самый неубедительный аргумент в пользу чего угодно.
Она пожала плечами, легким таким движением.
— Сколько?
— Сколько… чего? — переспросил Захлер. Однако я уже понял: речь шла о том, что давило на меня весь день.
— Денег, — ответил я. — Она хочет, чтобы ей платили за игру с нами.
Он вытаращил глаза.
— Ты хочешь денег?
Она сделала шаг вперед, вытащила из кармана удостоверение личности и помахала им перед лицом Захлера.
— Видишь это? Тут сказано, что я зарегистрирована и могу на законном основании играть в подземке. Пришлось попотеть перед комиссией, чтобы получить это. — Она убрала карточку и еле заметно вздрогнула. — Вот только я не спускаюсь туда больше.
Она пнула ногой ведро с деньгами, издавшими резкий металлический звук, похожий на кашель.
— Здесь семьдесят — восемьдесят баксов. С какой стати я буду играть даром?
— Bay! Ну, прости.
Захлер потянул своих псов прочь, бросив на меня такой взгляд, словно она жаждала нашей крови.
Я, однако, не двигался, глядя на ведро с деньгами, точнее, на банкноты, трепещущие наверху. Их там было пять — и наверняка легко могла набраться и сотня. Она имеет полное право запрашивать деньги. Весь мир вертится вокруг денег, только недоумки не понимают этого.
— Ладно, — сказал я. — Семьдесят пять за репетицию.
Захлер замер, снова выпучив глаза.
— А сколько за выступление?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Сто пятьдесят?
— Двести.
Я вздохнул. Слова «не знаю» только что стоили мне пятидесяти баксов. Вот так всегда с деньгами: нужно знать или, по крайней мере, вести себя, будто знаешь.
— Хорошо. Двести.
Я протянул руку, чтобы обменяться с ней рукопожатием, но она просто вручила мне свою визитную карточку.
— Ты сбрендил, Мос? Перл с ума сойдет, когда узнает, что должна платить барабанщице.
— Ей ничего не придется платить, Захлер. Я буду.
— Ага, ну да. И где, интересно, ты возьмешь семьдесят пять баксов?
Я опустил взгляд на собак. Они с глупым видом таращились на водоворот Таймс-сквер — ну, чисто туристы из Джерси. Я попытался представить себе, как разыскиваю клиентов, хожу от двери к двери, типа Захлера, вешаю объявления, разрабатываю расписание. Ни за что.
Мой план был гораздо лучше.
— Не беспокойся об этом. У меня есть идея.
— Да уж конечно, не сомневаюсь. А как насчет «Страт»? Ты не накопишь денег на гитару, если два-три раза в неделю будешь отстегивать по семьдесят пять баков.
— Подумаю об этом, когда объявится ее владелица. Если объявится.
Захлер испустил вздох, не зная, как быть.
Я взглянул на карточку: « Алана Рей, барабанщица ». Никакого адреса, просто номер сотового, но если она в состоянии заработать сотню баксов в день наличными, сомневаюсь, чтобы у нее не было крыши над головой.
Это оказалось так просто — нанять ее, в миллион раз проще, чем я воображал. Никаких разговоров о предпочтениях, о последующей славе или о том, кто всем заправляет. Просто несколько чисел — я ей, она мне.
Деньги сделали все это таким легким.
— Мос, ты сводишь меня с ума. Ты, типа, самый прижимистый парень на свете. У тебя нет собственного усилителя, и за шесть лет ты лишь дважды сменил струны.
Это правда. Я всегда дожидался, пока они начнут ржаветь у меня под пальцами.
— А теперь ты собираешься платить сотни долларов? — продолжал Захлер. — Почему бы не поискать другую барабанщицу? С настоящими барабанами, которой не придется платить.
— И которая так же хороша?
— Может, и нет. Но Перл говорила, что у нее есть несколько на примете.
— Мы не должны, чуть что, бегать к ней. Мы сказали, что сами решим эту проблему. Поэтому платить буду я… И не говори Перл о деньгах, ладно?
Захлер застонал:
— Bay, теперь я въехал. Ты хочешь платить этой девушке, чтобы она была обязана тебе. Хочешь, чтобы это была твоя барабанщица, не Перл. — Он покачал головой. — Жутко тупая логика, Мос. Предполагается, что мы станем группой.
— Перл уже платит за место для репетиций.
