Теперь это его кабинет. Он распорядился никого сюда не впускать.
Анна огромными от удивления глазами глядела на высоких фамильяров, столь нагло преграждавших ей путь в ее же собственном монастыре. Ей особенно стало обидно, что ее осторожно, но явственно выживают, отгораживая все большую территорию. Только недавно аббатиса вышла из залы, где прочла письмо епископа, и вот она уже не может попасть туда.
Настоятельница «босых кармелиток» даже не могла себе представить, что подобное постепенное давление на аббатов богатых монастырей, которые считали себя владыками своих аббатств, уже было отработано в других местах. Теперь же очередь дошла и до нее. Инквизиторы очень ловко пользовались обуявшей почти всех аббатов гордыней, которая при подобном давлении заставляла их делать глупейшие ошибки, за которыми немедленно следовало жестокое наказание. Но Анна не знала об этой психологической войне, а потому сама в порыве праведного негодования написала письмо отцу, изложив в нем жалобы на инквизитора и на епископа, и отправила его с посыльной послушницей.
Послушница дошла до ворот, где была тотчас же перехвачена фамильярами, дежурившими там. Стражи отобрали письмо, а послушницу передали в руки Санчесу, который лишь показал напуганной посыльной свой только что оборудованный «рабочий кабинет», как та выложила все, что знала о письме, после чего была благополучно отпущена на свободу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Великий инквизитор Кастилии, именуемый в мирской жизни доном Хуаном, маркизом де Карабасом, сидел в глубоком кресле, подперев руками подбородок, и с безразличным видом перечитывал в очередной раз послание аббатисы герцогу Инфантадскому. Он не был так удивлен безрассудным поведением жертвы, как в первый раз, когда брат Бернар показал ему прием скрытого давления, действующего на высокопоставленных господ весьма эффективно. Ради действа дон Хуан не носил ценных украшений. Тем самым он показывал, что инквизитора невозможно подкупить никакими денежными суммами или драгоценными подношениями. Инквизитор и так реквизирует то, что сочтет нужным. Ему дана власть много выше мирской. Власть дона Хуана теперь зиждилась на Божественной вере. Даже епископ преклонялся перед ним. Когда Великий инквизитор Кастилии явился, неся в руках доклад старшего экзорциста, отца Антония, доставленный желавшим выслужиться перед инквизицией молодым секретарем епископа, с требованием передать следствие об одержимости аббатства в его руки, епископ не прекословил.
Дон Хуан встал и, пройдясь по зале, остановился у окна. Окно выходило во внутренний дворик, около которого только что гуляла донья Анна. И тут ему в голову пришла странная мысль: «А ведь в монастыре нет места для кладбища!» Все аббатства обладали собственными кладбищами, которые постоянно пополнялись мертвыми и облагораживались живыми. Монахи не желали да и не могли быть погребены вместе с мирскими жителями. Здесь же, у Босых кармелиток, своего кладбища не было.
Отметив в памяти это странное обстоятельство, дон Хуан подошел к столу и позвонил в колокольчик. На звук тотчас вошел один из фамильяров.
– Вели ввести задержанную. Ту, что я задержал, – приказал инквизитор.
– Француженку Маргариту Лабе, – подсказал брат Бернар, сидевший в углу залы и тихо перебиравший четки.
Фамильяр умчался исполнять приказание.
Инквизитор по опыту знал, что люди, подобные Маргарите, лучше других готовы идти на сотрудничество, не брезгуя при этом замарать честные имена других.
Маргарита с пришибленным видом вошла в залу капитула, предназначенную для собраний членов ордена Босых кармелиток, которые ни разу не проводились, а сама зала предназначалась для единоличного пользования настоятельницы. Те несколько часов, что француженка просидела под замком, живо напомнили ей прошлые годы, когда Маргариту заточили в тюрьму по ложному обвинению в колдовстве.
Черный всадник, так ловко сумевший поймать ее, сидел перед ней в кресле аббатисы и с безразличным видом просматривал мелко исписанные бумаги. В дальнем углу в тени прятался монах, которого Маргарита ранее не видела. Однако приветливая улыбка, изображенная братом Бернаром, увидевшим, что послушница его заметила, не смогла обмануть хитрую француженку. Маргарита Лабе по опыту знала, что любое общение с инквизицией будет иметь для нее самые тяжкие последствия.
