А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Да и я так не думаю, – тихо засмеялась она и привалилась к нему.

* * *

Несколько дней спустя Мартин сидел у себя в каюте один, задумчиво ворочая мыслями о Рашели и держа кружку быстро остывающего кофе, когда в дверь забарабанили.
– Кто там?
– Почта для инженера! Получить у эконома!
Застучали удаляющиеся шаги, потом донеслась какофония звуков с дальнего конца коридора.
– Гм-м-м? – Мартин сел на койке. Почта? Вообще-то такое казалось невероятным. С другой стороны, все в этом полете было невероятным.
Пробужденный от грез, Мартин нагнулся, нашарил ботинки, потом вышел проверить источник прерывания.
Найти его было нетрудно. Каюта эконома представляла собой кишащую толпу нижних чинов, тянущихся за своей почтой от родных и знакомых. Письма были распечатаны на принтере и заклеены в аккуратные конверты. Озадаченный Мартин попытался найти главного.
– Да? – Перегруженный работой старшина за столом сортировки оторвал взгляд от пачки писем, которую складывал для передачи на курьерский Его Императорского Величества корабль «Годо». – А, это вы. Вон там, среди неотсортированной почты. – Он показал на ящик поменьше, где содержались отобранные письма: умершим, спятившим и штатским.
Мартин с любопытством покопался в пачке и нашел письмо со своим именем. Довольно толстое. «Странно», – подумал он.
Не став открывать письмо тут же, Мартин отнес его к себе в каюту.
Открыв же, чуть не выбросил его на месте: оно начиналось с ужасающей фразы: «Дорогой мой Марти!»
Только одна женщина так его называла, и хотя она была предметом некоторых из самых нежных его воспоминаний, она же умела наполнять его желчной и болезненной злобой, которой он потом стыдился. Они с Мораг разошлись уже лет восемь назад, и взаимные упреки с обвинениями проложили между ними ров молчания.
И что же могло побудить ее писать письмо сейчас? Она всегда отлично владела словом; ее сообщения по электронной почте состояли из кратких предложений с упрощенной орфографией и не были похожи на те эмоциональные наводнения, которые она приберегала для общения лицом к лицу.
Озадаченный Мартин стал читать.
Дорогой мой Марти!
Давно я тебе не писала. Надеюсь, ты меня простишь. Куча дел, и главное, Сара, за которой надо присматривать. Она очень выросла в последнее время и очень похожа на своего отца. Надеюсь, что ты появишься на ее шестнадцатилетие…
Он оторвался от письма. Это была какая-то тщательно продуманная шутка. Его бывшая жена говорит о ребенке – их ребенке, – которого не существует. И стиль – совершенно не ее! Как будто кто-то, прочитав досье его семейной истории, пытается…
Он вернулся к чтению, на этот раз тщательно выискивая скрытый смысл.
Сара сейчас изучает в колледже теологию. Ты же знаешь, насколько она всегда усердно училась? Ее новый учитель Герман вроде бы вытащил ее из скорлупы. Она работает над статьей по эсхатологии, и настояла, чтобы я послала тебе экземпляр (прилагается ниже).
Дальше шла болтовня о придуманных друзьях, воспоминания о всяких мелочах, которых никогда не было, и более серьезных моментах (очевидно, хорошо задокументированных). Насколько Мартин мог судить, все это было бессодержательно.
Он стал читать «статью». Она оказалась длинной, и Мартин усомнился, что мудро было со стороны Германа ее посылать. В Новой Республике школьники пишут восьмистраничные эссе о Боге? И о Его мотивах в той мере, в которой их можно вывести из космологических констант? Написана была статья в четком, местами скучном стиле, от которого у Мартина скулы свело – работа студента, который гоняется за отметкой, а не статья специалиста, заявляющего свою точку зрения. Потом его взгляд упал на сноски.
Рассмотрим гипотетический случай силы, которая намеревается создать локальное нарушение принципа причинности, в результате которого не произойдет поглощение световым конусом своего начала. (Мы неявно предполагаем идеально сферическую зону греховности, расширяющуюся со скоростью c и началом в момент времени T0.) Если сферический объем греховности не пересекается с четырехмерной траекторией исходного положения силы, то мы имеем дело не с первородным грехом. Следовательно, мы не будем ожидать, что Эсхатон обречет грешную цивилизацию целиком на проклятие, то есть на превращение в сверхновую второго типа: искупление возможно. Однако проклятие той греховной силе, что вызвала нарушение причинности, неизбежно .
