По данному офицером знаку весь отряд двинулся по направлению к Пуанте де Галль, куда прибыл перед самым почти рассветом.
Пленников заключили в тюрьму Королевского форта и объявили им, что через несколько минут должно собраться заседание военного суда, чтобы судить их. Преступление их очевидно: соучастие с бунтовщиками и измена королевской власти, а потому на основании закона об осадном положении, действующего с самого начала восстания в Индии и Цейлоне, они подлежали суду, учрежденному для разбора дел, изъятых из общего судопроизводства, который для устрашения страны путем разных репрессий повелевал судить и приводить в исполнение какой бы то ни было приговор в течение первых двух часов после заключения. Неправедный суд этот, устроенный исключительно с целью разбудить в человеке спавшие до тех пор у него зверские инстинкты, объявлял кроме того, что в случае необходимости «достаточно трех простых солдат под предводительством более старшего, чтобы состоялось заседание суда, имеющего право жизни и смерти над каждым индусом, будь он бунтовщик или соучастник».
Таким-то образом Англия, устроив эту жестокую игру или вернее гнусное подобие правосудия, не постыдилась заявить, что ни один индус не был казнен без предварительного суда. Куда позже английские войска одержали победу и солдаты, утомленные резней, останавливались, чтобы сосчитать трупы. Они устраивали затем военный суд и произносили приговор, которым узаконивали только что происшедшую резню, присуждая к смерти двести или триста несчастных, переставших уже существовать.
Трудно довести до большого совершенства любовь к закону. Не думайте, пожалуйста, что мы преувеличиваем; факты эти и еще сотни других подтверждены самыми безупречными авторитетами: «В течение двух лет, уже по окончании революции, англичане наводнили кровью всю Индию, избивая стариков, женщин и детей с предвзятым исключительно намерением оставить такие страшные воспоминания, чтобы раз и навсегда отбить у индусов охоту стремиться к восстановлению своей независимости».
Каким ужасным зверем может сделаться англосаксонец, когда он боится что-нибудь потерять, — а он боялся на этот раз потерять Индию!
И подумать только, что люди эти в своих журналах обвиняли наших солдат в жестокости в Тонкине и в других местах… Никогда французская армия не согласилась бы даже в течение двадцати четырех часов после успокоения исполнять роль палача, которую английская армия исполняла два года.
Пусть мирно покоятся в пыли родной почвы сотни тысяч погибших индусов! По ту сторону Афганистана надвигаются постепенно на быстрых лошадках своих донские и уральские казаки. Киргизские всадники и номады Туркестана дисциплинируются под властью белого царя, и не пройдет и четверти столетия, как правосудие Божие, следующее за нашествием русских, отомстит за мертвых и накажет убийц.
Сердару не решились, однако, нанести оскорбление в лице суда из трех солдат, по самое горло начиненных виски; военный суд, перед которым он предстал вместе со своими спутниками, через четверть часа после прибытия своего в Пуант де Галль, состоял из президента-генерала и ассистентов-офицеров: приговор был произнесен заранее, их судили только для проформы. Боб Барнет, как американец, протестовал против суда, учрежденного для дел, изъятых из общего судопроизводства, и потребовал, чтобы его выпустили на поруки. Ему фыркнули в лицо и объяснили, что такое военный суд… Он не унывал и принялся доказывать свою неподсудность, просил отсрочки на две недели, чтобы иметь время…
— Бежать? — перебил его любивший пошутить президент.
— Случая не пропущу! — отвечал Барнет при общем смехе присутствующих.
Он потребовал затем адвоката, ему отказали; потребовал протокола, ему сказали, что нашли бесполезным писать его; поставил на вид, что он иностранец, потребовал своего консула, испробовал одним словом все обходы судейской процедуры, с которыми познакомился в бытность свою ходатаем по делам, заставляя этим судей надрываться от смеха, и достиг того, что его вместе с товарищами присудили к смертной казни через повешение на восходе солнца.
