Однако они ошиблись. Так Уолдо выразил радость: – Она летит! Вон там!
И наконец все увидели змей, который зависал в воздухе, снижался по спирали и снова с мучительной для всех медлительностью набирал высоту. Он становился все больше и больше и в конце концов показался над самым уступом. Изумленным глазам курсантов предстало лицо Бел, белее белого, заострившееся и измученное. Не дожидаясь команды Уолдо, юноши и девушки дружно вскочили на ноги и бросились помогать Бел. Одни держали змей, другие снимали с девушки ремни.
Ужин в тот вечер проходил в гораздо более веселой, чем обычно, атмосфере. Даже Уолдо казался счастливым. Он то и дело прикладывался к маленькой пластиковой бутылочке и время от времени исчезал, чтобы вновь наполнить ее. Бел несколько раз рассказывала свою историю, которая с каждым разом обогащалась все новыми, более красочными подробностями; как она падала по спирали вниз по стене после выхода из Паузы. Сначала это было несколько миль, затем – десятки, и в третий раз она упала вниз на сотни миль, и только затем ей удалось подчинить змей своим командам. Возможно, она даже потеряла сознание, Бел не могла сказать точно, хотя нет, почему же, она хорошо помнит, что полностью отключилась – а может, заснула и ей приснился чудесный сон. Бел знала, что падала очень долго, и потому потратила очень много времени, час или даже больше, кружа в поисках восходящих потоков, которые становились все реже и слабее по мере того, как день подходил к концу. Места на стене, мимо которых она пролетала, были ей совершенно незнакомы, и Бел охватил ужас. Она плакала, молилась, металась на запад и на восток, медленно ползла вверх, используя последние, чахлые восходящие потоки, и теряла с таким трудом завоеванную высоту, тратя ее на долгие, пологие спуски, во время которых пыталась отыскать знакомые ориентиры на стене. Наконец, двигаясь с востока, она пролетела над верхней частью самого Имперского Города! Да, она побывала так далеко внизу и даже еще ниже (наверное, достаточно далеко, чтобы увидеть основание стены, сказал кто-то, и все рассмеялись). Дорога оттуда была ей знакома, однако восходящие потоки к тому времени уже настолько иссякли, что ей пришлось потратить несколько часов, чтобы подняться всего-навсего на милю с небольшим, отделявшую ее от уступа – базы змеев.
И все же Бел вернулась; и она так устала, что заснула прямо на уступе под стук ложек, которыми курсанты хлебали вечернюю похлебку. Уолдо самолично отнес ее в спальню и накрыл одеялом, после чего негромко объявил:
– А теперь всем спать.
Он тоже стал готовиться ко сну. Обычно перед сном командир оставлял их на некоторое время одних, совершая вечернюю прогулку. Так объясняли некоторые его отсутствие в это время. Однако нынешним вечером он, похоже, изменил своей привычке. Курсанты немного приуныли, поняв, что сегодня им не удастся пошептаться перед сном, как обычно. Но вдруг явился вестовой и передал Уолдо приказ явиться на офицерское совещание. Натянув штаны и чертыхаясь, командир поспешил к выходу. Встревоженные курсанты стали гадать, что бы это могло означать.
Тигхи подвинулся к Ати.
– Что это такое, Ати? – спросил он. – Пауза, что такое Пауза?
Ати рассмеялся:
– Ты же сам видел сегодня. Ты летишь далеко, очень далеко, вперед и вперед, и вдруг перед тобой Пауза. Воздух там какой-то странный, я думаю.
– Туда его поместил Бог, – сказал Тигхи.
Ати сделал священный жест, проведя по груди несколько раз большим пальцем. Он всегда поступал так, когда при нем упоминалось о Боге.
– Но это ничего не говорит, – заявил он, – потому что Бог создал все.
– Я думаю, – начал объяснять Тигхи, – что небо – это другая стена. Если мы пролетим достаточно далеко, то достигнем небесной стены, однако Бог поместил туда Паузу, чтобы не дать нам врезаться в нее и разбиться.
Ати задумался и некоторое время сосредоточенно молчал.
– У тебя представления варвара. А ты теперь флатар. Ты должен верить в то, во что верим все мы. А мы верим, что однажды пролетим через Паузу. Если наберем достаточную скорость, – как Бел, может быть. – Он показал подбородком в направлении спящей девушки. – Только еще больше, и тогда мы пробьемся через Паузу.
– А что там, на другой стороне? – спросил Тигхи.
– Кто знает? – ответил Ати.
