А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Барнет вздохнул с сожалением.
— Вспомнил масло и приправы… дьявольский обжора! — сказал Барбассон и вслед за этим крикнул своему другу: — Обрати же внимание на свою удочку… уже клюнула и тащит поплавок под шлюпку.
Но заблуждение его продолжалось недолго; он остановился, выпучил глаза, раскрыл рот, и все лицо его приняло глупое выражение, как бы под влиянием какого-то непредвиденного удара…
Шлюпка двигалась медленно, почти незаметно, но двигалась, — и это движение, придвинув ее к поплавку, заставило Барбассона подумать, как будто поплавок, наоборот, двигался к ней, увлекаемый рыбой.
— Не шути только, Барнет, пожалуйста… Двигается она действительно? — пролепетал несчастный, близкий на этот раз к сумасшествию.
Барнет был не в состоянии отвечать; он хотел крикнуть, но голос остановился у него в горле… Захлопав руками по воздуху, он тяжело рухнул на палубу. Падение друга привело в себя Барбассона; инстинктивно бросился он к нему на помощь и, не понимая, что делает, окатил свежей водой; внезапное ощущение холода принесло обычные результаты, и Барнет, придя в сознание, осматривался кругом безумными глазами, бормоча:
— Это дьявол… Барбассон… Дьявол преследует нас!
Слова эти во всех других случаях заставили бы расхохотаться провансальца, но в эту минуту он употреблял напрасные усилия, чтобы хоть сколько-нибудь собрать свои мысли… Перед глазами его совершался неопровержимый факт: шлюпка двигалась. Скорость ее постепенно увеличивалась, и винт все сильнее шумел в воде, оставляя позади себя длинную полосу пены… И действительно, мозг его в данную минуту не был способен дать какое бы то ни было объяснение. Только по прошествии нескольких минут почувствовал Барбассон, что кровь не так сильно приливает к его вискам и он может хоть сколько-нибудь привести свои мысли в порядок.
— Слушай, Барнет, — сказал он, — мы живем, однако, не в стране фей… будем рассуждать просто, как будто мы с тобой не на шлюпке, а видим ее, стоя на берегу.
— Будем рассуждать, хорошо, — пробормотал Барнет, который не совсем еще оправился.
— Что сказали бы мы?
— Да, что сказали бы мы?
— Мы сказали бы, Барнет: если она двигается, то ее кто-то двигает.
— Ты думаешь, мы это сказали бы?
— Да, думаю… Примочи себе еще голову холодной водой, это тебе необходимо… так… лучше тебе?
— Да, как будто начинает…
— Так вот, почему здесь, на борту, мы не можем прийти к тому же заключению, как и на земле? И смотри, как все теперь ясно и легко объяснится. Один или два человека забрались в шлюпку и отпечаток ноги одного из них мы видели с тобой на палубе; они заметили, что мы идем, и, не имея возможности или не желая выйти оттуда, закрыли люк. Теперь же, так как им не нравится долгое пребывание в трюме, раз мы наверху, они двигают шлюпку к берегу, чтобы мы могли сойти на землю и уйти, потому что мы без оружия, а затем и сами они сделают то же самое, если пожелают.
— Да, если пожелают, а если не пожелают?
— Что же им делать иначе, не могут же они унести шлюпку в кармане… мы всегда найдем ее.
— А если это англичане?
— Ну, мы сложили оружие, поступили по правилам, и моя предосторожность спасет нас.
— Ты, быть может, прав…
— Впрочем, мы скоро узнаем, в чем дело; шлюпка приближается к берегу, будь готов следовать за мной и действовать ногами.
— О! Я был профессором гимнастики в Антенее в Цинцинатти.
— Ты прошел все ремесла?
— И много чего еще другого, — отвечал янки, которому эти объяснения вернули обычную самоуверенность.
— Внимание, наступает время прыгать! — воскликнул Барбассон, становясь ногою на планшир и готовясь к прыжку.
Шлюпка пристала; друзья с математической точностью прыгнули одновременно вперед и упали на землю.
— Теперь удирать, и поскорее, — крикнул провансалец, быстро вскакивая на ноги.
Не успел он произнести этих слов, как из кустов выскочило человек двадцать индусов, которые окружили их, повалили на песок, связали веревками из волокон кокосовой пальмы и, привязав их к бамбуковой палке, понесли бегом, как носильщики носят паланкины.
Все это случилось так быстро, что они не успели даже заметить, как из люка шлюпки вылез ужасный Кишная и бегом последовал за уносившими их индусами.