Чтобы не расстреливать, их судили, как лиц гражданского ведомства, обвиненных в заговоре против государственного строя. По окончании суда им объявили, что ввиду скорости, с какою солнце восходит в этой стране, остается всего десять минут для того, чтобы они могли приготовиться дать отчет в своей жизни перед Верховным Судьей.
Сердар с улыбкой выслушал этот приговор, как будто дело совсем не касалось его.
Когда осужденных привели в тюрьму, Боб Барнет продолжал волноваться по-прежнему. Он потребовал завтрак, ему сейчас же подали и он с обыкновенным аппетитом съел его; затем он написал пять или шесть писем: одно Барнету-отцу, которого уведомлял, что по случаю революции он лишился генеральского чина и будет повешен через семь с половиной минут; второе капитану Максуэллу, сообщая ему, что к великому сожалению своему ему удастся свести с ним счеты только в долине Иосафата в день Страшного Суда; отрезал пять или шесть прядей волос, разложил их по конвертам и передал одному из сторожей, чтобы тот немедленно снес их на почту.
Сердар тем временем спокойно ходил взад и вперед по тюрьме, когда через решетчатое окно к ногам его упала крошечная записка; он поднял ее и быстро пробежал глазами. В ней было всего несколько слов:
«Не бойся… мы здесь!
«Духи Вод».
Радостная улыбка осветил его лицо, но он сейчас же прогнал ее, не желая, чтобы кто-нибудь заметил это.
Название «Духи Вод» было присвоено себе членами многочисленного тайного общества, приверженцы которого были рассыпаны по всей Индии и Цейлону и цель которого была стремиться к ниспровержению власти чужеземцев в древней стране браминов; благодаря деятельности этого общества явилось то единодушие, с которым в один и тот же день и час перешли индусы на сторону революции. Сердар был душою и руководителем этого общества еще до начала восстания и не переставал быть его начальником даже и теперь, хотя с осуществлением всякого заговора узы, соединяющие всех членов, ослабели, само собою разумеется, ибо для успеха дела не оказывалось больше нужным хранить тайны собраний.
У них не было, разумеется, приверженцев среди местного населения сингалезов, между которыми и членами общества существовала рознь на почве религиозной ненависти, начавшейся после буддистских реформ; но на Цейлоне живет известное количество малабарских колонистов, составляющих третью часть всех жителей. Все они живут в городах, где занимают профессии купцов, банкиров, судохозяев, золотых и серебряных дел мастеров, кузнецов, токарей и резчиков, горшечников и т.д., потому все города, и преимущественно Пуант де Галль, Коломбо, Джафнапатрам почти исключительно населены индусами Малабарского и Коромандельского берегов.
Все они без исключения принадлежали к обществу «Духов Вод», и вот что произошло после ареста Сердара и его двух спутников. Арест видели молодой Сами и Рама-Модели с верхнего плато Соманто-Кунта, где они притаились в чаще бурао, готовясь каждую минуту бежать на спине Ауджали к долине Ауноудхарапура, если бы сингалезские сипаи вздумали подняться на верхние склоны горы. Но потому ли, что присутствие их было никому неизвестно, или аресту их придавали мало значения, офицер, командующий отрядом, удовольствовался, как мы видели, арестом главных пленников, которых поймали благодаря хитрой уловке шпионов.
Как только отряд скрылся из виду, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Ауджали и погнал его со всею скоростью, на какую тот был способен, к Пуант де Галль, держась лощины, которая была известна ему одному и шла по горе, сокращая спуск наполовину.
Он прибыл в город раньше отряда и тотчас же созвал к себе в доме группу друзей; он сообщил им о том, какой опасности подвергается Сердар, принесший столько незаменимых услуг их общему делу, а затем предложил составить совещание, чтобы выработать главные основы плана для спасения Сердара и его товарищей.
В Пуанте де Галль находилось восемьсот членов общества, которых решили немедленно уведомить о случившемся, поручив каждому из присутствующих передать это известие своим знакомым, которое поручил передать следующим. При таком количестве послов достигнуть цели можно было менее, чем в полчаса.