Помощница Анны подошла к Великому инквизитору Кастилии и склонилась в глубоком поклоне, всем видом показывая то смирение, которое она испытывает при виде столь важной особы. Дон Хуан бросил на послушницу беглый взгляд и сухо проговорил:
– Итак, Маргарита Лабе, француженка, урожденная Наварры. В шестнадцать лет была осуждена за колдовство. Сумела бежать. Ныне пребывает в Испании и числится разыскиваемой властями и Святой службой Французского королевства. Скрывается в монастыре Босых кармелиток, где занимает должность помощницы настоятельницы монастыря. Признана заочно виновной по всем пунктам обвинения. Светские власти просят церковь передать тебя в ее руки. Ну, Маргарита Лабе, что ты на это скажешь? – спросил он, откладывая бумагу в сторону и в упор глядя на сильно побледневшую послушницу.
Маргарита не знала, что и сказать. Она то считала, что весьма искусно скрылась. Теперь инквизиция предстала перед ней во всей своей силе.
– Что вам будет угодно, ваше преосвященство, – сказала она, не зная, как обращаться к дону Хуану.
– Можешь называть меня мессир, – поправил ее инквизитор. – Я хочу знать, причем во всех подробностях, каковы бы мерзки они ни были, что происходило до моего приезда в этом монастыре?
Тут дон Хуан сделал знак рукою, и стражник принес Маргарите низенький табурет, один из тех, на которые Анна любила усаживать своих гостей, а брат Бернар, выйдя из угла, поставил перед Маргаритой кубок с церковным вином.
– Благодарю вас, – пролепетала француженка, отпивая из кубка. – Я все расскажу. Я – девушка честная, мне скрывать нечего, – добавила она, глядя на инквизитора своими бесстыжими, заблестевшими от вина глазами. – В нашем монастыре всем заправляет аббатиса. Это она придумала во время молитв устраивать волнительные проповеди.
– Волнительные проповеди? – переспросил брат Бернар. – Что это за проповеди такие?
– Уж не знаю, сударь, как она это делает, – повернувшись к советнику инквизитора, сказала, часто хлопая глазами, Маргарита, которой страстно хотелось, чтобы черный всадник, называвший себя мессиром, думал о ней, как о недалекой дурочке. – Но только когда наша настоятельница говорила с алтаря, нами всеми овладевали демоны! Да, да, сударь, демоны! И мы становились будто одержимые. Что там творилось, мессир, какими гадостями мы занимались прямо в церкви! – воскликнула Маргарита, вновь повернувшись к инквизитору и отпивая из бокала вино. – Я вам и пересказать не могу.
– И все это из-за возбудительных проповедей, что читала вам аббатиса? – недоверчиво спросил брат Бернар.
– И ты тоже исполняла богохульные обряды в самом центре монастыря? – тут же задал вопрос дон Хуан.
Маргарита, которая впервые присутствовала при перекрестном допросе, не знала, на кого ей смотреть, кому отвечать. Она растерялась. Инквизитор тотчас же воспользовался замешательством послушницы.
– Ты что-то скрываешь от нас! – грозно крикнул он, наклоняясь к лицу оторопевшей Маргариты. – Говори, ведьма! Ты уже была однажды обвинена в колдовстве!
По лицу коварной помощницы аббатисы потекли горькие слезы. Ей почему-то вспомнилась детская присказка «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Маргарита и не подозревала, сколь серьезно обернутся ее шалости в борьбе за власть в монастыре. Правда, она еще лелеяла надежду, что инквизитора надобно только лишь подтолкнуть в нужном направлении, а там она как-нибудь сумеет либо ублажить старого монаха, чье лицо лучилось благодушной улыбкой, либо еще как-то увернуться от сурового наказания. Поэтому когда брат Бернар подошел к плачущей француженке и, похлопав ее по плечу, сказал, чтобы она ничего не скрывала, что он желает ей только добра, Маргарита тут же уткнулась лицом в сутану монаха и начала говорить, судорожно всхлипывая и поминутно поднимая вверх голову, чтобы заглянуть в добрые глаза компаньона инквизитора:
– Это все мать-настоятельница. Да какая она мать, прости меня Господи! Ей меньше лет, чем мне, а уж святости в ней и подавно не более. Только корчит из себя святую беату, а на самом деле все послушницы ей потворствуют, говорят, что во время всеобщей молитвы видят над ее головой нимб. Нету там никакого нимба, и быть его не может. У аббатисы постоянно случаются приступы влечения. Особенно после проповеди. Тогда она готова хоть самого черта оседлать. Совокуплялась со всеми нами без разбора, лишь бы ласк было побольше да побесстыдней. Бедняжку Урсулу довела до истерики, а потом еще и изнасиловала. И меня заставляла над бедняжкой глумиться. Говорила, что пытается изгнать из нее демона инкубуса, только по-своему, не так, как это делали экзорцисты.
