Причем, "референции" и "указания на..." одних данностей в отношении других в порядке актуализации должны усматриваться непосредственно, тогда как "мотивационная" сущность их взаимоотношения усматривается на основании редукции.
Необходимость направить внимание на такой фундаментальный предмет как законы чистой логики, обуславливающие рациональное мышление, подчеркивалась Э. Гуссерлем еще в "Логических Исследованиях" - работе, как раз посвященной обнаружению и прояснению того, что может представлять собой логика, лежащая в основании рационального мышления. Все ее формальные и материальные законы - аналитические и синтетические - должны быть априорными, каковая априорность основывается на самоочевидном характере их данности. Здесь "самоочевидность" таких объектов чистой логики и "формальной онтологии" как "число", "объект", "целое", "часть" и так далее, и формальных отношений между ними выступает в качестве основания возможности усмотрения "внутренней логики сознания" вообще. Всякая данность, понятая как смысловое единство (любого типа), имеет в основании такого ее понимания - а это есть способ, каким "нечто" нам актуально дано - систему отсылок и импликаций: эта имманентная структура, обеспечивающая единство данности, представляет собой логическое а priori ситуации данности. Описывается ли логически - как система отсылок и мотиваций - ситуация, которую мы обозначили выше как ситуацию "произвольной данности"?
Эту ситуацию прежде всего характеризует "новая данность" и, следовательно, граница, отделяющая "момент", в котором задан определенный протенциальный горизонт, от следующего непосредственно за ним "момента" появления новой данности: этот "момент" можно обозначить как начальную точку новой данности - а именно той, которая характеризуется как "бросающаяся в глаза". Описать эту ситуацию логически здесь означает выяснить возможности усмотрения и установления соответствующих связей между содержательными элементами "новой данности" и той, что "уже имеет место", и между соответствующими интенциональными актами. Что касается материальных импликаций, то их отсутствие здесь дано непосредственно, на каковом усмотрении, видимо, и может быть основано понимание такого рода новой данности как "неожиданной": отсутствие материальных импликаций как раз и означает "протенциальную необоснованность" новой данности актуально уже имеющей место - однако, как мы затем увидим, протенциальная необоснованность имеет и более широкое значение в рамках усмотрения интенциональных импликаций. Прежде чем рассматривать логику интенциональных импликаций в связи с ситуацией "произвольной данности", заметим, что "жизненный мир", который Гуссерль предлагает понимать как предельный горизонт всякой предметной данности, обретает в таком понимании значение как бы всеобщей "материальной импликации". Это похоже на попытку преодолеть лакуны, связанные с "произвольной данностью", путем взаимоувязывания всякой данности вообще - как актуальной, так и возможной - в некое необходимое, априорное единство. Насколько такая попытка может быть успешной и что в связи с этим может означать "предельный горизонт" всякой вообще предметной данности, мы рассмотрим в следующем параграфе - соответственно будет скорректировано и понимание функциональных пределов трансцендентальной логики.
Восприятие чего бы-то ни было осуществляется как бы в горизонте "готовности" к восприятию вообще. Далее, восприятие цвета - в горизонте "готовности" к восприятию цвета, восприятие звука - в горизонте "готовности" к восприятию звука и так далее. Затем различаются "диспозиции" в отношении какой бы-то ни было данности, заданные уже для определенных обстоятельств: например, восприятие некоего звукового единства как "мелодии". Относительно восприятия вообще мы фактически не можем обмануться (случаи комы здесь не рассматриваются) - мы всегда имеем что-то в восприятии и воспринимаем: значение "воспринимать" в этом смысле кореллирует со значением "жить" - хотя и здесь мы можем ограничить горизонт восприятия, например, обстоятельствами бодрствования, поскольку воспринимать во сне для нас значит не то же самое, что наяву. Также мало можем мы обмануться и в ожиданиях, касающихся восприятия цвета, звука, и так далее, вообще - но уже, оговорюсь, для нормальных обстоятельств - если, например, вдруг не утрачивается способность воспринимать что-либо определенное как таковая. Однако, что касается мелодии, то здесь наши ожидания вполне могут быть обмануты в нормальных обстоятельствах.