Уолдо отсутствовал очень долго. Прошло целых полчаса. Все, о чем только можно было сказать, было сказано. В спальне наступила тишина.
Тигхи задремал, подложив под голову руку, согнутую в локте. Она затекла, и юноша проснулся. Высвободив руку из-за головы, он несколько раз согнул и разогнул ее, а потом принялся растирать, чтобы разогнать кровь и избавиться от неприятного онемения. После этого перевернулся на другой бок и сразу же заснул. Довольно скоро ему пришлось проснуться еще раз. Его разбудило топотание Уолдо, который вернулся с совещания. Тигхи лежал и прислушивался к ворчанию и кряхтению великана, который сначала стягивал с себя рубашку и штаны, а затем заворачивался в одеяло. Наконец все стихло.
Тигхи опять провалился в сон, но через некоторое время проснулся от противного посасывания внизу живота, которым всегда сопровождалось падение то ли во сне, то ли наяву. Точно так же он просыпался у себя дома, в деревне. Тело покрылось холодным потом. В памяти возникли какие-то смутные, бессвязные образы, которые сразу же исчезали, когда Тигхи стал усиленно думать о них, пытаясь придать им четкость. Он видел себя и Уиттершу. Он лежал на ней сверху, и они занимались любовью. И тут же он вдруг осознал, что они оба падают. А затем оказалось, что Уиттерша – это змей, змей в обличье человека. Тигхи вспомнил, что он очень сильно испугался, потому что Уиттерша вела себя совсем не так, как вел его змей, и он был уверен, что падение закончится смертью для них обоих. Однако она продолжала улыбаться и все крепче сжимала Тигхи в своих объятиях, а он проникал в нее все глубже. У него возникла мысль… о чем же он тогда подумал? Сон ускользал, таял в памяти.
Какое-то время Тигхи лежал совсем неподвижно. Пот высох, и юноше стало холодно. В спальне стояла почти абсолютная тишина, которую нарушало лишь ровное дыхание спящих юношей и девушек. Однако чье-то дыхание явно сбивалось с ритма. Повернув голову, Тигхи установил место, откуда доносился звук, и увидел какое-то неясное движение в горизонтальной плоскости. Понаблюдав немного за этим движением, он понял, в чем дело. Вместе с Бел на ее матраце и под ее одеялом был еще кто-то. Один из парней, но Тигхи не мог разглядеть, кто именно, подполз к Бел и забрался под ее одеяло, и теперь эта парочка совокуплялась, их лица тесно прижались друг к другу, рот в рот, заглушая страстные стоны, которые могли вырваться оттуда. Сердце Тигхи гулко забилось, а вик зашевелился и напрягся. Более всего Тигхи изумляла дерзость Бел и ее дружка. Что будет, если они разбудят Уолдо? Их наверняка ждет жестокое наказание. Он изобьет обоих. Он закричит: «Отвратительно! Отвратительно!» – и выставит их на посмешище. Эти двое рисковали очень многим.
Тигхи лежал и прислушивался к шороху одеяла, прерывистому дыханию и сдавленным стонам, которыми сопровождалось совокупление. Затем тела перестали двигаться. Прошло еще немного времени, и тот, кто наслаждался телом Бел, осторожно выбрался из-под ее одеяла и пополз на четвереньках в дальний угол спальни, где находился его собственный матрац.
Глава 9
Следующим утром за завтраком Тигхи выждал момент, когда мог поговорить с Ати без риска быть подслушанными, и сообщил:
– Прошлой ночью я видел кое-что в спальне.
– Что?
– Я проснулся и увидел одеяло Бел, а под ним была Бел и с ней кто-то еще.
Ати фыркнул и ухмыльнулся.
– О, я знаю, – произнес он, покивав головой. – Я знаю это, об этом говорят. Это Равилре. Все знают.
– Все знают?
– Они влюблены. – Ати наклонил голову и хихикнул. – Так опасно! Они сползаются вместе, и трах-трах, но если Уолдо когда-нибудь застанет их, он изобьет их так, что они сами себя не узнают. Опасно!
– Я никогда не видел такого раньше, – улыбнулся Тигхи, также наклонив голову, и теперь его глаза были на одном уровне с глазами Ати. – Я никогда не видел, чтобы они занимались этим раньше.
Ати кивком выразил согласие и доверительно положил руку поверх руки Тигхи.
– Я знаю. Однако прежде они трахались, только когда у Бел были месячные.
– Что означает это слово – месячные?
