- Не знаю, что еще я могу для вас сделать. - Сейчас расскажу, - возразила она, и меня снова кольнуло недоброе предчувствие. Я внушал себе, что должен проявить твердость, но из головы не шла Роберта Уикем и злочастная грелка. Мужчина может сколько угодно тешить себя иллюзией, что у него стальная воля, что он непреклонен, если вам больше нравится это словечко, но вдруг туман рассеивается: он видит, что позволил девице с опилками вместо мозгов вовлечь себя в безумную авантюру. Нечто подобное сотворила в свое время Далила с Самсоном. - Так что же? - настороженно спросил я. Она почесала своего пса Бартоломью за ухом. - Расхваливать Гарольда дяде Уоткину бесполезно. Нужно действовать куда более тонко. Придумать какой-нибудь хитрый план, чтобы сразить его наповал. Вы читаете "Будуар элегантной дамы"? - Написал как-то для него статью "Что носит хорошо одетый мужчина", но вообще редко беру в руки. А что? - В прошлом номере там был рассказ: один герцог не позволяет дочери выйти замуж за своего секретаря, очень красивого молодого человека, и тогда секретарь просит своего друга пригласить герцога покататься на лодке, лодка вроде бы случайно переворачивается, секретарь прыгает в озеро, спасает герцога, и тот благословляет влюбленных. Ну уж дудки, надо немедленно выбить эту дурь из ее головы. - Если вы задумали отправить меня кататься на лодке с сэром Бассетом, да чтобы я потом эту лодку опрокинул, забудьте про этот бред, и чем скорей, тем лучше. Кстати, он бы никогда не поплыл со мной. - Верно, не поплыл бы. Да у нас и озера нет. А о деревенском пруде Гарольд мне и думать запретил, там вода слишком холодная, нырять в такое время года он не станет. Все-таки он со странностями. - Восхищаюсь его здравым смыслом. - Потом я прочла другой рассказ, он мне тоже понравился. Один влюбленный молодой человек уговаривает своего друга переодеться бродягой и напасть на отца девушки, а сам бросается на него и "спасает" отца. Я легонько потрепал ее по руке. - Во всех ваших планах я отмечаю один и тот же изъян, - пояснил я. - У героя имеется полоумный друг, готовый ради него вляпаться в самую дурацкую историю. У Пинкера такого друга нет. Я очень хорошо отношусь к Гарольду, можно сказать, люблю его как родного брата, но есть границы, которых я не преступлю даже ради его счастья и блага. - Никто вас и не заставляет ничего преступать, потому что он и на второй план наложил вето. Его тревожит, как к этому отнесется викарий, если вдруг все обнаружится. Зато третий ему понравился. - Так у вас в запасе есть еще и третий? - Есть, и совершенно гениальный. Самое лучшее в нем то, что Гарольд не подвергается никакому риску. Ни один викарий в мире не сможет его ни в чем упрекнуть. Единственная загвоздка в том, что кто-то должен ему помочь, и я не представляла, кого можно попросить об этой услуге, но тут стало известно, что приезжаете вы. И вот вы, слава Богу, здесь, все наконец устроилось. - Вы так думаете? Я уже говорил вам и могу повторить: никакими силами вы не втянете меня в свои гнусные интриги. - Ах, Берти, ну зачем вы так. Мы на вас рассчитываем. Это такой пустяк, и говорить не о чем. Вы должны украсть серебряную корову дяди Уоткина, только и всего. Интересно, что бы вы стали делать, если бы на вас дважды, не дав передыху, обрушилась такая фантасмагория - утром, за завтраком, и перед самым ужином? У вас бы, наверное, ум за разум зашел. Думаю, почти у всех бы ум за разум зашел. Лично меня это бредовое требование не ужаснуло, а наоборот - позабавило. Если мне не изменяет память, я даже расхохотался. И правильно сделал, потому что потом мне было долго не до смеха. - Только и всего? Расскажите подробнее, - попросил я, желая развлечься выдумкой этой гнусной интриганки. - Значит, я краду его серебряную корову, да? - Именно! Он привез ее вчера из Лондона для своей коллекции. Морда у коровы такая, будто она в стельку пьяная. Дядя от нее в диком восторге. Поставил перед своим прибором за ужином и без умолку расхваливал. Тут мне и пришла в голову эта мысль. Гарольд ее украдет, а потом принесет обратно, дядя Уоткин обрадуется и в благодарность начнет раздавать приходы направо и налево. Но потом я сообразила, что мой план не вполне совершенен. - Не вполне совершенен? Быть того не может. - Увы. Неужели вы сами не видите? Ну скажите, каким образом вещица оказалась у Гарольда? Если в чьей-то коллекции имеется серебряный сливочник в форме коровы и вдруг он исчезает, а назавтра местный священник приносит вещь владельцу, он должен толково и вразумительно объяснить, как она к нему попала. Ведь очевидно же, что все должны поверить, будто корову украл кто-то посторонний. - Ясно. И