Что может пониматься здесь под "интенциональной импликацией"? Некая внутренняя связь, устанавливаемая между двумя "моментами" интенциональности, понимаемыми как чистая форма данности: эта связь представлена "отсылкой к" предыдущему "моменту" интенциональности и "горизонтным указанием на..." или импликацией последующих интенциональных "моментов". Рассмотрим, как выполняется это условие для случая "произвольной данности". Каждый интенциональный "момент", когда произвольная данность уже имеет место, отсылает к "начальному интенциональному моменту" этой данности: в этом смысле "начальный интенциональный момент" выступает в роли основания последующих интенциональных событий - ретенций, первичных воспоминаний, ассоциаций, оценок, протенций и так далее - то есть задает горизонт актуальности. Что мы можем сказать про этот "начальный момент"? Прежде всего, что это - момент перцептивности: и как таковой он может пониматься (и, по-видимому, должен так пониматься) как заданный общей перцептивной диспозицией. Затем, то, что "бросается в глаза", есть уже некая синтетическая данность, то есть, в ней различимы как ее составные элементы, различные содержательные "моменты" цвета, звука, запаха и так далее. "Начальный момент", таким образом, задан как "момент" перцепции определенного рода: как "событие" цветовой, звуковой, вкусовой данности и так далее. Но что означает такого рода "заданность"? То, что мы готовы иметь дело с определенными типами объектов, готовы к "усвоению" определенного материала, вне зависимости от конкретных условий этого "усвоения".92
С другой стороны, материальная импликация подразумевает для своего осуществления "нормальные обстоятельства". Эти "нормальные обстоятельства" или, по другому, заданная жизненная ситуация - то есть некое актуальное и актуально реализуемое единство целей, задач, "диспозиций" - задают (в том числе) ближайший перцептивный горизонт. Только в этом горизонте имеет смысл "протенциальная необоснованность" некоторой данности как незаданной в ближайшем перцептивном горизонте, в актуальности настоящей жизненной ситуации. Такого рода "незаданность", скорее всего, должна означать несоответствие "произвольной данности" целям, задачам и "диспозициям", реализуемым актуально и актуально значимым. Таким образом, проблема усмотрения внутренних связей между интенциональными "моментами" в ситуации "произвольной данности" отсылает к проблеме задания "нормальных обстоятельств" или, иначе, единства "жизненной ситуации". Как всякая предметная данность та, которую мы отнесли под рубрику "новой данности" или "произвольной данности" (имея в виду характер восприятия этой данности), имеет две стороны своей актуальности - ноэтическую и ноэматическую (или, по другому, качественную и материальную). Соответственно, здесь должна "иметь место" (раскрываться) двойная система отсылок, на что уже указывалось выше. Будучи ноэматически независимой данностью (что означает - не обнаруживающей ссылок на другие ноэматические содержания как на возможные материальные основания данной предметной актуализации), ноэтически она отсылает к некоему общему положению дел: так, как осуществлена эта данность, осуществляется всякая вообще данность, она также интенционально структурирована. Эта отсылка может пониматься только как отсылка к инвариантности "как?" перцепции, каковая инвариантность, предполагается, может быть установлена путем варьирования нашего опыта перцепции, то есть в эйдетическом усмотрении. То же относится и к общностям ситуаций восприятия цвета, звука и так далее. То, что так понимается и таким образом устанавливается, полагается Гуссерлем в качестве интенционального a priori опыта. 93 Таким образом, понимание "произвольной данности" как интенционально имплицированной или обусловленной может иметь смысл только в некоем предельном горизонте эйдетических усмотрений относительно "как?" сознания, перцепции, данности тех или иных родов объектов и так далее. Этот "предельный горизонт" для всего феноменального раскрывается после осуществления трансцендентальной редукции. Только в этом горизонте мы можем придать "произвольной данности" значение обусловленной и обоснованной - это значит: трансцендентально обусловленной и трансцендентально обоснованной. Но в ближайшем горизонте "жизненной ситуации" - а это значит, в частности, непосредственно - подобные связи в отношении "произвольной данности" не усматриваются. "С этой стороны" она остается необоснованной.
в. Возможные изменения в понимании "предданного материала" сознания в связи с обращением к "жизненному миру"; уточнение пределов усмотрения внутренней логики "интенционального выбора", исходя из понимания этой "логики" как логики конституирования "жизненного мира".
