— Каким же образом?
— Боюсь причинить неприятность своему другу.
— Говори, не бойся… Я сказал тебе, что готов ко всему.
— Да, я буду говорить, потому что должен сказать правду. В газетах Бомбея пишут, что правительство из Лондона прислало депешу вице-королю Калькутты, предупреждая его, что из рассказов твоей семьи…
При этих словах Сердар так вздрогнул, что Нариндра остановился, не решаясь говорить дальше.
— Продолжай! Продолжай! — сказал Сердар дрожащим голосом.
— От родных твоих в Европе узнали, что ты остался в Индии, а так как всем известно, что только благодаря твоей помощи мог бежать Нана-Сагиб, то все уверены, что он не расстался с тобой. Вот почему отдано приказание осмотреть по всем направлениям окрестности Ганга и большую цепь гор на Малабарском берегу, единственные места, где благодаря джунглям и густым лесам возможно долго скрываться от самых тщательных поисков.
— А затем…
— А затем, не доверяя туземцам, вице-король отправил батальон четвертого полка шотландцев из Бомбея, чтобы осмотреть Гатские горы, начиная от Бомбея до мыса Коморина, тогда как другой батальон сделает то же самое между Бомбеем и границами Кашемира.
— Прекрасно, нагуляются вдоволь, — холодно отвечал Сердар.
— Надеюсь… Сердара не так просто поймать. Не будет ли, однако, более благоразумным вместо того, чтобы противиться без всякой патриотической цели…
— Все? — перебил его Сердар.
— Я должен еще предупредить тебя, что большое количество индусов и иностранных авантюристов, соблазнившись суммой обещанной премии…
— Да, миллион, ни более, ни менее… Англичане хорошо платят изменникам…
— Готовятся идти вслед за войсками.
— Что касается этих, то мы заставим их раскаяться в своей смелости. У солдат же не тронем ни одного волоска на их голове; они повинуются тому, что им приказывают.
— Начальник их получит тоже снисхождение?
— Кто он?
— Капитан Максуэлл.
— Мясник Гоурдвара, Лукнова, Агры, Бенареса и сотни других мест?
— Он самый.
— Война кончена, и он нападает не на меня, у нас с ним нет ничего личного, но у него старые счеты с Барнетом и Рамой-Модели, вот случай для них свести балансы. Я думал, что этот убийца женщин и детей служит в туземной артиллерии.
— Да, но вице-король послал его в Бомбей с приказом к губернатору назначить его командиром экспедиции.
— Человек этот счастлив только среди крови и слез.
— Мне осталось сказать еще одно слово, и Сердар будет знать все.
В эту минуту перед Нариндрой и Сердаром выросла тень и сказала, пожимая им руки:
— Спасибо, Нариндра, спасибо за хорошую новость.
Это был Рама-Модели, привлеченный разговором.
— Ты слышал? — спросил Сердар.
— Я никогда не сплю, когда говорят об убийце моего отца, — мрачно отвечал заклинатель, — продолжай, Нариндра!
— У нас есть еще более опасный враг.
— Мы его знаем, это Кишная.
— А что вы о нем узнали?
— Рама-Модели был недавно на равнине; ему сказали там, что Кишнаю видели в окрестностях.
— Говорят, что правительство следит за всеми душителями в провинции, чтобы помешать им совершить празднество пуджа в честь Кали, а потому все они скрываются в горах на расстоянии десяти миль от Нухурмура. Закрывать глаза на это празднество обещали только с тем условием, чтобы взять в плен Нана-Сагиба; в таком случае им разрешат кровавые таинства, лишь бы только человеческие жертвы были взяты из их собственного племени.
— Это вещь серьезная, и надо быть настороже, — сказал задумчиво Сердар. — Один из этих демонов мне страшнее всех шотландцев. Мы с Нариндрой знаем кое-что об этом.
— Да, благодаря Кишнае нас едва не повесили в Пуант де Галле.
— И, не хвати присутствия духа у нашего друга-заклинателя, мы не разговаривали бы так спокойно на Нухурмурском озере.
При этом воспоминании оба с чувством пожали руку Раме-Модели.
V

Торжественный час. — Совещание. — Комическое появление Барнета и Барбассона. — Клятва. — Планы защиты. — Донесение Барбассона. — Ури говорит. — Шпион Кишнаи, начальника тугов. — Факир попал в свою западню. — Ловкая защита. — Рам-Шудор. — Разговор между Рамой и Нариндрой.
