Много деревьев – гореть будет хорошо. Он закончил разворот и направился на цель, быстро снижаясь. Он хотел четко видеть, куда попадает его пламя.
Город стремительно приближался. Было уже хорошо видно людей, застывших в испуге, камешки на дороге, ведущей от ворот вглубь…
Удар.
Дракон покачнулся в воздухе, так и не выпустив огня, снова взмыл вверх. Ему было больно. Бывает, иногда в полете наткнешься на глупую птицу, оказавшуюся на пути, но это что-то другое. Это «что-то» пришлось точно по голове, между глаз, кожа, видно, лопнула, из раны сочится кровь, он чувствовал ее, трогая языком пораненное место. Это ему не нравилось. Если бы он умел злиться, он бы разозлился. Люди придумали что-то такое, что причинило ему боль. Он сейчас причинит им ее тоже. Он бы в любом случае сделал это…
Он зашел снова, но теперь уже с другой стороны города. Он видел суету, бегающих людей, которые несли какие-то предметы… Сейчас ничего там не останется. Огонь поглотит с готовностью что угодно. Он снизился еще. Он приготовился выпустить длинный и неширокий прицельный язык пламени. Вон по тому зданию…
Что это?
Резкий громкий звук опять сбил его с толку. Люди с непонятными предметами, задранными вверх, направленными прямо на него, издавали эту какофонию. Как неприятно… Пришлось опять, не выполнив намеченного, набирать высоту и делать новый заход. Что такое? Никогда не было двух подряд неудачных заходов. Почему они сопротивляются? Как можно противиться судьбе? Неразумные. Теперь он поступит хитрее. Он не будет делать плавных заходов, а рухнет на город в пике, выходя из которого обольет все огнем. Люди не смогут угадать направление…
Он придал телу необходимую форму и начал маневр. Он летел вниз, ища взглядом – куда бы ударить. Вон то здание с садом. Оно хорошо займется. До земли остается совсем немного, пора расправлять крылья. Он раскинул свои паруса, тормозя падение, и одновременно приготовился к огневой атаке. В горле чувствовался привычный жар – сейчас он пройдет, огонь ищет выхода и в нетерпении жжет нутро… сейчас, еще немного…
Еще удар.
Теперь в основание правого крыла. Очень больно. Крыло подломилось. Он почувствовал, что теряет управление. Это плохо, торможение еще не окончено, кажется, он сейчас рухнет на землю… Он сделал попытку скорректировать траекторию движением крыльев, но правое – поврежденное неизвестно чем, отказалось слушаться. Плохо. Он не успевает отвернуть от земли. Удар он, может, и выдержит, но куда девать огонь, который уже родился и ждет, когда его выпустят? Дракон раскрыл пасть и сделал неуклюжую попытку исторгнуть из себя пламя, но, борясь с собственным падением, неосторожно опалил и без того больное правое крыло. Очень больно. Больше сделать ничего…
Он упал на землю.
Волна от его падения, как круги по воде, разошлась во все стороны, заставив покоситься несколько зданий. Его падение пришлось на большой фруктовый сад, и теперь он лежал среди поломанных деревьев, опаленное крыло дымилось, из раны на лбу шла кровь. Он был еще жив.
К нему бежали люди, те самые, которых он видел, со странными предметами… Сейчас они будут шуметь. Как неприятно.
Он чувствовал, что голова уже готова взорваться, ему было плохо, силы покидали его… Не убивайте меня! Не убивайте…
– Не убивайте меня! – кричал Бегун. – Не убивайте! Надо отпустить сознание этого человека… вот только спросить…
– Зачем вы это сделали? Зачем пошли против воли Сущего? Как вы могли?..
– Мы люди. Странные, по твоим меркам, существа. Мы часто идем против чего бы то ни было. Это ткань нашей жизни, наше бытие. Да и потом, мы же не Псы, как ты. Нам никто не приказывает. Иди с миром, Дракон. Мы оказались сильнее, потому что не пришел страх.
– Иди с миром, Человек. Ты прав: страха нет…
Чернов очнулся сидящим на земле возле катапульты-рогатки. Покрутил головой. Она жутко болела. Прямо в лобной части, будто не дракону, а ему самому засветили из рогатки. Пошатываясь, он побрел к месту падения дракона. Он чувствовал себя опустошенным, выпитым до донышка, порожним пакетом из-под сока. Какого? Апельсинового, может быть. Не важно. Ох и нелегко дается телепатический контакт с таким монстром, тем более если насильно… Дракон лежал, вытянувшись во всю длину, шипела тлеющая кожа на крыле, кровь из раны текла по морде и впитывалась в землю.