— Что для нее тьфу, пустяк! Ты хочешь состязаться в расходах с девушкой, которая живет в многоэтажном доме! С лестницей!
Я перевел взгляд на свои разношенные ботинки.
— Это не состязание, Захлер. Просто бизнес.
— Бизнес? — Он рассмеялся. — Что ты понимаешь в бизнесе?
Я посмотрел ему в лицо, ожидая встретить испепеляющий взгляд, но он был просто сбит с толку. Я и сам не понимал себя, по крайней мере, не полностью, но твердо знал, что должен взять какую-то часть группы под контроль. Если позволить Перл решать все и платить за все, где-то по пути мы с Захлером можем стать парой закадычных друзей, не более того.
— Просто не говори ей о деньгах, идет?
Он удивленно таращился на меня, псы в беспорядке вились вокруг его ног. По-моему, он спрашивал себя, в своем ли я уме, не собираюсь ли загубить все предприятие; я почувствовал, что нахожусь на грани того, чтобы потерять его. Ну и пусть — если он и вправду думал, что я настолько безнадежен. Может, лучше разбежаться сейчас, чем позже.
Но, в конце концов, он еле слышно сказал:
— Ладно. Как хочешь. Я не скажу Перл, что ты платишь. Я даже сам готов внести долю из «собачьих» денег.
Я покачал головой.
— Сам справлюсь.
— Но, знаешь, нужно, наверно, предупредить Перл… еще до следующей репетиции.
Я нахмурился.
— Предупредить о чем?
— Ну, что наша новая барабанщица барабанит на ведрах для краски.
9
«Fear» «Страх».
ПЕРЛ
Я поехала в Бруклин на метро, чтобы мама ничего потом не вытянула из Элвиса.
Звуки легких скользящих движений доносились с рельсов, пока я ждала поезда, шарканье крохотных лапок среди выброшенных кофейных чашек и газет. На платформе, кроме меня, никого не было, в туннеле эхом отдавался неясный шум. В последнее время звуки в подземке были не такие, как раньше; возникало ощущение, будто тут есть что-то большое и даже живое. Что-то дышащее.
Терпеть не могу ездить в метро по воскресеньям, в отсутствие защиты, создаваемой толпой в час пик, но особого выбора нет, когда речь идет о репетиции. По словам Минервы, церковь — единственное, что может заставить Лус отсутствовать до середины дня.
Все станет гораздо легче, когда не нужно будет тайком выводить Минерву из ее комнаты, но необходимо, чтобы она вошла в группу уже сейчас. Беспробудное лежание в постели не исцелит ее. Она должна покидать эту темную комнату, встречаться с новыми людьми и, что важнее всего, выплескивать с песней то, что засело у нее в голове.
К этому моменту Мос, Захлер и я уже четыре раза репетировали вместе, и теперь мы имели Б-секцию для большого риффа и еще две наполовину сформированные песни. С каждым разом мы играли все лучше, но у нас отсутствовала структура: стихи, рефрены для хорового исполнения и барабанщик. У нас нет времени дожидаться, пока Мин полностью поправится. С каждым мгновеньем события в мире вокруг все ускорялись.
Если не считать моего поезда, конечно. Десять минут прошло, а его все не было. Я надеялась, что это не какая-то новая авария. Этим летом с поездами метро постоянно случалось что-то странное. Незначительные землетрясения, как сказали по ТВ, вызванные стабилизацией подстилающей породы.
Таково же было и официальное объяснение причин появления черной воды в трубах. Власти твердили, что она неопасна, хотя и не знали точно, что это такое, — вода слишком быстро испарялось, чтобы иметь возможность провести исследования. Люди в основном пили бутылочную воду, конечно. Мама даже ванну принимала из «Эвиана». «Эвиан» — минеральная вода, очень качественная и дорогая.
Я не очень-то верила всем этим сообщениям, но в любом случае сегодня уж точно неподходящее время для землетрясений. Помещение, где мы репетировали, было зарезервировано на мое имя, оплачивалось моей кредитной карточкой — и без меня остальным в него не войти. Если я опоздаю на Шестнадцатую улицу, репетиция не состоится.
Я достала свой сотовый и стала ждать сигнала; наконец появилось дрожащее 7.58. Один час, чтобы добраться до Бруклина и обратно.
На экране все еще высвечивался последний номер, по которому я звонила вчера вечером — номер Моса, — чтобы снова напомнить ему об этом утре.
