Прямо под ним находилась торговая площадь, путаница лавок, где
продавались фрукты, куски бледного мяса, моллюски с илистых берегов,
тусклые флаконы вина. Спокойные жители Кайна двигались среди лавок,
покупая продукты и унося их в свои каменные жилища.
За торговой площадью, как сломанные зубы, возвышались ряды
обрушившихся колонн - подпорки арены, которую двести лет назад построил
над землей безумный король Шин, еще дальше - в роще лавровых деревьев -
виднелся блестящий купол дворца, откуда Кандайв Золотой правил Кайном и
всей той частью Асколайса, которая видна с Рубца Порфириона.
Дерна, теперь уже не поток чистой воды, растекалась в паутину каналов
и подземных труб и в конце концов сквозь гниющие гавани просачивалась в
залив Санреаль.
"Постель на ночь, - подумал Лайан, - а утром - за дело."
Он прыжками спустился по зигзагообразным ступеням и оказался на
торговой площади. Сейчас он был серьезным и сосредоточенным.
Лайан-Странник хорошо известен в Кайне, и многие здесь хотели бы причинить
ему вред.
Он осторожно прошел в тени Паннонской стены по узкой мощеной улице,
между старыми деревянными домами, густо-коричневыми в свете заходящего
солнца, и ступил на маленькую площадь, на которую выходил высокий каменный
фасад "Гостиницы Волшебников".
Хозяин гостиницы, маленький толстый человечек, с печальными глазами,
с маленьким толстым носом, похожим по форме на его тело, выгребал угли из
очага. Он выпрямился и заторопился за прилавок своей маленькой прихожей.
Лайан сказал:
- Хорошо проветренная комната и ужин: грибы, вино, устрицы.
Хозяин поклонился.
- Слушаюсь, сэр... а чем вы будете платить?
Лайан швырнул ему кожаный мешочек, отобранный только сегодня утром у
покойника. Почувствовав аромат, хозяин от удовольствия зажмурился.
- Почки с кустов списа, привезенные из далекой земли, - сказал Лайан.
- Великолепно, великолепно... Ваша комната, сэр, и ваш ужин -
немедленно.
Пока Лайан ел, появились остальные постояльцы гостиницы. Они сели с
вином у огня, и начался общий разговор, который в основном касался магии
прошлого и когда-то живших великих волшебников.
- ...Великий Фандаал знал забытую теперь науку, - сказал старик с
выкрашенными оранжевой краской волосами. - Он привязывал к ногам ласточек
белые и черные струны и посылал их в разные стороны. И там, где они
свивали свою магическую ткань, вырастали большие деревья, усеянные
цветами, фруктами, орехами или пузырями с редкими напитками. Говорят, так
он создал Великий Лес на берегах озера Санры.
- Ха, - сказал угрюмый человек в коричневой с черным одежде, - такое
и я могу. - Он извлек несколько струн, согнул их, связал, произнес
негромкое слово, и струны превратились в языки красного и желтого пламени,
которое плясало, сворачивалось, металось взад и вперед по столу, пока
мрачный человек не погасил его жестом.
- А я могу вот что, - сказал человек в черном капюшоне с серебряными
кругами. Он достал маленький поднос, положил его на стол и бросил на него
горсть пепла из очага. Потом достал свисток и извлек из него ясный звук.
Над подносом взлетели сверкающие мотыльки, блестя красным, синим, голубым,
желтым. Они взлетели на фут и взорвались яркими цветами - каждый образовал
звезду. Взрывы сопровождались звуками - самыми ясными, чистыми звуками в
мире. Мотыльков стало меньше, волшебник выдул другую ноту, и взвились в
сверкании мотыльки. Еще раз - и еще один рой мотыльков. Наконец он убрал
свисток, вытер поднос, убрал его под плащ и снова замолк.
В состязание вступили другие колдуны, и воздух над столом заполнился
видениями, задрожал от заклинаний. Один показал девять цветков невыразимой
красоты, другой образовал на лбу хозяина рот, который, к большому
неудовольствию маленького толстяка, начал поносить толпу, да еще его же
голосом. Еще один показал зеленую бутылку, в которой гримасничал чертенок;
еще один - шар из чистого хрусталя, который по команде волшебника катался
взад и вперед; владелец утверждал, что это - серьга знаменитого мастера
Санкаферрина.