В "Кризисе..." понимание Гуссерлем значения трансцендентальной редукции претерпевает некоторые изменения по-отношению к тому, что он полагал важным сказать об этом в "Идеях...": по крайней мере, на необходимость раскрытия нового понимания трансцендентальной редукции указывает расхожее мнение, что философия "Кризиса..." представляет собой некий поворот в сторону от трансцендентальной феноменологии. Это мнение основано не в последнюю очередь на использовании автором "Кризиса..." нового терминологического аппарата, который, как представляется, переносит само феноменологическое исследование на новую почву. Рассмотрим, с какого рода методологическими изменениями мы сталкиваемся в "Кризисе..." - работе, несомненно, являющейся примером радикальной саморефлексии по отношению ко всей предыдущей философской жизни Гуссерля - в связи с введением понятия о "жизненном мире", и что могут означать эти изменения для нашего исследования. "...нельзя двигаться сразу же назад к предположительно непосредственно данным "чувственным данным" как будто они - непосредственно характеризуют чисто интуитивные данные жизненного-мира. Что актуально первое - так это "просто относящая-к-субъекту интуиция донаучного жизненного мира." 94 Из этой цитаты мы сразу видим, во-первых, что Гуссерль пересмотрел свое понимание "чувственных данных" как актуально первичных в порядке конституирования: "hyle" как то, с чем изначально имеет дело конституирующее сознание, уступает свое "место" жизненному миру; во-вторых, видна проблематичность положения жизненного мира как первичного в актуальности усмотрений. Ведь "жизненный мир", судя по всему, не есть объект в привычном смысле слова, но, скорее, комплекс объектов и отношений, или, иначе, "горизонт", причем, открытый горизонт - и именно так, в качестве горизонта, "жизненный мир" может быть актуально данным сознанию. Но что это значит? Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, необходимо уточнить, что разумел под "жизненным миром" автор "Кризиса...". Прежде всего, жизненный мир имеет значение "непосредственно интуированного"95: "Жизненный мир есть реальность оригинальных самоочевидностей. То, что самоочевидным образом дано, есть в перцепции переживаемое как "вещь сама по себе" в непосредственном настоящем или, в воспоминании, вспомненная как "вещь сама по себе"; и все остальные способы интуиции есть представления самой вещи." 96 Эти в принципе и непосредственно интуируемые самоочевидности имеют характер "субъективных феноменов, остаюшихся 'анонимными'".97 Очень важно, как представляется, это указание на "анонимный" характер данности таких феноменов: пока нечто "анонимно", оно дано нам как часть жизненного мира, то есть, так, что мы "в этом живем", "с этим живем" и ничего больше. Различие между жизненным миром и миром объективных истин, таким образом, скорее, ситуационное или интенциональное, нежели предметное ведь, в конечном счете, мы всегда имеем дело с одним миром, только по-разному: в этом "по-разному", видимо, и заключается различие, которое Гуссерль, в частности, обозначал как различие "установок сознания". Для прояснения взаимоотношения между объектами жизненного мира и объектами науки или, уточняя смысл этих "объективностей", между предданным в опыте жизненного мира и данным предикативно, следует различить два рода ситуаций или отношений к предметности: мы "в этом" живем и мы "это" полагаем. То, в каком отношении стоят одна к другой эти ситуации, Гуссерль выразил так: "...всякое мнение о мире ["der" Welt] имеет свое основание в предданном мире." 98 Всякое наше полагание чего бы-то ни было - то есть, предикативное осмысление данности, "переход" к осуществлению качественно новых отношений в сравнении с теми, какими эта данность уже была осуществлена в "предыдущей" ситуации, которую можно в противоположность предикативной обозначить как чистое созерцание - на чем-то основано: на том, что изначально явлено в чистом созерцании и как такое по отношению к предикативной данности представляется "предданным". То, что так дано мы, рефлексируя над ситуацией чистого созерцания, можем отнести к "жизненному миру". Вообще об "объектах" жизненного мира и об "объектах" полагания следует, по-видимому, говорить в несколько дифференцированном смысле. "Объекты" науки, "объекты" полагания, суть корреляты "понятия"; говоря об "объектах" жизненного мира, надо понимать их как корреляты данности вообще, в которой (или, если абстрагироваться от конкретности усмотрения, на основании которой) могут быть усмотрены различные смысловые единства. Объект жизненного мира - это не то, что имеет место как бы до всякой интерпретации: скорее, здесь следует говорить об уровне интерпретации и о последствиях интерпретации. Скажем, рисунок, в котором легко можно признать изображение человека, составляющие его штрихи, сочетания белого фона и выделяющихся на нем темных линий, вместе с узнаванием здесь изображения человека - объект жизненного мира; и он останется объектом только жизненного мира пока ситуация созерцания не трансформируется в ситуацию описания, объяснения или полагания. Изменение статуса объекта здесь ознаменовано постановкой вопроса об интерпретации: об "изображении" как интерпретации карандашных линий на бумаге, "человеке" как интерпретации образа, и т.д. Беда науки, по мнению Гуссерля, в том, что многие объяснения, к которым в научном мире принято апеллировать, основаны непосредственно на объективностях жизненного мира; и это остается незамеченным в рамках "научного сознания". Проясняющая роль, таким образом, по прежнему, принадлежит редукции.
