Дон Хуан уже потерял сознание, когда корабль Мустафы был взят на абордаж пиратами. Битва была короткой, но чрезвычайно кровавой. Пираты, оказавшиеся исключительно испанцами, с удовольствием вырезали почти всю команду и всех рабов, оставив в живых только хозяина. Один из пиратов, спустившись в трюм, громко закричал, призывая остальных:
– Эй! Все сюда!
Когда горстка отъявленных оборванцев, гордо называвших себя корсарами, спустилась в трюм, их взору предстало ужасающее зрелище. Юноша-раб, чьи ноги сковывали кандалы, безжизненно висел на канате, который обматывал его шею. Чтобы не освободиться самому, юноша также обмотал и кисти рук, висящие на том же самом канате.
– Смотрите, он еще жив! – вскричал пират, тот самый, что первым спустился в трюм.
– Освободите же его! – грозно приказал капитан и предводитель пиратов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Многочисленные быки с красными от удушья глазами молча склонились над распростертым на мокрой палубе доном Хуаном. Они стояли и смотрели, как он медленно приходит в себя. Наконец один из быков, самый черный и самый крупный, громким, словно раскаты грома в Пиренеях, голосом воскликнул:
– Тысяча чертей! Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего подобного! Эй, вы там, тащите сюда этого поганого мавра. Пусть объяснит, что за чудеса творились у него на корабле.
Остальные быки замычали.
Вскоре в просвете, все более усиливающемся в сознании юноши, показался испуганный пушистый баран. Баран хлопал себя по толстым ляжкам длинными вислыми ушами, морщил носик, а быки грозно мычали ему в лицо.
– Ну, нехристь, – произнес главный бык. – Кто этот человек, который был негром, покуда мы его не обмыли в море? Кто этот силач, что сам себя вешал, завязав себе же руки, с колодкой на ногах? Клянусь своим попугаем, я б так не смог!
Один из рядом стоящих быков пребольно толкнул испуганного барана в спину и промычал:
– До чего довести парня, что он сам себя вешает! Чего у тебя на корабле творилось, а?
– Это не мой человек, – проблеял баран, чьи проступающие все четче и четче черты стали смутно напоминать Хуану кого-то. – Это попросил один мой знакомый. О, драгоценнейшие корсары, гроза испанских морей, пожалейте бедного Мустафу. Разве вы не видите, что я разорен!
– Смотрите, он очнулся! – прервал его возгласом один из быков.
Пираты нагнулись над юным маркизом, чьи веки мелко-мелко дрожали, а дыхание с легким хрипом выходило из раненого грубым канатом горла. Один из них, казавшийся самым старым, по всей видимости, бывший на корабле доктором, скомандовал, чтобы Хуана перенесли с палубы вниз. Пираты ловко подхватили легкое после многодневного вынужденного поста тело юноши и перенесли его в каюту. Доктор самолично уложил его в гамак и поднес к губам глиняную кружку с водой. Хуан выпил и почувствовал себя настолько хорошо, что даже смог произнести шепотом слова благодарности.
– Не стоит, приятель, – отмахнулся корабельный доктор. – Вот никогда бы не подумал, что увижу такое, – поделился он впечатлениями от первого знакомства с Хуаном. – Спускаюсь в трюм этой старой посудины, а там на канате висишь ты. Я, конечно, много на своем веку висельников повидал, – тут доктор быстро перекрестился и поцеловал маленький золоченый крестик, что висел у него на груди, – но чтобы так себя убивать, нет, такого не видал ни разу.
В этот момент в каюту спустился капитан, тот самый крупный бык, что в грезах юноши велел привести барана-Мустафу. Капитан и вправду был огромным, черноволосым, с широким расплющенным носом, чрезвычайно похожим на быка человеком с такой широкой грудью, что на ней можно было обедать, как за праздничным столом. Капитан осмотрел спасенного Хуана внимательным цепким взглядом и понимающе кивнул головой.
– Можешь не говорить, я и так знаю, что с тобой произошло. Мавры уже десять лет как ведут этот грязный промысел. Уже десять лет у них на Востоке царствует грязный эмир, который имеет страсть к мальчикам. И лучшим подарком считается красивый юноша, лучше белый. А еще лучше, если юноша при этом будет знатного происхождения, умеющий читать и писать. Такой на Востоке ценится на вес золота. А ты, как я погляжу, именно из таких красавчиков. Только чересчур гордый. Вот и решил, что лучше в петлю головой, нежели в гарем. Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнес капитан, поглаживая окладистую, черную как смоль бороду.