План, предложенный Рамой-Модели своим друзьям, был принят им с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить всех членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй, то мы на месте действия сами увидим, каким образом скомбинировал ее заговорщик пантер для более легкого и быстрого успеха. Быстрого особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от экспланады, где должна была совершиться казнь, всегда стояли с открытым и начиненным картечью жерлом с самого начала восстания сипаев-индусов.
Что касается записки, полученной Сердаром, то ее передал сторож Тхава, приятель Рамы-Модели, бросив в камеру заключенных.
Как только Сердар прочитал ее, первою мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических обязанностей в таких случаях, как письма к родным, завещание, распределение прядей волос и других маленьких подарков на память, — священные обычаи, от которых осужденные на смерть никогда не отступают, — что боялся, помешав ему в этих интересных занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем внушить подозрение относительно планов, затеваемых для их спасения.
Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм так тесно соединялся с драматизмом, что их нельзя было отделить друг от друга, возымел бы самое лестное мнение относительно его мужества. Он решил пожертвовать своею жизнью и умереть, как джентльмен, не забыв ни одного из обычаев, установленных бесконечным рядом осужденных.
Особенно замечательно было его завещание; он не имел никакого решительно имущества, но как уйти из этого мира, не сделав никакого завещания!
Он взял последний лист бумаги и написал:
«Это мое завещание.
«Сегодня я, здравый телом и душою, готовясь умереть нежелательным для меня способом по вине этого негодяя Максуэлла — да будет на нем проклятие Божие — завещаю своей семье…»
Смущенный остановился он на этом слове.
— Что мне завещать своей семье, Фред?
— Свои последние мысли, — отвечал, улыбаясь, Сердар.
— Правда ведь, а я не подумал об этом.
И он продолжал:
«Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату своему Вилли Барнету все мои права на дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в королевстве Аудском, и разрешаю делать с ними, что он пожелает.»
«Я умираю американцем, как и родился им; я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максуэлла, без которого я, наверное, достиг бы самых верхних пределов старости».
Он прочитал все это вслух.
— Все, не правда ли, Фред?
— Превосходно! — отвечал Сердар, который, вопреки всей торжественности этой минуты, еле удерживался от того, чтобы не засмеяться.
Боб Барнет, довольный его одобрением, подписал завещание и запечатал, а затем встал и позвал одного из сторожей, которому и вручил запечатанный конверт.
В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что наступила роковая минута.
— Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер,
— сказал Боб с сознанием собственного достоинства. — Неужели вам неизвестны эти традиции?
Офицер немедленно распорядился, чтобы ему дали то, о чем он просил.
Боб залпом выпил стаканчик виски и закурил сигару.
— Идем, — сказал он, — я готов.
Такое удивительное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены. Честный Барнет думал, что следует позировать для истории и позировал.
VI
Планы побега. — Последняя сигара. — Шествие на казнь. — Сожаление Барнета. — Спасены слоном.
Мы должны сказать, что Сердар не смотрел с таким хладнокровием на предшествовавшую трагедию, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар хладнокровно встретился бы со смертью, несмотря на сожаление, какое принесла бы ему гибель дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с молодым Эдуардом Кемпуэллом он сделался совсем другим человеком. Какие же это были приятные или тяжелые воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном воспоминании о ней, толстый слой ненависти, покрывавший его сердце, вдруг растаял под наплывом нежного чувства.
Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпуэлла, которое он не произносил иначе, как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. «Диана не могла бы соединить своей судьбы с человеком, способным на такие преступления», и этого было достаточно, чтобы уничтожить зловещий характер того факта, что во время избиения человек этот был старшим комендантом крепости Гоурдвар-Сикри.
И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, которого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.
Дверь тюрьмы раскрылась и осужденные вышли, высоко подняв голову и без малейшего, по-видимому, волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:
— Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется наилучшей!
Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалезы, живущие в Пуанте де Галль, были буквально залиты волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.
