Пот крупными каплями лился по телу ее, низ живота схватывали спазмы, по ногам пробегало дикое желание. Подползшая внезапно ближе других Жануария разорвала одним движением могучих рук на вороте рясу, обнажила огромные груди и стала неистово тереться ими о ноги аббатисы, приговаривая:
– Дай мне вкусить сладкого тела Господня!
Большие темно-коричневые соски на огромных, словно дыни, грудях сильно набухли, соприкасаясь с грубой тканью сутаны. Глубокий стон, вырвавшийся из самых недр крепкого тела Жануарии, потряс своды молитвенного зала церкви, что стояла в самом центре монастыря. Он был услышан даже в самых дальних уголках монастырского подворья.
Анна будто очнулась от глубокого обморока, разбуженная сим тяжким и сладостным стоном. В ужасе оглядела она ползающих у ног послушниц, многие из которых, последовав примеру ключницы, терлись об нее и друг о дружку телами, а иные лизали языками стопы ее ног. Многоголосые стоны сотрясали стены церкви. Аббатиса перевела дыхание и возвела очи к потолку.
– Господи! – воскликнула она. – Видишь ли ты рвение сих дщерей? Даруй же нам славу Твою!
Она театрально воздела вверх белоснежные холеные руки, оголившиеся до самых плеч.
– Дева Мария, я чувствую тебя!
Жануария взвыла не то от распаленной страсти, не то от страха за содеянное и обняла Анну, прильнув взволнованно колыхавшимися грудями-дынями к ее животу.
– Спасибо, спасибо, – только и смогла прошептать она.
Маргарита Лабе, не принимавшая участия во всеобщем исступлении, однако же, все видела, стоя у клироса и наблюдая, как послушницы во главе с молодой аббатисой впали в состояние транса, более походившее на групповую страсть, нежели на обычную всенощную молитву. Она сразу поняла, что Анну, как иной раз говаривал ее любовник, приходский священник, которого так безжалостно сожгли на костре, «мучит демон сладострастия». Сего ненасытного демона, именуемого инкубусом, невозможно было ничем вывести, по мнению Маргариты, как только лишь дав ему полнейшее удовлетворение. Приходский священник перед тем, как соблазнить Маргариту, рассказывал ей, что инкубусу лучше потворствовать, иначе женщина, которой завладел демон, может сойти с ума от сексуального желания. Изгнать же проклятого инкубуса способен далеко не каждый экзорцист, так как демон этот силен и обладает изощренным умом. К тому же он заразен. Поведение лучшей подруги Маргариты, ключницы Жануарии, было тому ярким подтверждением.
Той же ночью, дабы убедиться в собственных догадках, Маргарита пришла в келью к подруге. Испуганная Жануария, которая в тот момент как раз поедала остатки ужина, тайком выкраденные из погреба, чуть не поперхнулась, увидев незваную гостью, чей силуэт внезапно возник в дверях ее кельи.
– Да не трясись ты так, Жануария, – поспешила успокоить подругу первая помощница аббатисы. – И прекрати кашлять, иначе весь монастырь перебудишь.
Толстуха зажала обеими руками рот и тревожным взглядом уставилась на Маргариту.
– Скажи-ка мне, что, по-твоему, произошло сегодня во время молитвы? – строго спросила ее та, усаживаясь подле ключницы на смятую грубую постель.
При этом теплая ладонь как бы невзначай легла на колено Жануарии. Жануария тотчас же обмякла и ответила:
– Уж и не знаю, сестра, но только на меня как будто что-то снизошло сверху. Едва наша настоятельница стала говорить о том, что ее посетил дух Божий, внутри меня все колом встало. И еще, – тут послушница огляделась по сторонам и, несмотря на то, что она и Маргарита находились в келье одни, перешла на шепот. – Еще мне так мужика захотелось, просто спасу нет. Ты не поверишь, но я чувствовала, что и другим сестрам также хотелось посношаться.
Видимо, воспоминания о недавнем событии вновь взволновали Жануарию, так как ее массивный бюст нервно заколыхался под рясою. Воспользовавшись этим, Маргарита тут же стала легонько гладить ноги подруги. Та задышала чаще, глаза ее закатились, и неожиданно ключница повалилась спиной на кровать, увлекая за собой Маргариту.
– Ах, подруга, что же ты делаешь, – простонала она, обнимая помощницу аббатисы.
