – возмущенно крикнула вслед Иоганна, и тут из дома, немыслимым образом проникнув сквозь толстые стены, донесся тонкий вопль.
– Гасто-он! – кричал хозяин. – Гасто-о-он!..
Крик достиг ушей беглеца, и тот припустил по пустынной улице что есть мочи. Иоганна с минуту неприязненно смотрела ему вслед. Хозяйский подмастерье – неловкий худой парень с заячьей губой – никогда ей не нравился.
– Не иначе разбил что-нибудь, – заметила она вполголоса, продолжая стоять, придерживая рукой открытую калитку. Дела хозяина и его ученика ее не касались. Но, поразмыслив еще немного, девушка все же решила вернуться. «Может, срочно прибраться надо», – рассудила она, пересекая двор в обратном направлении.

* * *
Знаете, что такое счастье? Не уверен. Сколько счастливых людей ходит, спит, жует яблоки, ссорится, плачет, напивается с горя, не подозревая, что они баловни судьбы! Счастье наполняет каждую их минуту, льется щедрым потоком, а они отворачиваются, лелея никчемные мелкие обиды, потирая ничтожные синяки, вздыхая о ненужном, и теряют, теряют, теряют бесценные мгновения счастья…
Вчера мне было двадцать четыре года, я был счастлив, но слишком глуп, чтобы заметить это.
Перед Новым годом в Каннингарде всегда устраивают большую ярмарку. Хотя до следующего урожая еще жить да жить, народ пьет-гуляет, как в последний день жизни. Да, как в последний день… Только эту ярмарку проводят внутри городских стен. Летом торговые ряды разбивают прямо в полях за защитным рвом, и тогда пестрый поток горожан выплескивается на окрестные луга, как разноцветные кости гадалки на зеленый платок. Ну а новогодняя ярмарка проходит на Старой рыночной площади, в такое время на окрестных улочках не протолкнуться. Я пошел побродить по торговым рядам вместе с Михалом и Автом – подмастерьями отца. Не считаю зазорным гулять с теми, кто на тебя работает. Да и на меня, собственно. Михал был моим другом, разница в возрасте (он на четыре года младше) не мешала. К тому же завтра обоих нас ожидал выпускной экзамен в гильдии. Припозднился я с получением звания мастера. Это потому, что три года просаживал отцовские накопления в Карсе. Отец затею с академией изначально не одобрял, но матушка мечтала, что ее отпрыск получит дворянство. Ну и я по молодости лет поддался, мне тогда казалось очень романтичным стать герцогским гвардейцем, вот и отправился набираться дворянских мудростей в Карской королевской академии. Не скажу, чтобы совсем даром время и деньги потратил, но очень быстро понял: прав отец, в гвардейцы идут только те, кто ничего другого, как мечом махать, не умеет.
У меня же, слава богам, и руки оказались «под тем углом» заточены, и голова на плечах. Поучился я три года у карских профессоров, насмотрелся на юных дворянских ублюдков, спускающих по дешевым кабакам родительские денежки, – и вернулся в отчий дом с твердой решимостью стать мастером-ювелиром. В тот же год мог бы экзамен в гильдии сдать – фамильное мастерство давалось легко, будто я уже родился со знанием, сколько меди добавлять в золотой припой. Но тут опять меня в сторону повело – надоело быть эдаким «чистеньким мальчиком», отливающим золотые безделки, захотелось настоящей мужской работы, и я еще два года вкалывал молотобойцем на нашего соседа-оружейника. Можно было, конечно, просто заплатить за науку, но, поскольку идея была моя собственная, не хотелось снова лезть в кошель к папаше. А так, мало что научился ковать клинки «королевской стали», попутно приобрел еще кучу полезнейших навыков. Одно только тренированное дыхание чего стоит. Как сейчас помню, сколько гонял нас университетский мастер фехтования, повторяя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45