II

Пленники тугов. — Развалины Карли. — Предложение Кишнаи. — Попытки к бегству. — Подземный ход. — Невозможность двинуться вперед и вернуться назад. — Безнадежно погибшие. — Барнет съеден шакалами. — Бегство Барбассона. — Отъезд на Цейлон.
Дьявольское воображение этого человека было неистощимо в изобретении разных хитростей. Вот уже сорок восемь часов, как он скрывался на берегах озера, поджидая случая, чтобы похитить хотя бы одного из жителей Нухурмура; несмотря на все самые тщательные поиски, он никак не мог найти входа в таинственное жилище, который был скрыт среди чащи кустов и карликовых пальм. Все исполнилось, как он желал, и будь он главным руководителем всех событий, он и тогда не мог бы лучше управлять ими.
Он один добился успеха там, где все шпионы и полиция вице-короля и губернатора Цейлона вынуждены были признать свое бессилие. Рам-Шудор, его зять, скоро должен был предать сэру Вильяму Броуну его смертельного врага, Сердара, которого он без всякого труда и без малейшей тени сопротивления завлек в ловкую западню: «Диана» сама станет под пушки броненосца первого разряда, ожидающего ее на рейде Пуант де Галль. Он же сам дня через два-три захватит Нана-Сагиба, не подвергаясь ни малейшей опасности. В Нухурмуре никого не оставалось больше, чтобы защищать принца, а от своих двух пленников он узнает, как пробраться к Нане, и захватит его там раньше, чем тот догадается о присутствии врагов. Для этого достаточно действовать, когда он будет спать. Начальник душителей надеялся не добром, так силой получить все необходимые ему сведения. Таким образом он отбивал у капитана Максуэлла почет и богатство, звание раджи и миллионную премию.
В двадцати километрах оттуда, в одном из горных отрогов находились знаменитые подземные храмы Карли, высеченные в скалах в эпоху, которая теряется во тьме доисторических времен. Бесчисленное множество подвалов, проходов и пещер, высеченных человеческими руками, окружают развалины храмов и в прежнее время служили убежищем кающимся и факирам; последние в течение долгих лет готовились в одиночестве к разным фокусам, которые они потом показывали толпе в дни религиозных торжеств.
Места эти, окруженные джунглями и девственными лесами, посещаются, по словам индусов, духами мертвых, которые, не найдя помилования на суде Индры, судьи ада, ждут в этих уединенных местах того часа, когда им разрешено будет начать в теле самых низких животных целый ряд переселений, предшествующих человеческому образу, который они потеряли за свои преступления. Здесь же блуждали каждую ночь ракшазы, наги, супарны, вампиры, которые заманивали путешественников в засаду и пожирали их.
Здесь, изгнанные из всех обитаемых центров, поселились туги, живя под защитою суеверия, удалявшего туземцев от этих проклятых мест. Они надеялись, что здесь никто не помешает им совершать их кровавые и таинственные мистерии приближающегося празднества пуджи.
Вот сюда-то и принесли Барбассона и Барнета. С них сняли веревки и бросили в одно из подземелий, куда можно было проникнуть через длинный коридор, высеченный в камне и такой узкий, что в нем можно было двигаться только гуськом; в конце он закладывался деревянными столбами, которые можно было снимать и класть по желанию в особенные, прилаженные к ним, выемки в скале. В других подземельях находились молодые жертвы, украденные тугами и предназначенные для жертвоприношения на алтарь богини. Это были обыкновенно молодые юноши и девочки от двенадцати до четырнадцати лет; взрослых мужчин и женщин они приносили в жертву только в тех случаях, когда не находили более молодых.
В продолжение всей дороги, пока носильщики несли их, Барбассон и Барнет не имели возможности обменяться ни единым словом, зато имели достаточно времени, чтобы оправиться от внезапного потрясения. С ними по приказанию Кишнаи должны были обращаться не как с пленниками, а потому им сейчас же принесли рису и курицу, разных фруктов, сладостей и малабарских пирожков, свежей воды, пальмового вина и старого аррака, т.е. рисовой водки, которою не следует пренебрегать, когда она хорошо приготовлена и стоит нетронутой в течение многих лет подряд. Настоящее туземное пиршество! Начальник тугов был себе на уме, поступая таким образом: он хотел их подкупить хорошим обращением. Их прежде всего освободили от веревок, что доставило им немалое удовольствие, потому что туземцы в своей поспешности так крепко стянули им руки и ноги, что они у них совершенно онемели.
— Ну-с, Барнет, — сказал Барбассон, когда они остались одни, — как ты находишь наше положение?