Дракон был мертв. Страха не было.
Хозяйственно-бытовая, неуместная мысль, как это обычно у Чернова бывало, сбила всю пафосность момента; ну и как его отсюда убирать? Он засмеялся сам над собой, – от смеха голова заболела еще сильнее. Как, как? Молча. Или кряхтя. Не знает он. Не его забота. Сейчас он хочет отдохнуть, Только вот…
Он обратился к музыкантам:
– Спасибо вам. Теперь понятно, зачем вы были нужны?
– Понятно, – ответил один из них. – Только мы никогда не думали, что наша музыка может кого-то убить…
– Великая сила искусства, – неопределенно изрек Чернов. – Идите к воротам и сыграйте что-нибудь такое, чтобы люди поняли: пришла пора возвращаться. Мы идем дальше по Пути. Забывать никого нельзя. Хорошо?
– Конечно, Бегун, о чем речь?
– И погромче, ребята, погромче… Пускай сам Сущий услышит, что страх не пришел!
После этих слов Чернов потерял сознание и упал возле Дракона. Оно и понятно – не каждый день тебя убивают, пусть и в чужом теле.
Глава двадцатая.
ПЕСОК
Солнце стояло над головой и жгло нещадно. Собственно, жечь ему удавалось только Чернова и окрестные городские камни – стены, крыши, дома. А за стенами был песок – тоже, можно догадаться, раскаленный, как на огне. Куда голову ни поверни – песок. Буквально горы песка. Моря песка. Впору устраивать ралли Париж-Дакар, да только возникает здравое соображение, что нет в этом ПВ ни Парижа, ни Дакара, а что есть – за песчаным горизонтом не увидать. И к слову: куда здесь бежать, в какую сторону? Где кончается песок?.. Что-то сомневался Чернов, будто найдет на расстоянии дневного бега хоть одного Зрячего. Если он, Зрячий, – не ящерица, не змея, не тарантул или что там еще в пустыне обитает… И не дракон. Драконы, как теперь знал Чернов, обитают в мирах с очень приличным климатом.
Слово сказано: пустыня. Очередной сдвиг принес Вефиль из драконьего мира в Сахару, в Калахари, в Кара-Кумы – если есть в этом ПВ подобные названия. Хотя не в названии дело…
Да, о Зрячем. Мотать отсюда надо так быстро, как только возможно. Был однажды проверенный вариант: искать Путь там, где его нет. Но там – другая проблема: не дай Сущий повторить тот Путь еще раз, раны не зажили до сих пор…
Ладно, будет день – будет и пища…
Хотя на дворе – день в самом разгаре!..
Привычная смена дня и ночи в Сдвиге нарушалась напрочь. Где день? Где ночь?.. Поэтому умученные жители Вефиля еще спали, видели – хотелось бы! – обычные спокойные сны, ну хотя бы из долгого периода жизни «без Бегуна», из доброго быта в Басконии неподалеку от дружественного городка Панкарбо, видели сны без крови и боли, без ненависти и злобы, без тягот и невзгод, которые принес им Бегун. Парадокс: ждали Бегуна, верили, мечтали, а пришла пора – все оказалось куда страшнее, чем даже предполагал Хранитель, чем написано в Книге Путей. И вроде бы долгожданный Бегун стал уже не так и люб людям, ибо именно он – причина. Или с прописной, как здесь водится, – Причина.
Вчера, когда влетели в Сдвиг, выпали из него в это пекло, хотя, уже и остывающее, поскольку выпали ближе к вечеру, к заходу солнца, когда остыли страсти по только-только пережитому, кто-то из толпы, собравшейся на площади у Храма, выкрикнул:
– Оставь нас, Бегун!
И толпа, секунду назад гудящая, перетирающая впечатления – опять, к несчастью, сплошь черные! – настороженно смолкла. Тишина поплыла, уместная в такую жару, но опасная в подобной ситуации – тишина перед взрывом.