Мартин перешел к низу страницы, начал подчеркивать существенные слова и фразы.
Всегда ли Эсхатон вмешивается деструктивно? Вероятный ответ – нет. Мы видим последствия вмешательства в вопросах первородного греха, но на каждое такое вмешательство могут быть тысячи невидимых тонких воздействий, введенных в мировую линию прецизионно и скрыто. Посредник, через которого осуществляются такие воздействия, должен остаться скрытым ради эффективности воздействий. Таковой посредник может даже действовать в согласии с нашими собственными усилиями как эсхатонобоязненных людей, дабы нарушение перестало существовать. Возможно, что некоторые эсхатологически-сознательные правительственные ведомства могут помогать тайным друзьям Эсхатона, если знают об их существовании. Другие же, тайные агенты греховных сил, могут пытаться идентифицировать их по очевидности и арестовать .
Да, это вполне инструктивно. Стеганографические подпольные каналы Мартина всегда раздражали из-за возможных недопониманий и искажений смысла, но в данном случае Герман выразился вполне ясно. Недоверие тайной полиции Новой Республики. Возможная помощь других ведомств – Рашель? Никакого возмездия против самой Новой Республики: это снимало колоссальный груз с его совести. Как ни противно было ему общественное устройство этого государства, люди не заслужили смерти только из-за неспособности своих руководителей справиться с беспрецедентной проблемой. Но последняя сноска оставалась непостижимой, как ни пытался Мартин ее понять.
Конечно, мало кто из людей будет даже рассматривать возможность нарушения закона причинности без очень серьезной очевидной угрозы. Можно задуматься: что делают невидимые помощники Эсхатона, чтобы предотвратить нарушение причинности перед лицом такой угрозы? В этот момент у них может оказаться раздвоение лояльности: требование защищать первый закон человеческого космоса и в то же время нежелание отдавать заблудших, но все же собратьев по человечеству в когти огромного зла. В этих условиях я полагаю несомненным, что Эсхатон велит своим агентам соблюсти интересы своих собратьев по человечеству сразу же после предотвращения распада ткани самого пространства-времени. Эсхатон – Бог не сострадательный, быть может, но практичный, не желающий, чтобы инструменты его ломались в работе. Тем не менее ключевой вопрос остается таким: какая сторона виновата меньше? Это уводит нас глубоко в дебри этики, где гуляет просто фестиваль неоднозначности. И все, что мы можем сделать – это надеяться, что тайные помощники выберут правильно, иначе последствия критики будут весьма суровы .
Мартин сел на койку и почесал в затылке.
– И что это фигня вообще значит? – буркнул он.

СЕМИОТИЧЕСКАЯ ВОЙНА

У адмирала выдался плохой день.
– Да лопни твои глаза, убери ты от меня руки! – рявкнул он на денщика.
Робард, не обращая внимания, продолжал его поднимать. Дряблое тело Курца не было способно к сопротивлению, когда слуга посадил его и подставил подушки под спину.
– Я тебя наружу выведу и расстреляю!
– Разумеется, ваше превосходительство. До завтрака или после?
Адмирал зарычал из глубины глотки, но рычание тут же сменилось хриплым судорожным вдохом.
– Хреновый я стал. Не то, что было. Гадство, блин!
– Изволите стареть, господин адмирал. Со всеми случается.
– А вот с этим чертовым атташе с Земли – ни фига. Не стареет совсем. Я его помню на Лампрее. Он кучу дагерротипов с меня наснимал, как стою я над холмом из черепов, что мы построили на площади в Новой Бохаре. Чего-то надо было все же делать с пленными повстанцами. Иисуса с нами не было, чтобы караваи передавать, ха-ха. Он говорил, что меня повесит, подонок. Только руки коротки. Какой-то он урод скользкий. Я бы поклялся, что он любит переодеваться бабой. По-твоему как, Курт? Голубой он?
Робард закашлялся и подвинул прикроватный столик с тостом и яичницей, поставив его перед адмиралом.
– Инспектор ООН – дама, ваше превосходительство.
Курц пораженно заморгал водянистыми глазами.