– Они есть у каждой женщины. Всегда в одно и то же время и вместо мочи у них идет кровь. Это известно каждому.
– Такое происходит каждый месяц, – кивнул Тигхи, использовав свое собственное слово. Он знал об этом.
– Месяш? – спросил Ати.
– Ты тупой нижнестенщик, – со смехом произнес Тигхи, постучав костяшками пальцев по голове Ати. Они сидели теперь, прижавшись друг к другу лбами, ощущая своей кожей кожу друга. Эта близость почему-то была приятна им обоим, она действовала успокаивающе. – Не месяш. Скажи «месяц».
– Меся.
– Месяц.
– Ми-сяце.
– Нет. Месяц.
– Ты – варвар, – произнес Ати и ущипнул его. – Это не имеет значения, я думаю. Ты знаешь, что в месяц, что каждый месяц женщина мочится кровью вместо мочи. Равилре и Бел иногда трахаются как раз в это время.
– Но почему? – удивился Тигхи, которому было страшно даже подумать об этом.
Неужели женщинам нравится трахаться, когда у них эти самые месячные?
– В вашей варварской стране вы ничего не знаете, – хихикнул Ати. – В это время невозможно зачать ребенка внутри женщины. Можно делать чики-чики сколько угодно в это время. Очевидно, Бел не хочет понести ребенка. Если она понесет ребенка и растолстеет, то не сможет летать на змее.
Тигхи живо изобразил в своем воображении отвратительную картину: у Бел начинается месячное кровотечение, а вик Равилре снует вверх-вниз, красный от крови. Тигхи стало так противно, что он даже закусил кулак.
– Однако сейчас у нее нет месячных, – произнес Ати, откинувшись назад.
– Откуда тебе это известно? Ати пожал плечами:
– Не думаю, что теперь она боится зачать ребенка. Может быть, как раз наоборот, она хочет ребенка. Все равно Бел разнесло так, что скоро змей ее не поднимет. Поэтому ей незачем больше следить за своим весом.
После завтрака курсанты платона, как обычно, приступили к выполнению упражнений на уступе. Далее должны были последовать практические занятия в клетках-тренажерах, однако вместо этого, сразу после физподготовки, Уолдо объявил общее построение, на котором сказал:
– Дети мои! Мы отправляемся на войну!
Нельзя сказать, чтобы известие поразило пилотов, как гром среди ясного неба. Слухи об этом, спровоцированные необычно долгим отсутствием Уолдо предыдущим вечером, циркулировали все утро. Объявление, сделанное командиром, сняло всеобщее напряжение и дало выход давно сдерживавшимся чувствам. Курсанты принялись прыгать, свистеть, хлопать в ладоши и обниматься. Очевидно, приступ бурного веселья не вызвал неудовольствия командира, который терпеливо, с улыбкой на лице или выражением, похожим на улыбку, ждал, пока первый порыв энтузиазма не начнет иссякать. Наконец он поднял руки, и шум стих.
– Наступил тот миг, к которому мы все так упорно готовились, – сказал он. – В этом цель всей нашей жизни – служить Империи, разбить Отре. Захватить великие врата, которые они охраняют! Нашему платону отводится очень важная роль в военных усилиях Империи, никогда не забывайте об этом! Я сурово обходился с вами, гонял до седьмого пота, однако делал это только для того, чтобы вы стали лучшими пилотами змеев, ради блага Империи!
Он замолчал, устремив свой взгляд в землю. Наступила абсолютная тишина. После непродолжительной паузы Уолдо заговорил снова, но уже более спокойным голосом.
– Завтра Папа войны поднимется по стене мира из Имперского Города, – торжественно объявил он. – Сам Папа, собственной персоной! Он сказал, что желает познакомиться с личным составом доблестного платона змеев, от которого во многом зависит воздушная мощь Имперской армии.
Тигхи подумал, что и это известие должно было обрадовать его товарищей по оружию, однако, вглядевшись в их лица, увидел в них нечто большее, чем простую радость: благоговейный трепет, шок и даже ужас. Встреча с Папой войны, очевидно, считалась гораздо большей честью, чем Тигхи мог себе представить раньше, – словно они должны были получить благословение от Бога. Увидеть самого Папу! Уолдо подошел к Тигхи.