Маргарита привычным жестом задрала пыльные полы рясы. Ее взору предстало неожиданно маленькое и аккуратное лоно, глубоко упрятанное в толстые ляжки и покрытое густой растительностью. Вид его оказался чрезвычайно необычен для такой крупной девицы, какой была Жануария, сильно располневшая на уважаемой и доходной должности ключницы монастыря. От лона приятно пахло молоком.
Едва мягкие губы Маргариты коснулись промежности, как Жануария уже привычным жестом разорвала совсем недавно зашитый ворот рясы и вывалила прямо над подругой огромные груди. Толстые соски мгновенно набухли и в слабом свете набиравшей силу луны, просачивавшемся сквозь маленькое оконце, казались хвостиками причудливых фруктовых плодов. Маргарита принялась ласкать эти налитые плоды, одновременно вылизывая сразу же ставшее влажным лоно.
Хриплый стон раздался в темноте кельи. Казалось, что кто-то, ухватив обеими руками мешок, сделанный из бычьего пузыря и наполненный наполовину водою, сильно и резко сжал его, выпуская остатки воздуха вместе с каплями клокочущей у основания мешка воды. Таков же был звук, изданный наслаждавшейся запретной страстью послушницей. Стон этот разбудил спавшую за стеной послушницу Урсулу. Урсуле было всего шестнадцать лет, однако она уже познала муки любви. Родители Урсулы, благочестивые и богобоязненные жители из глухой деревеньки, отдали ее в монастырь, как выразился отец, «от греха подальше». Все оттого, что бедной девушке приглянулся красавец идальго, проезжавший мимо на прекрасном скакуне. Увидев молодого человека, чья куртка ярко блестела на солнце от множества нашитых на нее серебряных бляшек, Урсула совершенно потеряла голову, влюбившись в него. Идальго, чьим единственным достоянием являлся скакун, решил воспользоваться случаем и уже было договорился с неопытной девушкой о тайном свидании, но мать, заметив в окно сии переговоры, поспешила увести в дом дочку. Вечером того же дня Урсула попыталась выбраться к своему возлюбленному, куртка которого так заманчиво блестела, но родители оказались начеку и не допустили грехопадения дочери. Тогда же на семейном совете было решено отдать Урсулу в монастырь. Так поступали в Испании с каждой пятой девушкой.
Урсуле каждую ночь снился красавец идальго на разгоряченном скакуне, увозящий ее прочь от строгого монастыря. Его куртка таинственно поблескивала в лунном свете, а глаза горели огнем, словно очи самого дьявола. Несчастная полагала, что именно дьявол искушает ее душу, однако она готова была заложить ее, лишь бы князь тьмы позволил ей вкусить сладостного греха, о коем столь живописно и увлекательно рассказывал молодой человек, когда договаривался о свидании. Сейчас же, услышав за стеною грудной стон Жануарии, Урсула проснулась и обнаружила, что она в беспамятстве ласкала себя. Все лоно ее было мокрым и покрытым слизью, маленькие грудки необычайно набухли, и любое прикосновение к ним вызывало сладостную дрожь. Девушка вскочила и устремилась к висевшему на стене напротив кровати кресту, дабы вымолить у Господа прощение за непотребное действо. Тут стон за стеною повторился. Ноги Урсулы подкосились, и она медленно упала на пол. В услышанном ею стоне было все, что снилось девушке только что. Там, за стеною, была страсть, был красавец идальго на прекрасном скакуне, были горящие глаза и предложение заложить душу в обмен на неизведанное наслаждение.
– Сатана искуситель, возьми меня, – зашептала Урсула, скорчившись на полу и бесстыдно лаская себя ловкими пальчиками. – Сатана искуситель. Сатана…
Шепот, по мере того как послушница достигала оргазма, перешел сначала в громкую речь, а затем и в крик. И крик сей подхватила ее соседка, которую опытная Маргарита довела до полнейшего безумия своими ласками.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Все произошло, как и планировала Маргарита. Коварная француженка, увидев в потребности секса у Жануарии спрятавшегося в ее теле инкубуса, решила заразить демонической одержимостью весь монастырь. Так она хотела свергнуть высокомерную, но неопытную наставницу и сама занять ее пост. Постепенно жажда вожделенных, но запретных наслаждений переползала с одной послушницы на другую. Многие будущие монахини, попавшие в монастырь Босых кармелиток не по своей воле, увидели в одержимости возможность избежать пострига и с радостью предались блуду, имитируя бесовскую болезнь.
