Грозная опасность миновала, и первой заботой их было добыть себе пищу, ибо из-за быстроты событий, происшедших со вчерашнего дня, они не имели времени пополнить свою провизию и отыскать убежище на ночь, где бы могли быть в безопасности от хищных зверей и с тем вместе обсудить план действий, от которого зависело их существование. На этот раз дело шло не о борьбе с одинаковыми шансами на успех и неудачу и с силами, равными силам противников; они были против целого гарнизона и нескольких тысяч туземцев, которых неминуемо должен был поднять против них соблазн награды. В таком неравном бою нечего было надеяться исправить на другой день неудачи, случившиеся накануне: оставалось или победить, или умереть.
На стороне их было, или они думали, что было, одно лишь преимущество, заключавшееся в том, что они могли располагать собой в данный момент, чтобы приготовиться встретить врага, не опасаясь быть захваченными врасплох и окруженными в долине, где они нашли себе убежище, ибо они не могли вступить в борьбу даже с самым маленьким отрядом, не рискуя завязнуть в торфяных болотах, или сделаться добычею кайманов в болотах, или ягуаров и пантер в чаще лесов, или быть захваченными горстью людей в джунглях.
В беседах о разных опасностях и затруднениях, с которыми им придется бороться, им даже и не пришла в голову самая ужасная, грозившая им опасность; мы говорим о торге, заключенном между Кишнаей и сэром Вильямом Броуном, так как важный факт этот оставался им неизвестным.
Агенты Рама-Модели успели все-таки предупредить о присутствии в горах значительного количество шпионов, и сам он говорил уже об этом Сердару еще раньше, чем засада на Соманта-Кунта подтвердила их участие в преследовании. Никто из авантюристов не думал, однако, чтобы кто-нибудь из этих шпионов устоял против их карабинов.
Первую заботу их о пище разрешить было не трудно: дичи, как мы уже видели, было здесь такое количество, что им нечего было бояться голода; к тому же в болотах находилось множество иньяма, который мог прекрасно заменить собою хлеб и рисовые лепешки, отсутствие которых знаменитый Барнет совсем не чувствовал. Что касается фруктов, то одних бананов там было столько, что ими можно было бы прокормить целую армию, запертую в этой долине. Манги, эти почти исключительно сингалезские фрукты, попадались на каждом шагу, гуавы росли там кустарниками. Вообще вы могли встретить там представителей всех тропических фруктов.
Что касается жилья, самой необходимой вещи в этом опасном месте, то Рама-Модели непрочь был указать на грот, свидетеля подвигов Ауджали и генерала, но он боялся, что труп носорога заразил это место. Кроме этого грота ему были известны еще несколько других, хотя менее обширных, но все же удобных для того, чтобы служить временным убежищем.
Важный вопрос о дальнейшем плане действий авантюристы могли спокойно и внимательно обсудить после того, когда им удастся подкрепить свои силы, истощенные последними треволнениями и бессонными ночами.
Маленькая группа шла вдоль подошвы горы, придерживаясь дороги, по которой шел накануне Барнет, и честный янки рассказывал в это время своим друзьям все перипетии своего приключения с носорогом, о котором он не успел даже упомянуть из-за так быстро следовавших друг за другом событий. Оставаясь без пищи почти целые сутки, он не мог без сокрушения говорить о двух жирных, толстых утках, дожаренных как раз в пору, которых ему пришлось бросить, благодаря несчастной встрече; но болото, где жили эти чудесные пернатые недалеко, и он дал слово вознаградить себя за потерю.
— Если только мы найдем их на том месте, — отвечал Рама, которому он только одному сообщал о своих намерениях, потому что Сердар, погруженный в мысли, шел во главе отряда, как человек, которому некогда терять времени.
— Как! Ты думаешь, что я побеспокоил их и заставил изменить привычки и переменить место жительства?
— Нет, но тебе должно быть известно, что в джунглях столько же шакалов, сколько веток на бамбуке; труп носорога, убитого Ауджали, привлек их сюда, вероятно, целые тысячи и они целый день наслаждались его мясом. Носорог питается растениями и никогда не беспокоит водяных птиц, а эти хождения шакалов взад и вперед встревожили их. Успокойся, однако, недостатка в этом здесь не будет и завтра на озере Каллоо, которое тянется на несколько миль, мы сделаем порядочный запас чирков и браминских уток, сели только Сердар даст нам на это время.