Чувствуя себя одинокой и взвинченной на пустой платформе, я нажала соединение.
— Да? — ответил хриплый голос.
— Мос?
— Ммм… — раздраженно проворчал он. — Перл? Дерьмо! Я что, опоздал?
— Нет, сейчас всего восемь.
— Ox! — Он поскреб голову с такой силой, что я услышала это даже сквозь потрескивание сотовой связи. — Тогда в чем дело?
— Я еду в Бруклин, чтобы забрать Минерву. И подумала, может, ты… захочешь присоединиться.
— В Бруклин?
Он произнес это таким тоном, словно я хотела затащить его в Бомбей.
Нужно смириться. Вот уже две недели я пыталась наладить контакт с Мосом, но он упорно сохранял дистанцию. Наверно, я все испортила во время первой репетиции — когда сразу же разобрала большой рифф на части. Нужно было продвигаться вперед медленно, оберегая то, что возникло между нами, когда с неба упала «Страт». Вместо этого я решила ослепить его блеском своего совершенства. Умница, Перл.
Наверно, восемь утра не самое подходящее время, чтобы связывать порванную нить, но на протяжении двух секунд я воображала, что, может быть, это утро — утро, когда мы станем настоящей группой, — чем-то отличается от других.
Я продолжала говорить, стараясь, чтобы мои слова звучали легко и весело.
— Да. Я не объясняла этого прежде, но это типа миссии ниндзя — вытащить ее оттуда.
— Типа чего?
— Типа, требует ловкости. Ее родители зациклены на… — Безумии? Похищении? — Ну, проще сказать, мне может понадобиться твоя помощь.
До сих пор я мало рассказывала о Мин, если не считать того, какая разносторонняя она певица. Это не помешает — если Мос освоится с ее странностями до того, как она встретится с остальными. И это просто приятно — ехать туда не одной, даже если он подождет снаружи, пока я буду выводить ее.
— Послушай… ммм… Перл… — забормотал он. — Я только что проснулся.
— Я, типа, так и поняла. Но я на F-станции, прямо рядом с твоим домом. Тебе хватит пяти минут, чтобы спуститься сюда.
Лишь потрескивание в ухе; ветерок шевелил газеты на рельсах. Я вздохнула.
— Послушай, это не так уж важно. Извини, что разбудила.
— Все в порядке. Мой будильник вот-вот зазвонит. Встретимся в девять.
— Да. Тебе понравится Минерва. А барабанщица! Это будет фудивительно, правда?
— Конечно.
Я почувствовала, что нужно сказать что-то еще, что-то такое, что хорошенько встряхнуло бы его в связи с нашей первой настоящей репетицией.
— Не забудь свою «Страт».
— Она не моя, но да. Ладно, до скорого.
Щелчок.
Я сунула телефон в карман и испустила вздох сквозь стиснутые зубы. После второй репетиции я позволила ему взять «Стратокастер» домой, но это ничего не изменило между нами. Я по-прежнему оставалась Боссом Перл.
Газеты на рельсах снова зашевелились, одна беспокойно перевернулась. Я почувствовала, как под ногами зарокотала платформа, и внутри все сжалось. Этот звук постепенно перерастал в рев, выдавливая из головы все мысли, грохоча с такой силой, как будто что-то огромное должно было вот-вот вырваться из туннеля и порушить все мои планы.
Однако это оказался всего лишь поезд.
За прошедшие две недели обстановка в квартале Минервы стала еще хуже. Груды мусора все росли, превращаясь в настоящие горы, истекающие мерзостью. Отчасти похоже на то, что происходит со снегом: соберите его в груды и дождитесь, пока солнце растопит их.
Вот только мусор не тает, а снег не воняет так гадко.
Это было более чем странно. Мама всегда ворчала из-за того, что в нашей округе плохо убирают, но я посчитала, что на это уйдут десятилетия — всяко больше, чем я проживу на свете. До нынешнего лета мне всегда казалось, что Нью-Йорк из года в год остается одним и тем же. Однако эта часть Бруклина менялась каждый раз, когда я сюда приезжала, — типа, как если бы кто-то умирал у меня на глазах.
Лус всегда говорила о болезни как о чем-то, от чего страдает не только Минерва, но и весь город — может, даже весь мир — и что является прелюдией к большому сражению. Только она никогда не объясняла, что это за сражение такое. Добро против зла? Ангелы против демонов? Безумие против здравомыслия?