Независимо от того, что именно усматривается в качестве "предданного", задачей феноменологии и в "Кризисе..." остается прояснение оснований "подлинного" знания о мире. И в этом фундаментальном прояснении решающую роль продолжает играть "трансцендентальная редукция". "Всякое объективное рассмотрение мира есть рассмотрение "внешнего" и схватывает только "экстерналии", объективные сущности. Радикальное рассмотрение мира есть систематическое и чисто внутреннее рассмотрение субъективности, которая "выражает" (или "экстернализует") себя во внешнем." 99 В этом "ситематическом" рассмотрении субъективности, выполняемом в трансцендентальной редукции, "жизненный мир" играет особую роль. С ней связано и новое понимание того, как трансцендентальная редукция должна функционировать, чтобы феноменологическое исследование само не скатилось к наивному принятию на веру несамоочевидных значений. Жизненный мир опосредует трансцендентальную редукцию: трансцендентальная редукция, как она представлена в "Идеях...", осуществлялась непосредственно в отношении теоретизирующего субъекта. Но этот "субъект" не одинок - теперь он понят как живущий в мире и среди других, ему подобных: переход от теоретической установки к созерцательной, к этому миру, "в котором все мы живем", осуществляется в трансцендентальном эпохе. "Жизненный мир", таким образом, оказывается "местом, из которого" можно двигаться дальше в трансцендентальном направлении. Собственно трансцендентальная редукция, между тем, не теряет своего первоначального значения; имеем ли мы в результате какие-то новые эйдетические усмотрения, принимая во внимания изменение "отправной точки" анализа? Недостаток "Картезианского пути" осуществления трансцендентальной редукции Гуссерль видел в том, что ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Необходимость направить внимание на такой фундаментальный предмет как законы чистой логики, обуславливающие рациональное мышление, подчеркивалась Э. Гуссерлем еще в "Логических Исследованиях" - работе, как раз посвященной обнаружению и прояснению того, что может представлять собой логика, лежащая в основании рационального мышления. Все ее формальные и материальные законы - аналитические и синтетические - должны быть априорными, каковая априорность основывается на самоочевидном характере их данности. Здесь "самоочевидность" таких объектов чистой логики и "формальной онтологии" как "число", "объект", "целое", "часть" и так далее, и формальных отношений между ними выступает в качестве основания возможности усмотрения "внутренней логики сознания" вообще. Всякая данность, понятая как смысловое единство (любого типа), имеет в основании такого ее понимания - а это есть способ, каким "нечто" нам актуально дано - систему отсылок и импликаций: эта имманентная структура, обеспечивающая единство данности, представляет собой логическое а priori ситуации данности. Описывается ли логически - как система отсылок и мотиваций - ситуация, которую мы обозначили выше как ситуацию "произвольной данности"?
Эту ситуацию прежде всего характеризует "новая данность" и, следовательно, граница, отделяющая "момент", в котором задан определенный протенциальный горизонт, от следующего непосредственно за ним "момента" появления новой данности: этот "момент" можно обозначить как начальную точку новой данности - а именно той, которая характеризуется как "бросающаяся в глаза". Описать эту ситуацию логически здесь означает выяснить возможности усмотрения и установления соответствующих связей между содержательными элементами "новой данности" и той, что "уже имеет место", и между соответствующими интенциональными актами. Что касается материальных импликаций, то их отсутствие здесь дано непосредственно, на каковом усмотрении, видимо, и может быть основано понимание такого рода новой данности как "неожиданной": отсутствие материальных импликаций как раз и означает "протенциальную необоснованность" новой данности актуально уже имеющей место - однако, как мы затем увидим, протенциальная необоснованность имеет и более широкое значение в рамках усмотрения интенциональных импликаций. Прежде чем рассматривать логику интенциональных импликаций в связи с ситуацией "произвольной данности", заметим, что "жизненный мир", который Гуссерль предлагает понимать как предельный горизонт всякой предметной данности, обретает в таком понимании значение как бы всеобщей "материальной импликации". Это похоже на попытку преодолеть лакуны, связанные с "произвольной данностью", путем взаимоувязывания всякой данности вообще - как актуальной, так и возможной - в некое необходимое, априорное единство. Насколько такая попытка может быть успешной и что в связи с этим может означать "предельный горизонт" всякой вообще предметной данности, мы рассмотрим в следующем параграфе - соответственно будет скорректировано и понимание функциональных пределов трансцендентальной логики.
