Важно
понять, что все еще идут процессы формирования земного
младенца, он не родился еще. Внутриутробный организм его - вся
органическая жизнь в целом на земле.
Конечно, отрицая идеализм, нужно и это отрицать.
Предвидя возражения, скажу сразу. Да, Ученый, до рождения
настоящего Разума в мире все было предопределено. Поскольку
правила развития Вселенной были определены богом и нарушителей
их еще не было. С появлением Разума предопределенность стала
ему подчиняться.
Выскажу упрек относительно генетической наследственности и
теории естественного отбора. Есть, есть они! Но каково их
понимание? Представьте себе, идут два путника, несут общую
ношу. Оба устают. Как им организовать свою работу? Природа
распорядилась так. Попеременно. Один отдает другому свои силы,
то есть тело, и повышает жизненный опыт его, сражаясь с ним, и
уходит в небытие на отдых с тем, чтобы другой потом возродил
его снова там, куда придет. И ушел бы, как тот прежде, в
небытие. А возрожденный понес груз дальше. Возможно совместное
преодоление преград с перерождением. Груз, что несут они,
называется жизнь и разум. Здесь Вам и естественный отбор и
генетическая наследственность.
Благодарю, коллеги, за внимание.
Сейчас, господа, было бы важно проследить историю
становления и взаимодействия обоих начал, чтобы понять их
странные законы. Кто нам поможет в этом?
Убийца почесал свалявшиеся волосы на голове и пробубнил.
- Надо начать с начала всего. Пожалуй, я знаю, кто стоял у
истока их. Или рядом.
Он всмотрелся в темноту зала и позвал кого-то жестом руки.
К столу, горбатясь и от этого низко волоча руки, подошел
заросший человек.
- Назовитесь.-
- Каин. Сын Адама и Евы. Поэт, ремесленник и земледелец.
Вот моя печать. - сказал заросший и, откинув гриву волос,
показал рог.
- Каин, ответьте, что есть убедительное для вас?
- Не вкусившему от древа познания добра и зла, незачем
вкушить от древа жизни.
- Расскажите, Каин, о себе и о своей печати.
- Печальная судьба моя сокрыта в таинстве рождения. -
начал свое повествование Каин. - Говорилось, что дьяволом был
истинный отец. И тайну мою так никто не знает. В тумане грез в
тиши рассветов я напряженной мыслью в тайну бога проникал. Спал
в камышах. От них и имя Каин получил. Мать полагала, что
спасителем от первородного греха ее я буду ей. "Зачем, я думал?
Сад Эдема был воздвигнут. Да с деревом запрета среди кущ. Чтоб
человеку в сонной неге пребывать, в блаженстве есть и нить
бессмертья продолжать, все мучаясь, не понимая суть запрета? Не
понимая умысла Всевышнего Отца? Тупым бараном под мечем? Так,
может, лучше ввергнуться в пучину, поняв, в чем суть добра и
зла. И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла,
что побудил Отца несоизмерное создать? Помочь ему хоть как-то,
чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному
вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как
к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед
Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он
отвергать!" Так думал я. И землю бренную ладонью согревал, со
зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от
суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю слабую,
невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и
унынье, так то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех,
к которому душа его тянулась - к кровесмешению с сестрой. Мы
долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки
пенья малых птах, луною с нею упивались. Я шепот листьев, как
истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил
звезд хоровод. Манил ее к невинному блаженству, что было
достоянием моим. И только лишь моим! Вот богобоязненный юнец со
мной пошел на встречу с богом. Взяв перворожденного агнца. Чтоб
страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я
же кровь земли принес, ее плоды, отведав сам, ему их предложил.
И бог взял Авеля агнца, как будто Авеля хотел, а мне мое
оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду
я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бъет, и камень в
руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой
слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством
мой страстный ум испепеляет. Ударил Авеля я камнем, что рухнул
он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот,
отправив душу богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не
принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?"
спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем
на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его
печать, чтоб знали все, кто как убъет меня, "тому отмстится
всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я
сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль
его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его
душа попала в рай. Так я ушел на землю Нод, забрав любимую
свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел,
работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет.
И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях.
Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок
брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же
сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз
рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз
убийц своих им видеть. И невозможно это изменить.
Каин замолчал. Постоял недвижно, глядя в пол. Вдруг
вскинул косматую голову и громко спросил, обращаясь к судьям:
- Так в чем вина моя, провозглашенная людьми, помимо бога?
Когда я дал им пламенную жизнь! И дал им цель приблизиться к
Всевышнему Отцу, чем смысл вдохнул в пустые жизни! Когда я взял
безумный труд собой явить несовершенство мира и дал возможность
наказать меня, то есть порок его. И дал нимб проклинателям
меня. Я вывел нижнюю черту, откуда шаг ведет наверх. Любой,
ведущий к совершенству. Содрал я с них душевный тлен, лишил
извечного покоя. Но основной я цели не достиг. Подобострастие и
страх у них остались. Чтоб содержать извечные пороки. И червем
души проедать. Убить их - вот достойная задача. Убийство,
преступленье - это все порывы выбить стену, зловещий бастион,
между богом и противоборствующим с ним змеем, людей зовущих к
оцепенению в богатстве. Они - явленья той войны. Порыв маммону
породнить с душой. И будет так всегда, пока мы не найдем
нормальный путь. Что может статься - цель людей.