Юный маркиз сжался в гамаке. Он понял из пояснения пирата, что стоит дорого, и испугался, как бы тот не решил самолично продать его на рынке рабов. Неожиданно подал голос доктор:
– Послушай, Диего, если парень и правда умеет читать, писать и знает науку, то лучшего помощника тебе и не сыскать.
– Да, но он не знает мореходного дела, – возразил капитан, которому, однако же, приглянулось предложение доктора.
– Ну, это не проблема. Выучит. Если буквы и счет одолел, то по морям ходить научится, – добродушно отмахнулся от пустячного возражения доктор.
– Ты, как всегда, прав, Карл, – согласился капитан Диего. – Быть тебе моим помощником, – объявил он, хлопая Хуана по плечу огромной ручищей.
Так маркиз Хуан де Карабас стал плавать вместе с пиратами. Уже на следующий день он пришел в себя настолько, что смог самостоятельно подняться на палубу. Представшее его глазам зрелище обласкало успевшее огрубеть после стольких мытарств сердце юноши. К фок-мачте всем телом был привязан Мустафа, который сидел прямо под палящим солнцем, лишь изредка закрываемым парусом. Перед беднягой стояла миска с водой, но дотянуться до нее он не мог, так как был привязан слишком туго, да к тому же всем телом. Проходившие мимо пираты обязательно находили время, чтобы поиздеваться над мавром, пиная его или же просто ударяя кулаком по лицу. Когда юноша вышел на палубу, один из них как раз размахнулся, чтобы половчее выбить у Мустафы зуб. Увидев вышедшего из каюты недавнего раба, пират, считавший, что у маркиза имеется прерогатива мести, великодушно отошел в сторону, уступая Хуану позицию. Юноша подошел на шатающихся от слабости ногах к мачте и остановился прямо перед несчастным пленником. Мустафа поднял глаза и заныл:
– О, прекраснейший господин, отпустите меня. Я ли не холил, не лелеял вас после того, как этот проклятый еврей Авраам привез вас ко мне? Вспомните, что я вас первый покормил и дал кров. Отпустите меня.
Позади Хуана стали собираться пираты. Они с любопытством ждали, как поступит юноша. Маркиз, не в силах крепко ударить своего поверженного врага, медленно приспустил штаны и обильно помочился ему прямо на голову. Мустафа завопил от унижения и обиды, а пираты взвыли от восторга. После этого события они признали Хуана своим.
Покуда корабль бороздил Атлантический океан, проходя торговые маршруты в поисках одинокого судна, на которое можно было без помех напасть, пираты предавались безделью. Их основным развлечением было издеваться над Мустафой.
Дон Хуан, напротив, много и напряженно трудился. Вместе с капитаном Диего Моралесом он изучал мореходное дело, учился читать звездное небо и пытался по карте понять, куда движется корабль. Кроме капитана, в роли учителя юноши выступал корабельный доктор Карл. Он, взяв маркиза под покровительство, объявил, что обучит того науке, без коей невозможно чувствовать себя в полной мере мужчиной. От этих слов Хуан залился краской, однако доктор сказал, что он будет обучать юношу совсем не тому, о чем тот изволил подумать.
В подтверждение своих слов доктор Карл вынес на палубу старинную кирасу и две сабли. Пока маркиз неловко надевал на себя кирасу, должную защитить его спину и грудь от возможных ударов противника, доктор рассказывал:
– Я, Хуанито, такой же благородный кабальеро, как и ты. Поэтому родители с раннего детства старались преподать мне не только хорошие манеры, но и умение владеть всеми видами холодного оружия. Мне даже наняли искусного фехтовальщика, который обучал меня премудростям и технике ведения боя. Попав же сюда, на пиратский корабль, я обнаружил, что имеется более изощренный способ фехтования, нежели тот, с которым ознакомил меня мой учитель. Этот способ называется пиратским, и он служит отличным дополнением к тому мастерству, что мне прививали с детства.
– А в чем же заключаются правила пиратского стиля? – спросил Хуан, становясь на изготовку напротив Карла.
– В том, юноша, что в пиратском стиле отсутствуют всякие правила! – воскликнул доктор и с неожиданной ловкостью напал на не ожидавшего подобного коварства маркиза де Карабаса.