«Безумие против здравомыслия». Вот оно, название группы, которое подходит нам как облегающая руку перчатка.
По улице вытянулись тени раннего утра, по асфальту рассыпались пятна солнечного света, пробивающегося сквозь листья, пляшущие под ветерком. Я кралась мимо гор мусора, пытаясь не вслушиваться в копошение тварей внутри его и жалея, что обладаю Тадж-Махалом слуха. Ни одного человека не было на улице — и даже ни одной завалящей собаки. Только время от времени вспыхивали красным глаза котов, наблюдающих за мной с запущенных передних дворов.
Ключ от двери лежал там, где, по словам Мин, ее мама держит его, под железным скребком для чистки обуви рядом с дверью. Он был грязный и испачкал мне пальцы красно-коричневой ржавчиной, когда я попыталась отчистить его. Однако он гладко вошел в замок, который с негромким щелчком открылся.
Дверь распахнулась; я оказалась в обществе молчаливых черепов.
Я двигалась в темноте медленно и осторожно, прислушиваясь к каждому звуку, издаваемому деревянными досками пола. По словам Минервы, ее родители ужасные сони, а о младшем брате, Максе, можно не беспокоиться. Я надеялась, что Мин уже встала и оделась, а не находится в недрах ночного кошмара, который может заставить ее вскрикнуть, когда я открою дверь.
По лестнице я тоже поднималась медленно, наступая фехтовальными туфлями с мягкими подошвами на боковые края ступеней, а не на середину, которая скорее заскрипела бы. Еще ребенком я как-то проснулась посреди ночи и принялась по очереди нажимать на все клавиши нашего детского рояля, причем делала это так осторожно, что молоточки не касались струн, и ни одна из них не издала ни звука. Тот, кто способен на такое, может делать многое, не разбудив взрослых.
Дом вокруг меня потрескивал и поскрипывал, словно нуждающийся в настройке огромный старый инструмент. Я прошла мимо всех этих странным образом украшенных распятий, мимо комнаты родителей Мин — медленные, осторожные шаги несли меня все ближе к ее двери. Глядя на запирающий ее тяжелый скользящий засов, я внезапно испытала острое нежелание прикасаться к вырезанным на нем символам: кошачьи глаза и сороконожки, черви на длинных, тонких ножках и с глазами и, конечно, снова черепа.
Сглотнув, когда пальцы сжали холодный металл, я медленно отодвинула засов, открыла дверь и проскользнула внутрь.
Минерва все еще под одеялом, все еще спит.
— Мин! — прошептала я.
И тут на шею сзади легла холодная рука.
10
«The Music» «Музыка».
МИНЕРВА
Перл вся блестела и пахла страхом. В глазах у нее вспыхивали молнии — как у Зомби, если с силой скрести его против шерсти.
Она что-то бессвязно залопотала, и я приложила палец к губам.
— Тс-с-с, Перл. Нельзя разбудить Максвелла.
— Господи, Мин! — прошипела она. — Ты так напугала меня, что я чуть не обделалась!
Я захихикала. Я хихикала уже полчаса, ожидая в углу и рассчитывая заставить ее подскочить. Это первое, чему болезнь научила меня: пугать людей забавно.
— Посмотри! — Я кивнула на изображающий меня сверток на постели. — Срабатывает, точно магия.
— Да, потрясающе.
Отдышавшись, Перл оглядела меня сверху донизу, все еще полыхая глазами. Я надела черное платье для коктейлей и темные очки — наряд, более подходящий для субботнего вечера, чем для воскресного утра. Но это ощущалось просто фантастически — надеть нормальную одежду после всех этих месяцев в пижаме. Платье плотно облегало меня, обнимало меня. Четыре самых толстых ожерелья перепутались на груди, ногти были выкрашены черным.
Я потрясла головой, заставив зазвенеть серьги.
— Здорово, — прошептала она. — Смесь египетской принцессы и готики.
Я показала ей язык и подозвала Зомби. Он резво подбежал и прыгнул мне на руки.
— Пошли. Я хочу делать музыку.
Перл вытаращилась на меня, все еще испуганная.
— Не можешь же ты взять на репетицию кота, Мин!
— Знаю, глупая. — Я снова захихикала, поглаживая голову Зомби. — Он просто выйдет порезвиться.
Она нахмурилась.
— Но Лус говорит, что он не должен выходить наружу.
— Нельзя оставлять бедняжку Зомби здесь одного. Он почувствует себя таким несчастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Она пожала плечами, легким таким движением.