В продолжение всего этого разговора шлюпка спокойно продолжала свой путь и наши авантюристы скоро уже должны были пристать к тому месту, которое находилось недалеко от входа в пещеры.
— Кстати, — сказал Сердар Нариндре, — наш разговор был так интересен, что мы забыли спросить тебя о причине твоего сигнала, который ты послал нам на озеро незадолго до нашего приезда к тебе.
— О, ложная тревога, — отвечал махрат, — мне послышался шум в кустах, и я на всякий случай, не узнав даже, в чем дело, хотел предупредить вас, чтобы вы были настороже…
Шлюпка приближалась к берегу, и обязанности Сердара и Рамы-Модели, один из которых должен был уменьшать быстроту хода, а другой направить шлюпку к месту остановки, не позволили Нариндре дать им более полное объяснение. К тому же факт, который так сильно взволновал обоих, когда ночью они были посреди озера, потерял свое значение с той минуты, как Нариндра назвал его ложной тревогой.
День не начинался еще, когда шлюпка была уже поставлена на место в укромный угол в заливе, скрытом деревьями, и все трое вернулись в Нухурмур. Все спали еще, за исключением Сами, раба своей обязанности. Сердар приказал ему немедленно разбудить принца и двух других товарищей своих, — положение было так важно, что требовало немедленного совещания.
Нана-Сагиб встал уже и приказал передать своим друзьям, что готов принять их.
— Что-то новое, кажется, — сказал он с тем покорным судьбе видом, который не покидал его со дня несчастья.
— Да, принц, — отвечал Сердар, — обстоятельства исключительной важности… Нам необходимо сговориться, чтобы составить план поведения и защиты, возлагающий на каждого известную роль и долю ответственности. Я подожду говорить, пока не явятся на зов наши другие два товарища.
В ту же минуту в помещение принца ворвались с растерянным видом и вооруженные с ног до головы Барнет и Барбассон.
— Что случилось? — спросил Барбассон. — Нас атакуют?
Сердар, догадавшийся, что Сами подшутил над ними, не мог удержаться от улыбки, несмотря на все свое серьезное настроение духа.
Молодой Сами, на обязанности которого лежала тяжелая задача будить каждое утро неразлучников, знал, с чем было сопряжено это удовольствие, когда он являлся, чтобы заставить их покинуть свои гамаки: направо и налево сыпались толчки и тумаки, которыми они щедро сопровождали свое вставание. Но это нисколько не беспокоило Сами, и он всегда добивался своего. Заметьте при этом, что адмирал и генерал сами назначали ему час, в которой он должен был разбудить их в те дни, когда они не были дежурными. Молодой индус, видя своего господина озабоченным, хотел сократить три четверти церемоний, включая сюда и тумаки, а потому сразу вбежал в грот Ореста и Пилада, крича во все горло:
— Тревога, тревога! Атака на Нухурмур!
И в одну секунду оба были готовы.
— Извините эту маленькую шутку, — сказал Сердар вошедшим друзьям, которые не знали, сердиться им или смеяться. — Мальчик виноват только наполовину; вы приглашены на военный совет, а такого рода совещания бывают только накануне битвы.
Серьезные слова эти как бы по волшебству успокоили Барнета и Барбассона; они поставили свои карабины и заняли места на диване, где уже сидели их друзья. По приглашению принца, занимавшего место председателя, Сердар обратился ко всем с речью и изложил, ничего не выпуская, все факты, уже известные читателю, к которым мы не вернемся больше.
Он рассказал о письме своей сестры, о предстоящем приезде ее со всей семьей в Индию, об амнистии для себя, — не поднимая, однако, покрова, скрывающего таинственное происшествие, разбившее всю его жизнь, рассказал также своим слушателям о том, что по странной и необыкновенной случайности доказательства его невинности находятся у него почти в руках, в самой Индии, и что, благодаря содействию своих друзей, он надеялся даже одно время завладеть ими, несмотря на трудность этого предприятия. В первую минуту у него под влиянием воспоминаний мелькнула мысль сделать их всех судьями своего положения и сообразно советам своих великодушных друзей он думал оставить на некоторое время пещеры Нухурмура, но не один, а с двумя из них, чтобы добыть доказательства людской несправедливости и принести их сестре, когда она ступит на почву Индии, это было бы для него величайшим счастьем, о каком может мечтать человек! Когда он составлял этот план, в Нухурмуре уже шесть месяцев все было совершенно спокойно; ему было известно, что все считают принца и его приверженцев бежавшими в Тибет или куда-нибудь в другое место и что преследование почти прекращено… Но вслед за этим он узнал один факт, и собственная честь приказывает ему забыть и отказаться от взлелеянной им мечты.
