Кагор я застал жужжащим, как пчелиный улей. На Валандрийском мосту стояла такая толпа народа, что я едва смог проложить себе путь через нее.
Когда я проезжал по улицам со своим трехцветным бантом, со всех сторон неслись приветственные клики, и теперь меня это уже не удивляло. С другой стороны, бросалось в глаза, что было не мало людей, украсивших себя белыми бантами. Они ходили по двое и по трое, держа головы высоко поднятыми, но не спуская рук с эфесов шпаг. Толпа смотрела на них искоса с явным недоброжелательством. Некоторых из них я знал лично, другие были мне незнакомы. Но все они бросали на меня взоры, словно на ренегата, и кровь невольно приливала к моему лицу.
Я был рад избавиться от тех и других и с удовольствием слез с лошади у гостиницы Дюри, над входом в которую развевался огромный трехцветный флаг.
Я спросил, нет ли здесь кюре из Со.
Оказалось, что он наверху заседает в комитете, куда мне и предложили пройти.
С трудом я пробрался сквозь массу людей, заполнивших лестницу и коридоры. Все они энергично жестикулировали и кричали. Казалось, все собирались оставаться здесь целый день. Из приоткрытой двери одной из комнат доносился неясный гул голосов.
Я вошел туда. Вокруг большого круглого стола собралось человек двадцать, из коих трое или четверо говорили разом, не обращая на мое появление никакого внимания. Некоторые сидели, некоторые слушали стоя. В конце комнаты я разглядел отца Бенедикта и Бютона, которые сразу двинулись ко мне навстречу, и капитана Юза, приподнявшегося со своего места, но не прекратившего, однако, разговора. Кроме них было несколько мелких дворян, также порывисто бросившихся ко мне. Тут же присутствовал и хозяин гостиницы, беспрестанно встававший и опять в волнении опускавшийся на свой стул. Было еще два-три деревенских священника, которых я знал в лицо.
В комнате было шумно и не более просторно, чем в коридоре. Кое-как мне дали место за столом. По одну сторону от меня сидел капитан, по другую — нотариус из Кагора. В общей суматохе я успел обменяться несколькими словами с отцом Бенедиктом, который остановился позади моего стула.
— Отчего вы не присоединились к нам вчера? — спросил он, бросая на меня взгляд, значение которого мог понять только я.
— Но вы же сами велели передать мне, чтобы я дожидался вас.
— Я? Напротив, я просил сказать вам, чтобы вы ехали за мной.
— Андрэ мне сказал…
— Ах, Андрэ! — воскликнул кюре, качая головой.
— Негодяй! Он, стало быть, солгал мне! Я…
В это время кто-то окликнул кюре, и от отправился на свое место. Общие разговоры прекратились сами собой. Продолжали говорить лишь два человека, которые не замечая друг друга, обращались к своим соседям, один вещал об «Общественном договоре», другой — о разбойниках.
Наконец капитан, давно порывавшийся взять слово, заговорил:
— Стыдитесь, сударь, — сказал он, обращаясь к первому оратору. — Разве время теперь заниматься теоретическими рассуждениями? Ничтожный факт…
— Огромной значимости факт, — перебил капитана его противник, торговец овощами, ударяя по столу кулаком.
— Теперь-то и время выработать теорию! — кричал другой оратор. — Необходимо создать совершенную систему. Необходимо возродить весь мир!
— Возрождать мир, когда у нас на носу разбойники, — продолжал свое овощной торговец, — когда наши поля сожжены…
— Послушайте, наконец, — резко оборвал его капитан. — Я столько же верю в ваших разбойников, как и в теорию нашего юриста.
— Как не верите? — завопил торговец. — Их видели в Фижаке, в Кожаре, в…
— Кто их видел? — все так же резко спросил капитан.
— Сотни людей!
— Назовите хоть одного.
— Но это всем известно!
— Все это ложь, — оборвал его капитан. — Разбойники, с которыми вам придется иметь дело, гораздо ближе к вам. Сначала нужно обсудить вопрос, как управиться с ними, а не оглушать виконта вашей болтовней.
— Слушайте! Слушайте! — закричал адвокат.
Но человек, твердивший о разбойниках, не мог примириться с таким отпором. Он опять начал что-то говорить. Одни были за него, другие против. Похоже было, что вместо мира, ради которого все собрались сюда, начинается новая ссора.