Инквизитор и его советник переглянулись.
– Скажи-ка, а не заставляла ли мать-настоятельница тебя что-нибудь глотать? – спросил брат Бернар, к коему Маргарита испытывала большую симпатию, нежели к страшному дону Хуану, одетому во все черное. – Какие-нибудь странные овощи или фрукты? Вспомни, дитя мое, не торопись с ответом, – предостерег послушницу компаньон, видя, что та собирается отрицательно покачать головой.
Хитрая француженка напряглась. Внутренне она поздравила себя с победою, решив, что направила-таки основной удар на свою тайную соперницу – Анну. Изобразив раздумье, она некоторое время хмурилась, а затем внезапно хлопнула себя ладонью по лбу:
– А как же! Было! От вас, падре, ничего не утаишь. Давала мать-настоятельница нам как-то съесть пряники, испеченные в странной форме.
– В какой именно форме? – тут же спросил брат Бернар.
– В форме козла! – полушепотом воскликнула Маргарита.
– Кто еще ел эти богомерзкие пряники? – крикнул на нее инквизитор. – Отвечай сейчас же!
– Я, Урсула и Жануария.
– Молодец, дитя мое, – похвалил послушницу брат Бернар, делая рукою жест, как бы желая защитить ее от страшного дона Хуана. – А теперь тебя отведут в пыточную, – неожиданно добавил он.
– Зачем, падре? Я ведь все вам сказала, – пискнула Маргарита.
– Не бойся, дитя мое, не бойся. Просто там ты еще раз перескажешь секретарю все, что только что рассказала нам. Он запишет твои слова на официальную бумагу. В этом нет ничего страшного, поверь мне. Кстати, может, в подвале ты еще что-нибудь вспомнишь, – сказал брат Бернар, подзывая стражника, дежурившего у двери и приказывая ему отвести Маргариту к Просперо.
Когда француженка удалилась, инквизитор приказал привести в залу следующую задержанную.
Едва Жануария вошла в залу, брат Бернар тотчас же подхватил ее под руку и усадил на табурет напротив инквизитора. Дон Хуан смерил высокомерным взором огромные груди ключницы, торчащие из-под рясы, и тут же прикинул, что с послушницей сделает изверг Санчес, которому чрезвычайно нравились крупные девицы.
– Только что перед тобой, дщерь, здесь сидела Маргарита Лабе, которая сказала, что ты ела вместе с аббатисой некие колдовские пряники, изготовленные в богомерзкой форме козлов, – без всякого предисловия заявил Великий инквизитор Кастилии.
Жануария мелко задрожала.
– Неправда это! – воскликнула она и сложила руки, словно хотела вымолить себе прощение. – Не ела я никаких пряников в виде богомерзких козлов. Господь свидетель, этс все выдумки этой проклятой французской потаскухи.
– Так, так. А ты знала, что Маргарита Лабе, твоя подруга, является беглой еретичкой, осужденной Святой службой за колдовство? – набросился на ключницу брат Бернар.
– Нет. Вот вам крест – не знала. – Жануария размашисто перекрестилась. – Да если бы я знала, то…
– То что бы ты сделала тогда? – спросил дон Хуан.
Ключница обвела взглядом присутствующих в зале мужчин и торжественно произнесла, словно клятву:
– То тогда бы я тотчас же донесла о ней инквизиции.
Так, за какие-то пару минут ключница продала свою лучшую подругу, в которой до сей поры души не чаяла, считая оную покровительницею за те услуги, что Маргарита Лабе оказывала ей. Точно так же быстро и без всякого сожаления сама Маргарита оговорила гордячку Анну, стараясь отмести от себя неминуемое наказание.