Три английских парохода, приехавших накануне, были сплошь покрыты зрителями и все реи их буквально увешаны кистями из человеческих тел. Все это общество видимо старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не потерять из предстоящего зрелища, тем более, что суда стояли на якоре всего в 240 саженях от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто и флаг его спущен.
— God bless me! — воскликнул Барнет, заметив, какое небольшое пространство отделяет его от места казни. — Я не успею докурить своей сигары.
Пленники не были связаны… где же было им бежать, когда они со всех сторон были окружены сипаями… им даже разрешили идти вольным шагом.
В ту минуту, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:
— Идите медленно, мы готовы.
Он пробовал дать себе отчет, кто мог шепнуть ему такой совет… кругом него никого не было, кроме бесстрастных сипаев.
Двигаясь вперед, Сердар к великому удовольствию своему заметил, что женщины и дети попадаются реже и эшафот окружен одними только мужчинами.
Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое распределение должно до значительной степени облегчить его исполнение.
На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах, которые, несмотря на ранний утренний час, жаждали увидеть, как умрет знаменитый Сердар, подвиги которого занимали всю Индию.
Знаменитый генерал Говелак, похищение которого было задумано Сердаром и должно было совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым они приехали сражаться и который должен был кончить свою жизнь виселицей, как обыкновенный преступник.
Несколько англичан, приехавших из своих вилл, распорядилось, чтобы кареты их стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая вполне насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьим хаудаком и корнаком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черную пантеру, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было, по крайней мере, всеобщее предположение, внушенное присутствием красивого животного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Пленников заключили в тюрьму Королевского форта и объявили им, что через несколько минут должно собраться заседание военного суда, чтобы судить их. Преступление их очевидно: соучастие с бунтовщиками и измена королевской власти, а потому на основании закона об осадном положении, действующего с самого начала восстания в Индии и Цейлоне, они подлежали суду, учрежденному для разбора дел, изъятых из общего судопроизводства, который для устрашения страны путем разных репрессий повелевал судить и приводить в исполнение какой бы то ни было приговор в течение первых двух часов после заключения. Неправедный суд этот, устроенный исключительно с целью разбудить в человеке спавшие до тех пор у него зверские инстинкты, объявлял кроме того, что в случае необходимости «достаточно трех простых солдат под предводительством более старшего, чтобы состоялось заседание суда, имеющего право жизни и смерти над каждым индусом, будь он бунтовщик или соучастник».
Таким-то образом Англия, устроив эту жестокую игру или вернее гнусное подобие правосудия, не постыдилась заявить, что ни один индус не был казнен без предварительного суда. Куда позже английские войска одержали победу и солдаты, утомленные резней, останавливались, чтобы сосчитать трупы. Они устраивали затем военный суд и произносили приговор, которым узаконивали только что происшедшую резню, присуждая к смерти двести или триста несчастных, переставших уже существовать.
Трудно довести до большого совершенства любовь к закону. Не думайте, пожалуйста, что мы преувеличиваем; факты эти и еще сотни других подтверждены самыми безупречными авторитетами: «В течение двух лет, уже по окончании революции, англичане наводнили кровью всю Индию, избивая стариков, женщин и детей с предвзятым исключительно намерением оставить такие страшные воспоминания, чтобы раз и навсегда отбить у индусов охоту стремиться к восстановлению своей независимости».
Каким ужасным зверем может сделаться англосаксонец, когда он боится что-нибудь потерять, — а он боялся на этот раз потерять Индию!
И подумать только, что люди эти в своих журналах обвиняли наших солдат в жестокости в Тонкине и в других местах… Никогда французская армия не согласилась бы даже в течение двадцати четырех часов после успокоения исполнять роль палача, которую английская армия исполняла два года.