– Папа услышал историю о нашем новичке, о небесном мальчике, предвестнике удачи. – Ухватив Тигхи за волосы на самой макушке, командир слегка встряхнул его, что должно было служить знаком его благоволения, однако боль, которую при этом ощутил юноша, была вполне реальна. – Но он познакомится со всеми нами. Всеми нами! Дети мои… – Уолдо сделал пару шагов назад и прошелся вдоль шеренги пилотов. – Я счастлив. – Его глаза увлажнились. Зрачки блестели, как два ярких уголька. – Я горжусь вами. Сегодня полеты отменяются. Сегодня мы будем петь славные песни Империи! Завтра мы выступаем в поход вместе с другими частями Имперской армии. Чтобы разгромить врага, нам потребуется неделя, не больше! Отре станет частью Империи!
Все взвыли от восторга.
– Война – замечательная штука, дети, – сказал Уолдо. Теперь Тигхи хорошо видел, что он действительно плачет. По щекам, обезображенным шрамами, медленно скатывались крупные слезы. – Война – самая замечательная вещь, какую только люди могли придумать. Война сделает вас богатыми! На войне вы найдете себе жену или мужа! Дома могущественных людей ломятся от рабов и слуг, захваченных на войне! Хвала Господу, мои дети, что вы родились на стене мира в такое время! – Лицо Уолдо исказила странная гримаса, словно эмоции, которые он сейчас переживал, причиняли ему едва ли не физическую боль. – Вы потеряете одних друзей и возлюбленных, однако у вас появятся другие. Возможно, вы потеряете здоровье, станете калекой или уродом, но Империя станет сильнее! Война – славная вещь.
Тигхи уловил значение не всех слов, и тем более не все нюансы, однако страсть, звучавшая в голосе командира, говорила сама за себя, заражая юношу. Слезы по-прежнему выписывали зигзаги по лицу Уолдо.
Затем рыкающим, хриплым голосом он начал петь. Тигхи не знал слов песни, однако большинство курсантов платона подхватили ее, сначала неуверенно, а затем все громче и дружнее. К удивлению для самого себя, Тигхи заплакал. В этом он был не одинок. Однако то не были слезы одиночества или отчаяния. На душе у него больше не лежал камень. Тигхи согревало чувство единения с остальными флатарами платона.
Они распевали песни довольно долго, с час или даже больше. Тигхи, несколько обескураженный незнанием слов, пытался принять участие в общем песнопении. Он растягивал губы и мычал в такт мелодиям. Уолдо наполнил свою пластиковую бутылочку напитком из металлической канистры и пустил ее по кругу, чтобы каждому пилоту достался глоток обжигающей горло жидкости. К тому времени, когда эта бутылочка оказалась в руках у Тигхи, края ее горлышка были покрыты обильной слюной, и юноше пришлось перевернуть бутылочку вверх дном, чтобы из нее вытекла пара скудных капель.
Парни и девушки разбились на маленькие группки, по три-четыре человека в каждой, и разбрелись по уступу, смеясь и болтая о предстоящем событии. К ним прибудет сам Папа! Они встретятся с самим Папой! В это трудно было поверить.
Отыскав Ати, Тигхи сел рядом.
– Как здорово! – произнес он. – Просто берет за живое.
– Ты варвар, и у тебя вместо сердца кусок дерьма, – сказал Ати, лукаво улыбнувшись и откинувшись спиной к стене. – Тебя берет за живое все, что угодно, даже пение песен, а меня – нет. Я равнодушен к такому.
– Ты уже бывал на войне, Ати? – спросил Тигхи, широко открыв глаза.
Ати небрежно махнул рукой, как бы давая понять, что повидал на своем веку столько сражений, что всех не упомнить. Однако затем наклонился вперед и сказал:
– Нет, вообще-то мне еще не приходилось воевать. Но я слышал много рассказов о войне. На войне много огня, огня и пламени. – Он округлил глаза, намекая на ужасы, о которых мог бы рассказать.
– Ати, – проговорил Тигхи, и на глаза его снова навернулись слезы. – Я очень рад тому, что я в армии. Меня переполняет счастливый. Счастье, – поправился он. – А вот Отре, они – страх.
– Ты хочешь сказать, они страшные?
Тигхи кивнул:
– Они пугают меня. Они сильные, ты сам говорил.
– Не такие уж они сильные, – произнес Ати. – Отре – маленькая страна, несколько уступов и лишь один выступ. Они работают с плазаром.
– Что это такое?
– Сетчатый Лес – это лес, но лес не из деревьев, а из платана. Он как дерево, только меньше и мягче. Растет как сорняк и заполняет все собой. Это и есть Сетчатый Лес. Отре работают с платаном, делают из него разные вещи и торгуют ими. Отре – слабый народ, и мы его уничтожим.
– Отре живут в лесу?