Нечего и говорить, как угнетающе подействовал на меня весь этот шум, бестолковые разговоры, отсутствие вежливости, к которому я напрасно пытался себя приучить. Я сидел как оглушенный, не видя пред собою никого, кроме Бютона, делавшего всяческие усилия, чтобы водворить тишину.
— Теперь вы сказали все, что хотели, — говорил капитан. — Может быть, вы позволите высказаться и мне. Вы, господин адвокат, и этот человек, имя которого я позабыл — вы оба не принадлежите к военным людям и не понимаете затруднений, которые мне представляются достаточно ясно. Но за этим столом есть еще дюжина лиц, отлично их представляющих. Вводите какую угодно организацию, но если ваших должностных лиц будут убивать каждое утро, дело не пойдет на лад.
— Как убивать? — спросил адвокат, раздувая щеки.
— Как? — бесцеремонно оборвал его капитан. — Очень просто: ударом небольшой шпаги. Ведь некоторые из нас не сделают отсюда и трех шагов, как будут оскорблены и вызваны на дуэль.
— Это верно! — в один голос воскликнули двое мелкопоместных дворян.
— Это несомненно, — продолжал разгорячившийся капитан. — Тут не какая-нибудь случайность, а предумышленный план. Они хотят таким путем сломить нас. Сегодня я видел на улице троих: готов держать пари, что это переодетые учителя фехтования.
— Убийцы! — громко завопил нотариус.
— Вы можете называть их как угодно, — продолжал Юз уже спокойнее. — Но какой от этого толк? Если мы не можем выйти из дома, чтобы не нажить дуэли, это значит, что мы совершенно беспомощны. Все наши вожаки будут перебиты.
— Народ отомстит за них! — напыщенно заговорил нотариус.
Капитан презрительно пожал плечами:
— Благодарю вас покорно. Это весьма утешительно.
— В настоящее время, — вмешался в разговор отец Бенедикт, — уяснить надо только одно. Вы сказали, что некоторые члены комитета не военные люди. Для чего же нам устраивать битвы и играть на руку своим противникам?
— Вы правы, — откровенно отвечал Юз, обводя глазами присутствующих. — Зачем нам сражаться? Я, по крайней мере, не склонен к этому, что я уже и доказал.
Воцарилось молчание. Все с сомнением поглядывали друг на Друга.
— В самом деле, для чего вооруженная борьба? — заговорил опять капитан. — Тут не игра, а дело. А делать его будут уже не простые дворяне; а, так сказать, солдаты под общей командой.
— Да, да, — поспешно проговорил я, чувствуя, что все взгляды устремились на меня. — Но нам, дворянам, трудно отказаться от некоторых, с детства усвоенных, идей. Если мы не будем защищать себя от оскорблений, то спустимся до уровня животных…
— Не сомневайтесь! — вдруг закричал Бютон. — Народ никогда не допустит оскорблений.
— Не допустит, не допустит! — закричали другие, и вся комната наполнилась гулом.
— Ну, надеюсь, все предупреждены, — сказал наконец капитан. — И если теперь кто-то легкомысленно примет вызов, то пусть он помнит, что сыграл на руку своим врагам. Что касается меня, — добавил он сухо рассмеявшись, — то они могут даже пройтись по мне палкой, но я не приму их вызова. Мы поняли их игру!
XII. ДУЭЛЬ
Я уже говорил, как тяжело подействовало на меня все это. С неприятным чувством посматривал я на заостренные черты нотариуса, на жирную улыбку лавочника и на грубую физиономию Бютона. Мне было тяжело, что я оказался на одном уровне с этими людьми, с их грубой резкостью с одной стороны, и угодливостью с другой.
К счастью, заседание продолжалось недолго. Прения заняли еще с полчаса, и собрание стало расходиться. Несколько человек остались, чтобы заняться делами, о которых шла речь, и в числе этих нескольких был я. Отведя отца Бенедикта в сторону и стараясь не показать ему охватившего меня отчаяния, я осведомился, не произошло ли еще где-нибудь погромов.
— Нет, — отвечал он, незаметно пожимая мне руку. — Комитет сыграл большую роль, надеюсь. — И с откровенностью, показывающей, что он легко читает мои мысли, кюре продолжал: — Только помогите нам поддержать спокойствие. Дайте нам сделать все, что в наших силах. Нам предстоят испытания гораздо более серьезные, чем я предвидел. Дайте нам только зацепиться.
В это время в комнату с шумом вошел капитан Юз. Его возвращение было внезапно, и все сидевшие за столом вскочили со своих мест.
