– Ваша светлость разрешает мне говорить свободно?
– Мы не только разрешаем, – нетерпеливо заявил Г'ерет, – а требуем.
– Тогда я вам расскажу.
– Ну?
– От вас, ваша светлость, капитан.
Дженикор обратила свирепый взгляд на ошеломленного Г'ерета.
– Как, от меня?
– Да, именно.
– Из моих собственных уст?
– Ну, я сам не слышал, но мне сказали, что вы так говорили.
– Но это же совсем другое дело.
– Вовсе нет, – возразил Тэк. – Мне предельно ясно дали понять, что все так и было.
– И все же, – сказал капитан, не спуская глаз с Дженикор. – Мы ведь никогда не встречались, не так ли?
– Да, до сегодняшнего дня я не имел такой чести.
– Значит, кто-то вам сказал, будто я говорил все эти глупости?
– Совершенно верно.
– Кто?
– Я не могу ответить на ваш вопрос.
– Как не можете?
– Искренне сожалею, ваша светлость, поскольку прекрасно понимаю, что вы хотите узнать имя того, кто распускает про вас такие слухи.
– Не только хочу, я требую! – вскричал Г'ерет.
– И все же приказ…
– Какой приказ? Кто отдал столь замечательный приказ?
– Мой капитан, Ланмарея.
– Она приказала вам скрыть имя человека, который оклеветал леди Дженикор?
– Да. Нам приказано было не называть имена пленников.
– Пленников?! – вместе воскликнули Г'ерет и Литра.
– Ну да, тех, кого мы арестовали.
– Это еще что такое? – осведомилась Литра. – Вы произвели арест?
– Ну, я – гвардеец, – ответил Тэк.
– А потом вам приказали не раскрывать имена тех, кого вы арестовали?
– Вы правильно меня поняли. Я… – Он замолчал, потому что почувствовал неимоверную слабость, после чего с трудом продолжил; – Прошу прощения у ваших светлостей. Да, да, так оно и было: мы произвели арест и позаботились о том, чтобы никто из арестованных не вступал в контакт с посторонними. Более того, нам приказали держать в строжайшем секрете не только имена арестованных, но даже и Дома, к которым они принадлежат.
– А сколько их всего? – спросила Литра.
– На сей счет никаких распоряжений мы не получали, так что я могу ответить вашему превосходительству: четверо мужчин, две леди и один лакей.
– Как, лакей? – нахмурилась Литра.
– Такое у меня создалось впечатление, ваше превосходительство, – пояснил Тэк.
Иногда именно неожиданные детали делают убедительными самые невероятные истории.
– А имена, – настаивал на своем Г'ерет, – вы не можете нам открыть имена?
– К сожалению, не могу, ваша светлость. За исключением имени того пленника, что два дня назад дал мне совет, который теперь нельзя назвать хорошим, остальных имен я даже не знаю.
– Два дня назад? – насторожился Г'ерет. – Именно тогда вы произвели арест?
– Совершенно верно.
– Но кто же все-таки отдал столь постыдный приказ?
– Капитан Ланмарея.
– Значит, если она прикажет вам назвать имя того человека, вы так и сделаете? – вмешалась главнокомандующая.
– С радостью, ваше превосходительство.
– Надеюсь, вы понимаете, что я ее командир?
– О, здесь не может быть никаких сомнений.
– Следовательно, если бы я отдала ей приказ, она бы повиновалась?
– Разумеется, ваше превосходительство.
– Очень хорошо. А теперь назовите мне его имя – и немедленно.
Тэк уставился на Литру:
– Ваше превосходительство мне приказывает?
– Да. Отвечайте немедленно.
– Значит, это приказ?
– Приказ – и я не намерена его повторять.
Тэк немного подумал, а потом сказал:
– Похоже, придется сдаться.
– Так будет лучше, – вмешался Г'ерет. – Уж поверьте мне.
– Что ж, я вам скажу.
– И поскорее, – потребовала Литра тоном, не терпящим возражений.
– Вот мой секрет: я не знаю, к какому Дому он принадлежит, но зовут его Пэл.
Дженикор ахнула, а Г'ерет с удивлением посмотрел на Тэка.
– Пэл? – переспросил он.
– Так он себя назвал.
– Он гвардеец?
– У меня создалось такое впечатление, хотя его форменный плащ был несколько длиннее, чем положено.
– Он невысок, неплохо сложен? – продолжал расспрашивать Г'ерет.
– И, у него маленькие изящные руки? – добавила Дженикор.
– И на лошади он сидит весьма уверенно?
– С темными глазами?