Ати презрительно фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
И наконец все увидели змей, который зависал в воздухе, снижался по спирали и снова с мучительной для всех медлительностью набирал высоту. Он становился все больше и больше и в конце концов показался над самым уступом. Изумленным глазам курсантов предстало лицо Бел, белее белого, заострившееся и измученное. Не дожидаясь команды Уолдо, юноши и девушки дружно вскочили на ноги и бросились помогать Бел. Одни держали змей, другие снимали с девушки ремни.
Ужин в тот вечер проходил в гораздо более веселой, чем обычно, атмосфере. Даже Уолдо казался счастливым. Он то и дело прикладывался к маленькой пластиковой бутылочке и время от времени исчезал, чтобы вновь наполнить ее. Бел несколько раз рассказывала свою историю, которая с каждым разом обогащалась все новыми, более красочными подробностями; как она падала по спирали вниз по стене после выхода из Паузы. Сначала это было несколько миль, затем – десятки, и в третий раз она упала вниз на сотни миль, и только затем ей удалось подчинить змей своим командам. Возможно, она даже потеряла сознание, Бел не могла сказать точно, хотя нет, почему же, она хорошо помнит, что полностью отключилась – а может, заснула и ей приснился чудесный сон. Бел знала, что падала очень долго, и потому потратила очень много времени, час или даже больше, кружа в поисках восходящих потоков, которые становились все реже и слабее по мере того, как день подходил к концу. Места на стене, мимо которых она пролетала, были ей совершенно незнакомы, и Бел охватил ужас. Она плакала, молилась, металась на запад и на восток, медленно ползла вверх, используя последние, чахлые восходящие потоки, и теряла с таким трудом завоеванную высоту, тратя ее на долгие, пологие спуски, во время которых пыталась отыскать знакомые ориентиры на стене. Наконец, двигаясь с востока, она пролетела над верхней частью самого Имперского Города! Да, она побывала так далеко внизу и даже еще ниже (наверное, достаточно далеко, чтобы увидеть основание стены, сказал кто-то, и все рассмеялись). Дорога оттуда была ей знакома, однако восходящие потоки к тому времени уже настолько иссякли, что ей пришлось потратить несколько часов, чтобы подняться всего-навсего на милю с небольшим, отделявшую ее от уступа – базы змеев.
И все же Бел вернулась; и она так устала, что заснула прямо на уступе под стук ложек, которыми курсанты хлебали вечернюю похлебку. Уолдо самолично отнес ее в спальню и накрыл одеялом, после чего негромко объявил:
– А теперь всем спать.
Он тоже стал готовиться ко сну. Обычно перед сном командир оставлял их на некоторое время одних, совершая вечернюю прогулку. Так объясняли некоторые его отсутствие в это время. Однако нынешним вечером он, похоже, изменил своей привычке. Курсанты немного приуныли, поняв, что сегодня им не удастся пошептаться перед сном, как обычно. Но вдруг явился вестовой и передал Уолдо приказ явиться на офицерское совещание. Натянув штаны и чертыхаясь, командир поспешил к выходу. Встревоженные курсанты стали гадать, что бы это могло означать.
Тигхи подвинулся к Ати.
– Что это такое, Ати? – спросил он. – Пауза, что такое Пауза?
Ати рассмеялся:
– Ты же сам видел сегодня. Ты летишь далеко, очень далеко, вперед и вперед, и вдруг перед тобой Пауза. Воздух там какой-то странный, я думаю.
– Туда его поместил Бог, – сказал Тигхи.
Ати сделал священный жест, проведя по груди несколько раз большим пальцем. Он всегда поступал так, когда при нем упоминалось о Боге.
– Но это ничего не говорит, – заявил он, – потому что Бог создал все.
– Я думаю, – начал объяснять Тигхи, – что небо – это другая стена. Если мы пролетим достаточно далеко, то достигнем небесной стены, однако Бог поместил туда Паузу, чтобы не дать нам врезаться в нее и разбиться.
Ати задумался и некоторое время сосредоточенно молчал.
– У тебя представления варвара. А ты теперь флатар. Ты должен верить в то, во что верим все мы. А мы верим, что однажды пролетим через Паузу. Если наберем достаточную скорость, – как Бел, может быть. – Он показал подбородком в направлении спящей девушки. – Только еще больше, и тогда мы пробьемся через Паузу.
– А что там, на другой стороне? – спросил Тигхи.
– Кто знает? – ответил Ати.