Восприятие чего бы-то ни было осуществляется как бы в горизонте "готовности" к восприятию вообще. Далее, восприятие цвета - в горизонте "готовности" к восприятию цвета, восприятие звука - в горизонте "готовности" к восприятию звука и так далее. Затем различаются "диспозиции" в отношении какой бы-то ни было данности, заданные уже для определенных обстоятельств: например, восприятие некоего звукового единства как "мелодии". Относительно восприятия вообще мы фактически не можем обмануться (случаи комы здесь не рассматриваются) - мы всегда имеем что-то в восприятии и воспринимаем: значение "воспринимать" в этом смысле кореллирует со значением "жить" - хотя и здесь мы можем ограничить горизонт восприятия, например, обстоятельствами бодрствования, поскольку воспринимать во сне для нас значит не то же самое, что наяву. Также мало можем мы обмануться и в ожиданиях, касающихся восприятия цвета, звука, и так далее, вообще - но уже, оговорюсь, для нормальных обстоятельств - если, например, вдруг не утрачивается способность воспринимать что-либо определенное как таковая. Однако, что касается мелодии, то здесь наши ожидания вполне могут быть обмануты в нормальных обстоятельствах.
Что может пониматься здесь под "интенциональной импликацией"? Некая внутренняя связь, устанавливаемая между двумя "моментами" интенциональности, понимаемыми как чистая форма данности: эта связь представлена "отсылкой к" предыдущему "моменту" интенциональности и "горизонтным указанием на..." или импликацией последующих интенциональных "моментов". Рассмотрим, как выполняется это условие для случая "произвольной данности". Каждый интенциональный "момент", когда произвольная данность уже имеет место, отсылает к "начальному интенциональному моменту" этой данности: в этом смысле "начальный интенциональный момент" выступает в роли основания последующих интенциональных событий - ретенций, первичных воспоминаний, ассоциаций, оценок, протенций и так далее - то есть задает горизонт актуальности. Что мы можем сказать про этот "начальный момент"? Прежде всего, что это - момент перцептивности: и как таковой он может пониматься (и, по-видимому, должен так пониматься) как заданный общей перцептивной диспозицией. Затем, то, что "бросается в глаза", есть уже некая синтетическая данность, то есть, в ней различимы как ее составные элементы, различные содержательные "моменты" цвета, звука, запаха и так далее. "Начальный момент", таким образом, задан как "момент" перцепции определенного рода: как "событие" цветовой, звуковой, вкусовой данности и так далее. Но что означает такого рода "заданность"? То, что мы готовы иметь дело с определенными типами объектов, готовы к "усвоению" определенного материала, вне зависимости от конкретных условий этого "усвоения".92
С другой стороны, материальная импликация подразумевает для своего осуществления "нормальные обстоятельства". Эти "нормальные обстоятельства" или, по другому, заданная жизненная ситуация - то есть некое актуальное и актуально реализуемое единство целей, задач, "диспозиций" - задают (в том числе) ближайший перцептивный горизонт. Только в этом горизонте имеет смысл "протенциальная необоснованность" некоторой данности как незаданной в ближайшем перцептивном горизонте, в актуальности настоящей жизненной ситуации. Такого рода "незаданность", скорее всего, должна означать несоответствие "произвольной данности" целям, задачам и "диспозициям", реализуемым актуально и актуально значимым. Таким образом, проблема усмотрения внутренних связей между интенциональными "моментами" в ситуации "произвольной данности" отсылает к проблеме задания "нормальных обстоятельств" или, иначе, единства "жизненной ситуации". Как всякая предметная данность та, которую мы отнесли под рубрику "новой данности" или "произвольной данности" (имея в виду характер восприятия этой данности), имеет две стороны своей актуальности - ноэтическую и ноэматическую (или, по другому, качественную и материальную). Соответственно, здесь должна "иметь место" (раскрываться) двойная система отсылок, на что уже указывалось выше. Будучи ноэматически независимой данностью (что означает - не обнаруживающей ссылок на другие ноэматические содержания как на возможные материальные основания данной предметной актуализации), ноэтически она отсылает к некоему общему положению дел: так, как осуществлена эта данность, осуществляется всякая вообще данность, она также интенционально структурирована. Эта отсылка может пониматься только как отсылка к инвариантности "как?" перцепции, каковая инвариантность, предполагается, может быть установлена путем варьирования нашего опыта перцепции, то есть в эйдетическом усмотрении. То же относится и к общностям ситуаций восприятия цвета, звука и так далее. То, что так понимается и таким образом устанавливается, полагается Гуссерлем в качестве интенционального a priori опыта. 