Ловкий выпад принес результат. Сабля с противным скрежетом очертила дугу прямо по центру кирасы. Хуан пришел в неописуемый восторг. Теперь каждое утро по два часа кряду он с увлечением фехтовал с Карлом, стараясь как можно быстрее перенять приемы.
Судна, которое можно было ограбить, не находилось, к тому же пиратский корабль вошел в зону штиля. От скуки многие корсары стали раздражительны. Нередко прямо на палубе вспыхивали ссоры. Чувствуя, что команде необходима разрядка, капитан решил устроить самое любимое развлечение пиратов – казнь пленника. Именно для этой цели он и приберег несчастного Мустафу, переместив его заточение с палубы в кубрик. Теперь же пленник был извлечен на свет и представлен ожидавшей любимого зрелища публике. Пираты, словно римские граждане, собравшиеся в Колизее поглазеть на гладиаторские бои, свистом и воплями приветствовали появление испуганного араба. Все время находясь в заточении, Мустафа тешил себя надеждой, что Диего решил получить за него выкуп, и только сейчас понял, какая ужасная участь его ожидает.
Работорговца привязали к толстой мачте, а пираты с ухмылками выстроились перед ним, в ожидании поглядывая на капитана.
– Эта забава называется «Игра в ножички», – тихо сообщил Хуану доктор, доставая из-за пазухи небольшой метательный нож, чье лезвие было заточено с обеих сторон, а вместо ручки имелось толстое металлические окончание, закругленное на конце в виде петли.
Диего объявил о начале соревнования. Пираты один за другим выходили к нарисованной на палубе черте, отмерявшей от мачты десять шагов, и метали свои ножи, целясь выше головы пленника. Тот, чей нож окажется ближе всех к голове Мустафы, считается победителем.
– А тот, кто попал в пленника и, не дай бог, убил его, обязан выдать каждому игроку по два золотых, – сказал Карл подопечному и направился к черте.
Его особый метательный нож, молнией очертив прямую, словно бы он был выпущен из арбалета, воткнулся точно над головой верещавшего Мустафы. Мавр вскрикнул и тут же потерял сознание. Видимо, лезвие слегка задело кожу, так как по лицу тонкой струйкой потекла кровь. Один из пиратов принес ведро с океанской водой и облил араба, приводя его в чувство. Команда громко обсуждала меткий бросок доктора, который, как выяснил Хуан из разговоров, имел среди пиратов славу непревзойденного метателя.
Когда несчастный пленник пришел в чувство, капитан объявил следующее истязание. Оно называлось «Прогулка по доске». Мустафе надо было пройти до конца и обратно по тонкой доске, специально для этого накрепко привязанной к верхней рее. Ни упоров, ни веревок, за которые можно было бы держаться руками, у доски не было. Сама же доска имела ширину не более ладони. Два матроса загнали мавра на самый верх. Если бы корабль только лишь раз качнуло, то Мустафа непременно бы свалился в воду и в лучшем случае разбился насмерть. Но в Карибском море, где стояли сейчас пираты, на его счастье, был полный штиль, а потому пленник с грехом пополам преодолел страшный путь, зажмурив глаза и постоянно взывая к милости Аллаха, так как на милость пиратов он уже не надеялся.
Когда пленный Мустафа в сопровождении матросов спустился вниз и отдышался, капитан подошел к нему и притворно дружески хлопнул по плечу:
– Что, сеньор мавр, нравится тебе у нас?
Мустафа, скорчив приторную мину, заявил, что еще никогда в жизни не встречал столь благородных разбойников.
– Будь моя воля, я бы с вами никогда не расставался, – заявил он. – Да что я говорю! Я с детства мечтал стать пиратом. Это же так здорово, плавать везде где вздумается, грабить кого угодно!
Диего расхохотался, воскликнул, что рад слышать такой ответ, и громко приказал принести его новому другу рому. Мавр поморщился, так как его религия запрещала употреблять спиртные напитки. Однако не стал возражать, тем более что капитан дружески сообщил Мустафе, что ему предстоит испытание.
– Не можешь же ты просто так стать пиратом, – смеясь, сказал он. – Пей, Мустафа, пей. Ром превосходный!
Араб, думая, что в этом и заключается испытание, стараясь не проронить ни единой капли, выпил обжигающий горло напиток, который ему поднесли в огромной кружке, в которой вмещалось не менее пинты.