Уолдо отсутствовал очень долго. Прошло целых полчаса. Все, о чем только можно было сказать, было сказано. В спальне наступила тишина.
Тигхи задремал, подложив под голову руку, согнутую в локте. Она затекла, и юноша проснулся. Высвободив руку из-за головы, он несколько раз согнул и разогнул ее, а потом принялся растирать, чтобы разогнать кровь и избавиться от неприятного онемения. После этого перевернулся на другой бок и сразу же заснул. Довольно скоро ему пришлось проснуться еще раз. Его разбудило топотание Уолдо, который вернулся с совещания. Тигхи лежал и прислушивался к ворчанию и кряхтению великана, который сначала стягивал с себя рубашку и штаны, а затем заворачивался в одеяло. Наконец все стихло.
Тигхи опять провалился в сон, но через некоторое время проснулся от противного посасывания внизу живота, которым всегда сопровождалось падение то ли во сне, то ли наяву. Точно так же он просыпался у себя дома, в деревне. Тело покрылось холодным потом. В памяти возникли какие-то смутные, бессвязные образы, которые сразу же исчезали, когда Тигхи стал усиленно думать о них, пытаясь придать им четкость. Он видел себя и Уиттершу. Он лежал на ней сверху, и они занимались любовью. И тут же он вдруг осознал, что они оба падают. А затем оказалось, что Уиттерша – это змей, змей в обличье человека. Тигхи вспомнил, что он очень сильно испугался, потому что Уиттерша вела себя совсем не так, как вел его змей, и он был уверен, что падение закончится смертью для них обоих. Однако она продолжала улыбаться и все крепче сжимала Тигхи в своих объятиях, а он проникал в нее все глубже. У него возникла мысль… о чем же он тогда подумал? Сон ускользал, таял в памяти.
Какое-то время Тигхи лежал совсем неподвижно. Пот высох, и юноше стало холодно. В спальне стояла почти абсолютная тишина, которую нарушало лишь ровное дыхание спящих юношей и девушек. Однако чье-то дыхание явно сбивалось с ритма. Повернув голову, Тигхи установил место, откуда доносился звук, и увидел какое-то неясное движение в горизонтальной плоскости. Понаблюдав немного за этим движением, он понял, в чем дело. Вместе с Бел на ее матраце и под ее одеялом был еще кто-то. Один из парней, но Тигхи не мог разглядеть, кто именно, подполз к Бел и забрался под ее одеяло, и теперь эта парочка совокуплялась, их лица тесно прижались друг к другу, рот в рот, заглушая страстные стоны, которые могли вырваться оттуда. Сердце Тигхи гулко забилось, а вик зашевелился и напрягся. Более всего Тигхи изумляла дерзость Бел и ее дружка. Что будет, если они разбудят Уолдо? Их наверняка ждет жестокое наказание. Он изобьет обоих. Он закричит: «Отвратительно! Отвратительно!» – и выставит их на посмешище. Эти двое рисковали очень многим.
Тигхи лежал и прислушивался к шороху одеяла, прерывистому дыханию и сдавленным стонам, которыми сопровождалось совокупление. Затем тела перестали двигаться. Прошло еще немного времени, и тот, кто наслаждался телом Бел, осторожно выбрался из-под ее одеяла и пополз на четвереньках в дальний угол спальни, где находился его собственный матрац.
Глава 9
Следующим утром за завтраком Тигхи выждал момент, когда мог поговорить с Ати без риска быть подслушанными, и сообщил:
– Прошлой ночью я видел кое-что в спальне.
– Что?
– Я проснулся и увидел одеяло Бел, а под ним была Бел и с ней кто-то еще.
Ати фыркнул и ухмыльнулся.
– О, я знаю, – произнес он, покивав головой. – Я знаю это, об этом говорят. Это Равилре. Все знают.
– Все знают?
– Они влюблены. – Ати наклонил голову и хихикнул. – Так опасно! Они сползаются вместе, и трах-трах, но если Уолдо когда-нибудь застанет их, он изобьет их так, что они сами себя не узнают. Опасно!
– Я никогда не видел такого раньше, – улыбнулся Тигхи, также наклонив голову, и теперь его глаза были на одном уровне с глазами Ати. – Я никогда не видел, чтобы они занимались этим раньше.
Ати кивком выразил согласие и доверительно положил руку поверх руки Тигхи.
– Я знаю. Однако прежде они трахались, только когда у Бел были месячные.
– Что означает это слово – месячные?
– Они есть у каждой женщины. Всегда в одно и то же время и вместо мочи у них идет кровь. Это известно каждому.