– О, я многое знаю об этой потаскухе Маргарите Лабе, – заявила Жануария. – Она склоняла меня к богомерзкому сожительству. И аббатиса тоже. А еще Маргарита любила петь богомерзкие песенки. Да, вспомнила, конечно, как же я забыла ранее. Я однажды видела, как Маргарита ела эти богомерзкие пирожки, сиречь пряники. – Видимо, ключница считала, что чем больше она скажет слово «богомерзкий», тем сильнее инквизиторы поверят ее рассказам.
– Скажи-ка, дщерь, а кто еще блудил в монастыре? – спросил ключницу брат Бернар.
– Да все вокруг! – воскликнула Жануария.
Поняв, что тема была выбрана неудачно, советник дона Хуана тут же поправился:
– То есть меня интересует, кто еще занимался колдовскими обрядами?
Обладательница огромного бюста сразу назвала имена нескольких послушниц. Она и глазом не моргнула, когда Великий инквизитор Кастилии строгим тоном спросил ее, готова ли она поклясться на Библии в том, что только что сообщила Святой службе.
– Точно так, мессир.
Дон Хуан вызвал стражника и велел ему отвести ключницу в подвал, где ее ожидал секретарь, только что закончивший записывать показания первой помощницы аббатисы. А брат Бернар приказал привести следующую послушницу, ту, кого только что оговорила глупая Жануария. До самого вечера шло следствие. Все послушницы одна за другой оговаривали друг друга, и в первую очередь мать-настоятельницу, которая, не догадываясь о сгущающихся над ее хорошенькой головкой тучах, сидела в библиотеке и ожидала прибытия своего отца. Когда солнце огромным багровым шаром, знаменующим кровавые события, коснулось своим краем каменной монастырской стены и уставший секретарь привычным жестом стал разминать затекшую руку, только тогда Анна стала догадываться, что случилось нечто, помешавшее герцогу Инфантадскому получить послание.
– Может, не смог приехать сегодня, – говорила она сама себе, расхаживая по библиотеке. – Завтра приедет. Обязательно приедет.
А между тем сомнения и страх уже начали терзать душу настоятельницы «босых кармелиток». Никто не тревожил ее, никто не беспокоил в добровольном заточении. Еще днем видела Анна, как под ее окном фамильяры проводили на допрос нескольких послушниц, но обратно никто так и не вернулся. На самом деле послушниц после записи допроса Санчес лично запирал в подвальных кельях, переоборудованных в тюрьмы. Скоро в каждой из них набралось не менее десятка несчастных, которые не могли ни лечь, ни сесть, а принуждены были только стоять.
Лишь Урсула пользовалась привилегией находиться в келье одной. Она тихо лежала на мешке, набитом соломой, и смотрела сквозь зарешеченный проем в стене на багровый закат. Несчастная знала, что с таким вот закатом к ней нынешней ночью вновь придет инкубус, который будет ее мучить, терзая тело и душу. Инкубус обычно принимал обличье настоятельницы монастыря Босых кармелиток, заставлял Урсулу заниматься с ним непотребными действами, часто бил и иногда кормил собственным дерьмом, называя его святыми дарами.
Но нынешней ночью вместо страшного демона к Урсуле в келью сошел с небес святой. Этот святой был одет в простую монашескую рясу, а лицо его светилось лучезарной улыбкой, в которой читалось все понимающее прощение.
– Сколько же тебе пришлось мучиться, дитя мое, – с искренней жалостью в голосе сказал святой, кладя на горячий лоб юной послушницы тряпицу, смоченную в холодной воде.
Урсуле сразу стало легче. Боль куда-то отступила, и снизошел покой. Послушница приподнялась на локте и поцеловала руку брату Бернару.
Она увидела, что к святому, спустившемуся с небес, присоединился архангел Возмездия. Он был одет во все черное, а в руке вместо копья, поражавшего нечисть, держал чашу, от которой исходил аромат только что сваренного с травами бульона.
– Падре, – обратился архангел Возмездия к святому, подавая ему бульон, – сможешь ли ты вылечить эту несчастную или хотя бы облегчить ей страдания, как облегчил страдания в свое время моему отцу?
– Конечно, смогу. И хотя все в руках Господа, жизни этой послушницы более ничто не угрожает.