Пусть мирно покоятся в пыли родной почвы сотни тысяч погибших индусов! По ту сторону Афганистана надвигаются постепенно на быстрых лошадках своих донские и уральские казаки. Киргизские всадники и номады Туркестана дисциплинируются под властью белого царя, и не пройдет и четверти столетия, как правосудие Божие, следующее за нашествием русских, отомстит за мертвых и накажет убийц.
Сердару не решились, однако, нанести оскорбление в лице суда из трех солдат, по самое горло начиненных виски; военный суд, перед которым он предстал вместе со своими спутниками, через четверть часа после прибытия своего в Пуант де Галль, состоял из президента-генерала и ассистентов-офицеров: приговор был произнесен заранее, их судили только для проформы. Боб Барнет, как американец, протестовал против суда, учрежденного для дел, изъятых из общего судопроизводства, и потребовал, чтобы его выпустили на поруки. Ему фыркнули в лицо и объяснили, что такое военный суд… Он не унывал и принялся доказывать свою неподсудность, просил отсрочки на две недели, чтобы иметь время…
— Бежать? — перебил его любивший пошутить президент.
— Случая не пропущу! — отвечал Барнет при общем смехе присутствующих.
Он потребовал затем адвоката, ему отказали; потребовал протокола, ему сказали, что нашли бесполезным писать его; поставил на вид, что он иностранец, потребовал своего консула, испробовал одним словом все обходы судейской процедуры, с которыми познакомился в бытность свою ходатаем по делам, заставляя этим судей надрываться от смеха, и достиг того, что его вместе с товарищами присудили к смертной казни через повешение на восходе солнца.
Чтобы не расстреливать, их судили, как лиц гражданского ведомства, обвиненных в заговоре против государственного строя. По окончании суда им объявили, что ввиду скорости, с какою солнце восходит в этой стране, остается всего десять минут для того, чтобы они могли приготовиться дать отчет в своей жизни перед Верховным Судьей.
Сердар с улыбкой выслушал этот приговор, как будто дело совсем не касалось его.
Когда осужденных привели в тюрьму, Боб Барнет продолжал волноваться по-прежнему. Он потребовал завтрак, ему сейчас же подали и он с обыкновенным аппетитом съел его; затем он написал пять или шесть писем: одно Барнету-отцу, которого уведомлял, что по случаю революции он лишился генеральского чина и будет повешен через семь с половиной минут; второе капитану Максуэллу, сообщая ему, что к великому сожалению своему ему удастся свести с ним счеты только в долине Иосафата в день Страшного Суда; отрезал пять или шесть прядей волос, разложил их по конвертам и передал одному из сторожей, чтобы тот немедленно снес их на почту.
Сердар тем временем спокойно ходил взад и вперед по тюрьме, когда через решетчатое окно к ногам его упала крошечная записка; он поднял ее и быстро пробежал глазами. В ней было всего несколько слов:
«Не бойся… мы здесь!
«Духи Вод».
Радостная улыбка осветил его лицо, но он сейчас же прогнал ее, не желая, чтобы кто-нибудь заметил это.
Название «Духи Вод» было присвоено себе членами многочисленного тайного общества, приверженцы которого были рассыпаны по всей Индии и Цейлону и цель которого была стремиться к ниспровержению власти чужеземцев в древней стране браминов; благодаря деятельности этого общества явилось то единодушие, с которым в один и тот же день и час перешли индусы на сторону революции. Сердар был душою и руководителем этого общества еще до начала восстания и не переставал быть его начальником даже и теперь, хотя с осуществлением всякого заговора узы, соединяющие всех членов, ослабели, само собою разумеется, ибо для успеха дела не оказывалось больше нужным хранить тайны собраний.
У них не было, разумеется, приверженцев среди местного населения сингалезов, между которыми и членами общества существовала рознь на почве религиозной ненависти, начавшейся после буддистских реформ; но на Цейлоне живет известное количество малабарских колонистов, составляющих третью часть всех жителей. Все они живут в городах, где занимают профессии купцов, банкиров, судохозяев, золотых и серебряных дел мастеров, кузнецов, токарей и резчиков, горшечников и т.д., потому все города, и преимущественно Пуант де Галль, Коломбо, Джафнапатрам почти исключительно населены индусами Малабарского и Коромандельского берегов.