– Носит легкую шпагу в стиле необи, с гардой дуэлянта и рубином на рукояти?
– А улыбка у него такая выразительная…
– И смуглое лицо, как у джагала?
– Манеры мягкие и привлекательные?
– Ну, – ответил Тэк обоим, – вы весьма точно его описали, только…
– Да? – спросила Дженикор.
– Я не заметил его улыбки.
– Что? – вскричал Г'ерет. – Пэл арестован?
– Значит, вы его знаете? – осведомилась Литра.
– Конечно. Он из моего батальона и является отличным солдатом.
– И, – продолжала Литра, обращаясь к Тэку, – вы не знаете, по какому обвинению его арестовали?
– Заверяю вас, леди, не имею ни малейшего представления.
– Зато я знаю, что мне следует делать, – я немедленно направляюсь к его величеству, – заявил Г'ерет.
– А я буду вас сопровождать, – сказала Литра. Аллистар, который внимательно слушал весь разговор, хотел что-то сказать, но потом явно передумал.
Неожиданно Дженикор, погрузившаяся в глубокие раздумья, громко расхохоталась.
– Ну? – удивленно проворчала Литра.
– Ваше превосходительство, это так забавно. Я все поняла.
– В самом деле?
– Да. Пойдемте, друзья, нам здесь больше нечего делать. Что до вас, сударь, – обратилась она к Тэку, – уверяю, что вы прощены.
– Вы меня прощаете?
– Да, не сомневайтесь. Более того, желаю вам скорейшего выздоровления.
– Вы очень добры, миледи.
Пока Дженикор объяснялась с Тэком, Аллистар, который за все время не проронил ни слова, отвел Литру в сторону и о чем-то тихонько переговорил с ней – лицо главнокомандующий потемнело от гнева. В конце разговора она пожала плечами, словно хотела сказать: «Теперь от меня ничего не зависит», и вся компания покинула дом Тэка.
Что же до Дженикор, то она, задумчиво глядя вдаль, пробормотала себе под нос: «О кавалер, вы истинный йенди…»

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В которой наши друзья проводят время в тюрьме

В то время как Литра, Дженикор и Г'ерет покидают раненого гвардейца, мы вновь обратим наше внимание на тех героев, за которыми так терпеливо следовали по всему континенту.
Айрича и Кааврена поместили в одну камеру, и тиаса, убежденный, что идея Пэла, в чем бы она ни заключалась, обязательно принесет свои плоды, пытался брать пример с невозмутимого Айрича, спокойно занявшегося вязанием. Мы погрешим против истины, если скажем, что Кааврену удалось достигнуть желаемого. Сначала он ходил по камере взад и вперед – право узников, которым они владеют с тех самых пор, как появились тюрьмы. Затем принялся изучать два маленьких оконца высоко в стене.
– Айрич? – обратился он к лиорну.
– Да?
– Сможет ли кто-нибудь из нас пролезть в окно?
Лиорн взглянул на окна:
– Нет, более того, на них решетки.
– Рад, что нас поместили в камеру, где вообще есть окна.
– Это только потому, что мы люди благородного происхождения.
– А если бы мы были принцами?
– Тогда мы оказались бы этажом выше.
– Ну и?..
– И в нашей камере были бы окна, в которые мы могли бы смотреть.
– Наверное. А как же бедный Мика?
– В его камере, несомненно, нет окон.
– Ба! Это же невыносимо.
– Разве вы сами не говорили мне, что у нашего друга Пэла есть план?
– Да, или он только сказал, что у него есть план.
– В таком случае остается ждать.
– Ждать, клянусь Орбом! Как я ненавижу ждать!
Айрич пожал плечами.
Кааврен продолжал шагать по камере и размышлять, но, поскольку Айрич сохранял спокойствие, у тиасы начала появляться надежда.
Тазендра попала в одну камеру с Катаной, потому что в те времена узников разделяли сначала по сословиям, а потом по признакам пола и, наконец, по виду преступления. Поскольку начальника тюрьмы не поставили в известность о том, в каком преступлении обвиняются эти добрые души, он решил поместить их вместе.
Тазендра сразу же уселась на соломенном тюфяке, скрестила ноги и нахмурилась. Катана немедленно послала за тюремщиком, маленьким йоричем по имени Джуин.
– Ваша светлость оказала мне честь, призвав меня? – с поклоном осведомился он.
– Ну призвать, – ответила Катана, – слишком сильно сказано. Я просто попросила, чтобы вы подошли ко мне.