Все. Я закончил.
- Скажите, Каин, - спросил Философ, - это так? Что Вас,
убийцу, бог, наказав изгнаньем, взял все ж под свою защиту,
наложив свою печать?
- Вы правы, Ваша Честь.
- Значит Ваш поступок был отмечен, в общем-то, прощеньем?
Он богу был угоден?
- И нет, поскольку он изгнал меня в края чужие, и да,
пожалуй. По крайней мере, история людей вплела в себя
изложенный сюжет. Убийство стало обычным явлением и мир к нему
привык. И даже больше - требует или ждет таких же.
Забеспокоился Материалист.
- Где же здесь, господа, исток материального начала? Одна
религия!
- Садитесь, Каин. А на Ваш вопрос, Ученый друг, я так
отвечу.
Оно незримо присутствовало изначально. В страхе,
поразившем всех обитателей Эдема. В страхе за себя, за свое
благополучие. За личное блаженство и бессмертие. В страсти по
ласки от бога. В божественных запретах. Материя - границы,
страх, запрет, эмоции, эгоцентризм и сила. То есть бог уже
родил материальное начало. Пусть Каин совершил порочный
поступок, но поступок невероятный по своему значению. Он бросил
вызов этому началу в людях и этим побудил людей к защите его.
Он обозначил новую категорию - материю в ее проявлениях, как
противника не богу, но духу. Именно он указал путь совершенства
человека через противоборство двух начал. Для чего шагнул в
бездну бесстрашия, подчинив свое "Я" божественной задаче, и
раздвинул оба начала для борьбы. От него, а не от Сифа, брата
его, как говорят теологи, пошли философы и герои духа. Каин
перешагнул подобострастие, запрет и страх и поэтому был проклят
духовенством и материалистами.
Священник поинтересовался:
- Так что же Вы предлагаете? Поставить ему памятник? Пусть
и другие убивают, кого вздумают? Страх-то уже не в моде!
Я услышал, как в наступившей тишине хрустнули пальцы
Идиота, сжавшиеся в кулаки.
Философ тихо ответил.
- Бесстрашные люди не совершают подлых убийств, какие в
истории в неисчислимом количестве исходили от никчемных трусов.
Убийств от низости духа, пораженного страхом. Доктрина страха,
даже страха перед богом, не помешала кошмару крестовых походов,
кошмару межрелигиозных боен. И даже побуждала к ним.
- Ваша Честь, - вмешался Материалист, - но всем известно,
что страх - это естественная реакция защиты живого организма.
Без него все живое давно бы вымерло.
- А почему Вы допускаете, что вымирание произошло бы
обязательно? Что не сработали бы иные законы сохранения его? И
живое не пошло бы по пути следования логики всеобщего братства,
взаимной поддержки, как в едином организме? Как, например, в
муравьиной семье.
Потом, бесстрашие не предполагает абсолют. Оно
вырисовывает отношение духа к материальному инстинкту. Страх от
детства для людей не вечен. Когда жизнь на этом свете
предстанет частью общей жизни, страх потеряет свою опорную
базу.
Но я хотел бы обратить внимание Великого Синклита на
другой аспект поступка Каина. На расплывчатость контуров
понятий добра и зла, применимых к данному случаю. Уверяю вас,
что любая позиция тут будет спорной.
Я предлагаю далее проследить их становление через
диалектику взаимоотношений Материи и Духа.
ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Добро и зло.
- Позвольте мне, Ваша Честь, - попросил Убийца, -
диалектика по мне.
Клад сведений хранят мифы. Сокровищница человеческих
озарений. Доверие к их смысловой значимости питает сходство их,
рожденных и воспринятых разными народами.
Они составили образ их жизни и проложили им дальнейшие
пути.
Мифы во все времена или были религиями, или отражали суть
религий. В изменении религиозных мировоззрений следует
усматривать не переход от ложных к правильным убеждениям, а
логику трансформации человеческого духа. Через них дух сам
осознавал свою историю. Она как раз и позволяет вывести законы
истории духа.
Во всех мифологиях присутствуют два противоборствующих
начала.
Одно - от бога, спокойного духа. Другое - от безумного
огня. Чаще всего оно обозначалось Огненным Змеем. Эти начала
противоборствовали не только в пространстве, но и во времени,
поочередно проявляясь в одних и тех же персонажах. Они оба
составляли суть людей и порождали их.
Для понимания мифов надо учитывать, что представители как
диких, так и светлых сил в них могут менять свой пол. И человек
одного пола, женщина, например, может представлять как
божественное, так и змеиное начало. В зависимости от того,
какое из них возьмет верх в конкретной ситуации. Люди всегда,
сражаясь с конкретным объектом, на самом деле сражаются не ним,
а со змеиным началом в нем. А точнее - с преобладанием змеиного
начала над божественным, не стремясь, вообще-то, полностью
извести змеиное свойство. Хотя именно оно представлялось злом.