93 Таким образом, понимание "произвольной данности" как интенционально имплицированной или обусловленной может иметь смысл только в некоем предельном горизонте эйдетических усмотрений относительно "как?" сознания, перцепции, данности тех или иных родов объектов и так далее. Этот "предельный горизонт" для всего феноменального раскрывается после осуществления трансцендентальной редукции. Только в этом горизонте мы можем придать "произвольной данности" значение обусловленной и обоснованной - это значит: трансцендентально обусловленной и трансцендентально обоснованной. Но в ближайшем горизонте "жизненной ситуации" - а это значит, в частности, непосредственно - подобные связи в отношении "произвольной данности" не усматриваются. "С этой стороны" она остается необоснованной.
в. Возможные изменения в понимании "предданного материала" сознания в связи с обращением к "жизненному миру"; уточнение пределов усмотрения внутренней логики "интенционального выбора", исходя из понимания этой "логики" как логики конституирования "жизненного мира".
В "Кризисе..." понимание Гуссерлем значения трансцендентальной редукции претерпевает некоторые изменения по-отношению к тому, что он полагал важным сказать об этом в "Идеях...": по крайней мере, на необходимость раскрытия нового понимания трансцендентальной редукции указывает расхожее мнение, что философия "Кризиса..." представляет собой некий поворот в сторону от трансцендентальной феноменологии. Это мнение основано не в последнюю очередь на использовании автором "Кризиса..." нового терминологического аппарата, который, как представляется, переносит само феноменологическое исследование на новую почву. Рассмотрим, с какого рода методологическими изменениями мы сталкиваемся в "Кризисе..." - работе, несомненно, являющейся примером радикальной саморефлексии по отношению ко всей предыдущей философской жизни Гуссерля - в связи с введением понятия о "жизненном мире", и что могут означать эти изменения для нашего исследования. "...нельзя двигаться сразу же назад к предположительно непосредственно данным "чувственным данным" как будто они - непосредственно характеризуют чисто интуитивные данные жизненного-мира. Что актуально первое - так это "просто относящая-к-субъекту интуиция донаучного жизненного мира." 94 Из этой цитаты мы сразу видим, во-первых, что Гуссерль пересмотрел свое понимание "чувственных данных" как актуально первичных в порядке конституирования: "hyle" как то, с чем изначально имеет дело конституирующее сознание, уступает свое "место" жизненному миру; во-вторых, видна проблематичность положения жизненного мира как первичного в актуальности усмотрений. Ведь "жизненный мир", судя по всему, не есть объект в привычном смысле слова, но, скорее, комплекс объектов и отношений, или, иначе, "горизонт", причем, открытый горизонт - и именно так, в качестве горизонта, "жизненный мир" может быть актуально данным сознанию. Но что это значит? Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, необходимо уточнить, что разумел под "жизненным миром" автор "Кризиса...". Прежде всего, жизненный мир имеет значение "непосредственно интуированного"95: "Жизненный мир есть реальность оригинальных самоочевидностей. То, что самоочевидным образом дано, есть в перцепции переживаемое как "вещь сама по себе" в непосредственном настоящем или, в воспоминании, вспомненная как "вещь сама по себе"; и все остальные способы интуиции есть представления самой вещи." 96 Эти в принципе и непосредственно интуируемые самоочевидности имеют характер "субъективных феноменов, остаюшихся 'анонимными'".97 Очень важно, как представляется, это указание на "анонимный" характер данности таких феноменов: пока нечто "анонимно", оно дано нам как часть жизненного мира, то есть, так, что мы "в этом живем", "с этим живем" и ничего больше. Различие между жизненным миром и миром объективных истин, таким образом, скорее, ситуационное или интенциональное, нежели предметное ведь, в конечном счете, мы всегда имеем дело с одним миром, только по-разному: в этом "по-разному", видимо, и заключается различие, которое Гуссерль, в частности, обозначал как различие "установок сознания". Для прояснения взаимоотношения между объектами жизненного мира и объектами науки или, уточняя смысл этих "объективностей", между предданным в опыте жизненного мира и данным предикативно, следует различить два рода ситуаций или отношений к предметности: мы "в этом" живем и мы "это" полагаем. То, в каком отношении стоят одна к другой эти ситуации, Гуссерль выразил так: "...