Здесь голос Сердара понизился и дрогнул от волнения, но он сейчас же продолжал с твердостью:
— Я отказался от этого проекта или, вернее, отложил его до лучшего времени, ибо мне тяжело думать, что все кончено для меня. Сделал я это потому, что положение вещей изменилось. Горы эти собираются осматривать на днях и туги, и отряд английской армии, не говоря уже о бесчисленном множестве авантюристов, состоящих из отбросов всех наций и алчущих премии, обещанной за поимку нас. Наши следы будут скоро открыты, мы вынуждены будем запереться в пещерах, выдерживать осаду, сражаться… и все это потому, что родные мои, испрашивая у королевы помилования для меня, имели неосторожность сказать, что я остался в Индии. Это тотчас же навело наших врагов на мысль весьма логичную, что только среди уединения этих гор могли мы найти себе убежище, потому что в течение шести месяцев нигде в другом месте не открыто наших следов. Но ошибка моих родных должна тяготеть на мне одном, и если я говорю о ней, то лишь потому, что хорошо знаю, к чему меня обязывает долг и уважение к данному слову, и знаю, что не допущу до обсуждения этого факта. Мы все клялись защищать принца до самой смерти, и все мы, я уверен, готовы сдержать эту клятву.
— Да, да! — крикнули Барнет и Барбассон, протягивая руку в сторону Нана-Сагиба. — Мы клянемся защищать его против англичан до самой смерти и скорее схоронить себя под развалинами Нухурмура, чем допустить, чтобы они взяли его в свои руки.
Странная вещь! Ни Нариндра, ни Рама-Модели не приняли участия в этой манифестации. Сердар не заметил этого, но слегка нахмуренные брови Нана-Сагиба показывали, что он обратил на это внимание.
— Благодарю, друзья мои! — отвечал Нана-Сагиб, с жаром пожимая протянутые к нему руки. — Я и не ожидал другого от великодушных сердец, оставшихся мне верными.
Когда волнение улеглось, Сердар продолжал:
— Теперь что мы должны делать? Подумайте и изложите каждый свой план. Я же со своей стороны предлагаю следующее; мы можем попытаться сделать одно из двух и по большинству голосов: во-первых, увидя, что нас окружают, мы можем покинуть Нухурмур и, переодевшись в разные костюмы, добраться по вершинам гор до самого Бомбея. Раз мы будем там, мы можем сесть на «Диану» и отправимся на поиски какого-либо неведомого острова в Зондском проливе или на Тихом океане, где принц, спасший свои богатства, может жить спокойно и счастливо.
— И вы все со мною, — прервал его Нана-Сагиб, — я захватил с собою одних драгоценных камней на десять миллионов, не считая золота.
— Мой второй проект, — продолжал Сердар, — запереться в Нухурмуре, где, мне кажется, нас очень трудно открыть. Два подвижных камня, которые закрывают входы, так хорошо подобраны ко всему остальному, что составляют как бы одно целое с теми, которые окружают их; толщина их такова, что они не издают никакого подозрительного звука при исследовании, да к тому же мы окончательно можем заглушить их. Съестных припасов у нас на два года, и, мне кажется, мы можем считать себя в полной безопасности. Все заставляет меня думать, что это их последняя атака против нас; через два-три месяца никто не будет больше думать об этом приключении и, если какой-нибудь случай не откроет нашего убежища, нам легко будет тогда сесть на «Диану», не возбуждая ничьих подозрений, и отправиться, как мы и хотели, на поиски более гостеприимной страны. Вот! Первый проект весьма опасен для исполнения, потому что над всеми портами учрежден самый тщательный надзор и ни одного судна не выпускают, не узнав имени пассажиров и куда оно отправляется, а если арестуют, то тут же и повесят. Второй проект имеет то преимущество, что без всякой опасности приведет нас к первому и во всяком случае, если нас захватят, мы взорвем себя на воздух, но не дадим повесить. Я кончил; ваша очередь говорить, друзья мои! Я готов присоединиться к тому из этих планов, который вам больше нравится, и ко всякому другому, который вы найдете лучшим.