Брат Бернар подал Урсуле чашу и поддерживал ее, покуда юная послушница покорно пила питательный бульон. Затем дон Хуан самолично подхватил ее на руки и перенес из подземелья в заранее приготовленную келью, что располагалась наверху. Эту келью ранее занимала первая помощница аббатисы, ныне томившаяся вместе с остальными допрошенными в маленькой келье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Анна огромными от удивления глазами глядела на высоких фамильяров, столь нагло преграждавших ей путь в ее же собственном монастыре. Ей особенно стало обидно, что ее осторожно, но явственно выживают, отгораживая все большую территорию. Только недавно аббатиса вышла из залы, где прочла письмо епископа, и вот она уже не может попасть туда.
Настоятельница «босых кармелиток» даже не могла себе представить, что подобное постепенное давление на аббатов богатых монастырей, которые считали себя владыками своих аббатств, уже было отработано в других местах. Теперь же очередь дошла и до нее. Инквизиторы очень ловко пользовались обуявшей почти всех аббатов гордыней, которая при подобном давлении заставляла их делать глупейшие ошибки, за которыми немедленно следовало жестокое наказание. Но Анна не знала об этой психологической войне, а потому сама в порыве праведного негодования написала письмо отцу, изложив в нем жалобы на инквизитора и на епископа, и отправила его с посыльной послушницей.
Послушница дошла до ворот, где была тотчас же перехвачена фамильярами, дежурившими там. Стражи отобрали письмо, а послушницу передали в руки Санчесу, который лишь показал напуганной посыльной свой только что оборудованный «рабочий кабинет», как та выложила все, что знала о письме, после чего была благополучно отпущена на свободу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Великий инквизитор Кастилии, именуемый в мирской жизни доном Хуаном, маркизом де Карабасом, сидел в глубоком кресле, подперев руками подбородок, и с безразличным видом перечитывал в очередной раз послание аббатисы герцогу Инфантадскому. Он не был так удивлен безрассудным поведением жертвы, как в первый раз, когда брат Бернар показал ему прием скрытого давления, действующего на высокопоставленных господ весьма эффективно. Ради действа дон Хуан не носил ценных украшений. Тем самым он показывал, что инквизитора невозможно подкупить никакими денежными суммами или драгоценными подношениями. Инквизитор и так реквизирует то, что сочтет нужным. Ему дана власть много выше мирской. Власть дона Хуана теперь зиждилась на Божественной вере. Даже епископ преклонялся перед ним. Когда Великий инквизитор Кастилии явился, неся в руках доклад старшего экзорциста, отца Антония, доставленный желавшим выслужиться перед инквизицией молодым секретарем епископа, с требованием передать следствие об одержимости аббатства в его руки, епископ не прекословил.
Дон Хуан встал и, пройдясь по зале, остановился у окна. Окно выходило во внутренний дворик, около которого только что гуляла донья Анна. И тут ему в голову пришла странная мысль: «А ведь в монастыре нет места для кладбища!» Все аббатства обладали собственными кладбищами, которые постоянно пополнялись мертвыми и облагораживались живыми. Монахи не желали да и не могли быть погребены вместе с мирскими жителями. Здесь же, у Босых кармелиток, своего кладбища не было.
Отметив в памяти это странное обстоятельство, дон Хуан подошел к столу и позвонил в колокольчик. На звук тотчас вошел один из фамильяров.
– Вели ввести задержанную. Ту, что я задержал, – приказал инквизитор.
– Француженку Маргариту Лабе, – подсказал брат Бернар, сидевший в углу залы и тихо перебиравший четки.
Фамильяр умчался исполнять приказание.
Инквизитор по опыту знал, что люди, подобные Маргарите, лучше других готовы идти на сотрудничество, не брезгуя при этом замарать честные имена других.
Маргарита с пришибленным видом вошла в залу капитула, предназначенную для собраний членов ордена Босых кармелиток, которые ни разу не проводились, а сама зала предназначалась для единоличного пользования настоятельницы. Те несколько часов, что француженка просидела под замком, живо напомнили ей прошлые годы, когда Маргариту заточили в тюрьму по ложному обвинению в колдовстве.
Черный всадник, так ловко сумевший поймать ее, сидел перед ней в кресле аббатисы и с безразличным видом просматривал мелко исписанные бумаги. В дальнем углу в тени прятался монах, которого Маргарита ранее не видела. Однако приветливая улыбка, изображенная братом Бернаром, увидевшим, что послушница его заметила, не смогла обмануть хитрую француженку. Маргарита Лабе по опыту знала, что любое общение с инквизицией будет иметь для нее самые тяжкие последствия.