— Почему так?
— Ты знаешь Сагиба так же хорошо, как и я… достаточно видеть его походку, чтобы предположить, что он не даст нам времени на охоту.
Продолжая идти, Сердар срывал время от времени находившийся ближе к нему банан и тут же на полном ходу съедал его. Нариндра и Сами, следовавшие по его пятам, молча делали то же самое.
— Они ужинают, — сказал Рама, — и нам не худо будет последовать их примеру. Я начинаю думать, что кроме этого мы ничего больше есть не будем сегодня.
— Не понимаю, право, как вы все созданы! С одной горстью риса и двумя-тремя фруктами вы целыми днями при жгучих лучах солнца идете все одним и тем же шагом; мне для этого необходима более существенная пища.
В эту минуту среди кустарников зашевелился обеспокоенный шумом шагов молоденький олень, у которого не выросли еще рога. Барнет мгновенно прицелился и выстрелил, положив животное сразу на месте. Барнет подбежал к нему, связал ему сухой лианой все четыре ноги и передал Ауджали, который охотно взялся за эту легкую ношу.
— Вот мой олень, — сказал генерал, потирая руки, — к черту едоков бананов!
Сердар даже не обернулся. Маленький отряд приближался тем временем к болотистому озеру, где Барнет так счастливо охотился. На всем пространстве, которое было доступно взорам, нигде, ни на поверхности воды, ни на траве на берегу, не было видно ни одной головки чирка или утки.
Предположения Рамы оправдались. Но маленький отряд ждал еще неожиданный сюрприз другого совсем рода: на расстоянии пятисот метров от грота, где должны были находиться останки носорога, вся земля была истоптана, точно тут в течение многих месяцев подряд толклось стадо баранов.
— Счастлив будешь ты, — сказал Рама-Модели своему путнику, — если найдешь хотя бы только рог твоего носорога, видишь, шакалы были здесь.
— Неужели ты думаешь, что в такое короткое время они сожрали весь труп?
— День и ночь!.. Они за это время могли бы съесть в десять раз больше… Можешь быть уверен. Когда ты узнаешь, что по вечерам с захода и до восхода солнца по улицам Пуант де Галль разгуливают тысячи шакалов, то поймешь, сколько их здесь.
— Ты прав… я помню, что в Бенгалии, на улице Чанденагора животные эти съели за три часа целую лошадь, сломавшую себе ногу и оставленную там своим хозяином. Но ты сначала думал, как я, что мы найдем жертву Ауджали в гроте, и сожалел поэтому, что она помешает нам поместиться там на ночь.
— Середины здесь никогда не бывает; шакалы, сколько бы их ни было, всегда все вместе совершают свою экспедицию и могли сегодня попасть случайно на противоположную сторону джунглей. Я и говорил так, потому что хорошо знаю их нравы. Труп животного мог остаться или нетронутым, или его не должно было остаться и следов, и я вижу теперь, что последнее предположение было верным. С другой стороны носорог этот мог жить в паре, и тогда переживший его самец или самка защищал бы тело своего спутника. Ты понимаешь, что в таком случае нам было бы опасно, несмотря даже на присутствие Ауджали, селиться в таком соседстве.
— Ты, видно, хорошо знаком с привычками обитателей джунглей?
— Все детство свое провел я в этом месте. Мой отец, принадлежавший подобно мне к касте укротителей пантер, поселился на Цейлоне, привлеченный сюда рассказами о Долине Трупов, и здесь мы охотились на тигра, ягуара, пантеру, чтобы получить премию от правительства, или же брали детенышей, которых затем продавали факирам и фокусникам. Бывали годы, когда мы их набирали до двухсот, и все-таки здесь найдутся такие еще места, откуда, если туда проникнет кто-нибудь, вряд ли выйдет живым, — столько там встречается хищников даже днем.
— Какое опасное существование! Как это вас тут не съели еще?