вы хотите, чтобы я надел черную маску, проник в гостиную через окно, похитил этот objet d'art1 и передал в руки Пинкеру? Ну, ну. Потрясающе. Произнес я свою реплику ехидно и с издевкой, казалось бы, даже глухой это услышит, но девица была непрошибаема: на ее лице расцвела счастливая улыбка. - Ах, Берти, какой у вас проницательный ум. Вы словно прочли мои мысли. Только маску надевать не обязательно. - Ну почему же, она поможет мне войти в роль, вам не кажется? - спросил я все так же ядовито. - Может быть. Если хотите в маске - пожалуйста. Главное - влезть в окно. Обязательно наденьте перчатки, а то останутся отпечатки пальцев. - Как же-с, всенепременно надену. - А Гарольд будет ждать рядом, вы ему и передадите корову. - И сразу же сяду в Дартмурскую тюрьму, отбывать срок за совершенное преступление. - Нет, нет! Вы вступите с ним в схватку и, конечно, убежите. - В схватку? - А Гарольд вбежит в дом, весь покрытый кровью... - Позвольте полюбопытствовать, чьей кровью? - Ну, я считаю, что кровь должна быть ваша, а Гарольд настаивает, что его. Для пущего эффекта все должны увидеть следы борьбы, и я придумала, что он разобьет вам нос. Но он считает, что впечатление усилится, если кровь будет литься буквально ручьями. Поэтому мы реши ли, что вы оба разобьете друг другу носы. Гарольд с криком вбегает в дом, протягивает корову дяде Уоткину, рассказывает, как он ее отнял у грабителя, и все устраивается наилучшим образом. Не может же дядя Уоткин просто сказать "спасибо" и этим ограничиться. Если у него есть хоть капля совести, он должен будет расщедриться на приход. Правда, гениально? Я встал. Лицо у меня было каменное. - Гениально - это даже слабо сказано. Но, к сожалению... - Как, неужели вы отказываетесь? Ведь ясно как день, что вам участие в этом плане не причинит решительно никаких неудобств. Ну, пожертвуете десятью минутами... - Поймите наконец: я в ваших интригах не участвую. - В таком случае вы просто свинья. - Свинья так свинья, но, по крайней мере, не безмозглая. Мне о ваших кознях думать тошно. Слишком хорошо я знаю Растяпу Пинкера. Как именно он все испортит и упечет нас обоих в каталажку - не берусь предсказывать, но уж он этот шанс не упустит. А теперь будьте любезны отдать мне блокнот. - Какой блокнот? Ах, вы о блокноте Гасси. - О нем. - А зачем он вам? - Нужен, - сурово ответил я, - потому что Гасси его нельзя доверять. Вдруг он его опять потеряет, а найдет ваш дядюшка, и тогда прости-прощай свадьба, никогда не быть Мадлен и Гасси супругами, а для меня это равнозначно самоубийству. - Для вас? - Вот именно. - Да выто тут при чем? - Могу рассказать. И я кратко обрисовал ей события в "Бринкли-Корт", осложнения, которые возникли после них, и грозную опасность, которая нависнет надо мной, если Гасси сгонят со двора. - Вы, конечно, понимаете, я не могу сказать ни единого дурного слова о вашей кузине Мадлен, хотя боюсь как чумы священных уз брака с нею. Поймите, она ни сном ни духом невиновата. Я испытывал бы тот же ужас при мысли о женитьбе на самой достойной женщине мира. Просто есть такой тип женщин - их уважаешь, ими восхищаешься, перед ними благоговеешь, но издали. Если они делают попытку приблизиться, от них надо отбиваться дубинкой. Ваша кузина Мадлен принадлежит именно к таким женщинам. Красавица, само обаяние, идеальная подруга для Огастуса Финк-Ноттла, но Бертрам Вустер не выдержит ее общества и дня. Стиффи даже дыхание затаила. - Понимаю. Да, наверное, из Мадлен получится такая жена, от которой мужчине хочется сбежать на край света. - Лично я никогда бы не решился употребить столь сильное выражение, есть грань, за которую благородный человек не должен заходить. Но раз уж вы сами произнесли эти слова, не могу не согласиться, что вы на редкость точно определили суть. - Ну кто бы мог подумать! Теперь я понимаю, почему вы так стараетесь заполучить этот блокнот. - Ну разумеется. - А знаете, в связи с этим открытием мне пришла в голову интересная мысль. На ее лице опять появилось отрешенное, мечтательное выражение. Она рассеянно гладила Бартоломью ногой по спине. - Что же вы, давайте блокнот. - Я начал терять терпение. - Погодите, сейчас я додумаю все до конца... Знаете, Берти, я должна отдать этот блокнот дяде Уоткину. - Что?! - Так повелевает мне совесть. Он столько для меня сделал. Много лет заменял отца. Согласитесь, он должен знать, как относится к нему Гасси. Конечно, старику будет тяжело, он-то считает, что его будущий зять безобидный любитель тритонов, а на самом деле пригрел на груди змею, и эта змея издевается над тем, как он ест суп. Но поскольку вы так любезно согласились помочь нам с Гарольдом и украсть