всякое мнение о мире ["der" Welt] имеет свое основание в предданном мире." 98 Всякое наше полагание чего бы-то ни было - то есть, предикативное осмысление данности, "переход" к осуществлению качественно новых отношений в сравнении с теми, какими эта данность уже была осуществлена в "предыдущей" ситуации, которую можно в противоположность предикативной обозначить как чистое созерцание - на чем-то основано: на том, что изначально явлено в чистом созерцании и как такое по отношению к предикативной данности представляется "предданным". То, что так дано мы, рефлексируя над ситуацией чистого созерцания, можем отнести к "жизненному миру". Вообще об "объектах" жизненного мира и об "объектах" полагания следует, по-видимому, говорить в несколько дифференцированном смысле. "Объекты" науки, "объекты" полагания, суть корреляты "понятия"; говоря об "объектах" жизненного мира, надо понимать их как корреляты данности вообще, в которой (или, если абстрагироваться от конкретности усмотрения, на основании которой) могут быть усмотрены различные смысловые единства. Объект жизненного мира - это не то, что имеет место как бы до всякой интерпретации: скорее, здесь следует говорить об уровне интерпретации и о последствиях интерпретации. Скажем, рисунок, в котором легко можно признать изображение человека, составляющие его штрихи, сочетания белого фона и выделяющихся на нем темных линий, вместе с узнаванием здесь изображения человека - объект жизненного мира; и он останется объектом только жизненного мира пока ситуация созерцания не трансформируется в ситуацию описания, объяснения или полагания. Изменение статуса объекта здесь ознаменовано постановкой вопроса об интерпретации: об "изображении" как интерпретации карандашных линий на бумаге, "человеке" как интерпретации образа, и т.д. Беда науки, по мнению Гуссерля, в том, что многие объяснения, к которым в научном мире принято апеллировать, основаны непосредственно на объективностях жизненного мира; и это остается незамеченным в рамках "научного сознания". Проясняющая роль, таким образом, по прежнему, принадлежит редукции.
Независимо от того, что именно усматривается в качестве "предданного", задачей феноменологии и в "Кризисе..." остается прояснение оснований "подлинного" знания о мире. И в этом фундаментальном прояснении решающую роль продолжает играть "трансцендентальная редукция". "Всякое объективное рассмотрение мира есть рассмотрение "внешнего" и схватывает только "экстерналии", объективные сущности. Радикальное рассмотрение мира есть систематическое и чисто внутреннее рассмотрение субъективности, которая "выражает" (или "экстернализует") себя во внешнем." 99 В этом "ситематическом" рассмотрении субъективности, выполняемом в трансцендентальной редукции, "жизненный мир" играет особую роль. С ней связано и новое понимание того, как трансцендентальная редукция должна функционировать, чтобы феноменологическое исследование само не скатилось к наивному принятию на веру несамоочевидных значений. Жизненный мир опосредует трансцендентальную редукцию: трансцендентальная редукция, как она представлена в "Идеях...", осуществлялась непосредственно в отношении теоретизирующего субъекта. Но этот "субъект" не одинок - теперь он понят как живущий в мире и среди других, ему подобных: переход от теоретической установки к созерцательной, к этому миру, "в котором все мы живем", осуществляется в трансцендентальном эпохе. "Жизненный мир", таким образом, оказывается "местом, из которого" можно двигаться дальше в трансцендентальном направлении. Собственно трансцендентальная редукция, между тем, не теряет своего первоначального значения; имеем ли мы в результате какие-то новые эйдетические усмотрения, принимая во внимания изменение "отправной точки" анализа? Недостаток "Картезианского пути" осуществления трансцендентальной редукции Гуссерль видел в том, что ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18