— Мы забирали детенышей во время отсутствия матерей, да иначе и нельзя. Помню, как один раз мы уложили в мешок трех маленьких черных пантер, так недель около двух, и вдруг услышали, что мать самым нежным ворчаньем даст знать о своем возвращении. Детеныши отвечали ей из мешка… Времени терять нельзя было, иначе мы погибли бы. Мы стояли у самого баниана; отец сделал мне знак, — и мы взобрались на дерево. Мы не бросили нашей добычи, но детеныши почуяли мать и принялись мяукать и ворочаться, как чертенята, в мешке; мать услыхала их крики и скоро заметили нас, несмотря на то, что нас трудно было рассмотреть среди густой листвы. Она прыгнула к дереву. Мы взобрались на ветки повыше; она за нами и пропасть бы мне, не успей отец мой с необыкновенной ловкостью отрубить ей одну из передних лап. Она свалилась сначала с дерева, но у нее хватило силы взобраться опять назад. Подвигалась она, однако, очень медленно и отец отрубил ей вторую лапу. На этот раз у нее не хватило сил лезть наверх, но она стояла на задних лапах, прислонившись к дереву, где были ее малютки и сердито ворчала. Мы вынуждены были подождать несколько часов, пока потеря крови не сделала ее безвредной, но она по-прежнему упорно держалась у дерева, с которого мы спустились по одной из нижних веток, не смея спуститься по стволу. Когда она увидела, что мы бежим от нее, она собрала последние силы и бросилась за нами, несмотря на искалеченные лапы. Но на полдороге к нам она упала, и отец ударом топора по голове кончил ее страдания.
— У вас не было ружья?
— Ни один туземец в то время не мог иметь ружья на Цейлоне.
— Как же вы охотились на взрослых?
— Мы рыли ямы в местах, куда ходит много этих животных, и покрывали их ветками, а потом, когда они попадали туда, мы убивали их копьями. Здесь в джунглях найдется тысяча таких ям, вырытых отцом и мною за эти двадцать лет.
— Вы с ним только одни занимались этим ремеслом на Цейлоне? — спросил Барнет, в высшей степени заинтересованный этим разговором.
— Да, одни и нас поэтому прозвали раджами джунглей. Почти все сингалезцы держат у себя поля, живут там и обрабатывают их. Земля плодородная, и они живут счастливо в полном изобилии. Такая жизнь не делает человека мужественным и ни один из них не посмеет провести даже одной ночи в этих джунглях, которые они прозвали Долиной Трупов, хотя никто из них не подверг себя здесь смерти и тут немного найдется останков человеческих… Отец мой умер уже, оставив нам с братом небольшое состояньице, и я бросил свое ремесло, которым опасно заниматься одному, а младший брат мой не в силах вынести утомлений и опасностей такой жизни.
— Не во время ли избиения в Гоурвар-Сити погиб твой отец?
— Да, — отвечал индус и глаза его сверкнули мрачной ненавистью, — он хотел кончить свои дни в родном городе и нашел там гнусный конец, ибо что может быть подлее, как убить старика семидесяти лет? Ни один из родных его не участвовал в восстании, и я примкнул к нему только после этого гнусного дела… ничто не может извинить такого преступления. Есть два человека на свете, которых я поклялся убить; это майор Кемпуэлл, старший комендант Гоурвара, и капитан Максуэлл, который командовал этим ужасным избиением. Не приезжай Сердар на Цейлон, где ему нужны были мои услуги, я был бы в эту минуту среди индусов, осаждающих крепость, чтобы сдержать свою клятву, и брат был бы со мной. Как только мы ступим на Большую Землю, я сейчас же поспешу туда; Сердар обещал мне замолвить за меня слово Нана-Сагибу, чтобы двух этих людей выдали мне.
— Разделим между собой, — живо перебил его Барнет, — Максуэлла отдай мне; у нас с ним старые счеты и я хочу предложить ему хорошую дуэль по-американски: карабин в руке, револьвер и охотничий нож у пояса, — и и вперед!
— Нет! С такими людьми не может быть дуэли, — сказал Рама с мрачным видом, — только медленной смертью среди ужасных мучений могут они искупить свои преступления.
— Постой! постой, Рама! — отвечал запальчиво Боб, — мои счеты с ним старше твоих и начались они за два года до восстания, когда негодяй этот выгнал меня из моего дворца в Ауди, а потому преимущество на моей стороне; впрочем, ты можешь быть уверен, что я не пощажу его, и если случайно, что по-моему невозможно, он убьет меня, ну! У меня останется утешение, что ты отомстишь за меня… Согласен, не правда ли? Мне Максуэлла?