— Сколько?
— Сколько… чего? — переспросил Захлер. Однако я уже понял: речь шла о том, что давило на меня весь день.
— Денег, — ответил я. — Она хочет, чтобы ей платили за игру с нами.
Он вытаращил глаза.
— Ты хочешь денег?
Она сделала шаг вперед, вытащила из кармана удостоверение личности и помахала им перед лицом Захлера.
— Видишь это? Тут сказано, что я зарегистрирована и могу на законном основании играть в подземке. Пришлось попотеть перед комиссией, чтобы получить это. — Она убрала карточку и еле заметно вздрогнула. — Вот только я не спускаюсь туда больше.
Она пнула ногой ведро с деньгами, издавшими резкий металлический звук, похожий на кашель.
— Здесь семьдесят — восемьдесят баксов. С какой стати я буду играть даром?
— Bay! Ну, прости.
Захлер потянул своих псов прочь, бросив на меня такой взгляд, словно она жаждала нашей крови.
Я, однако, не двигался, глядя на ведро с деньгами, точнее, на банкноты, трепещущие наверху. Их там было пять — и наверняка легко могла набраться и сотня. Она имеет полное право запрашивать деньги. Весь мир вертится вокруг денег, только недоумки не понимают этого.
— Ладно, — сказал я. — Семьдесят пять за репетицию.
Захлер замер, снова выпучив глаза.
— А сколько за выступление?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Сто пятьдесят?
— Двести.
Я вздохнул. Слова «не знаю» только что стоили мне пятидесяти баксов. Вот так всегда с деньгами: нужно знать или, по крайней мере, вести себя, будто знаешь.
— Хорошо. Двести.
Я протянул руку, чтобы обменяться с ней рукопожатием, но она просто вручила мне свою визитную карточку.
— Ты сбрендил, Мос? Перл с ума сойдет, когда узнает, что должна платить барабанщице.
— Ей ничего не придется платить, Захлер. Я буду.
— Ага, ну да. И где, интересно, ты возьмешь семьдесят пять баксов?
Я опустил взгляд на собак. Они с глупым видом таращились на водоворот Таймс-сквер — ну, чисто туристы из Джерси. Я попытался представить себе, как разыскиваю клиентов, хожу от двери к двери, типа Захлера, вешаю объявления, разрабатываю расписание. Ни за что.
Мой план был гораздо лучше.
— Не беспокойся об этом. У меня есть идея.
— Да уж конечно, не сомневаюсь. А как насчет «Страт»? Ты не накопишь денег на гитару, если два-три раза в неделю будешь отстегивать по семьдесят пять баков.
— Подумаю об этом, когда объявится ее владелица. Если объявится.
Захлер испустил вздох, не зная, как быть.
Я взглянул на карточку: « Алана Рей, барабанщица ». Никакого адреса, просто номер сотового, но если она в состоянии заработать сотню баксов в день наличными, сомневаюсь, чтобы у нее не было крыши над головой.
Это оказалось так просто — нанять ее, в миллион раз проще, чем я воображал. Никаких разговоров о предпочтениях, о последующей славе или о том, кто всем заправляет. Просто несколько чисел — я ей, она мне.
Деньги сделали все это таким легким.
— Мос, ты сводишь меня с ума. Ты, типа, самый прижимистый парень на свете. У тебя нет собственного усилителя, и за шесть лет ты лишь дважды сменил струны.
Это правда. Я всегда дожидался, пока они начнут ржаветь у меня под пальцами.
— А теперь ты собираешься платить сотни долларов? — продолжал Захлер. — Почему бы не поискать другую барабанщицу? С настоящими барабанами, которой не придется платить.
— И которая так же хороша?
— Может, и нет. Но Перл говорила, что у нее есть несколько на примете.
— Мы не должны, чуть что, бегать к ней. Мы сказали, что сами решим эту проблему. Поэтому платить буду я… И не говори Перл о деньгах, ладно?
Захлер застонал:
— Bay, теперь я въехал. Ты хочешь платить этой девушке, чтобы она была обязана тебе. Хочешь, чтобы это была твоя барабанщица, не Перл. — Он покачал головой. — Жутко тупая логика, Мос. Предполагается, что мы станем группой.
— Перл уже платит за место для репетиций.
— Что для нее тьфу, пустяк! Ты хочешь состязаться в расходах с девушкой, которая живет в многоэтажном доме! С лестницей!
