А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


К счастью для него, никто из присутствующих не знал португальского языка. Но если бы случайно и нашелся такой, то Барбассон, нисколько не смутившись, просто-напросто заговорил бы с ним на провансальском диалекте.
За столом он сидел по правую сторону от жены губернатора, ибо среди присутствующих, за исключением сэра Уильяма, не было никого, равного ему по происхождению и положению, занимаемому в обществе. Всякий на его месте чувствовал бы себя неловко от несоответствия между почетом, который ему оказывали, и его настоящим положением, но Барбассон не удивлялся ничему.
Поведение его весь вечер отличалось поразительной смелостью и фамильярностью, свойственной морякам. Англичане находили это очень оригинальным и приписывали все эти вольности португальским нравам. Понадобился бы целый том для описания этого смехотворного вечера.
Когда в гостиной объявили, что обед подан, Барбассон с торжественным видом встал, поправил свою орденскую ленту, запустил пятерню в волосы и, выделывая ногами танцевальные па, подошел к жене губернатора и предложил ей руку. Привыкнув выбирать по установленному этикету себе кавалера сама, она сначала очень удивилась, но затем по знаку мужа встала и приняла предложение.
Он повел ее к столу, старательно отставляя ноги, чтобы не наступить ей на платье, и держа руки калачиком с таким видом, что, будь здесь французы, они задохнулись бы от смеха. Подведя ее к столу, он отвесил ей великолепный реверанс… какой делал обыкновенно, провожая танцовщиц в кабачках Тулона.
Она грациозно отвечала ему тем же, подумав про себя, что «это один из португальских обычаев». Остальные приглашенные, подражая знатному иностранцу, сделали то же, – вельможа ведь, привыкший стоять, не обнажая головы, в присутствии короля и называющий его кузеном…
– Мы с ним немного родственники, – проговорился он во время обеда.
– Я не знаю португальского языка, – сказала леди Браун, занимая свое место.
– И я также, – отвечал легкомысленный Барбассон, но к счастью на провансальском наречии.
– Но если вы говорите по-французски…
– Немножко говорю, – отвечал Барбассон, улыбаясь, – прошу только извинить за мои ошибки, красавка Барбассон говорит: Belle dame – дословно: прекрасная дама, но собеседница слышит устойчивое словосочетание Belle dame, что переводится, как белладонна, красавка.

.
Англичанка улыбнулась и слегка покраснела. «Это, надо думать, португальское слово», – подумала она.
– Очень рада, это дает нам возможность поболтать немножко, – продолжала она.
– Да! Да! – отвечал Барбассон, – мы можем крошечку покалякать.
И в таком роде весь обед.
– Он неплохо говорит по-французски, – шепотом сказала леди Браун своему мужу, – только примешивает много португальских слов.
Постепенно «герцог» дошел до уморительного состояния, он пил все время крепкие вина и притом полными бокалами, говоря своей соседке:
– Не слишком плохое, ваше винцо… кто вам его поставляет?
По мере того как пустели бутылки, разговор Барбассона становился все более пикантным. Пробуя бокал капского, он конфиденциально заявил своей соседке:
– Ну, этого дьявольского красненького не выхлещешь больше шести бутылок подряд… а если вылакаешь, то так вдарит по башке.
На этот раз англичанка подумала, что он все сказал по-португальски.
Желая показаться еще более интересным и припомнив фокусы, которыми забавляются матросы за общим столом на полубаке, он клал печенье на нос и затем легким щелчком отправлял его в бокал или, положив его на бокал, отправлял тем же манером себе в рот. Затем он проделывал чудеса эквилибристики со всеми предметами, которые попадались ему под руку: ножами, вилками, бутылками, тарелками, к большому удивлению всех присутствовавших, громко выражавших свой восторг:
– Very nice, indeed! Very nice, indeed! – Действительно, очень мило! (англ.)


Пример его заразил мало-помалу всех, и каждый, в свою очередь, пробовал проделать то же самое, но, конечно, неудачно, а так как англичане всегда преклоняются перед превосходством, то благородный герцог имел поразительный успех.
Ободренный единодушными аплодисментами, Барбассон вдруг встал, схватил стул и, поставив его одной ножкой на нос, обошел таким образом вокруг стола, рискуя убить кого-нибудь из гостей, не удержав равновесия.