корову, я, так и быть, постараюсь заглушить угрызения совести. У нас, Вустеров, необыкновенно острый ум. Не прошло и трех минут, как меня осенило, куда она клонит. Это же надо измыслить такое! Меня дрожь пробрала. Она назначила цену блокнота. Как вам это нравится: утром меня шантажировала собственная любимая тетка, сейчас шантажирует добрая приятельница. Нет, это уж слишком даже для нашего послевоенного времени, когда чуть ли не все считается дозволенным. - Стиффи! - вырвалось у меня. - Можете сколько угодно повторять мое имя. Или вы соглашаетесь выполнить мою просьбу, или завтра за кофе и яичницей дядя будет читать весьма пикантный опус. Так что думайте, Берти, думайте. Она притянула эту шавку Бартоломью к ноге и заструилась к дому. Перед тем как скрыться за дверью, метнула в меня через плечо многозначительный взгляд, который пронзил меня будто ножом. Я бессильно опустился на ограду. Не знаю, сколько я так просидел в тупом оцепенении, уткнувшись головой в колени, но, надо полагать, долго. Крылатые ночные твари то и дело ударялись об меня, но я их даже не замечал. Вдруг рядом раздался голос, и только тут я вынырнул из небытия. - Добрый вечер, Вустер, - произнес голос. Я поднял голову. Нависшая надо мной громада была Родерик Спод.
Наверное, даже диктаторы в редкие минуты проявляют дружелюбие - например, в обществе своих прихлебателей, когда выпивают с ними, задрав ноги на стол, но с Родериком Сподом было изначально ясно, что, если в его душе и есть что-то доброе, проявлять эти качества он не намерен. Тон резкий, грубый, ни намека на добродушие. - На пару слов, Вустер. - Да? - Я беседовал с сэром Уоткином Бассетом, и он рассказал мне историю с коровой от начала и до конца. - Да? - Так что нам известно, зачем вы здесь. - Да? - Перестаньте "дакать", жалкая вы козявка, и слушайте, что буду говорить я. Знаю, многих возмутил бы его тон. Я и сам возмутился. Но всем известно: кто-то мгновенно дает отпор, когда его назовут жалкой козявкой, у другого реакция не такая быстрая. - Да, да, да, - пролаял этот гад, провалиться бы ему в тартарары, - мы совершенно точно знаем, зачем вы явились сюда. Вас послал ваш дядюшка с заданием украсть для него корову. Не пытайтесь отрицать - бесполезно. Сегодня я застал вас на месте преступления: вы держали корову в руках. А теперь нам стало известно, что к тому же приезжает ваша тетка. Стая стервятников слетается. Ха! Он помолчал, потом снова изрек: "Стая стервятников слетается", - будто это было невесть как остроумно. Я лично ничего остроумного в его словах не нашел. - Хотите знать, Вустер, зачем я пришел к вам? Скажу: за вами следят, за каждым вашим шагом. И если вы попытаетесь украсть корову и вас поймают сядете в тюрьму как миленький, уж вы мне поверьте. Не надейтесь, что сэр Уоткин побоится скандала. Он выполнит свой долг и как гражданин, и как мировой судья. Спод положил мне на плечо руку - в жизни не испытывал ничего противнее. Не говоря уж о символичности жеста, как выразился бы Дживс, он так больно стиснул плечо, как будто лошадь укусила. - Вы опять изволили сказать "да"? - спросил он. - Нет, нет, - заверил его я. - Очень хорошо. Уверен, вы сейчас думаете: "Никто меня не поймает". Воображаете, будто вдвоем с вашей драгоценнейшей тетушкой перехитрите всех и украдете-таки корову. И не мечтайте, Вустер. Если вещь пропадет, как бы искусно вы с вашей сообщницей ни заметали следы, я ее непременно найду и превращу вас в отбивную. Именно в отбивную, - повторил он с наслаждением, будто дегустировал марочное вино. - Уяснили? - Вполне. - Уверены, что все правильно поняли? - Вне всякого сомнения. - Великолепно. На веранде появилась тень, и куда девался хамский тон Спода, он заворковал с тошнотворной сердечностью: - Дивный вечер, правда? Необыкновенно тепло для середины сентября. Ну, не буду больше отнимать у вас время. Вы, вероятно, пойдете переодеваться к ужину. Всего лишь черный галстук. Мы здесь не слишком чопорны. Да? Вопрос был обращен к приблизившейся тени. Услышав знакомое покашливание, я сразу понял, кто это. - Я хотел поговорить с мистером Вустером, сэр. Я к нему по поручению миссис Траверс. Миссис Траверс шлет свои наилучшие пожелания и просит передать вам, что она сейчас в голубой гостиной и будет рада видеть вас, если вы сочтете возможным поспешить к ней туда. Она желала бы обсудить с вами нечто важное. Спод фыркнул в темноте. - Стало быть, миссис Траверс уже прибыла? - Да, сэр. - И желает обсудить с мистером Вустером нечто важное. - Да, сэр. - Ха! - издал Спод и удалился с резким, отрывистым смехом. Я встал. - Дживс, - сказал я, - вы должны выслушать меня и дать совет. Интрига запутывается.