– Такое происходит каждый месяц, – кивнул Тигхи, использовав свое собственное слово. Он знал об этом.
– Месяш? – спросил Ати.
– Ты тупой нижнестенщик, – со смехом произнес Тигхи, постучав костяшками пальцев по голове Ати. Они сидели теперь, прижавшись друг к другу лбами, ощущая своей кожей кожу друга. Эта близость почему-то была приятна им обоим, она действовала успокаивающе. – Не месяш. Скажи «месяц».
– Меся.
– Месяц.
– Ми-сяце.
– Нет. Месяц.
– Ты – варвар, – произнес Ати и ущипнул его. – Это не имеет значения, я думаю. Ты знаешь, что в месяц, что каждый месяц женщина мочится кровью вместо мочи. Равилре и Бел иногда трахаются как раз в это время.
– Но почему? – удивился Тигхи, которому было страшно даже подумать об этом.
Неужели женщинам нравится трахаться, когда у них эти самые месячные?
– В вашей варварской стране вы ничего не знаете, – хихикнул Ати. – В это время невозможно зачать ребенка внутри женщины. Можно делать чики-чики сколько угодно в это время. Очевидно, Бел не хочет понести ребенка. Если она понесет ребенка и растолстеет, то не сможет летать на змее.
Тигхи живо изобразил в своем воображении отвратительную картину: у Бел начинается месячное кровотечение, а вик Равилре снует вверх-вниз, красный от крови. Тигхи стало так противно, что он даже закусил кулак.
– Однако сейчас у нее нет месячных, – произнес Ати, откинувшись назад.
– Откуда тебе это известно? Ати пожал плечами:
– Не думаю, что теперь она боится зачать ребенка. Может быть, как раз наоборот, она хочет ребенка. Все равно Бел разнесло так, что скоро змей ее не поднимет. Поэтому ей незачем больше следить за своим весом.
После завтрака курсанты платона, как обычно, приступили к выполнению упражнений на уступе. Далее должны были последовать практические занятия в клетках-тренажерах, однако вместо этого, сразу после физподготовки, Уолдо объявил общее построение, на котором сказал:
– Дети мои! Мы отправляемся на войну!
Нельзя сказать, чтобы известие поразило пилотов, как гром среди ясного неба. Слухи об этом, спровоцированные необычно долгим отсутствием Уолдо предыдущим вечером, циркулировали все утро. Объявление, сделанное командиром, сняло всеобщее напряжение и дало выход давно сдерживавшимся чувствам. Курсанты принялись прыгать, свистеть, хлопать в ладоши и обниматься. Очевидно, приступ бурного веселья не вызвал неудовольствия командира, который терпеливо, с улыбкой на лице или выражением, похожим на улыбку, ждал, пока первый порыв энтузиазма не начнет иссякать. Наконец он поднял руки, и шум стих.
– Наступил тот миг, к которому мы все так упорно готовились, – сказал он. – В этом цель всей нашей жизни – служить Империи, разбить Отре. Захватить великие врата, которые они охраняют! Нашему платону отводится очень важная роль в военных усилиях Империи, никогда не забывайте об этом! Я сурово обходился с вами, гонял до седьмого пота, однако делал это только для того, чтобы вы стали лучшими пилотами змеев, ради блага Империи!
Он замолчал, устремив свой взгляд в землю. Наступила абсолютная тишина. После непродолжительной паузы Уолдо заговорил снова, но уже более спокойным голосом.
– Завтра Папа войны поднимется по стене мира из Имперского Города, – торжественно объявил он. – Сам Папа, собственной персоной! Он сказал, что желает познакомиться с личным составом доблестного платона змеев, от которого во многом зависит воздушная мощь Имперской армии.
Тигхи подумал, что и это известие должно было обрадовать его товарищей по оружию, однако, вглядевшись в их лица, увидел в них нечто большее, чем простую радость: благоговейный трепет, шок и даже ужас. Встреча с Папой войны, очевидно, считалась гораздо большей честью, чем Тигхи мог себе представить раньше, – словно они должны были получить благословение от Бога. Увидеть самого Папу! Уолдо подошел к Тигхи.