– Как! Разрази меня гром, вот это сюрприз! – Он потянулся за чашкой, но рука его так тряслась, что даже чуть приподняв чашку, он расплескал ее содержимое. – Я так и думал. Я так и знал! – произнес адмирал тоном обвинителя.
– Наверное, ваше превосходительство. Вам станет лучше, когда вы примете лекарство.
– Но если он девчонка, а еще он был на Первом Лампрее, значит… – У Курца стало недоуменное лицо. – Ты в ангелов веришь, Робард?
– Никак нет, господин адмирал.
– Ну, тогда все в порядке, значит, она дьявол. А с этим я разберусь. Где бумаги?
– Я их сразу после завтрака принесу, господин адмирал. Контр-адмирал Бауэр велел сказать, что он за всем присмотрит.
– Вот и отлично.
Курц сосредоточенно атаковал яичницу. Когда вскоре он признал свое поражение, Робард убрал столик.
– Вам бы одеться и встать, ваше превосходительство. Заседание штаба через тридцать минут.
Через тридцать пять минут адмирал был готов принимать свой штаб в большом зале для совещаний рядом с его каютой. Натянув мундир и приняв лекарство, он будто сбросил десять лет с плеч и зашаркал в зал, тяжело опираясь на трости. Правда, Робард почтительно ему помог, когда адмирал попытался отдать честь в ответ собравшимся офицерам и чуть не выбил себе тростью глаз.
– Добрый вечер, господа! – начал адмирал. – Насколько я понимаю, пакетный почтов… Пардон, почтовый пакет получен. Лейтенант Косов, что там пришло?
– Э-гм… – Косов позеленел. – Ваше превосходительство, там трудности у нас…
– У нас? – попытался загреметь адмирал. – Трудности у врагов должны быть, а не у нас!
– В капсуле пакет из двадцати дисков…
– Вы мне не диски давайте, а ответы! Что там говорится о противнике?
Контр-адмирал Бауэр наклонился вперед.
– Лейтенант хочет сказать, – перебил он, – что пакет поврежден.
Косов глянул на контр-адмирала с неизъяснимой благодарностью.
– Точно так, ваше превосходительство. Частная почта цела, в основном, но в капсуле есть пробоина от микрометеорита, и три диска раскололись. Мы сумели получить частичную копию приказов с оставшихся дисков, но там только ведомость поставок для хозчасти и предлагаемое меню празднования тезоименитства Его Величества. Отсутствуют подробные сведения о противнике, боевой приказ, диспозиция сил, дипломатический анализ, данные разведки и вообще любые полезные сведения – они разбиты.
– Понятно. – Адмирал выглядел настолько внешне спокойным, что Косов задрожал. – Значит, данных о диспозиции противника мы не имеем. – Он повернулся к Бауэру. – А т-тогда это нам сильно облегчает жизнь. Мы, следовательно, должны действовать по плану «Б», и наша атака принесет успех! Каждый да выполнит свой долг, ибо наше дело правое. Н-надеюсь, у вас есть планы, как разобраться с бунтовщиками на планете? Отлично. Фестиваль мы перехватываем на орбите, уничтожаем его корабли, а далее исходим из предположения, что бунтовщики и их пособники из вражеского лагеря лелеют гнусные планы низложить Его Величество. Контр-адмирал, возлагаю на вас руководство подходом к системе противника. Полковник фон Унгерн-Штернберг! Планы высадки вашей морской пехоты на планету и восстановления порядка, будьте добры. Капитан первого ранга Мирский, вы будете координировать маневры… э-э… флотилии. Докладывать будете курсанту Бауэру.
Адмирал поднялся, пошатнулся и не возразил, когда Робард поддержал его под локоть.
– В-все св-вободны! – объявил он, повернулся и захромал прочь из зала.

* * *

Младший прокуратор Мюллер скучал и, более того, несколько злобился. Если не считать болтовни за пивом в Новой Праге, повесить на этого инженера было совершенно нечего. Только тот факт, что он был иностранцем, высказывавшим радикальные мнения, могущие послужить моральному развращению люмпен-пролетариата – то есть принадлежал к примерно девяноста процентам населения известной вселенной. Да, у него было нестандартное устройство в ЛП, но что из этого? Или все-таки что-то?