ГЛАВА 5
Я надел рубашку и трусы до колен. - Ну как, Дживс, - спросил я, - что посоветуете? Пока мы шли к дому, я посвятил его в перипетии последних событий, потом оставил его размышлять над ними в поисках выхода и быстро принял ванну. Теперь я с надеждой глядел на Дживса, как тюлень, ожидающий, что ему кинут кусок рыбы. - Придумали что-нибудь? - Увы, сэр, пока нет. - Вообще ничего? - Боюсь, что так, сэр. Я издал жалобный стон и стал натягивать брюки. Этот блестящий ум мгновенно находит идеальное решение для сложнейших головоломок, я так к этому привык, что и представить себе не мог возможной неудачи, особенно в нынешних обстоятельствах. Удар оказался слишком болезненным, и, когда я надевал носки, у меня дрожали руки. Было странное ощущение, будто я весь окоченел, и ход мыслей, и движения тела замедлились; казалось, кто-то положил мои мозги, а заодно с мозгами и меня, в холодильник и забыл там на несколько дней. - Может быть, Дживс, вы недостаточно ясно представляете себе картину в целом? - предположил я.-Я слишком коротко пересказал вам, что произошло, торопился погрузиться в ванну. Мне кажется, стоит сделать как в детективах. Вы читаете детективы? - Не слишком часто, сэр. - Во всех детективах сыщик в какой-то момент обязательно начинает систематизировать данные и для этого составляет список подозреваемых, записывает мотивы преступления, где, кто, когда был, у кого есть алиби, улики, и прочее. Давайте попробуем и мы. Возьмите бумагу и карандаш, Дживс, будем сводить все воедино. Назовем документ "Вустер Б. Положение дел". Написали? - Да, сэр. - Хорошо. Едем дальше. Пункт первый: тетя Далия грозит, что, если я не украду корову и не передам ей, она отлучит меня от своего стола - прощай кулинарные шедевры Анатоля. - Да, сэр. - Пункт второй: если я украду корову и передам ей, Спод превратит меня в отбивную. - Да, сэр. - Самое ужасное - это пункт третий: если я украду корову и передам тетке или не украду ее и не передам Гарольду Пинкеру, я не только подвергнусь вышеупомянутой процедуре превращения в отбивную, но Стиффи к тому же отдаст блокнот Финк-Ноттла сэру Уоткину Бассету. И вам, и мне известно, чем это кончится. Так что вот. Таковы мои дела. Вникли? - Да, сэр. Без сомнения, обстоятельства сложились не слишком благоприятно. Я выразительно посмотрел на него. - Дживс, не надо испытывать мое терпение, особенно сейчас. Не слишком благоприятно - это же надо такое придумать! Кого это вы на днях поминали, на чью голову обрушились все невзгоды мира? - Мону Лизу. - Знаете, если бы я сейчас встретил эту вашу Мону Лизу, я пожал бы ей руку и сказал, что очень хорошо ее понимаю. Дживс, перед вами лягушка, раздавленная бороной. - Да, сэр. Пожалуйста, чуть выше брюки, сэр, на четверть дюйма. В просвете между ботинком и манжетой должен с небрежной элегантностью мелькать носок. Эта тонкость чрезвычайно важна. - Так? - Безупречно, сэр. Я вздохнул. - Бывают минуты в жизни, Дживс, когда человек задает себе вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25