Все они без исключения принадлежали к обществу «Духов Вод», и вот что произошло после ареста Сердара и его двух спутников. Арест видели молодой Сами и Рама-Модели с верхнего плато Соманто-Кунта, где они притаились в чаще бурао, готовясь каждую минуту бежать на спине Ауджали к долине Ауноудхарапура, если бы сингалезские сипаи вздумали подняться на верхние склоны горы. Но потому ли, что присутствие их было никому неизвестно, или аресту их придавали мало значения, офицер, командующий отрядом, удовольствовался, как мы видели, арестом главных пленников, которых поймали благодаря хитрой уловке шпионов.
Как только отряд скрылся из виду, Рама-Модели взобрался вместе с Сами на спину Ауджали и погнал его со всею скоростью, на какую тот был способен, к Пуант де Галль, держась лощины, которая была известна ему одному и шла по горе, сокращая спуск наполовину.
Он прибыл в город раньше отряда и тотчас же созвал к себе в доме группу друзей; он сообщил им о том, какой опасности подвергается Сердар, принесший столько незаменимых услуг их общему делу, а затем предложил составить совещание, чтобы выработать главные основы плана для спасения Сердара и его товарищей.
В Пуанте де Галль находилось восемьсот членов общества, которых решили немедленно уведомить о случившемся, поручив каждому из присутствующих передать это известие своим знакомым, которое поручил передать следующим. При таком количестве послов достигнуть цели можно было менее, чем в полчаса.
План, предложенный Рамой-Модели своим друзьям, был принят им с восторгом, и все они тотчас же рассыпались по городу, чтобы предупредить всех членов общества и исполнить первую часть плана. Что касается второй, то мы на месте действия сами увидим, каким образом скомбинировал ее заговорщик пантер для более легкого и быстрого успеха. Быстрого особенно, так как пушки Королевского форта, находившиеся в двадцати пяти шагах от экспланады, где должна была совершиться казнь, всегда стояли с открытым и начиненным картечью жерлом с самого начала восстания сипаев-индусов.
Что касается записки, полученной Сердаром, то ее передал сторож Тхава, приятель Рамы-Модели, бросив в камеру заключенных.
Как только Сердар прочитал ее, первою мыслью его было сообщить генералу, но тот был так поглощен исполнением классических обязанностей в таких случаях, как письма к родным, завещание, распределение прядей волос и других маленьких подарков на память, — священные обычаи, от которых осужденные на смерть никогда не отступают, — что боялся, помешав ему в этих интересных занятиях, вызвать какое-нибудь восклицание и тем внушить подозрение относительно планов, затеваемых для их спасения.
Честный Барнет писал с таким спокойствием, что беспристрастный свидетель этой странной сцены, где комизм так тесно соединялся с драматизмом, что их нельзя было отделить друг от друга, возымел бы самое лестное мнение относительно его мужества. Он решил пожертвовать своею жизнью и умереть, как джентльмен, не забыв ни одного из обычаев, установленных бесконечным рядом осужденных.
Особенно замечательно было его завещание; он не имел никакого решительно имущества, но как уйти из этого мира, не сделав никакого завещания!
Он взял последний лист бумаги и написал:
«Это мое завещание.
«Сегодня я, здравый телом и душою, готовясь умереть нежелательным для меня способом по вине этого негодяя Максуэлла — да будет на нем проклятие Божие — завещаю своей семье…»
Смущенный остановился он на этом слове.
— Что мне завещать своей семье, Фред?
— Свои последние мысли, — отвечал, улыбаясь, Сердар.
— Правда ведь, а я не подумал об этом.
И он продолжал:
«Завещаю своей семье мои последние мысли и четыре пряди волос, приложенные здесь. Передаю младшему брату своему Вилли Барнету все мои права на дворцы, рабов и огромные богатства, конфискованные у меня англичанами в королевстве Аудском, и разрешаю делать с ними, что он пожелает.»