Я перевел взгляд на свои разношенные ботинки.
— Это не состязание, Захлер. Просто бизнес.
— Бизнес? — Он рассмеялся. — Что ты понимаешь в бизнесе?
Я посмотрел ему в лицо, ожидая встретить испепеляющий взгляд, но он был просто сбит с толку. Я и сам не понимал себя, по крайней мере, не полностью, но твердо знал, что должен взять какую-то часть группы под контроль. Если позволить Перл решать все и платить за все, где-то по пути мы с Захлером можем стать парой закадычных друзей, не более того.
— Просто не говори ей о деньгах, идет?
Он удивленно таращился на меня, псы в беспорядке вились вокруг его ног. По-моему, он спрашивал себя, в своем ли я уме, не собираюсь ли загубить все предприятие; я почувствовал, что нахожусь на грани того, чтобы потерять его. Ну и пусть — если он и вправду думал, что я настолько безнадежен. Может, лучше разбежаться сейчас, чем позже.
Но, в конце концов, он еле слышно сказал:
— Ладно. Как хочешь. Я не скажу Перл, что ты платишь. Я даже сам готов внести долю из «собачьих» денег.
Я покачал головой.
— Сам справлюсь.
— Но, знаешь, нужно, наверно, предупредить Перл… еще до следующей репетиции.
Я нахмурился.
— Предупредить о чем?
— Ну, что наша новая барабанщица барабанит на ведрах для краски.
9
«Fear» «Страх».
ПЕРЛ
Я поехала в Бруклин на метро, чтобы мама ничего потом не вытянула из Элвиса.
Звуки легких скользящих движений доносились с рельсов, пока я ждала поезда, шарканье крохотных лапок среди выброшенных кофейных чашек и газет. На платформе, кроме меня, никого не было, в туннеле эхом отдавался неясный шум. В последнее время звуки в подземке были не такие, как раньше; возникало ощущение, будто тут есть что-то большое и даже живое. Что-то дышащее.
Терпеть не могу ездить в метро по воскресеньям, в отсутствие защиты, создаваемой толпой в час пик, но особого выбора нет, когда речь идет о репетиции. По словам Минервы, церковь — единственное, что может заставить Лус отсутствовать до середины дня.
Все станет гораздо легче, когда не нужно будет тайком выводить Минерву из ее комнаты, но необходимо, чтобы она вошла в группу уже сейчас. Беспробудное лежание в постели не исцелит ее. Она должна покидать эту темную комнату, встречаться с новыми людьми и, что важнее всего, выплескивать с песней то, что засело у нее в голове.
К этому моменту Мос, Захлер и я уже четыре раза репетировали вместе, и теперь мы имели Б-секцию для большого риффа и еще две наполовину сформированные песни. С каждым разом мы играли все лучше, но у нас отсутствовала структура: стихи, рефрены для хорового исполнения и барабанщик. У нас нет времени дожидаться, пока Мин полностью поправится. С каждым мгновеньем события в мире вокруг все ускорялись.
Если не считать моего поезда, конечно. Десять минут прошло, а его все не было. Я надеялась, что это не какая-то новая авария. Этим летом с поездами метро постоянно случалось что-то странное. Незначительные землетрясения, как сказали по ТВ, вызванные стабилизацией подстилающей породы.
Таково же было и официальное объяснение причин появления черной воды в трубах. Власти твердили, что она неопасна, хотя и не знали точно, что это такое, — вода слишком быстро испарялось, чтобы иметь возможность провести исследования. Люди в основном пили бутылочную воду, конечно. Мама даже ванну принимала из «Эвиана». «Эвиан» — минеральная вода, очень качественная и дорогая.
Я не очень-то верила всем этим сообщениям, но в любом случае сегодня уж точно неподходящее время для землетрясений. Помещение, где мы репетировали, было зарезервировано на мое имя, оплачивалось моей кредитной карточкой — и без меня остальным в него не войти. Если я опоздаю на Шестнадцатую улицу, репетиция не состоится.
Я достала свой сотовый и стала ждать сигнала; наконец появилось дрожащее 7.58. Один час, чтобы добраться до Бруклина и обратно.
На экране все еще высвечивался последний номер, по которому я звонила вчера вечером — номер Моса, — чтобы снова напомнить ему об этом утре.
Чувствуя себя одинокой и взвинченной на пустой платформе, я нажала соединение.