Восторженными «браво» приветствовали англичане этот трюк, они кричали «ура» и провозглашали разные тосты. Но что творилось, когда, после подражания крикам животных, он, чтобы закончить свой сеанс, принялся ходить на руках! Крики дошли до неистовства, все принялись поздравлять его, и каждый хотел выпить бокал шампанского за его здоровье. Барбассон чокался со всеми, отвечал на все тосты и говорил:
– Да! Да! Вы хотите споить меня, но это вам не удастся! – И он действительно много пил, вливая вина в себя, как в бездонную бочку, и совсем не выказывал никаких признаков опьянения.
Молодые люди устраивали ему овации, а губернатор говорил с восторгом, что никогда еще у него не было так весело.
Одна знатная старая англичанка спросила нашего провансальца:
– Мосью Барбассонту, неужели все герцоги и пэры у вас такие же веселые, как и вы?
Барбассон отвечал:
– Все, красавка, и король первый подает нам пример.
Все пришли к выводу, что придворная жизнь португальского короля самая оригинальная и самая веселая в мире.
Но наибольшей популярности достиг Барбассон во время бала. Его успех превратился в настоящий триумф. Вместо холодного танца, состоящего из спокойных прохаживаний взад и вперед, принятых в то время в официальных салонах, наш провансалец познакомил англо-сингалов со всеми красотами хореографического искусства более чем сомнительного свойства и, по его выражению, пленил их в одиночку. Это был такой вечер, одним словом, о котором долго помнили на Цейлоне.
Англичане до сих пор еще говорят о знаменитом португальском «гертсоге», а в семьях высшего общества, когда подается десерт, все леди и джентльмены забавляются держанием печенья на носу и многими другими фокусами, которым их научил лузитанский вельможа… Вот что значит сила традиции!
Развеселив, таким образом, все общество, Барбассон и не подозревал, какую большую услугу он оказал делу Сердара. После своей дуэли с Фредериком Де-Монмореном губернатор отдал распоряжение часовым стрелять без предупреждения во всякого, кто попытается проникнуть во дворец.
Вот почему, когда в полночь, в самый разгар бала, губернатору доложили, что три индийских фокусника просят разрешения показать ему двух пантер, специально выдрессированных ко дню рождения его превосходительства, количество военных караулов было удвоено.
– Милорд герцог, – сказала леди Браун, обращаясь к Барбассону, – вы познакомили нас с любопытными обычаями Португалии, позвольте же и нам показать вам зрелище, которое вряд ли встретишь в вашей стране.
– Какое зрелище, красавка? – спросил провансалец, который так называл всех дам и тем приобрел репутацию очаровательного мужчины.
– Мы покажем вам хищников, выдрессированных туземцами.
Барбассон вздрогнул, услышав эти слова. Значит, его друзья скоро прибудут во дворец. До сих пор он забавлялся от души, как в те времена, когда, будучи матросом, сходил на берег, чтобы проесть и пропить свое жалованье, но теперь на сцене начиналось настоящее действие, в котором он сам собирался участвовать.
Этого было достаточно, чтобы прошел весь хмель и вернулось его обычное хладнокровие.

ГЛАВА III

Фокусники. – Танец хищников. – Барбассон-дипломат. – Покупка пантер. – Блестящая идея. – Праздник во дворце в Канди. – Похищение губернатора. – Отплытие с Цейлона.

Известие о новом зрелище, устроенном по словам губернатора в честь его гостя, благородного герцога, заставило всех перейти в один конец зала, тогда как на другом конце его слуги разостлали циновки для предстоящего выступления.
Когда в зал вошли три индийца, сопровождая двух пантер, которые покорно, как собаки, следовали за ними, Барбассон сразу узнал Нариндру и Раму, переодетых фокусниками. Однако ему пришлось долго всматриваться, прежде чем он понял, кто был третий, – так искусно загримировался Сердар.
Невозможно было узнать европейца в человеке с бронзовым цветом лица, с волосами, заплетенными в косы, положенные поверх макушки, как это делают фокусники. Хотя, кроме Сердара, никто не мог быть с махратом и заклинателем.
Костюм Сердара более богатый, чем у его спутников, указывал, что он руководитель труппы, и это позволяло ему играть второстепенную роль и не привлекать к себе пристального внимания публики. Он пошел на эту предосторожность, чтобы не быть узнанным своим врагом.