«Я умираю американцем, как и родился им; я прощаю всех, кого ненавидел в этом мире, за исключением этого негодяя Максуэлла, без которого я, наверное, достиг бы самых верхних пределов старости».
Он прочитал все это вслух.
— Все, не правда ли, Фред?
— Превосходно! — отвечал Сердар, который, вопреки всей торжественности этой минуты, еле удерживался от того, чтобы не засмеяться.
Боб Барнет, довольный его одобрением, подписал завещание и запечатал, а затем встал и позвал одного из сторожей, которому и вручил запечатанный конверт.
В эту минуту в камеру вошел офицер, командующий взводом солдат, которые должны были вести осужденных к месту казни, и объявил, что наступила роковая минута.
— Нам забыли дать стаканчик виски и последнюю сигару, господин офицер,
— сказал Боб с сознанием собственного достоинства. — Неужели вам неизвестны эти традиции?
Офицер немедленно распорядился, чтобы ему дали то, о чем он просил.
Боб залпом выпил стаканчик виски и закурил сигару.
— Идем, — сказал он, — я готов.
Такое удивительное и истинно американское мужество поразило всех свидетелей этой сцены. Честный Барнет думал, что следует позировать для истории и позировал.
VI
Планы побега. — Последняя сигара. — Шествие на казнь. — Сожаление Барнета. — Спасены слоном.
Мы должны сказать, что Сердар не смотрел с таким хладнокровием на предшествовавшую трагедию, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар хладнокровно встретился бы со смертью, несмотря на сожаление, какое принесла бы ему гибель дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с молодым Эдуардом Кемпуэллом он сделался совсем другим человеком. Какие же это были приятные или тяжелые воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном воспоминании о ней, толстый слой ненависти, покрывавший его сердце, вдруг растаял под наплывом нежного чувства.
Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпуэлла, которое он не произносил иначе, как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. «Диана не могла бы соединить своей судьбы с человеком, способным на такие преступления», и этого было достаточно, чтобы уничтожить зловещий характер того факта, что во время избиения человек этот был старшим комендантом крепости Гоурдвар-Сикри.
И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, которого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.
Дверь тюрьмы раскрылась и осужденные вышли, высоко подняв голову и без малейшего, по-видимому, волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:
— Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется наилучшей!
Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалезы, живущие в Пуанте де Галль, были буквально залиты волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.
Три английских парохода, приехавших накануне, были сплошь покрыты зрителями и все реи их буквально увешаны кистями из человеческих тел. Все это общество видимо старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не потерять из предстоящего зрелища, тем более, что суда стояли на якоре всего в 240 саженях от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто и флаг его спущен.
— God bless me! — воскликнул Барнет, заметив, какое небольшое пространство отделяет его от места казни. — Я не успею докурить своей сигары.
Пленники не были связаны… где же было им бежать, когда они со всех сторон были окружены сипаями… им даже разрешили идти вольным шагом.
В ту минуту, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:
— Идите медленно, мы готовы.
Он пробовал дать себе отчет, кто мог шепнуть ему такой совет… кругом него никого не было, кроме бесстрастных сипаев.
Двигаясь вперед, Сердар к великому удовольствию своему заметил, что женщины и дети попадаются реже и эшафот окружен одними только мужчинами.
Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое распределение должно до значительной степени облегчить его исполнение.
На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах, которые, несмотря на ранний утренний час, жаждали увидеть, как умрет знаменитый Сердар, подвиги которого занимали всю Индию.
Знаменитый генерал Говелак, похищение которого было задумано Сердаром и должно было совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым они приехали сражаться и который должен был кончить свою жизнь виселицей, как обыкновенный преступник.
Несколько англичан, приехавших из своих вилл, распорядилось, чтобы кареты их стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая вполне насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьим хаудаком и корнаком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черную пантеру, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было, по крайней мере, всеобщее предположение, внушенное присутствием красивого животного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74