Лицо капитана раскраснелось, глаза горели гневом. Нотариус, сидевший ближе всех к двери, почему-то вдруг побледнел и, запинаясь, начал было расспрашивать Юза, но тот только бросил на него презрительный взгляд и подошел прямо ко мне.
— Вы джентльмен, виконт, — громко заговорил он, в спешке глотая слова. — Вы меня поймете. Мне нужна ваша помощь.
Взглянув на него, я быстро сказал:
— К вашим услугам. Но в чем дело?
— Меня оскорбили, — отвечал он, покручивая ус.
— Кто и где?
— На улице. Один из этих франтов! Но я научу его, как шутить со мной. Я, сэр, солдат…
— Позвольте, однако, капитан! — вскричал я, пораженный. — Я понял так, что больше дуэлей быть не должно. Вы же сами говорили, что даже позволите ударить себя палкой!
— Черт побери, что же из этого! — закричал он. — Уж не думаете ли вы, что я не джентльмен оттого, что вместо Франции я служил в Америке?
— Конечно, нет, — отвечал я, сдерживая улыбку. — Но ведь это же значит играть на руку вашим противникам! Минуту назад вы сами говорили это.
— Могу я рассчитывать на вашу помощь, сэр, или нет? — сердито прервал он меня. — Молчите! — крикнул он пытавшемуся вступить с ним в разговор нотариусу. — Что вы в этом поднимаете!
— Тише, капитан, тише, — проговорил я, стараясь успокоить его и предупредить готовую вспыхнуть ссору. — Наш нотариус…
— Я не хочу его знать! Что же, могу я рассчитывать на вас?
— Конечно.
— В таком случае ваша помощь нужна мне сейчас же. Местом встречи назначена площадка позади собора. Я просил бы вас приступить к делу немедленно.
Поняв, что далее говорить с ним бесполезно, вместо ответа я взял свою шляпу. Лавочник, нотариус и еще несколько человек подняли крик и хотели загородить нам дорогу. Но отец Бенедикт продолжал хранить молчание, и мы беспрепятственно спустились вниз и вышли из дома.
На улице стало ясно, что оскорбление капитана и последовавшая за ним ссора совершились при свидетелях. На залитой солнцем площади там и сям виднелись группки мрачных людей, видимо ожидавших, чем кончится дело. Тротуар же был занят исключительно дворянами. Нацепив на себя белые банты, они расхаживали взад и вперед по трое и по четверо, небрежно помахивая своими тростями.
Люди на площади молча смотрели на них, а они делали вид, что не замечают их взглядов. Иногда дворянчики останавливались по нескольку человек, чтобы обменяться парой слов и взять друг у друга из табакерки щепотку табака. Все эти действия имели какой-то надменно-вызывающий вид, чем вполне оправдывали косые взгляды, бросаемые на них.
Нам предстояло пройти меж ними, как сквозь строй солдат. Лицо мое горело от стыда. Многих из них я видел всего два дня назад в доме маркизы де Сент-Алэ, где я на глазах у всех прикрепил себе на грудь белый бант. Теперь же я был в противоположном лагере. Причин моего образа действия они знать не могли, и я видел по их глазам и поджатым губам, что они считали меня изменником. Некоторые из них были в военной форме и с орденом св. Людовика и были мне незнакомы. Эти посматривали на меня вызывающе и нехотя давали мне дорогу.
К счастью, идти нам было недалеко. Достигнув северной стены собора, через небольшую калитку мы вошли в сад, где липы умеряли палящий зной солнца. Казалось, будто город с его шумом остался где-то далеко позади. Направо высились стена абсиды и тяжелые восточные купола собора, впереди поднималась стена укреплений, а слева виднелась обвитая плющом старинная полуразвалившаяся башня четырнадцатого века. У ее подножия на гладком газоне стояли четверо, очевидно ожидавшие нас.
Один из них был Сент-Алэ, другой Луи, остальных я не знал.
Вдруг мне в голову пришла ужасная мысль.
— С кем вы будете драться? — тихо спросил я своего спутника.
— С Сент-Алэ, — так же тихо отвечал он.
Мы были уже так близко от маркиза, что я не мог более расспрашивать капитана.
Поджидавшие нас двинулись нам навстречу и раскланялись.
— Виконт? — спросил Луи.
Он был так серьезен и суров, что я не узнавал его.
Я молча кивнул ему и мы отошли с ним в сторону.
— Нам, вероятно, незачем пытаться примирить противников, — сказал он.
— Полагаю, что так, — хрипло отвечал я.