Почти два месяца своей жизни Василий убил, чтобы собрать вот эти крохи информации. Большую часть этого времени он скучал так, что рисковал вывихнуть скулы. Матросы и офицеры старались с ним не разговаривать – он был из людей Куратора, долженствующих охранять общество, и это, как любая полицейская должность, вызывало некоторые подозрения. Жалкую библиотеку кают-компании он истощил быстро. И занять время было совершенно нечем, кроме как строить фантазии о будущей встрече на планете Рохард. Но он мог придумать очень ограниченное число слов, которые нужно будет сказать отцу, и никакого удовольствия представлять себе, как он их скажет, тоже не было.
Тем не менее как-то вечером Василию пришло в голову, что он может пойти и другим путем в исследовании действий объекта. Разве Спрингфилд не проводит излишне много времени в компании этой тетки-дипломата?
Вот уж подозрительное дело! У Василия каждый раз ноздри раздувались, когда он о ней думал. Не будь при ней письма великого князя, он бы ее мигом сволок в допросную. Ладно, пусть там Спрингфилд – радикал, но полковник Мансур ходит в брюках , что уже достаточно было бы для ареста за непристойное поведение на улицах столицы, пусть даже и с дипломатическими документами. Эта женщина, опасная вырожденка с извращенными вкусами, носящая мужскую одежду, наверняка развращает всякого, кто с ней общается. Да само ее присутствие на корабле – угроза моральному здоровью экипажа! Инженер проводит с ней столько времени, что очевидно (Василий видел записи наблюдения, как он шастает в ее каюту и обратно), где он хранит все улики. Спрингфилд – опасный шпион-анархист, а она его пособница, мастер тайного искусства дипломатического соблазна, коварная, жестокая и опасная.
Вот почему Василий собирался взломать ее каюту и поискать, как следует. Почти две недели у него вызревало это решение, с тех пор, как он решил, что нестандартный модуль в ЛП Мартина – на самом деле липа, если особо не уточнять.
Полторы недели прошло, как флот начал свое судьбоносное возвращение домой – сперва прыжком через ненаселенную систему двойной звезды с кодовым именем «Терминал-бета», потом от звезды к звезде, каждый день откручивая обратно более ста лет. Еще четыре недели – и флот прибудет к месту назначения, но Василий не спешил. Он понял, что действовать надо тонко. Без доказательств измены он против никого из них не мог предпринять действий, а доказательства – явно под дипломатическим замком. Что тут ни делай, это будет в высшей степени предосудительно: если поймают за взломом – ну, багажа дипломата, – опустят ниже плинтуса, не сомневайся. Найдут доказательства сами – бросят волкам. Может быть, не в буквальном смысле, но долгая служебная карьера наблюдателя за лояльностью пингвинов на южной полярной станции ему обеспечена.
Для налета Василий выбрал ранний вечер. Мартин был в кают-компании, пил шнапс и играл в домино с инженер-капитаном третьего ранга Крупкиным. Василий, сидя в служебном помещении лейтенанта безопасности Зауэра, ждал, когда полковник Мансур не выйдет зачем-то из своей каюты. Мониторы проследили ее путь по коридору к офицерским удобствам. Отлично. Значит, она пробудет в душе не меньше десяти минут, если будет придерживаться своего стандартного режима. Младший прокуратор тихонько вышел и направился к лифту, а оттуда – в коридор к офицерским каютам.
Закрывая за собой дверь каюты Мансур, он тщательно огляделся. Две койки, как полки в вагонах, верхняя опущена для сна, а нижняя поворачивается на шарнирах, превращаясь в стол. Два ящика, крохотный умывальник, зеркало и телефон. Из-под стола торчит угол большого чемодана. Инспектор не налегке путешествует, как офицеры флота.
Прежде всего Василий потратил минуту на осмотр чемодана – никаких волосков, проволочек поперек щели, замки тоже ничем не блокированы. Обычный, несколько потрепанный чемодан из дерева с кожей. Попытавшись вытащить его, Василий сразу понял, что там что-то неправдоподобно тяжелое. Тогда молодой прокуратор отпустил задвижки койки-стола и поднял ее к переборке. Извлеченный на свет чемодан будто улыбнулся ему, страшный и безликий.
Василий понюхал воздух и вытащил пистолет-отмычку. Еще один совершенно незаконный инструмент ведомства Куратора, это было чудо инженерной мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41