В эту минуту послышался голос Сердара, звавшего Раму, что избавило последнего от ответа на затруднительный вопрос генерала.
Ауджали бросился вдруг вперед и исчез за скалой.
— Мы пришли, не так ли? — спросил Сердар охотника за пантерами. — Это, кажется, тот самый грот, о котором ты говорил и откуда друг наш Боб еле выбрался.
— Это он, я узнаю его, — воскликнул генерал.
— Мне кажется, Сагиб, — отвечал Рама, — мы можем там поселиться на все время, какое ты найдешь нужным. Если я не ошибаюсь, шакалы вычистили все наше помещение.
Предположения охотника осуществились во всех отношениях; в гроте не осталось ни малейших следов носорога. Животные стащили в кусты все до последней косточки, до рога включительно; там оставались только следы вчерашней битвы на почве, глубоко взрытой ногами двух колоссов. Ауджали был видимо поражен исчезновением своего врага и глухо ворчал, поглядывая на джунгли и как бы воображая, что то вернется назад и снова начнет битву.
Сердар решил отдохнуть в гроте до следующего утра с тем, чтобы рано на рассвете обсудить дальнейший образ действий; он просил каждого из своих спутников обдумать хорошенько за эти несколько часов, как лучше поступить по его мнению, чтобы терять как можно меньше времени на бесполезные споры.
Ауджали приказано было лечь поперек отверстия грота и оберегать сон своих товарищей, чтобы никому не нужно было ввиду того, что все устали, дежурить по очереди. Одного присутствия слона было достаточно, чтобы держать хищников на далеком расстоянии. Сделав все эти распоряжения, Сердар собрал охапку сухих листьев, положил их в углу и улегся на них. В течение целой недели с тех пор, как он прибыл на остров, энергичный человек этот не спал ни одного часа и, если держался на ногах, то лишь благодаря железной силе воли.
Нариндра и Сами тотчас же последовали его примеру, так как оба эти индуса разделяли с ним все его заботы; спустя несколько минут они уснули, что слышно было по их ровному и спокойному дыханию.
У Барнета были свои собственные идеи относительно гигиены; он был убежден, что не следует ложиться спать с пустым желудком, а потому развел костер из сухого дерева и начал ту же операцию, что и накануне, причем ему помогал Рама, поддавшийся на его увещевание. На этот раз уток на примитивном вертеле заменил молодой олень, и оба лакомки признались друг другу, что это еще лучше; утки отдают иногда болотом, что не всем может прийтись по вкусу, — прибавил Боб, утешая себя.
Какую странную ночь проводили авантюристы в джунглях под двойной защитой скал и честного Ауджали! Едва успело зайти солнце, как со всех сторон мрачной долины поднялся странный и дикий концерт: тявканье шакалов, ворчанье ягуаров и пантер, жалобные крики крокодилов, могучие перекликания диких слонов друг с другом до самого утра раздавались иногда в нескольких шагах от спящих, которые бессознательно воспринимали во сне эти звуки и им снились фантастические битвы, в которых сипаи и шпионы смешались в страшной сумятице со всеми дикими зверями в мире.
Всякий раз, когда крики эти раздавались поблизости от грота, слон ворчал глухо, не оставляя, однако, доверенного ему хозяином поста. Незадолго до восхода луны он начал выказывать все признаки сильнейшего гнева; молодой Сами, который только что проснулся, встал тихонько и подошел к нему, чтобы успокоить его. Ему показалось тогда, что между скалами впереди грота проскользнула какая-то тень, точно очертания человеческой фигуры, которая удалялась ползком и он хотел было сообщить об этом Нариндре, но видение это так быстро промелькнуло мимо него, что он подумал, будто ошибся и решил молчать, опасаясь, что его осмеют… он стоял так целый час, стараясь взором проникнуть сквозь густую тьму, которая набрасывала непроницаемый покров на все предметы, и прислушиваясь к каждому шуму, доходившему извне… Но ему ничего не удалось ни видеть, ни слышать, что подтвердило бы его видение, и он занял прежнее место рядом с махратом.
На рассвете Сердар был уже на ногах и разбудил всех. Это был час, назначенный им для совета, и он тотчас же, без всяких предисловий, открыл его.
— Вам известен, — начал он просто. — тот единственный вопрос, который нам необходимо решить и который заключается в следующем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74