— Да? — ответил хриплый голос.
— Мос?
— Ммм… — раздраженно проворчал он. — Перл? Дерьмо! Я что, опоздал?
— Нет, сейчас всего восемь.
— Ox! — Он поскреб голову с такой силой, что я услышала это даже сквозь потрескивание сотовой связи. — Тогда в чем дело?
— Я еду в Бруклин, чтобы забрать Минерву. И подумала, может, ты… захочешь присоединиться.
— В Бруклин?
Он произнес это таким тоном, словно я хотела затащить его в Бомбей.
Нужно смириться. Вот уже две недели я пыталась наладить контакт с Мосом, но он упорно сохранял дистанцию. Наверно, я все испортила во время первой репетиции — когда сразу же разобрала большой рифф на части. Нужно было продвигаться вперед медленно, оберегая то, что возникло между нами, когда с неба упала «Страт». Вместо этого я решила ослепить его блеском своего совершенства. Умница, Перл.
Наверно, восемь утра не самое подходящее время, чтобы связывать порванную нить, но на протяжении двух секунд я воображала, что, может быть, это утро — утро, когда мы станем настоящей группой, — чем-то отличается от других.
Я продолжала говорить, стараясь, чтобы мои слова звучали легко и весело.
— Да. Я не объясняла этого прежде, но это типа миссии ниндзя — вытащить ее оттуда.
— Типа чего?
— Типа, требует ловкости. Ее родители зациклены на… — Безумии? Похищении? — Ну, проще сказать, мне может понадобиться твоя помощь.
До сих пор я мало рассказывала о Мин, если не считать того, какая разносторонняя она певица. Это не помешает — если Мос освоится с ее странностями до того, как она встретится с остальными. И это просто приятно — ехать туда не одной, даже если он подождет снаружи, пока я буду выводить ее.
— Послушай… ммм… Перл… — забормотал он. — Я только что проснулся.
— Я, типа, так и поняла. Но я на F-станции, прямо рядом с твоим домом. Тебе хватит пяти минут, чтобы спуститься сюда.
Лишь потрескивание в ухе; ветерок шевелил газеты на рельсах. Я вздохнула.
— Послушай, это не так уж важно. Извини, что разбудила.
— Все в порядке. Мой будильник вот-вот зазвонит. Встретимся в девять.
— Да. Тебе понравится Минерва. А барабанщица! Это будет фудивительно, правда?
— Конечно.
Я почувствовала, что нужно сказать что-то еще, что-то такое, что хорошенько встряхнуло бы его в связи с нашей первой настоящей репетицией.
— Не забудь свою «Страт».
— Она не моя, но да. Ладно, до скорого.
Щелчок.
Я сунула телефон в карман и испустила вздох сквозь стиснутые зубы. После второй репетиции я позволила ему взять «Стратокастер» домой, но это ничего не изменило между нами. Я по-прежнему оставалась Боссом Перл.
Газеты на рельсах снова зашевелились, одна беспокойно перевернулась. Я почувствовала, как под ногами зарокотала платформа, и внутри все сжалось. Этот звук постепенно перерастал в рев, выдавливая из головы все мысли, грохоча с такой силой, как будто что-то огромное должно было вот-вот вырваться из туннеля и порушить все мои планы.
Однако это оказался всего лишь поезд.
За прошедшие две недели обстановка в квартале Минервы стала еще хуже. Груды мусора все росли, превращаясь в настоящие горы, истекающие мерзостью. Отчасти похоже на то, что происходит со снегом: соберите его в груды и дождитесь, пока солнце растопит их.
Вот только мусор не тает, а снег не воняет так гадко.
Это было более чем странно. Мама всегда ворчала из-за того, что в нашей округе плохо убирают, но я посчитала, что на это уйдут десятилетия — всяко больше, чем я проживу на свете. До нынешнего лета мне всегда казалось, что Нью-Йорк из года в год остается одним и тем же. Однако эта часть Бруклина менялась каждый раз, когда я сюда приезжала, — типа, как если бы кто-то умирал у меня на глазах.
Лус всегда говорила о болезни как о чем-то, от чего страдает не только Минерва, но и весь город — может, даже весь мир — и что является прелюдией к большому сражению. Только она никогда не объясняла, что это за сражение такое. Добро против зла? Ангелы против демонов? Безумие против здравомыслия?
«Безумие против здравомыслия». Вот оно, название группы, которое подходит нам как облегающая руку перчатка.