— Я нахожу, что идея наша идти удить рыбу в озере была превосходная.
— Ты, пожалуй, найдешь, что я причина всего этого?
— Нет, я только констатирую факт.
— Ты всегда констатируешь, ты… Если ты будешь говорить со мною таким тоном, то черт меня возьми, — чего он не замедлит, конечно, сделать, — если я еще раз заговорю с тобою… Выворачивайся тогда сам, как можешь.
— А ты?
— О! Меня не будет здесь завтра утром.
— Барбассон! Слушай, Барбассон! Ты вспыхиваешь, как порох. Тебе ничего нельзя сказать, ты тотчас начинаешь сердиться.
— Нет, я только констатирую.
— Ты сердишься… полно, Барбассончик!
— Ага! Теперь Барбассончик.
— Что же я тебе сказал, наконец?
— Ладно, не будем говорить об этом, если ты сожалеешь; какая польза в твоих объяснениях? Ты знаешь, в чьих руках мы находимся?
— Да, нас похитили проклятые туги.
— Подозреваешь ты их намерения?
— Это вполне ясно, они хотят отдать нас англичанам.
— Нас? У тебя достаточно тщеславия для янки.
— Но миллион…
— Предложен за поимку Сердара и Нана-Сагиба; что касается нас, мой бедный Боб, то англичане не дадут и тридцати пяти су за нашу шкуру.
— Ты прав, быть может.
— Тут нет «может быть»… Я прав.
— Зачем же они взяли нас, а не их?
— Но, прусская ты голова…
— Благодарю.
— Не за что, я хотел сказать «глупая голова»… Так вот-с, трехэтажный Боб, — потому, что двумя защитниками в Нухурмуре будет меньше, и затем потому, что этот негодяй Кишная хочет узнать, каким образом туда попадают. Вот тебе и все хитрости.
— Должен сознаться, что твой ум гибче моего и…
— Тс! Идут! Если это Кишная, то ты, ради Бога, молчи, дай мне самому хорошенько повертеть его, ты ведь натворишь одних только глупостей. Если ты будешь слушать меня, мы сегодня же ночью удерем отсюда.
Он не успел больше прибавить ни слова; в отверстии коридора показался индус и тотчас же вошел в подземелье. Пленники не сразу узнали Кишнаю при слабом мерцающем свете коптившей лампы.
— Привет вам, чужестранные властители, — сказал он слащавым голосом, приближаясь к ним.
— Властители! Властители! — пробормотал про себя Барнет. — Болтай, лицемер! Не знаю, что удерживает меня, чтобы раздавить тебя, как клопа.
— Что говорит твой друг? — спросил индус Барбассона.
— Он говорит; да пошлет Небо долгие дни, затканные миром, счастьем и благоденствием, сыну твоего отца.
— Да низведет то же и Кали на тебя, — отвечал Кишная. — Догадываются ли чужестранцы-властители, зачем я пригласил их посетить меня здесь?
— Пригласил… Пригласил! — проворчал Барнет, еле переваривший это слово.
— Твой друг снова сказал что-то? — спросил туг.
— Он говорит, что давно уже желал познакомиться с тобою.
— Мы виделись уже на Цейлоне.
— Да, но не так коротко… Тем не менее он сохранил воспоминание о тебе.
Барнет задыхался, но он обещал молчать, а потому воздерживался, так как и без того много уже сказал.
— Раз вы так настроены, мы, значит, сговоримся вами. Я немногого буду просить у вас. Я хотел бы лишь посетить Нана-Сагиба в Нухурмуре, а так как принц меня не знает, мне пришла счастливая мысль, что оба вы проведете меня к нему.
— Лучшего ты не мог придумать, мы — его друзья, — отвечал ему в тон провансалец. — Желаешь, чтобы мы представили тебя Сердару?
— Сердара нет в Нухурмуре, он уехал на Цейлон.
— А, ты знаешь…
— Да, я знаю, что он отправился с приветствием к сэру Вильяму Броуну. Я сегодня же ночью послал дать ему знать об этом через курьера, который на шесть часов опередит его, чтобы его превосходительство мог приготовить достойный прием для него. Я так заинтересован этим, что приказал своему зятю, Рам-Шудору, сопровождать Сердара.
«О, негодяй!» — подумали Барнет и Барбассон, понявшие, какая ужасная истина скрывалась под этой холодной насмешкой.
— Сердар погиб! — прошептал Барнет с глубоким огорчением.
— Пока еще нет, — сказал ему Барбассон. — Сердара не так просто погубить.
— Вы что там говорите? — спросил Кишная.