– Какая разница? – заявил Джуин, которому, впрочем, понравилась вежливость Катаны. – Если в качестве хозяина я могу сделать хоть что-нибудь для того, чтобы ваше пребывание здесь стало более приятным, и при этом не нарушить свои обязанности, то постараюсь исполнить ваше желание.
– Что ж, – сказала Катана, – раз уж вы сделали такое искреннее и щедрое предложение, я с радостью его принимаю.
– Ни о чем другом я и не прошу, – заявил тюремщик, которого стало разбирать любопытство.
Следует отметить, что Тазендру охватили аналогичные чувства. Она с удивлением смотрела на величественную леди дракон, которая так дружелюбно разговаривала с йоричем.
– Я позвала вас для того, чтобы ознакомиться с условиями нашего заключения.
– Это ваше право, – ответил тюремщик. – Вот они: никаких контактов с другими заключенными, с внешним миром, за исключением вашего покорного слуги. – Тут он поклонился и указал на себя.
– Хорошо, продолжайте.
– Вам не разрешается пользоваться перьями и бумагой.
– Понятно. Далее?
– Вас будут кормить четыре раза в день: в восемь и в тринадцать часов после полуночи, а также в третьем и восьмом часу после полудня. В меню входят жареное мясо, свежий хлеб, фрукты по сезону и вполне приличное вино. Кроме того, вам разрешены двухчасовые прогулки во дворе, которые начинаются ровно в полдень.
– Меня такие условия вполне устраивают, тем более что камера достаточно велика для гимнастики, если это, конечно, не запрещено.
– Ни в малейшей степени.
– А что еще?
– Даже со мной вам не следует разговаривать о преступлении, из-за которого вы сюда попали. Таковы указания, полученные мною касательно вас и ваших друзей и не относящиеся к другим заключенным.
– Я все поняла. Что-нибудь еще?
– Прочих ограничений нет, мадам.
– Прекрасно, могу я кое-что сказать?
– Конечно. Можете говорить со мной обо всем, что хоть как-то связано с вашим пребыванием здесь.
– Ну тогда я должна отметить, что камера мне не нравится.
– Почему?
– Причин несколько.
– Возможно, я смогу поместить вас в другую, миледи.
– О, в этом нет необходимости, нашу вполне можно привести в порядок.
– В таком случае давайте выясним, что требуется сделать.
– Во-первых, нам понадобится немного дров, чтобы развести огонь.
– Летом?
– Да, моя спутница страдает от холода.
– Неужели? – удивилась Тазендра. – От холода? Я вовсе не страдаю от холода.
Катана бросила на Тазендру взгляд, призывающий к молчанию, и сказала:
– Да, да, от холода. Она сама еще не понимает, что с ней происходит, мой добрый Джуин, но я вижу, как моя подруга дрожит, и меня тревожит ее состояние.
– Откровенно говоря, – заявила Тазендра, – я действительно немного замерзла.
– Вот видите? Для ее здоровья огонь просто необходим.
– Ну поскольку вы леди, вам положено девять вязанок дров в день, а также кора и прутья – в необходимом количестве. Обычно дрова выдаются только в холодную погоду, но инструкции, запрещающей их употребление летом, нет.
– Значит, вы позаботитесь, чтобы мы получили дрова?
– Да, и немедленно.
– Мы будем у вас в долгу.
– Вы хотите развести огонь. Что еще?
– На мой взгляд, здесь недостаточно чистые стены.
– О, какая утонченность!
– Да, это недостаток, но мы не можем себя переделать.
– Тут вы правы. Однако понимаете, все слуги заняты…
– В таком случае не нужно их беспокоить. Нас вполне устроит, если вы принесете ведро воды и щетку, – я вымою стены сама.
– Здесь не будет никаких проблем, – ответил Джуин. – Что дальше?
– Больше ничего. Если вы сможете обеспечить нас тем, о чем я вас попросила, я – ваша должница.
– Принесу все немедленно.
Когда тюремщик ушел, Тазендра сказала:
– Уверяю, Катана, я совершенно не понимаю ваших намерений.
– Ну ничего особенного я вам не обещаю, но, раз уж нам придется провести здесь некоторое время, я попытаюсь придумать хоть какое-нибудь развлечение.
– Как, вам нравится гонять тюремщика за водой и вязанками хвороста?
– Нет, но я смогу получить удовольствие, когда он их принесет.
– Но каким образом?
– Увидите, когда придет время.
Тюремщик вернулся с водой, щеткой и дровами. Поблагодарив его, Катана немедленно занялась устройством маленького костра. Когда огонь разгорелся, она принялась мыть щеткой стены так тщательно, словно всю жизнь только этим и занималась. Тазендре скоро наскучило наблюдать за ней, она взяла у тюремщика вторую щетку и тоже взялась за уборку.