Лайан внимательно следил за всем этим, сожалея, что мир полон
жестокосердых людей, но волшебник с хрустальным шаром остался равнодушным,
и даже когда Лайан вытащил двенадцать пакетов с редкими пряностями,
отказался расстаться со своей игрушкой.
Лайан упрашивал:
- Я хочу только доставить удовольствие ведьме Лит.
- Доставь ей удовольствие пряностями.
Лайан негодующе сказал:
- Действительно, у нее только одно желание - кусок ковра, который я
должен украсть у Чана Неминуемого.
И переводил взгляд от одного к другому внезапно замолкшему гостю.
- Что за неожиданная трезвость? Эй, хозяин, еще вина!
Владелец серьги сказал:
- Даже если бы пол по колено был покрыт вином, лучшим красным вином
Танвилката, свинцовая печать этого имени все равно висела бы в воздухе.
- Ха! - рассмеялся Лайан, - пусть только вкус этого вина коснется
твоих губ, и пары его все сотрут из памяти.
- Взгляните на его глаза, - послышался шепот. - Они большие и
золотые.
- И хорошо видят к тому же, - говорил Лайан. - А эти ноги - быстро
бегают... летят, как звездный свет по волнам. А эти руки - быстро ударяют
сталью. А моя магия даст мне убежище вне пределов всякого знания. - Он
глотнул вина из кувшина. - Смотрите. Вот магия древности. - Он надел на
голову бронзовый обруч, прошел сквозь него, внес его в темноту. Когда ему
показалось, что прошло достаточно времени, он вышел из кольца.
Огонь горел, хозяин суетился за стойкой. Вино Лайана стояло на столе.
Но не было ни следа волшебников.
Лайан удивленно осмотрелся.
- А где же мои друзья волшебники?
Хозяин повернул голову:
- Разошлись по своим комнатам. Имя, которое ты произнес, тяжелым
грузом легло на их души.
И Лайан допил свое вино в хмуром молчании.
На следующее утро он покинул гостиницу и по окольной дороге
направился в Старый Город - дикую серую мешанину обрушившихся столбов,
выветренных блоков песчаника, упавших фронтонов с высеченными надписями,
террас, заросших ржавым мхом. Ящерицы, змеи, насекомые ползали по руинам;
больше ничего живого не было видно.
Пробираясь среди развалин, он чуть не споткнулся о труп - тело юноши,
который смотрел в небо пустыми глазницами.
Лайан ощутил чье-то присутствие. Он отпрыгнул, наполовину обнажив
рапиру. На него смотрел согбенный старик. Он заговорил слабым дрожащим
голосом:
- Что тебе нужно в Старом Городе?
Лайан убрал рапиру.
- Я ищу Дворец Шепотов. Может, покажешь?
Старик испустил хриплый звук из глубины горла.
- Еще один? Еще? Когда это кончится?.. - Он указал на труп. - Этот
пришел вчера. Он тоже искал Дворец Шепотов. Хотел обокрасть Чана
Неминуемого. Видишь, каков он теперь? - Старик повернулся. - Идем со мной.
- И он исчез за грудой обломков.
Лайан последовал за ним. Старик стоял возле другого трупа с пустыми
окровавленными глазницами.
- Этот пришел четыре дня назад. Он встретился с Чаном Неминуемым... А
вот здесь, за аркой - великий воин в доспехах из перегородчатой эмали. И
здесь... и здесь... - Он показывал, показывал. - И здесь, и здесь, как
раздавленные мухи.
Он устремил на Лайана взгляд своих водянистых голубых глаз.
- Вернись, молодой человек, вернись, иначе твое тело в зеленом плаще
сгниет здесь на камнях.
Лайан вытащил рапиру и взмахнул ею.
- Я Лайан-Странник. Пусть лучше боятся те, кто меня оскорбит. Где
Дворец Шепотов?
Старик стоял, как обветрившаяся статуя, и Лайан ушел.
"А что если старик - подручный Чана, - спросил себя Лайан, - и как
раз сейчас идет к нему с предупреждением?.. Лучше принять меры
предосторожности." Он прыгнул на высокий обломок колонны и, пригнувшись,
побежал назад, туда, где оставил старика.
Вот и старик, что-то бормочет, опираясь на палку. Лайан бросил кусок
гранита размером со свою голову. Удар, вскрик - и Лайан отправился своей
дорогой.