Кармель понял опасность мгновенно, закричал:
– Вы что, братья? Мы ждали Бегуна так долго! Мы знали, что это «долго» когда-нибудь прервется, так написано в Книге. И вот мы – на Пути. Но разве Книга обещала нам легкий Путь? Разве легким был он в первый раз? Сказано в Книге: «Но тот, кто убоится трудностей Пути, вообще никуда не дойдет»… Это ты крикнул, Зират? Почему? Неужели ты хочешь потеряться навсегда в этих песках, где – ни травинки для скота, ни капли воды, ни деревца, дающего хоть малую тень. Хочешь, да?
– Я хочу спокойно жить, как жил раньше, – выкрикнул невидимый в толпе Зират. – Я хочу жить, как жили мой отец и отец моего отца. Я хочу, чтоб мои дети выросли, не зная страха. Я не хочу искать счастья в прошлом из Книги. Оно всего лишь – прошлое, а мы живем настоящим. Разве оно у нас было плохим в земле басков?.. Пусть уходит Бегун!
Молчала толпа.
И тогда Чернов счел, что настал его выход на сцену.
– Я согласен, – негромко сказал он, но его услышали все. Потому что хотели услышать. – Я уйду. Прямо сейчас… – Повернулся к Кармелю, мимолетно прижался к нему, прощаясь. – Счастливой вам жизни в этих горячих песках, братья мои…
И пошел прочь – с площади, по улице, к воротам.
Молчала толпа.
И вдруг раскаленную тишину разорвал тонкий мальчишеский голос – Чернов узнал его: кричал тот мальчишка, что первым встретил его ранним утром на улочке города, когда Чернов, прошедший накануне «сквозь строй» и принявший в себя силу людей Вефиля, просто так вышел погулять. Тот мальчишка, чья мать поутру делала гдэвер.
– Не покидай нас, Бегун! – кричал мальчишка. – Это – не конец Пути. Ты не имеешь права остановиться. Хранитель, что ж ты молчишь? Скажи, что написано в Книге про меня…
Так и прокричал: «про меня». Как будто знал точно, что в Книге – именно про него, хотя – как помнил Чернов – ничего такого в той цитате из Книги не наличествовало.
Кармель, нимало не удивившись мальчишеской наглости, тут же повторил уже слышанную Черновым цитату:
– Слушайте слово Книги: «Бегун сказал: „Только маленький мальчик скажет: вот конец Пути, а я не смогу понять и не смогу остановиться, потому что, встав на Путь, я иду дальше его конца и дальше концов других путей…“ Люди, братья, зачем вы хотите, чтобы Бегун ушел дальше нашего Пути, не закончив его?.. Берел, – позвал он мальчишку, – выйди ко мне, встань перед людьми, покажись им, раз Книга выбрала тебя…
Чернов, конечно, тоже уже никуда не рулил, а выжидательно стоял – позади толпы, на полпути к воротам из города. Родившаяся спонтанно провокация удалась. Люди оборачивались к нему, и в их взглядах Чернов ловил и смущение, и даже некую толику стыда, если он верно понимал эти взгляды. Но за толпой он не видел ни Кармеля, ни мальчишку, поэтому решил, что стоит прислушаться к голосу «невинного младенца» и вернуться. Не стал продираться сквозь толпу. Нырнул в промежуток между домами, обошел ее по соседней улочке, возник перед вефильцами – рядом с Кармелем и сияющим ребятенком по имени Берел.
– Что-то я не понял, – сказал он, все-таки продолжая разводку, дожимая сограждан, – вы уж примите общее решение: или мы идем дальше по Пути вместе, или я иду один, а вы остаетесь в этом безводном пекле, которое Сущий определил нам в случившемся Сдвиге. Примите, примите, я подожду…
Он сейчас искренне верил, что не ломал комедию, не набивал себе цену. Хотя, если честно, все-таки набивал, потому что лишь его высокая цена могла похоронить уже почти созревшее решение прекратить Путь, а вместе с ним и муки, и смерти, и страхи. Хотя выкрикнувший хулу Бегуну хотел как раз именно этого решения, ибо во все времена царствовала поговорка: «От добра добра не ищут». Да, рядом с Панкарбо вефильцы жили в добре. Нечто зыбкое, никем не виданное, знаемое лишь Хранителем и называющееся Книгой Путей, зачем-то требовало вернуться туда, откуда их предки ушли не по своей воле, но по воле Сущего и умением Бегуна. Но это было давно, этого никто не помнит. Все забыли страх, что явился к народу Гананскому с какими-то летающими драконами и пешими воинами. Время не только лечит, но и меняет ценности. А вдруг эти драконы и воины ничего плохого не принесли бы народу? А вдруг и не принесли на самом деле, – только один город сожгли и улетели! – а Вефиль напрасно поспешил сняться с места и уйти в Путь… Но уж коли ушел и попал в итоге в тоже хорошее место, то зачем ворошить мертвые легенды и искать добро от добра?.. Железная, в принципе, логика. Именно она в ПВ Чернова родила сонм сомнений: а не зря ли наши отцы и деды плющились и колбасились на Великой Отечественной, если теперь мы, победители, живем говенно, а проигравшая нам Германия вся – в шоколаде?.. Да, сомневаться так – непатриотично. Да, подло по отношению к отцам и дедам. Но вот вам и еще одна расхожая истина: жить – живым, а мертвые пусть хоронят своих мертвецов.