— Мы советуемся с моим другом, можем ли мы взять на себя обязанность представить тебя Нане.
— И вы решили?
— Что мы настолько близки с принцем, что можем взять это на себя.
— Я ничего другого и не ожидал от вас.
«Эти люди смеются надо мной, — думал Кишная, — но я сейчас дам им понять, до чего могут довести их шутки, если они зайдут слишком далеко.» И он продолжал:
— Я должен сообщить вам то, что сказал сегодня утром, среди тишины храма, оракул, говоривший от имени богини Кали:
«Если Нана-Сагиб откажется принять посланника, которого я посылаю к нему, я хочу и приказываю, чтобы двух охотников, избранных тобою проводниками к принцу, в ту же ночь принесли мне в жертву на моем алтаре.
— Хитра она, эта богиня, — сказал Барбассон Барнету.
— Не задушить ли нам этого старого мошенника? — отвечал Барнет.
— К чему это нам послужит? Нас изрубят его товарищи.
— Смерть за смерть, но я буду счастлив собственными руками помять хорошенько шею этому мерзавцу.
— Но мы еще не умерли, Барнет! Предоставь мне действовать.
— Поняли? — спросил Кишная.
— Великолепно! Я сейчас передал своему другу слова оракула великой богини… он не совсем хорошо понял их.
— Я должен отложить это посещение до завтрашнего вечера, мы всю ночь сегодня проводим в молитвах. Итак, решено: вы проводите меня в Нухурмур, пройдете со мной к тому месту, где принц спит, — будить его не надо, я беру это на себя, — и только на этом условии вам разрешено будет или остаться в подземелье, или идти, куда хотите. До завтра… не сердитесь, что я продолжаю еще предлагать вам свое гостеприимство.
— Мы согласны, — отвечал Барбассон.
— Очень счастлив, что у вас такие добрые намерения. Если вам нужно что-нибудь на сегодняшнюю ночь, скажите.
— Благодарю, мы падаем от усталости и желаем, чтобы нам не мешали отдохнуть.
— Все будет по вашему желанию. Да пошлет Сома, бог сна, хорошие предзнаменования в ваших сновидениях.
Не успел он выйти, как Барбассон поспешил ближе придвинуться к своему товарищу.
— Барнет, — сказал он, — шутки в сторону. Люди смотрят на нас, как на авантюристов и висельников, мы не стоим, пожалуй, многого, но у нас свои понятия о чести и мы сохранили их нетронутыми. Мы, одним словом, сражались направо и налево за тех, кто нам платил, мы играли в Азии роль кондотьери* средних веков, но мы никогда не изменяли тем, кому клялись служить. Мы солдаты не без упрека, но мы не рыцари больших дорог, а потому ты понял, что я смеялся над этим самохвалом Кишнаей и что мы с тобой никогда не проведем тугов в Нухурмур.
> * Condottieri — предводитель партизанского отряда.
— Никогда! Смерть лучше в двадцать раз.
— Хорошо, Барнет, дай мне руку, мы понимаем друг друга.
— Я перерезал бы тебе горло, будь ты способен провести Кишнаю к Нана-Сагибу.
— Неужели ты сомневался во мне?
— Нет, я только сказал, что бы я сделал, сомневайся я в тебе.
— Но это не все… ты слышал, что этот мошенник говорил относительно Сердара. Засада так хорошо устроена, что он туда попадет еще вернее нашего, а потому, знаешь, он погиб.
— Как не знать, God bless me! Мы вместе были присуждены к смерти на Цейлоне и без Рамы-Модели были бы казнены. Заклинатель вовремя явился со своим Ауджали, чтобы спасти нас… мы шли уже на виселицу.
— Я знаю… Я на другой же день принял вас на борт «Дианы». Вот на основании этого приговора губернатор Цейлона и прикажет повесить Сердара, если мы до тех пор не найдем средства спасти его.
— Ты забываешь, что мы пленники и что нам прежде всего надо самим найти средство выйти отсюда.
— В нашем распоряжении целая ночь. Если нам удастся бежать, мы тогда возьмем двух лошадей и во весь карьер понесемся к Гоа, чтобы прибыть туда до того времени, как Сердар покинет порт.
— Сомневаюсь… ты знаешь быстроту его действий, когда он решает что-нибудь.
— Да, но я сомневаюсь, чтобы «Диана» была готова сразу ехать в открытое море. Сива-Тамби-Модели, брат заклинателя, исправлявший у меня обязанности второго офицера и командующий в мое отсутствие шхуной, просил у меня несколько дней тому назад разрешения исправить котлы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74