Когда они закончили, вернулся тюремщик, чтобы забрать ведро и щетки. Катана попросила его оставить ведро, заявив, что на нем гораздо удобнее сидеть, чем на соломенном тюфяке. Джуин согласился. Когда же он ушел, Катана удовлетворенно улыбнулась.
– Итак, – спросила Тазендра, – что теперь?
– Смотрите. Видите это?
– Щетина от щеток.
– Точно. А это?
– Солома из вашего тюфяка.
– А теперь поглядите, что я буду делать.
– Вы наливаете питьевую воду в ведро.
– А сейчас?
– Добавляете туда золу, теперь мы не сможем пить эту воду.
– Именно. Смотрите дальше.
– Вы опустили соломинку в воду и, клянусь Орбом, вы рисуете на стенах!
– Точно. Теперь время пойдет быстрее, согласны?
– Вы так же умны, как Кааврен! А я не знаю никого, кто был бы умнее его.
Катана поклонилась и предложила соломинку и щетину Тазендре.
– Но я же не художник! – воскликнула леди дзур.
– И что с того? О Небеса! Все немного рисуют.
– Тут вы правы, и я почту за честь рисовать рядом с вами. Только…
– Да?
– Что мы изобразим на нашей картине?
– То, что видели в последние несколько недель.
– Отличная идея.
– Более того, мы просто обязаны это сделать.
– Но зачем, моя дорогая Катана?
– Кто-нибудь начнет задавать вопросы относительно наших рисунков, мы ему все расскажем и, кто знает, может, таким образом сумеем выбраться отсюда.
– Мало вероятно.
– Согласна, но у вас есть другой план?
– Должна признаться, что нет.
– Ну а тогда?
– Тогда, дорогая баронесса, давайте рисовать.
И обе женщины принялись за дело; если их камера и не стала от этого более красивой, они хотя бы нашли себе интересное занятие.
Ни Аттрик, ни Пэл не проявили ни малейшего интереса к камере, в которой оказались. Пэл воспользовался возможностью и расспросил тюремщика сначала об условиях содержания, а потом о событиях, происходящих в городе, насколько тюремщик мог о них знать. И благодаря своему уму и обходительным манерам он сумел выведать у Джуина гораздо больше, чем тот думал. Что до Аттрика, то, будучи бывалым воином, он прекрасно знал, как проводить время в подобных обстоятельствах, и тут же улегся спать.
Давайте не будем забывать про Мику, который попал в одну камеру с двумя десятками текл, разного рода головорезами, пьяницами, неплательщиками налогов и должниками. Вы могли бы предположить, что из всех наших друзей он пребывал в самом мрачном настроении, но это ни в коей мере не соответствовало бы действительности.
Ливрея сразу привлекла к достойному текле всеобщее внимание, а уж то, что это была ливрея дзурлорда, и вовсе вызвало сильное изумление. А если мы вспомним, что сей умный текла еще имел хорошо подвешенный язык и с удовольствием рассказывал товарищам по несчастью о своих приключениях, то станет ясно: он очень быстро занял самое высокое место в тюремной иерархии. Мика наслаждался своим статусом с тем чистым восторгом, который столь характерен для теклы. И хотя он, конечно же, предпочел бы свободу, Мика оказался самым счастливым из всех семерых искателей приключений.
Однако шестьдесят часов, проведенные в тюрьме или темнице, могут изменить очень многое. Чтобы объяснить, что мы имеем в виду, рискнем обратить ваше внимание на различия. Тюрьма – это место, где приговоренные к наказанию его ждут или просто отбывают. Темница же – место, где арестованные ожидают решения суда. Условия содержания практически такие же, да и располагаются тюрьмы и темницы, как правило, рядом, но главное различие состоит в психологическом аспекте проблемы. Пока вы находитесь в темнице, вам трудно смириться со своей судьбой, а в тюрьме далеко не каждому удается сохранить надежду. Для того же, кто, как и наши друзья, не знает, каково положение дел, каждый час становится тяжкой мукой.
Проведя в заключении два дня и две ночи, Кааврен перестал даже пытаться сохранять видимость спокойствия; Айрич, самый хладнокровный из всех гвардейцев, продолжал вязать, однако пальцы его слегка дрожали.
Катана и Тазендра успели покрыть стены своей камеры портретами друг друга и сценами, живописующими их приключения, но теперь они начали критиковать собственную работу – оставалось совсем немного до перехода к взаимной критике, что, разумеется, неизбежно приводит к чрезвычайно печальным результатам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44