Змей, чувствуя в людях угрозу для себя, во всех мифах
пожирает их. Божественное начало прячет человеческих младенцев.
Но он ищет их повсюду, внося разруху и требуя самых чистых
жертв. Помните, как царь Ирод убивал младенцев? И это
продолжается по сей день. Дети с преобладающей частью Сатаны и
дети с преобладающей частью Бога находятся в постоянных битвах
и дети Бога побеждают, предопределяя победу добра над злом.
В греческой мифологии Зевс, сын Реи, спрятанный ею от отца
его - Кроноса, проглатывавшего новорожденных, стал карающем
громовержцем. И вступил в поединок со своим отцом и его
братьями, произошедших от змеевидных существ. В результате
поверженные были низвергнуты в Тартар. Зевс же, в свою очередь,
проглатывает супругу свою Метиду, чтобы избежать рождения от
нее сына, который будет сильнее отца. Для прерывания роковой
нити борьбы поколений Зевс преобразует мир, порождая богов,
вносящих в этот мир закон, порядок, науки, искусства, нормы
морали, при этом подавляя любое сопротивление, прибегая к
проклятьям, самоубийственным войнам людей, устраивая вселенский
потоп.
Это была важнейшая отметка в истории мифов,
засвидетельствававшая образ цели борьбы.
Но люди, получившие из рук преступного и коварного
Прометея, помышлявшего о свержении Зевса, опасный огонь,
сохранявший изначальный образ Змея, отступились от Зевса,
поправ его мудрые решения, предпочтя морали страсть, надежду,
цивилизацию и злодейство. Это привело к доминанте тела над
духом и извращению божественной гармонии, что в конечном итоге
и уничтожило ее . Роковая цепь восторжествовала. Люди не были
виновны. Они были заложниками своей сути и главенствующей цели
своего бытия. Женщина усматривается в той мифологии, как
носительница бед, двигатель механизма роковых событий.
В славянской мифологии Сварог, он же дикий Див - верховный
владыка Вселенной, родоначальник богов. Он, наделенный мужским
началом, оплодотворяет женщину - Землю. Обнимает и согревает
ее. "Рассыпает на нее сокровища своих лучей и вод."
Сварог породил первый рай на земле, тогда еще называвшейся
Перстью и множество сыновей. Один из них - Денница во время
отсутствия Сварога сотворил людей и стал править миром.
Вернувшийся правитель, уничтожил все, перенес рай туда, куда
ведет звездная дорога, и повелел всем бунтовщикам искупить свой
грех, забыв прошлое, рождаться людьми и в страданиях
совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться
очищенными к Сварогу. Денница стал зваться Дажьбогом, богом
Солнца, который в искупление своего греха должен давать тепло и
жизнь людям. Перуну и Стрибогу - богу ветров поручено стать
защитниками людей и всего живого. Мудрому Велесу - учить людей
знаниям, ремеслу, слагать песни и былины. Вспоминаете Зевса?
У славян, как и у других народов, прослеживается борьба
людей с началом, восходящим к Змею.
Три богатыря: Горыня, Дубыня и Усыня, дети земли и
многоголового Змея, то, представившись положительными героями,
сражаются со злом, то сами олицетворяют зло - трех Змей: Змея
Горыныча Огненного, Змея Глубин Дубовых и Змея Вод,
захватившими три стихии или три среды обитания. В дальнейшем
сын земли побеждает и этих трех богатырей.
Перун, бог грозы, в позднем виденьи - Илья-пророк,
поражает своим оружием змеевидное существо, прячущегося от него
в дереве, камне, воде, человеке, животных. Но женщина, политая
водой, порождает вновь врагов Перуна.
Веками предписано сыновьям бороться с отцами, содержащими
змеиное начало, отражая идею вечной борьбы с первопричиной. И
борьбу поколений. А женские образы всегда уходят в небо, к
звездам, отражая идею кругооборота жизни на следующие витки. И
семь их, рожениц, потому что змеев семь.
Вот в этом и есть диалектика борьбы.
Во всей этой диалектике есть любопытный аспект. Я его
называю драматизмом момента. В обществе люди стареют и умирают,
не ввергая этим его во всеобщее уныние. Но каждый переживает
невероятную драму умирания. Каждый момент драматичен, не
образуя общей драмы. Каждый момент борьбы добра и зла - это
драма, но общая идея борьбы не имеет драматической окраски.
Даже наоборот, просматривается романтизм, приближающий ее к
любви. Любовь- ведь всегда борьба, как игра.
Мифы рождались и умирали, выталкивая наверх новые мифы,
мировоззрения, религии. Общая черта изменений в их поколениях -
приближение к единообразию, упорядочению, а главное - к поиску
сцепки с естеством природы. Таким естеством, которое было бы
наиболее базовым, основополагающим, общим. Религии развиваются
в сторону перехода от искусственно-частных к одной естественной
религии. Естественной - исходящей от естественного мира, а не
от отдельных людей, будь то Моисей, Христос или Магомет.
Естественной - дающей язык взаимопонимания всего мира и каждого
отдельного человека, а значит, примиряющей всего со всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18