Он прошел мимо разбитого обелиска и оказался во Дворце Шепотов. Прямо
против него был длинный широкий зал, обозначенный наклонной колонной, на
которой выделялся черный медальон - знак Феникса и двуглавой ящерицы.
Лайан укрылся в тени стены и стоял, высматривая, как волк, малейшее
движение.
Все вокруг было неподвижно. Солнечный свет придавал руинам пугающее
великолепие. Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулись разбитые
камни. Пустыня, усеянная тысячами развалин, откуда ушел дух человека и
камни стали принадлежностью природы.
Солнце двигалось по темно-синему небу. Лайан покинул свой
наблюдательный пункт и обошел зал. Он никого не встретил.
Он подошел к зданию с тыла и прижал ухо к камню. Все мертво, ни
малейшей дрожи. Щель в стене. Лайан заглянул внутрь. В конце зала висит
золотой ковер. Зал совершенно пуст.
Лайан огляделся по сторонам. Ничего не видно. Он продолжал обходить
зал.
Подошел еще к одному разбитому месту. Заглянул внутрь. Висит золотой
ковер. И больше ничего, ни звука, ни движения.
Лайан продолжал обходить зал, заглядывая в приделы. Мертво, как пыль.
Теперь ему стала видна вся комната. Пустая, обнаженная, если не
считать ковра.
Он вошел, ступая широкими мягкими шагами. Остановился посередине. Со
всех сторон, кроме задней стены, лился свет. Не менее дюжины отверстий,
через которые можно убежать, и - ни звука, кроме тупого биения его
собственного сердца.
Он сделал два шага вперед. Теперь ковер находился почти рядом.
Он ступил вперед и быстро сорвал ковер со стены.
За ним стоял Чан Неминуемый.
Лайан закричал. Он неуклюже повернулся на парализованных ногах,
словно они были из свинца. Но ноги, как во сне, отказывались повиноваться
ему.
Чан соскочил со стены и приблизился. На его плечах висела черная
накидка, к шелку которой были пришиты многочисленные глазные яблоки.
Лайан побежал со всех ног. Он прыгал, он парил. Его башмаки едва
касались земли. Из зала, через площадь, в неразбериху разбитых статуй и
упавших колонн. А за ним, как собака, бежал Чан.
Лайан пробежал вдоль большой стены и прыгнул в разбитый фонтан. За
ним - Чан.
Лайан устремился в узкий проход, взобрался на груду мусора, на крышу,
оттуда во двор. За ним - Чан.
Лайан пронесся по широкой улице, на которой росло несколько чахлых
старых кипарисов, слыша за собой Чана. Он вбежал под арку, вытащил свой
бронзовый обруч, надел на голову, опустил к ногам, переступил через него.
Убежище. Он один в темном волшебном пространстве, исчезнув ото всех земных
взглядов, от всего земного знания. Молчание, мертвое пространство...
Он почувствовал близкое движение, выдох. Рядом послышалось:
- Я Чан Неминуемый.
Лит сидела под лампой на своей кровати и плела коврик из лягушечьих
шкур. Дверь закрыта, окна забраны ставнями. Снаружи в темноте лежал луг
Тамбер.
Царапанье в дверь, скрип испытываемого на прочность замка. Лит
застыла, глядя на дверь.
Из-за двери раздался голос:
- Сегодня, Лит, для тебя две длинных ярких нити. Две, потому что
глаза были такие большие, такие золотые...
Лит сидела неподвижно. Она ждала час; потом, прижавшись к двери,
прислушалась. Никого. Поблизости заквакала лягушка.
Она раскрыла дверь, нашла нити и снова заперлась. Подбежала к
золотому ковру и приладила на место спутанный моток.
Она смотрела на золотую долину, больная от стремления в Аривенту,
слезы скрывали от нее мирную реку, тихий золотой лес.
- Ковер все шире... Однажды он будет закончен, и я вернусь домой...
ЮЛАН ДОР
Принц Кандайв Золотой серьезно сказал своему племяннику Юлану Дору:
- Договоримся, что новые знания станут нашим общим достоянием.
Юлан Дор, стройный молодой человек, с бледной кожей, черными
волосами, глазами и бровями, печально улыбнулся.
- Но ведь это я поплыву в забытые воды, я буду отбиваться веслом от
морских демонов...
Кандайв откинулся в кресле и коснулся носа набалдашником трости из
резного нефрита.