Помощница Анны подошла к Великому инквизитору Кастилии и склонилась в глубоком поклоне, всем видом показывая то смирение, которое она испытывает при виде столь важной особы. Дон Хуан бросил на послушницу беглый взгляд и сухо проговорил:
– Итак, Маргарита Лабе, француженка, урожденная Наварры. В шестнадцать лет была осуждена за колдовство. Сумела бежать. Ныне пребывает в Испании и числится разыскиваемой властями и Святой службой Французского королевства. Скрывается в монастыре Босых кармелиток, где занимает должность помощницы настоятельницы монастыря. Признана заочно виновной по всем пунктам обвинения. Светские власти просят церковь передать тебя в ее руки. Ну, Маргарита Лабе, что ты на это скажешь? – спросил он, откладывая бумагу в сторону и в упор глядя на сильно побледневшую послушницу.
Маргарита не знала, что и сказать. Она то считала, что весьма искусно скрылась. Теперь инквизиция предстала перед ней во всей своей силе.
– Что вам будет угодно, ваше преосвященство, – сказала она, не зная, как обращаться к дону Хуану.
– Можешь называть меня мессир, – поправил ее инквизитор. – Я хочу знать, причем во всех подробностях, каковы бы мерзки они ни были, что происходило до моего приезда в этом монастыре?
Тут дон Хуан сделал знак рукою, и стражник принес Маргарите низенький табурет, один из тех, на которые Анна любила усаживать своих гостей, а брат Бернар, выйдя из угла, поставил перед Маргаритой кубок с церковным вином.
– Благодарю вас, – пролепетала француженка, отпивая из кубка. – Я все расскажу. Я – девушка честная, мне скрывать нечего, – добавила она, глядя на инквизитора своими бесстыжими, заблестевшими от вина глазами. – В нашем монастыре всем заправляет аббатиса. Это она придумала во время молитв устраивать волнительные проповеди.
– Волнительные проповеди? – переспросил брат Бернар. – Что это за проповеди такие?
– Уж не знаю, сударь, как она это делает, – повернувшись к советнику инквизитора, сказала, часто хлопая глазами, Маргарита, которой страстно хотелось, чтобы черный всадник, называвший себя мессиром, думал о ней, как о недалекой дурочке. – Но только когда наша настоятельница говорила с алтаря, нами всеми овладевали демоны! Да, да, сударь, демоны! И мы становились будто одержимые. Что там творилось, мессир, какими гадостями мы занимались прямо в церкви! – воскликнула Маргарита, вновь повернувшись к инквизитору и отпивая из бокала вино. – Я вам и пересказать не могу.
– И все это из-за возбудительных проповедей, что читала вам аббатиса? – недоверчиво спросил брат Бернар.
– И ты тоже исполняла богохульные обряды в самом центре монастыря? – тут же задал вопрос дон Хуан.
Маргарита, которая впервые присутствовала при перекрестном допросе, не знала, на кого ей смотреть, кому отвечать. Она растерялась. Инквизитор тотчас же воспользовался замешательством послушницы.
– Ты что-то скрываешь от нас! – грозно крикнул он, наклоняясь к лицу оторопевшей Маргариты. – Говори, ведьма! Ты уже была однажды обвинена в колдовстве!
По лицу коварной помощницы аббатисы потекли горькие слезы. Ей почему-то вспомнилась детская присказка «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Маргарита и не подозревала, сколь серьезно обернутся ее шалости в борьбе за власть в монастыре. Правда, она еще лелеяла надежду, что инквизитора надобно только лишь подтолкнуть в нужном направлении, а там она как-нибудь сумеет либо ублажить старого монаха, чье лицо лучилось благодушной улыбкой, либо еще как-то увернуться от сурового наказания. Поэтому когда брат Бернар подошел к плачущей француженке и, похлопав ее по плечу, сказал, чтобы она ничего не скрывала, что он желает ей только добра, Маргарита тут же уткнулась лицом в сутану монаха и начала говорить, судорожно всхлипывая и поминутно поднимая вверх голову, чтобы заглянуть в добрые глаза компаньона инквизитора:
– Это все мать-настоятельница. Да какая она мать, прости меня Господи! Ей меньше лет, чем мне, а уж святости в ней и подавно не более. Только корчит из себя святую беату, а на самом деле все послушницы ей потворствуют, говорят, что во время всеобщей молитвы видят над ее головой нимб. Нету там никакого нимба, и быть его не может. У аббатисы постоянно случаются приступы влечения. Особенно после проповеди. Тогда она готова хоть самого черта оседлать. Совокуплялась со всеми нами без разбора, лишь бы ласк было побольше да побесстыдней. Бедняжку Урсулу довела до истерики, а потом еще и изнасиловала. И меня заставляла над бедняжкой глумиться. Говорила, что пытается изгнать из нее демона инкубуса, только по-своему, не так, как это делали экзорцисты.