И сомнения эти – не беда России Чернова или Вефиля Кармеля, но – историческая закономерность. Чернов уже не однажды пытался искать для своих непрошеных приключений аналогий в Книге Книг (не путать с Книгой Пути). И не однажды же находил. Исход. Там тоже евреи роптали вовсю и требовали от Моисея, чтоб тот вернул их обратно в Египет, потому что в Египте были, конечно, фараоны и их клевреты, заставляющие работать через силу, но жилось-то, в принципе, сытно и спокойно. А Моисей как раз – от добра добро искал и других заставлял…
По Книге Книг, по Библии, правым оказался Моисей, а еврейский народ – в выигрыше, хотя его дальнейшая история изобиловала множеством бед и пагуб. И все же – в выигрыше, так считается. Тем более что Исход в итоге привел к непосредственному общению с Богом, к получению от Него Закона, к явлению Мессии, наконец, чьим именем ныне живет полмира…
Но кто знает: что было бы, останься евреи в Египте? Может, все пошло бы не так уж скверно, а?..
И тут мировые классики прямо-таки вопят из Истории: рабская психология! лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые проходят мимо нее! рожденный ползать летать не может! Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Но образованный Чернов к месту вспомнил где-то читанную цитатку: «Ценности абстрактны, а цены конкретны». Вспомнил и не стал осуждать своих невольных спутников, потому что цена за право идти Путем Бегуна становилась для них все выше и выше день ото дня. Но в конце концов, моральный дух нации – это проблемы Хранителя, пусть воспитывает, вдохновляет, цитирует Книгу Пути. А Бегуну – бежать… Но одновременно Чернов понимал, что сегодняшний – робкий и быстро подавленный! – бунт был первым, а следующие – не заставят себя ждать, потому что в который раз вспоминаемая соседская девочка ах как права со своим «кручее и кручее». И если, по официальной версии, библейский Моисей водил свой народ сорок лет по пустыне, чтобы подросло поколение, не помнящее рабства, то, по мысли Чернова, любящего перечитывать Библию, Моисей просто-напросто ждал, когда привыкшие к равновесию и покою люди помрут своей смертью, а останутся лишь те, кто рос и мужал в экстремальных условиях Исхода, кто не ведал сладкого состояния покорности. Ведь финал Исхода – обретение народом земли предков – потребует не просто умения, но мужества и терпения. Так и вышло.
Так все идет и в нынешнем Пути. Чернов только очень надеялся, что Путь не растянется на сорок лет…
Впрочем, покойный дракон только успел намекнуть, что финал близок, как уже появился мальчик, который – по Книге! – определит, когда придет конец Пути. Мальчик – как раз из тех, кто не успел прикипеть к мирному и тихому быту в земле басков.
– С чего ты взял, Берел, – спросил Чернов мальчишку, стоящего рядом и с обожанием смотрящего на него, – что именно ты – тот мальчик, о котором сказано в Книге? И откуда ты вообще узнал, что в ней сказано? – И обратился к Кармелю: – Ты читал людям об этом? Берел мог слышать?
– Не мог! – Кармель прижал руки к груди. – Я многое из Книги читал людям, но про мальчика – нет. Зачем бы я стал вызывать у родителей вздорное желание подумать и возгордиться: а вдруг да мой сын окажется маленьким пророком? Я им читал многое, верно, но очень часто повторял такие слова из Книги – оттуда, где говорится об опасностях в Пути: «Глупая гордость может легко привести к гибели, а надменность, гордостью вызываемая, ведет к падению в пропасть, дна у которой нет».