Пантеры двигались великолепно и по приказу Рамы исполнили много упражнений, которым их обучают фокусники. Изящное общество, собравшееся в зале, показало аплодисментами и количеством рупий, брошенных артистам, с каким удовольствием оно наблюдало зрелище, главная прелесть которого заключалась в том, что хищные животные с такой легкостью повиновались человеку.
Сердар понимал, что после окончания представления им прикажут покинуть дворец, а потому присматривался к расположению комнат, чтобы без лишних затруднений вернуться сюда ночью. Здесь на Месте он убедился, что это будет почти невозможно. Вот тут Барбассонну вновь пришлось доказать свою гениальность. В ту минуту, когда мнимые фокусники собирались удалиться, провансалец остановил их.
– Позвольте, господин губернатор, – сказал он, – удовлетворить мне маленький каприз.
– Пожалуйста, мой дорогой герцог, распоряжайтесь как у себя дома.
Артисты приблизились к ним.
– Скажите мне, добрые люди, не согласитесь ли вы уступить мне за хорошую цену ваших умных животных?
– Ты смеешься над нами, бедными людьми, – отвечал Сердар, радуясь в душе. Он сразу понял значение этого вопроса.
– Клянусь, Бар… нет, честью, я говорю серьезно. В моем парке в Коимбре есть нечто вроде зверинца, выстроенного еще моим отцом. Я мало-помалу обогащаю его новыми экземплярами, которых встречаю в путешествиях, но беру только хорошо дрессированных и спокойных животных. Герцогиня моя настолько боязлива, что я до сих пор еще не нашел для нее покорных пантер, а ваши как раз подходят.
Во всякое другое время Сердар от души посмеялся бы над герцогиней, придуманной Барбассоном, но теперь положение было слишком серьезным.
– Ладно же! – продолжал Барбассон с огромным апломбом, – пользуйтесь моим хорошим расположением духа. Это моя фантазия, и я заранее согласен на любую цену, которую вы запросите.
– Но эти животные – наш единственный заработок.
– Ба! Выдрессируйте других.
– Целые годы тратишь на то, чтобы добиться того совершенства, которое вы видите.
– А если я вам дам столько, что хватит на несколько лет?
– О, тогда другое дело.
– Прекрасно! Цена?
– Это как вашему превосходительству будет угодно.
– Нет, я не люблю торговаться.
– Хорошо, две тысячи рупий за пару.
– То есть пять тысяч франков?
– Если ваше превосходительство находит, что это много…
– Нет… нет! Всякому жить хочется, пойдет за пять тысяч франков. Пантеры мои, и я теперь же оставлю их у себя, чтобы вы не вздумали отказаться. Явитесь завтра на борт «Раджи»… впрочем… да, так будет лучше… есть у вас клетка, в которой вы возите этих животных?
– Да, есть… нельзя же вести пантер по городу свободно?!
– В таком случае, с вашего позволения, сэр…
– Позвольте мне прервать вас, мой дорогой гость, я вам уже сказал, что вы можете распоряжаться как вам угодно.
– Пользуясь вашей любезностью, прошу приказать перенести моих пантер на веранду помещения, отданного в мое распоряжение.
– Нет ничего легче этого, милорд герцог! Пусть даже эти люди остаются с ними, чтобы присматривать до тех пор, – надеюсь, это будет не так скоро, – пока ваше превосходительство не пожелает покинуть нас.
– Вы слишком добры ко мне, мой дорогой губернатор. Итак, решено: следуйте за моими людьми, они укажут вам место, где вы будете помещаться.
– Ваши комнаты рядом с моими, дорогой герцог, – отвечал, смеясь, губернатор. – Позаботьтесь только о том, чтобы наши новые жильцы не съели нас сегодня ночью.
– Во избежание этой маленькой неприятности, потому что они могут начать с меня, – отвечал Барбассон тем же тоном, – я позаботился, чтобы их сразу заперли в клетку. Я боюсь, однако, что они будут стеснять здесь всех, а потому, как только мои слуги отдохнут, я прикажу им свести пантер рано утром на борт, а может быть, даже и ночью. Прошу убедительно сделать распоряжение, чтобы часовые открыли двери и пропустили их.