По улице вытянулись тени раннего утра, по асфальту рассыпались пятна солнечного света, пробивающегося сквозь листья, пляшущие под ветерком. Я кралась мимо гор мусора, пытаясь не вслушиваться в копошение тварей внутри его и жалея, что обладаю Тадж-Махалом слуха. Ни одного человека не было на улице — и даже ни одной завалящей собаки. Только время от времени вспыхивали красным глаза котов, наблюдающих за мной с запущенных передних дворов.
Ключ от двери лежал там, где, по словам Мин, ее мама держит его, под железным скребком для чистки обуви рядом с дверью. Он был грязный и испачкал мне пальцы красно-коричневой ржавчиной, когда я попыталась отчистить его. Однако он гладко вошел в замок, который с негромким щелчком открылся.
Дверь распахнулась; я оказалась в обществе молчаливых черепов.
Я двигалась в темноте медленно и осторожно, прислушиваясь к каждому звуку, издаваемому деревянными досками пола. По словам Минервы, ее родители ужасные сони, а о младшем брате, Максе, можно не беспокоиться. Я надеялась, что Мин уже встала и оделась, а не находится в недрах ночного кошмара, который может заставить ее вскрикнуть, когда я открою дверь.
По лестнице я тоже поднималась медленно, наступая фехтовальными туфлями с мягкими подошвами на боковые края ступеней, а не на середину, которая скорее заскрипела бы. Еще ребенком я как-то проснулась посреди ночи и принялась по очереди нажимать на все клавиши нашего детского рояля, причем делала это так осторожно, что молоточки не касались струн, и ни одна из них не издала ни звука. Тот, кто способен на такое, может делать многое, не разбудив взрослых.
Дом вокруг меня потрескивал и поскрипывал, словно нуждающийся в настройке огромный старый инструмент. Я прошла мимо всех этих странным образом украшенных распятий, мимо комнаты родителей Мин — медленные, осторожные шаги несли меня все ближе к ее двери. Глядя на запирающий ее тяжелый скользящий засов, я внезапно испытала острое нежелание прикасаться к вырезанным на нем символам: кошачьи глаза и сороконожки, черви на длинных, тонких ножках и с глазами и, конечно, снова черепа.
Сглотнув, когда пальцы сжали холодный металл, я медленно отодвинула засов, открыла дверь и проскользнула внутрь.
Минерва все еще под одеялом, все еще спит.
— Мин! — прошептала я.
И тут на шею сзади легла холодная рука.
10
«The Music» «Музыка».
МИНЕРВА
Перл вся блестела и пахла страхом. В глазах у нее вспыхивали молнии — как у Зомби, если с силой скрести его против шерсти.
Она что-то бессвязно залопотала, и я приложила палец к губам.
— Тс-с-с, Перл. Нельзя разбудить Максвелла.
— Господи, Мин! — прошипела она. — Ты так напугала меня, что я чуть не обделалась!
Я захихикала. Я хихикала уже полчаса, ожидая в углу и рассчитывая заставить ее подскочить. Это первое, чему болезнь научила меня: пугать людей забавно.
— Посмотри! — Я кивнула на изображающий меня сверток на постели. — Срабатывает, точно магия.
— Да, потрясающе.
Отдышавшись, Перл оглядела меня сверху донизу, все еще полыхая глазами. Я надела черное платье для коктейлей и темные очки — наряд, более подходящий для субботнего вечера, чем для воскресного утра. Но это ощущалось просто фантастически — надеть нормальную одежду после всех этих месяцев в пижаме. Платье плотно облегало меня, обнимало меня. Четыре самых толстых ожерелья перепутались на груди, ногти были выкрашены черным.
Я потрясла головой, заставив зазвенеть серьги.
— Здорово, — прошептала она. — Смесь египетской принцессы и готики.
Я показала ей язык и подозвала Зомби. Он резво подбежал и прыгнул мне на руки.
— Пошли. Я хочу делать музыку.
Перл вытаращилась на меня, все еще испуганная.
— Не можешь же ты взять на репетицию кота, Мин!
— Знаю, глупая. — Я снова захихикала, поглаживая голову Зомби. — Он просто выйдет порезвиться.
Она нахмурилась.
— Но Лус говорит, что он не должен выходить наружу.
— Нельзя оставлять бедняжку Зомби здесь одного. Он почувствует себя таким несчастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25