Чернов отметил не в первый раз, что Книга Пути и Книга Книг, такие разные по сути своей, частенько совпадают в мелочах. Про гордость и надменность, как причины гибели, Чернов, помнится, читал в Книге притчей Соломоновых, то есть именно в Книге Книг, в библейском Ветхом Завете. Однако что тут удивительного: Сущий – един, и хотя истин у него – множество и все они адаптированы по-разному для разных ПВ, но ведь могут же случаться точные повторения! Кто кинет камень в Сущего, когда придет время разбрасывать камни? Только не Чернов! В последние дни его и без того некрепкий атеизм разрушился до основания, и на обломках потихоньку строилось то, что во всех ПВ должно именоваться Верой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Город стремительно приближался. Было уже хорошо видно людей, застывших в испуге, камешки на дороге, ведущей от ворот вглубь…
Удар.
Дракон покачнулся в воздухе, так и не выпустив огня, снова взмыл вверх. Ему было больно. Бывает, иногда в полете наткнешься на глупую птицу, оказавшуюся на пути, но это что-то другое. Это «что-то» пришлось точно по голове, между глаз, кожа, видно, лопнула, из раны сочится кровь, он чувствовал ее, трогая языком пораненное место. Это ему не нравилось. Если бы он умел злиться, он бы разозлился. Люди придумали что-то такое, что причинило ему боль. Он сейчас причинит им ее тоже. Он бы в любом случае сделал это…
Он зашел снова, но теперь уже с другой стороны города. Он видел суету, бегающих людей, которые несли какие-то предметы… Сейчас ничего там не останется. Огонь поглотит с готовностью что угодно. Он снизился еще. Он приготовился выпустить длинный и неширокий прицельный язык пламени. Вон по тому зданию…
Что это?
Резкий громкий звук опять сбил его с толку. Люди с непонятными предметами, задранными вверх, направленными прямо на него, издавали эту какофонию. Как неприятно… Пришлось опять, не выполнив намеченного, набирать высоту и делать новый заход. Что такое? Никогда не было двух подряд неудачных заходов. Почему они сопротивляются? Как можно противиться судьбе? Неразумные. Теперь он поступит хитрее. Он не будет делать плавных заходов, а рухнет на город в пике, выходя из которого обольет все огнем. Люди не смогут угадать направление…
Он придал телу необходимую форму и начал маневр. Он летел вниз, ища взглядом – куда бы ударить. Вон то здание с садом. Оно хорошо займется. До земли остается совсем немного, пора расправлять крылья. Он раскинул свои паруса, тормозя падение, и одновременно приготовился к огневой атаке. В горле чувствовался привычный жар – сейчас он пройдет, огонь ищет выхода и в нетерпении жжет нутро… сейчас, еще немного…
Еще удар.
Теперь в основание правого крыла. Очень больно. Крыло подломилось. Он почувствовал, что теряет управление. Это плохо, торможение еще не окончено, кажется, он сейчас рухнет на землю… Он сделал попытку скорректировать траекторию движением крыльев, но правое – поврежденное неизвестно чем, отказалось слушаться. Плохо. Он не успевает отвернуть от земли. Удар он, может, и выдержит, но куда девать огонь, который уже родился и ждет, когда его выпустят? Дракон раскрыл пасть и сделал неуклюжую попытку исторгнуть из себя пламя, но, борясь с собственным падением, неосторожно опалил и без того больное правое крыло. Очень больно. Больше сделать ничего…
Он упал на землю.
Волна от его падения, как круги по воде, разошлась во все стороны, заставив покоситься несколько зданий. Его падение пришлось на большой фруктовый сад, и теперь он лежал среди поломанных деревьев, опаленное крыло дымилось, из раны на лбу шла кровь. Он был еще жив.
К нему бежали люди, те самые, которых он видел, со странными предметами… Сейчас они будут шуметь. Как неприятно.
Он чувствовал, что голова уже готова взорваться, ему было плохо, силы покидали его… Не убивайте меня! Не убивайте…
– Не убивайте меня! – кричал Бегун. – Не убивайте! Надо отпустить сознание этого человека… вот только спросить…
– Зачем вы это сделали? Зачем пошли против воли Сущего? Как вы могли?..
– Мы люди. Странные, по твоим меркам, существа. Мы часто идем против чего бы то ни было. Это ткань нашей жизни, наше бытие. Да и потом, мы же не Псы, как ты. Нам никто не приказывает. Иди с миром, Дракон. Мы оказались сильнее, потому что не пришел страх.