– Все будет исполнено. Слышите, О'Келли, – сказал сэр Уильям, обращаясь к стоящему около него адъютанту. – Предупредите часовых, чтобы они пропустили в какой бы то ни было час людей герцога.
Адъютант почтительно поклонился и ушел отдавать поручения.
Все было исполнено, и несколько минут спустя Барбассон, спешивший присоединиться к друзьям, спросил у жены губернатора разрешение удалиться к себе.
– Я не замедлю последовать вашему примеру, – сказал сэр Уильям, – я не хочу присутствовать на ужине. Леди Браун займет мое место, а гости извинят меня. Они знают, что год назад я был ранен и теперь не отличаюсь крепким здоровьем.
– Вы стали жертвой какого-нибудь несчастного случая? – спросил провансалец, хотя ему все было прекрасно известно.
– Да, было покушение, попытка убийства, и подлый убийца, до сих пор успользавший от всех, в этот час получил уже, вероятно, заслуженное наказание… он находится на шхуне, которую преследует броненосец «Королева Виктория»… зачем, впрочем, я рассказываю о таких малоинтересных для вас вещах?.. Пора отправляться на отдых!
Они крепко пожали друг другу руки, и Барбассон, не спеша, отправился в свои комнаты, находившиеся в первом этаже правого флигеля дворца. Ему одному из всех приглашенных на бал было отведено помещение во дворце. Остальные, не желавшие возвращаться ночью в Галле, заняли номера в гостиницах Канди. Таким образом, никто из посторонних не мог помешать своим присутствием исполнению планов Сердара.
Этот загородный дом, в котором губернатор жил все жаркое время года, от мая и до октября, находился в небольшой долине. Богатая растительность, тенистые рощи, множество ручейков и маленьких речек, журчащих по склонам гор, делали окружающий пейзаж необыкновенно живописным.
Сразу за домом начинались уступы гор, которые тянулись до знаменитого пика Адама, где, по преданию, появился праотец человеческого рода. Путешественникам до сих пор еще показывают на вершине легендарного пика след ноги, оставленный там Буддой, когда перед восхождением на небо он извлек из своей головы первую человеческую пару.
Дом состоял из главного корпуса, где находились гостиные, праздничные залы, приемные, рабочий кабинет губернатора, столовые и зал совета, в котором по желанию начальника колонии собирались служащие. К главному корпусу примыкали два боковых флигеля. В левом помещались комнаты «леди губернаторши» – так зовут на Цейлоне жену губернатора, а в правом – комнаты сэра Уильяма Брауна. Дети и прислуга европейского происхождения занимали соседний павильон.
Обширная веранда окружала второй этаж, соединяя между собой все комнаты и давая возможность не проходить через внутреннюю часть дворца. Комнаты, отведенные сэром Уильямом для Барбассона, примыкали, как уже сказано, к его собственным апартаментам. Они всегда пустовали за исключением тех случаев, когда губернатор Цейлона принимал у себя своих коллег из Мадраса и Бомбея или вице-короля.
То был, так сказать, личный дом сэра Уильяма, который могли посещать его жена, дети и близкие друзья. Прислуга туда могла входить только, когда раздавался электрический звонок и на табло показывался номер комнаты и имя слуги, который туда требуется.
Поднявшись на второй этаж, Барбассон застал своих друзей на веранде. По обычаю туземцев, они сидели на полу у дверей его комнаты, рядом стояла клетка, предназначенная, по-видимому, для пантер, но тот, кто открыл дверцу, очень удивился бы, найдя ее пустой.
Внизу у веранды на циновках спали четыре матроса из свиты дона Вашку ди Барбассонту… или, вернее, им было приказано казаться спящими. Вскоре появился губернатор в сопровождении двух слуг с факелами в руках.
– Как ведут себя наши новые пансионеры? – спросил он мимоходом.
– С мудростью, достойной высших похвал, дорогой губернатор, – отвечал Барбассон с обычной находчивостью, – не желает ли ваше превосходительство взглянуть на них?
– Не стоит их беспокоить, мой дорогой герцог!
И он прошел мимо, послав ему привет рукой. Спустя несколько минут он сказал своим слугам:
– Передайте господину О'Келли, – а это был его любимый адъютант, – что я прошу его не оставлять всей тяжести приема на одной миледи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64