- А я сделал это путешествие возможным. Более того, я сам искусный
колдун; новые знания лишь увеличат мое искусство. А ты, даже не
начинающий, узнаешь такое, что поместит тебя среди волшебников Асколайса.
Это много выше твоего нынешнего незначительного положения. Если посмотреть
с этой точки зрения, я приобретаю мелочь, ты - очень многое.
Юлан Дор скорчил гримасу.
- Верно, хотя я не согласен с твоей оценкой. Я знаю Заклятие Холода
Фандаала, я признанный фехтовальщик, мое положение среди восьми
делафазиан...
- Тьфу! - насмешливо произнес Кандайв. - Безвкусные манеры мелких
людишек, впустую тратящих свои жизни. Жеманные убийства, извращенный
разврат, а в это время истекают последние часы Земли, и никто из вас ни на
милю не удалялся от Кайна.
Юлан Дор сдержал язык, вспомнив, что принц Кандайв Золотой также не
чуждается удовольствий вина, постели и стола; и что самое дальнее его
путешествие из крытого куполом дворца - к резной барже на реке Скаум.
Кандайв, умиротворенный молчанием Юлана Дора, достал ящичек слоновой
кости.
- Ну, так вот. Если мы договорились, я сообщу тебе необходимые
сведения.
Юлан Дор кивнул.
- Договорились.
Кандайв сказал:
- Направишься к забытому городу Ампридатвиру. - Он искоса наблюдал за
Юланом Дором. Тот сохранял спокойное равнодушное выражение.
- Я никогда не видел его, - продолжал Кандайв. - Поррина Девятый
называет его последним из олекнитских городов, расположенных на острове в
Северном Мелантине. - Он раскрыл шкатулку. - Этот рассказ я нашел в груде
древних свитков - свидетельство поэта, бежавшего из Ампридатвира после
смерти Рогола Домедонфорса, их последнего великого правителя, волшебника,
обладавшего огромной властью, который сорок три раза упоминается в
Энциклопедии...
Кандайв вытащил растрескавшийся пергаментный свиток и, раскрыв его,
прочитал:
- Ампридатвир гибнет. Мой народ забыл учение силы и дисциплины и
погрузился в суеверия и схоластику. Идут бесконечные споры: бог Паншу
представляет верховный разум, а Газдал - предел разврата, или наоборот:
Газдал - добродетельное божество, а Паншу - само зло.
Этот вопрос решается при помощи огня и стали. Я оставляю Ампридатвир
упадку и отправляюсь в спокойную долину Мел-Палусас, где и проведу
последние дни своей жизни.
Я еще застал старый Ампридатвир; я помню его башни, сверкающие по
ночам удивительным блеском, испускающие лучи, которые затмевали само
солнце. Тогда Ампридатвир был прекрасен - и сердце мое болит, когда я
думаю об этом древнем городе. Семирский виноград спускался тысячами
свисающих гирлянд, голубая вода текла в трех выложенных камнем каналах.
Металлические машины мчались по улицам, металлические экипажи заполняли
воздух густо, как пчелы возле улья, - чудо из чудес, мы заставили
плененный огонь преодолевать могучее тяготение Земли... Но избыток меда
пресыщает язык; избыток вина разрушает мозг; избыток легкости лишает
человека сил. Свет, тепло, вода, пища были доступны всем и добывались с
минимумом усилий. И вот жители Ампридатвира, освобожденные от
утомительного труда, предались фантазиям, извращениям и оккультизму.
Сколько я себя помню, городом правил Рогол Домедонфорс. Он знал все
древние предания, все тайны огня и света, тяготения и антитяготения, он
постиг суперфизику, метатазм, коллапсис. Несмотря на глубину своих знаний,
как правитель он был непрактичен и не замечал упадка духа в Ампридатвире.
Слабость и вялость, которую замечал, он приписывал отсутствию образования.
В последние годы своей жизни он работал над созданием огромной машины,
которая должна была вообще освободить человека от работы и тем самым дать
ему возможность заниматься только размышлениями и науками.
И вот, в то время, как Рогол Домедонфорс занимался этой работой,
город охватила религиозная истерия.
Соперничающие секты Паншу и Газдала существовали давно, но в их споре
участвовали только жрецы. И вдруг эти культы стали повсеместно
распространенными; население разделилось на поклонников этих двух божеств.
Жрецы, давние ревнивые соперники, восхитились своей новой властью и
призвали своих последователей к фанатичному рвению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17