Одержимость, эта зараза, поразившая множество монастырей во всей Западной Европе, преимущественно женских, могла быть спровоцирована одной лишь эксцентричной особой, чья экзальтация, подвергнутая строгому посту и длительному воздержанию, многократно умножалась и действовала на окружающих с беспощадным вызовом. Подражание буйству, провокационные речи, движения, жесты и поведение – все это хоть как-то могло развеять тоскливые воспоминания о плотских утехах, оставленных в прошлой жизни. Закрытое женское общество, в котором единственным мужчиной является дряхлый духовник, породило ужасную болезнь. Далеко не каждая из послушниц Босых кармелиток была одержима инкубусом. Многие просто имитировали болезнь, ища в ней удовольствие, развлечение и выражая нежелание становиться монахинями.
Постепенно все в монастыре стали одержимы демоном. Во время молитв девушки неожиданно начинали подвывать. Сначала одна из них тянула гласные, затем другая, и вот уже вся церковь наполнялась протяжным воем сотни женских голосов. Анна, произносившая слова молитвы, старалась перекричать этот вой, однако она сама страдала экзальтированностью, а потому быстро входила в транс от красоты вибрирующего звука, который распространялся в полукруглых потолочных сводах.
Аббатиса закатывала глаза, что считалось главным признаком ее прямого общения с Санта-Марией, и начинала быстро-быстро бормотать «Богородице». Послушницы уже не выли, а постанывали. И тут Анна громко восклицала:
– Господь Всевышний, смотри на меня!
Молодая настоятельница, стоящая у алтаря перед сотней послушниц, совершенно беззастенчиво задирала подол сутаны и оголяла прекрасный низ своего тела. Нежная блестящая кожа ног, шелковистые рыжеватые завитки на лобке искрились в свете множества свечей. Зрелище это было настолько необычным и красочным, что многие послушницы тут же впадали в состояние религиозно-полового экстаза. Они бросались к аббатисе и начинали целовать ее оголенное тело. Анна, часто дыша, хватала устремленных к ней девушек за волосы и с силой прижимала к своему животу.
– Любите меня! – восклицала она. – Дева Мария сейчас во мне.
Другие же послушницы предавались лесбийской любви прямо перед алтарем. Множество сплетенных друг с другом тел, сорванные второпях рясы, брошенные молитвенники – все это в беспорядке валялось на церковном полу, создавая первобытный хаос. Стоны, вой, ласковый шепот дополняли картину всеобщей оргии. Кругом царил беспорядок и шум, создаваемый множеством лжеодержимых послушниц.
Так продолжалось довольно долго. Оргии стали непосредственным продолжением молитв. Многие послушницы больше уже не работали, объясняя свою лень тем, что тела не слушаются их, подчиненных инкубусам. Вой и стоны, раздававшиеся из церкви, были такими сильными, что жители Карабаса частенько слышали их. Проходя вечером мимо монастырских стен и вздрагивая от внезапно раздававшихся криков, работники мелко крестились и перешептывались между собой, что, дескать, сестрами окончательно овладел дьявол и не зря была в свое время выкопана кровавая книга Апокалипсиса, предупреждавшая о проклятии сего места. Ужас, внушаемый мрачными стенами Босых кармелиток, был столь велик, а вопли приводили жителей селения в такой трепет, что никто и не думал подавать на монастырь жалобу или иным образом распространяться о происходящем.
Внезапно все изменилось. Однажды во время ночной службы, когда Анна воззвала к Санта-Марии, а все послушницы начали тихонько подвывать, Урсула, самая молодая из будущих монахинь, неожиданно рухнула на каменный пол церкви и забилась в истерике. Ее молодое и гибкое тело скручивало так, что казалось, будто у девушки нет костей, а сама она состоит из сплошных мягких тканей. Пена брызгами разлеталась из раскрытого рта, глаза закатились, но это был не приступ эпилепсии, нет. Урсула стала по-настоящему одержимой. Те послушницы, что стояли рядом с ней, в страхе отскочили, образовав вокруг бьющейся в судорогах девушки круг.