Инквизитор и его советник переглянулись.
– Скажи-ка, а не заставляла ли мать-настоятельница тебя что-нибудь глотать? – спросил брат Бернар, к коему Маргарита испытывала большую симпатию, нежели к страшному дону Хуану, одетому во все черное. – Какие-нибудь странные овощи или фрукты? Вспомни, дитя мое, не торопись с ответом, – предостерег послушницу компаньон, видя, что та собирается отрицательно покачать головой.
Хитрая француженка напряглась. Внутренне она поздравила себя с победою, решив, что направила-таки основной удар на свою тайную соперницу – Анну. Изобразив раздумье, она некоторое время хмурилась, а затем внезапно хлопнула себя ладонью по лбу:
– А как же! Было! От вас, падре, ничего не утаишь. Давала мать-настоятельница нам как-то съесть пряники, испеченные в странной форме.
– В какой именно форме? – тут же спросил брат Бернар.
– В форме козла! – полушепотом воскликнула Маргарита.
– Кто еще ел эти богомерзкие пряники? – крикнул на нее инквизитор. – Отвечай сейчас же!
– Я, Урсула и Жануария.
– Молодец, дитя мое, – похвалил послушницу брат Бернар, делая рукою жест, как бы желая защитить ее от страшного дона Хуана. – А теперь тебя отведут в пыточную, – неожиданно добавил он.
– Зачем, падре? Я ведь все вам сказала, – пискнула Маргарита.
– Не бойся, дитя мое, не бойся. Просто там ты еще раз перескажешь секретарю все, что только что рассказала нам. Он запишет твои слова на официальную бумагу. В этом нет ничего страшного, поверь мне. Кстати, может, в подвале ты еще что-нибудь вспомнишь, – сказал брат Бернар, подзывая стражника, дежурившего у двери и приказывая ему отвести Маргариту к Просперо.
Когда француженка удалилась, инквизитор приказал привести в залу следующую задержанную.
Едва Жануария вошла в залу, брат Бернар тотчас же подхватил ее под руку и усадил на табурет напротив инквизитора. Дон Хуан смерил высокомерным взором огромные груди ключницы, торчащие из-под рясы, и тут же прикинул, что с послушницей сделает изверг Санчес, которому чрезвычайно нравились крупные девицы.
– Только что перед тобой, дщерь, здесь сидела Маргарита Лабе, которая сказала, что ты ела вместе с аббатисой некие колдовские пряники, изготовленные в богомерзкой форме козлов, – без всякого предисловия заявил Великий инквизитор Кастилии.
Жануария мелко задрожала.
– Неправда это! – воскликнула она и сложила руки, словно хотела вымолить себе прощение. – Не ела я никаких пряников в виде богомерзких козлов. Господь свидетель, этс все выдумки этой проклятой французской потаскухи.
– Так, так. А ты знала, что Маргарита Лабе, твоя подруга, является беглой еретичкой, осужденной Святой службой за колдовство? – набросился на ключницу брат Бернар.
– Нет. Вот вам крест – не знала. – Жануария размашисто перекрестилась. – Да если бы я знала, то…
– То что бы ты сделала тогда? – спросил дон Хуан.
Ключница обвела взглядом присутствующих в зале мужчин и торжественно произнесла, словно клятву:
– То тогда бы я тотчас же донесла о ней инквизиции.
Так, за какие-то пару минут ключница продала свою лучшую подругу, в которой до сей поры души не чаяла, считая оную покровительницею за те услуги, что Маргарита Лабе оказывала ей. Точно так же быстро и без всякого сожаления сама Маргарита оговорила гордячку Анну, стараясь отмести от себя неминуемое наказание.
– О, я многое знаю об этой потаскухе Маргарите Лабе, – заявила Жануария. – Она склоняла меня к богомерзкому сожительству. И аббатиса тоже. А еще Маргарита любила петь богомерзкие песенки. Да, вспомнила, конечно, как же я забыла ранее. Я однажды видела, как Маргарита ела эти богомерзкие пирожки, сиречь пряники. – Видимо, ключница считала, что чем больше она скажет слово «богомерзкий», тем сильнее инквизиторы поверят ее рассказам.