Сказать по правде, от ужаса я едва понимал, что я говорил. Понемногу стала наконец разъясняться стоявшая передо мной дилемма. С одной стороны, если Сент-Алэ падет от руки капитана, то что скажет его сестра мне, что она подумает обо мне, как подаст мне руку? С другой стороны, я не мог представить себе к гибели капитана Юза, ибо его открытость и практичность незаметно покорили мое сердце.
А между тем один из них должен был погибнуть.
Большие церковные часы над моей головой пробили час. Мне казалось, что я сейчас упаду в обморок. Солнце било прямо в глаза, деревья шатались передо мной, сад исчезал в каком-то тумане, в ушах стоял шум человеческих голосов. Особенно отчетливо прозвучал голос Луи, говорившего как-то неестественно твердо:
— Что вы скажете насчет этого места? Трава здесь совершенно сухая, и, стало быть, здесь не скользко; света здесь достаточно, а вместе с тем они будут драться в тени.
— Я согласен, — пробормотал я.
— Может быть, вы сами осмотрите это место?
— Лучшего не найти, — все тем же хриплым голосом отвечал я.
— В таком случае расставим противников.
Я не имел ни малейшего понятия о ловкости обеих сторон, но когда я обернулся и направился к капитану Юзу, я был поражен контрастом, который представляли противники. Капитан был ниже маркиза на целую голову. Но светлые глаза его сверкали, он имел вид решительный и энергичный. Маркиз же отличался высоким ростом и гибкостью, руки его были довольно длинны и давали ему преимущество в нападении. Но на его губах застыла улыбка как у мертвеца.
— Мы готовы, — нетерпеливо промолвил Луи.
Я заметил, что взгляд его скользил мимо меня к калитке сада.
— Не угодно ли вам смерить шпаги, господин виконт? — снова спросил он.
Исполнив эту обязанность, я хотел было уже вести капитана на место, как вдруг он сделал знак, что хочет говорить со мной, и, не обращая на неудовольствие своего противника внимания, он отвел меня в сторону.
Гнев, охвативший его недавно, теперь прошел, и его лицо было бледно и серьезно.
— Какая глупая вещь, — отрывисто сказал он. — И поделом мне, если этот франт пронзит меня насквозь. Можете ли вы сделать мне одно одолжение?
Я пробормотал, что готов сделать все, что в моих силах.
— Я занял тысячу франков, — заговорил он, избегая моего взгляда, — чтобы обмундировать себя для поступления на военную службу. Я взял их у одного человека в Париже, фамилию его вы найдете в моем чемодане в гостинице. Если со мной что-нибудь случится, я прошу вас переслать ему все, что после меня останется.
— Ему будет заплачено сполна, — сказал я. — Я уж позабочусь об этом.
Он пожал мне руку и пошел к месту, где ему было назначено встать. Я и Луи поместились около противников также с обнаженными шпагами, готовые броситься на помощь, если понадобится.
Дали сигнал начать борьбу. Противники поклонились друг другу и сделали выпад. Зазвенели шпаги. А наверху, в небе над собором весело летали голуби и тихо журчал в саду фонтан…
Сразу же обнаружилась огромная разница в приемах обоих дуэлянтов. Капитан Юз сильно двигал туловищем, то наклоняясь, то отступая в сторону, большей частью работая кистью руки. Маркиз, напротив, держался неподвижно и действовал всей рукой, строго придерживаясь всех правил фехтования. Было очевидно, что преимущество на его стороне и что капитан устанет первым, ибо кисть утомляется скорее, чем вся рука. В довершение всего, я скоро заметил, что маркиз даже не прилагает особых стараний, а ограничивается лишь защитой, выжидая, когда противник утомится.
В горле у меня пересохло, я следил за поединком, затаив дыхание. Вот-вот должен был последовать удар, которым все будет кончено.
Вдруг случилось что-то необычное. Капитан как будто поскользнулся и сделал выпад против маркиза. Его шпага почти коснулась груди Сент-Алэ, и маркиз едва спасся, отскочив назад. Но, прежде чем капитан успел сделать второй выпад, Луи направил против него свою шпагу.
— Этого нельзя! — сердито закричал он. — Удар снизу! Это запрещено правилами.
Капитан остановился, тяжело переводя дух и уперевшись шпагой в землю.
— Почему запрещено? — сказал он и посмотрел на меня.
— Я не совсем хорошо видел, господин Сент-Алэ, — вмешался я. — Это удар…
— Это не разрешается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27