– Папа услышал историю о нашем новичке, о небесном мальчике, предвестнике удачи. – Ухватив Тигхи за волосы на самой макушке, командир слегка встряхнул его, что должно было служить знаком его благоволения, однако боль, которую при этом ощутил юноша, была вполне реальна. – Но он познакомится со всеми нами. Всеми нами! Дети мои… – Уолдо сделал пару шагов назад и прошелся вдоль шеренги пилотов. – Я счастлив. – Его глаза увлажнились. Зрачки блестели, как два ярких уголька. – Я горжусь вами. Сегодня полеты отменяются. Сегодня мы будем петь славные песни Империи! Завтра мы выступаем в поход вместе с другими частями Имперской армии. Чтобы разгромить врага, нам потребуется неделя, не больше! Отре станет частью Империи!
Все взвыли от восторга.
– Война – замечательная штука, дети, – сказал Уолдо. Теперь Тигхи хорошо видел, что он действительно плачет. По щекам, обезображенным шрамами, медленно скатывались крупные слезы. – Война – самая замечательная вещь, какую только люди могли придумать. Война сделает вас богатыми! На войне вы найдете себе жену или мужа! Дома могущественных людей ломятся от рабов и слуг, захваченных на войне! Хвала Господу, мои дети, что вы родились на стене мира в такое время! – Лицо Уолдо исказила странная гримаса, словно эмоции, которые он сейчас переживал, причиняли ему едва ли не физическую боль. – Вы потеряете одних друзей и возлюбленных, однако у вас появятся другие. Возможно, вы потеряете здоровье, станете калекой или уродом, но Империя станет сильнее! Война – славная вещь.
Тигхи уловил значение не всех слов, и тем более не все нюансы, однако страсть, звучавшая в голосе командира, говорила сама за себя, заражая юношу. Слезы по-прежнему выписывали зигзаги по лицу Уолдо.
Затем рыкающим, хриплым голосом он начал петь. Тигхи не знал слов песни, однако большинство курсантов платона подхватили ее, сначала неуверенно, а затем все громче и дружнее. К удивлению для самого себя, Тигхи заплакал. В этом он был не одинок. Однако то не были слезы одиночества или отчаяния. На душе у него больше не лежал камень. Тигхи согревало чувство единения с остальными флатарами платона.
Они распевали песни довольно долго, с час или даже больше. Тигхи, несколько обескураженный незнанием слов, пытался принять участие в общем песнопении. Он растягивал губы и мычал в такт мелодиям. Уолдо наполнил свою пластиковую бутылочку напитком из металлической канистры и пустил ее по кругу, чтобы каждому пилоту достался глоток обжигающей горло жидкости. К тому времени, когда эта бутылочка оказалась в руках у Тигхи, края ее горлышка были покрыты обильной слюной, и юноше пришлось перевернуть бутылочку вверх дном, чтобы из нее вытекла пара скудных капель.
Парни и девушки разбились на маленькие группки, по три-четыре человека в каждой, и разбрелись по уступу, смеясь и болтая о предстоящем событии. К ним прибудет сам Папа! Они встретятся с самим Папой! В это трудно было поверить.
Отыскав Ати, Тигхи сел рядом.
– Как здорово! – произнес он. – Просто берет за живое.
– Ты варвар, и у тебя вместо сердца кусок дерьма, – сказал Ати, лукаво улыбнувшись и откинувшись спиной к стене. – Тебя берет за живое все, что угодно, даже пение песен, а меня – нет. Я равнодушен к такому.
– Ты уже бывал на войне, Ати? – спросил Тигхи, широко открыв глаза.
Ати небрежно махнул рукой, как бы давая понять, что повидал на своем веку столько сражений, что всех не упомнить. Однако затем наклонился вперед и сказал:
– Нет, вообще-то мне еще не приходилось воевать. Но я слышал много рассказов о войне. На войне много огня, огня и пламени. – Он округлил глаза, намекая на ужасы, о которых мог бы рассказать.
– Ати, – проговорил Тигхи, и на глаза его снова навернулись слезы. – Я очень рад тому, что я в армии. Меня переполняет счастливый. Счастье, – поправился он. – А вот Отре, они – страх.
– Ты хочешь сказать, они страшные?
Тигхи кивнул:
– Они пугают меня. Они сильные, ты сам говорил.
– Не такие уж они сильные, – произнес Ати. – Отре – маленькая страна, несколько уступов и лишь один выступ. Они работают с плазаром.
– Что это такое?
– Сетчатый Лес – это лес, но лес не из деревьев, а из платана. Он как дерево, только меньше и мягче. Растет как сорняк и заполняет все собой. Это и есть Сетчатый Лес. Отре работают с платаном, делают из него разные вещи и торгуют ими. Отре – слабый народ, и мы его уничтожим.
– Отре живут в лесу?
Ати презрительно фыркнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59