– Скажи-ка, дщерь, а кто еще блудил в монастыре? – спросил ключницу брат Бернар.
– Да все вокруг! – воскликнула Жануария.
Поняв, что тема была выбрана неудачно, советник дона Хуана тут же поправился:
– То есть меня интересует, кто еще занимался колдовскими обрядами?
Обладательница огромного бюста сразу назвала имена нескольких послушниц. Она и глазом не моргнула, когда Великий инквизитор Кастилии строгим тоном спросил ее, готова ли она поклясться на Библии в том, что только что сообщила Святой службе.
– Точно так, мессир.
Дон Хуан вызвал стражника и велел ему отвести ключницу в подвал, где ее ожидал секретарь, только что закончивший записывать показания первой помощницы аббатисы. А брат Бернар приказал привести следующую послушницу, ту, кого только что оговорила глупая Жануария. До самого вечера шло следствие. Все послушницы одна за другой оговаривали друг друга, и в первую очередь мать-настоятельницу, которая, не догадываясь о сгущающихся над ее хорошенькой головкой тучах, сидела в библиотеке и ожидала прибытия своего отца. Когда солнце огромным багровым шаром, знаменующим кровавые события, коснулось своим краем каменной монастырской стены и уставший секретарь привычным жестом стал разминать затекшую руку, только тогда Анна стала догадываться, что случилось нечто, помешавшее герцогу Инфантадскому получить послание.
– Может, не смог приехать сегодня, – говорила она сама себе, расхаживая по библиотеке. – Завтра приедет. Обязательно приедет.
А между тем сомнения и страх уже начали терзать душу настоятельницы «босых кармелиток». Никто не тревожил ее, никто не беспокоил в добровольном заточении. Еще днем видела Анна, как под ее окном фамильяры проводили на допрос нескольких послушниц, но обратно никто так и не вернулся. На самом деле послушниц после записи допроса Санчес лично запирал в подвальных кельях, переоборудованных в тюрьмы. Скоро в каждой из них набралось не менее десятка несчастных, которые не могли ни лечь, ни сесть, а принуждены были только стоять.
Лишь Урсула пользовалась привилегией находиться в келье одной. Она тихо лежала на мешке, набитом соломой, и смотрела сквозь зарешеченный проем в стене на багровый закат. Несчастная знала, что с таким вот закатом к ней нынешней ночью вновь придет инкубус, который будет ее мучить, терзая тело и душу. Инкубус обычно принимал обличье настоятельницы монастыря Босых кармелиток, заставлял Урсулу заниматься с ним непотребными действами, часто бил и иногда кормил собственным дерьмом, называя его святыми дарами.
Но нынешней ночью вместо страшного демона к Урсуле в келью сошел с небес святой. Этот святой был одет в простую монашескую рясу, а лицо его светилось лучезарной улыбкой, в которой читалось все понимающее прощение.
– Сколько же тебе пришлось мучиться, дитя мое, – с искренней жалостью в голосе сказал святой, кладя на горячий лоб юной послушницы тряпицу, смоченную в холодной воде.
Урсуле сразу стало легче. Боль куда-то отступила, и снизошел покой. Послушница приподнялась на локте и поцеловала руку брату Бернару.
Она увидела, что к святому, спустившемуся с небес, присоединился архангел Возмездия. Он был одет во все черное, а в руке вместо копья, поражавшего нечисть, держал чашу, от которой исходил аромат только что сваренного с травами бульона.
– Падре, – обратился архангел Возмездия к святому, подавая ему бульон, – сможешь ли ты вылечить эту несчастную или хотя бы облегчить ей страдания, как облегчил страдания в свое время моему отцу?
– Конечно, смогу. И хотя все в руках Господа, жизни этой послушницы более ничто не угрожает.
Брат Бернар подал Урсуле чашу и поддерживал ее, покуда юная послушница покорно пила питательный бульон. Затем дон Хуан самолично подхватил ее на руки и перенес из подземелья в заранее приготовленную келью, что располагалась наверху. Эту келью ранее занимала первая помощница аббатисы, ныне томившаяся вместе с остальными допрошенными в маленькой келье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22