— Ей-богу, Сердар, — сказал Барбассон, — невозможно найти что-нибудь лучшее, и, говоря это, я уверен, что передаю мнение всех присутствующих. Что касается меня, я принимаю ваш последний проект, во-первых, потому, что он не исключает первого, во-вторых, я считаю, что Нухурмур легко защитить, и мне здесь нравится; наконец, потому, что предсказание Барбассона-отца относительно повешения его наследника становится ложью. Я сказал.
— Что касается меня, — заявил Барнет, желавший показать, что он не забыл прежнего ремесла ходатая по делам, — я принимаю все заявления, оговорки, доводы и заключения своего товарища. Барнет-отец, который жив еще, не знаю, впрочем, наверное, был бы слишком счастлив, что младший из Барнетов сделал с помощью веревки свой последний жизненный прыжок.
Нариндра и Рама заявили, что не имеют собственного мнения и привыкли всегда и во всем следовать за Сердаром. Нана, заинтригованный этим новым уклонением от прямого ответа, устремил на них долгий и проницательный взгляд. Сердар был так озабочен, что мало обращал внимания на все происходившее кругом него. Ввиду того, что никто не возразил ему открыто, он решил, что они во всяком случае остаются в Нухурмуре.
— Не боитесь вы, — сказал Барбассон, — что присутствие вашего слона может указать шпионам, что хозяева находятся недалеко?
— Видно по всему, что вы не знаете Ауджали, — отвечал живо Нариндра. — Тот, кто подойдет к нему, не будет в состоянии никому рассказать, что видел его.
— Так… извините, пожалуйста, мое замечание, но теперь я получил объяснение и чувствую себя спокойным.
— Вы совершенно правы, Барбассон, — продолжал Сердар, — советую всем друзьям брать с вас пример. Не имеете ли еще чего сказать?
— Еще небольшое замечание, — отвечал провансалец. — Я готов отдать свою жизнь, но мне было бы величайшим утешением, имей я возможность сказать в последний час, что я все обдумал, все предусмотрел и что, ей-богу, не было возможности поступить иначе. Что думает об этом генерал?
— All is well that ends well, господин адмирал.
— Я не понимаю твоей тарабарщины.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — перевел, улыбаясь Сердар.
— Видишь, это значит, что я всегда одного с тобой мнения.
— Ты мог бы сделать хуже, черт возьми! Говори ты на провансальском наречии — ты был бы самым умным из американцев… Теперь я перехожу к своему замечанию.
Разговор с Сердаром, всегда такой серьезный, становился, несмотря на важность обсуждаемых предметов, комичным, когда вмешивался Барбассон, как и всегда и во всех случаях, когда говорил этот потомок фокеян.
— Мы слушаем вас, Барбассон, — сказал Сердар с оттенком нетерпения в голосе.
— Вот как это пришло мне в голову. Вы сами сказали, Сердар, что только случай какой-нибудь может выдать наше убежище. Так вот, я думаю, что Тота-Ведда, которого нам не следовало, быть может, приводить сюда вчера вечером, и есть один из этих случаев. Тоту не следовало допустить до побега, чтобы нам не пришлось раскаиваться. Или, говоря иначе, надо задержать этого дикаря в Нухурмуре на все время, пока мы будем оставаться здесь.
— Как! вы не знаете… впрочем, вы спали и только мы с Рамой присутствовали при всем этом приключении. Мы действительно совершили из человеколюбия некоторую неосторожность, но теперь нет времени исправлять ее.
— О каком Тота-Ведде говорите вы? — живо перебил их Нариндра.
Сердар поспешил удовлетворить любопытство махрата и в нескольких словах рассказал ему о том, что случилось накануне, начиная с того, как Тота-Ведда был ранен в присутствии Барбассона, до появления пантер на зов своего хозяина и бегства их, о котором провансалец не знал.
По мере того, как рассказ его подвигался вперед, Нариндра выказывал все большие признаки волнения; бронзовый цвет его лица принял синеватый оттенок, и крупные капли пота выступили у него на лбу.
Сердар, весь поглощенный своим рассказом, не замечал этого, а другие свидетели этой немой сцены были так поражены внезапной переменой лица Нариндры, что не смели прервать его, думая в то же время, что Сердар сам прекрасно замечает, что происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74