– Вот это мужик! – заорал капитан, звонко хлопая Мустафу по спине своей огромной ладонью. – Ай да мавр! А еще говорят, что магометанцы пить не умеют.
– О, драгоценнейший сеньор капитан, могу ли я считаться принятым в вашу замечательную команду? – подобострастно спросил у Диего Мустафа.
Брови капитана взметнулись вверх в притворном удивлении.
– Нет, ведь ты еще не прошел испытание. А ну-ка, братцы, вздерните-ка нашего гостя на лебедке! – весело распорядился Диего.
Бывший работорговец в мгновение ока оказался привязанным за руки крепким канатом, перекинутым через лебедку, возвышавшуюся над бортом корабля. Хуан подошел ближе к несчастному, дабы лучше видеть его страдания. На боку маркиза блистала сабля, а голову прикрывал ярко-красный платок, подаренный ему самим капитаном, как знак отличия помощника. Доктор, стоящий рядом, сообщил юноше, что завтра штиль закончится.
– Капитан собирается принести Карибам жертву, – тихо сказал Карл, кивая головой на несчастного пленника.
Диего оглядел горизонт, прикидывая по расстоянию от солнца до горизонта, когда наступит ночь, и сказал дрожащему Мустафе:
– Слушай меня, мавр, слушай и запоминай. Сейчас мы тебя опустим в воду, и если до того, как солнечный диск коснется горизонта, ты останешься жив, можешь считать себя членом нашей шайки, и ты вправе выйти в любом порту, в который мы войдем. Таково мое слово и слово честных корсаров!
Пираты воплями поддержали своего капитана.
– Однако, я надеюсь, море примет эту жертву, – нисколько не обращая внимания на стоны и всхлипывания опьяневшего Мустафы, добавил капитан и кивнул стоявшему у лебедки матросу. – Опускай его.
– Стойте! – воскликнул Хуан, подскочивший к висевшему над водой мавру. – Капитан, дозволь мне попрощаться с бывшим хозяином.
Диего, с любопытством глядя на дьявольские искры, плясавшие в глазах дона Хуана, покровительственно кивнул.
Маркиз де Карабас обратился к Мустафе:
– Прощай, грязный мусульманин. Надеюсь, если Бог слышит меня, он примет сию жертву!
Тут Хуан выхватил из-за пояса саблю и, взмахнув, ловко ударил по голым икрам араба. Едва острое лезвие коснулось ног, как в ужасных ранах обнажилась белая кость, а в воду струей потекла кровь. Мустафа завизжал, опускаемый на лебедке в воду, в которой резвились дельфины. Они окружили погруженного до самого горла человека, думая, что тот спустился поиграть с ними. Команда, свесившись, наблюдала за несчастным, вокруг которого постепенно темно-синяя вода окрашивалась в бурый цвет. Однако вскоре дельфины, словно по команде, уплыли прочь.
– Сейчас начнется, – зашептали вокруг юноши пираты, с опаской и удивлением поглядывая на него.
И точно, едва дельфины уплыли, как вдали показался свинцовый гребень, плавно двигающийся навстречу крови, во множестве уже окружавшей подвешенного за руки араба.
– Акулы! – вскричал кто-то на палубе, указывая на гребень, приближающийся к Мустафе.
Мавр, услышав этот страшный возглас, завопил.
– Море услышало нашу просьбу и принимает жертву! – перекрывая вопли Мустафы, провозгласил громовым голосом капитан.
Хуан настолько возбудился от предвкушения кровавого зрелища, что стал мелко дрожать, словно бы в лихорадке. Свинцовый гребень, оказавшийся акульим плавником, сделал плавный круг над несчастным Мустафой и скрылся под водой. Мавр замолк, подобрав ноги и замерев. Глаза его бешено вращались, едва не вываливаясь из орбит. Все лицо напряглось. Вдруг он сильно дернулся и завопил что есть силы страшным голосом, от которого у всех присутствующих затряслись поджилки.
– Она его достала, – заикаясь от возбуждения, прокомментировал Карл.
Хуан мельком взглянул на горизонт, к которому стремительно приближался кроваво-красный солнечный диск, и вновь уставился на пленника, не перестававшего страшным голосом вопить, крутясь и брыкаясь на веревке, словно червяк на крючке для ловли рыбы. Вскоре к первой акуле подоспели ее сородичи. Они делали плавные круги, центром которых являлся Мустафа, похожие на молчаливую смерть, страшную и одновременно прекрасную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22