Анна, которой с алтаря было хорошо видно происходящее, застыла в страхе, подняв над головой прекрасные холеные руки. Все замолчали, обступив Урсулу и глядя на ее припадок. Вдруг юная послушница, дернувшись всем телом, прямо с пола, не вставая на ноги, подпрыгнула так высоко, что присутствующие принуждены были задрать головы вверх. Казалось, что что-то изнутри подтолкнуло ее. Падение неизбежно должно было совершиться на спину, но Урсула каким-то чудом опустилась прямо на ноги и, присев на корточки на широко расставленных ногах, оглядела круглыми, желтыми и безумными глазами отпрянувших в ужасе подруг.
– Что уставились, дрянные потаскухи? – грубым, хриплым голосом громко спросила она.
– Демон! Демон! – зашептали послушницы, пятясь к алтарю, около которого стояла аббатиса. – Она одержима демоном!
Анна, понимая, что надо что-то срочно предпринять, выступила вперед, держа перед собой распятие, и стала произносить молитву.
– А, – повернув к ней голову, произнесла, скаля белые зубки, Урсула, – и ты здесь. Ну, беата, покажи мне свою святость.
И одержимая, громко и четко выговаривая слова, грязно обругала Анну. Настоятельница монастыря все еще пыталась произносить молитву, когда Урсула задрала подол рясы и испражнилась прямо на пол церкви. Куча оказалась прямо-таки огромной и настолько смердящей, что все присутствующие принуждены были закрыть носы.
Анна остолбенела. Она уже не могла читать молитву. Воспользовавшись ее замешательством, одержимая схватила полную пригоршню собственного дерьма и метнула ее прямо в аббатису, ловко попав ей в лицо. Когда дерьмо с громким шлепком ударилось о лицо Анны, та потеряла сознание. Послушницы подхватили свою настоятельницу и спешно вынесли ее из церкви, оставив Урсулу одну и надежно закрыв все церковные двери.
Пришедший утром викарий был поражен, узнав о случившемся. Ранее он, воспользовавшись всеобщей игрой в одержимость, объявил, что демоны оставляют на самых интимных местах отметки и собственные росписи, а потому духовный наставник вправе осматривать всех заболевших. Многие послушницы в надежде совратить викария сами просили оглядеть их тела, беззастенчиво раздеваясь перед отцом Варфоломеем и бесстыдно раздвигая перед ним ноги.
Теперь же дело приняло нешуточный оборот, и викарий первым делом решил осмотреть Урсулу. Он в сопровождении Жануарии и Маргариты, вооруженных взятыми на кухне половниками с длинными ручками, осторожно отпер дверь и вошел внутрь церкви. Едва войдя, викарий остановился, пораженный ужасающим разрушением. Казалось, что внутрь церкви залетел ураган. Скамьи, стоявшие у стен, были поломаны, церковная утварь сброшена на пол, алтарь каким-то чудом оказался перевернут. Резкая вонь била в нос с такой силой, что вошедшие тотчас прикрыли носы, а затем вообще обмотали их тряпицами, так как иначе невозможно было дышать.
Урсула спала в самом дальнем углу церкви, свернувшись калачиком и закрыв голову рукою. Услышав звуки приближающихся шагов, она подняла голову со всклокоченными волосами и уставилась на викария красными испуганными глазами.
– Падре, это вы? – тонким, надтреснутым голоском спросила она.
– Я, дочь моя, – как можно мягче ответил викарий, подходя к несчастной девушке.
– Падре! – воскликнула Урсула, бросаясь к ногам отца Варфоломея и обхватывая их. – Что со мной? Помогите мне, падре. Молю вас, помогите!
Викарий опустился на колени и обнял юную послушницу.
– Я помогу тебе, дочь моя, – пообещал он, обнимая Урсулу за худенькие плечи и нежно поднимая ее.
Стоявшую подле викария Маргариту захлестнула волна ревности. Хитрая француженка, чьим планом было свержение ненавистной ей Анны, изобразила на лице оскал и, согнувшись пополам, попыталась выдавить из себя завтрак. Полупереваренные бобы вывалились прямо на сандалии викария. Тот в страхе отшатнулся. Маргарита разогнулась и, подергиваясь, произнесла:
– Что, старый хрен, хочешь молоденькую монашку отыметь?
Жануария, стоявшая рядом с подругой, внезапно дико захохотала. Ее огромные груди заколыхались под рясой. Викарий, спрятав испугавшуюся Урсулу за спину, начал осторожно отступать к раскрытым дверям церкви. Он уже подошел к спасительному дневному свету, проникавшему в темноту церковных сводов, как Маргарита ловко подскочила и резко захлопнула дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22