– Иди с миром, Человек. Ты прав: страха нет…
Чернов очнулся сидящим на земле возле катапульты-рогатки. Покрутил головой. Она жутко болела. Прямо в лобной части, будто не дракону, а ему самому засветили из рогатки. Пошатываясь, он побрел к месту падения дракона. Он чувствовал себя опустошенным, выпитым до донышка, порожним пакетом из-под сока. Какого? Апельсинового, может быть. Не важно. Ох и нелегко дается телепатический контакт с таким монстром, тем более если насильно… Дракон лежал, вытянувшись во всю длину, шипела тлеющая кожа на крыле, кровь из раны текла по морде и впитывалась в землю.
Дракон был мертв. Страха не было.
Хозяйственно-бытовая, неуместная мысль, как это обычно у Чернова бывало, сбила всю пафосность момента; ну и как его отсюда убирать? Он засмеялся сам над собой, – от смеха голова заболела еще сильнее. Как, как? Молча. Или кряхтя. Не знает он. Не его забота. Сейчас он хочет отдохнуть, Только вот…
Он обратился к музыкантам:
– Спасибо вам. Теперь понятно, зачем вы были нужны?
– Понятно, – ответил один из них. – Только мы никогда не думали, что наша музыка может кого-то убить…
– Великая сила искусства, – неопределенно изрек Чернов. – Идите к воротам и сыграйте что-нибудь такое, чтобы люди поняли: пришла пора возвращаться. Мы идем дальше по Пути. Забывать никого нельзя. Хорошо?
– Конечно, Бегун, о чем речь?
– И погромче, ребята, погромче… Пускай сам Сущий услышит, что страх не пришел!
После этих слов Чернов потерял сознание и упал возле Дракона. Оно и понятно – не каждый день тебя убивают, пусть и в чужом теле.
Глава двадцатая.
ПЕСОК
Солнце стояло над головой и жгло нещадно. Собственно, жечь ему удавалось только Чернова и окрестные городские камни – стены, крыши, дома. А за стенами был песок – тоже, можно догадаться, раскаленный, как на огне. Куда голову ни поверни – песок. Буквально горы песка. Моря песка. Впору устраивать ралли Париж-Дакар, да только возникает здравое соображение, что нет в этом ПВ ни Парижа, ни Дакара, а что есть – за песчаным горизонтом не увидать. И к слову: куда здесь бежать, в какую сторону? Где кончается песок?.. Что-то сомневался Чернов, будто найдет на расстоянии дневного бега хоть одного Зрячего. Если он, Зрячий, – не ящерица, не змея, не тарантул или что там еще в пустыне обитает… И не дракон. Драконы, как теперь знал Чернов, обитают в мирах с очень приличным климатом.
Слово сказано: пустыня. Очередной сдвиг принес Вефиль из драконьего мира в Сахару, в Калахари, в Кара-Кумы – если есть в этом ПВ подобные названия. Хотя не в названии дело…
Да, о Зрячем. Мотать отсюда надо так быстро, как только возможно. Был однажды проверенный вариант: искать Путь там, где его нет. Но там – другая проблема: не дай Сущий повторить тот Путь еще раз, раны не зажили до сих пор…
Ладно, будет день – будет и пища…
Хотя на дворе – день в самом разгаре!..
Привычная смена дня и ночи в Сдвиге нарушалась напрочь. Где день? Где ночь?.. Поэтому умученные жители Вефиля еще спали, видели – хотелось бы! – обычные спокойные сны, ну хотя бы из долгого периода жизни «без Бегуна», из доброго быта в Басконии неподалеку от дружественного городка Панкарбо, видели сны без крови и боли, без ненависти и злобы, без тягот и невзгод, которые принес им Бегун. Парадокс: ждали Бегуна, верили, мечтали, а пришла пора – все оказалось куда страшнее, чем даже предполагал Хранитель, чем написано в Книге Путей. И вроде бы долгожданный Бегун стал уже не так и люб людям, ибо именно он – причина. Или с прописной, как здесь водится, – Причина.
Вчера, когда влетели в Сдвиг, выпали из него в это пекло, хотя, уже и остывающее, поскольку выпали ближе к вечеру, к заходу солнца, когда остыли страсти по только-только пережитому, кто-то из толпы, собравшейся на площади у Храма, выкрикнул:
– Оставь нас, Бегун!
И толпа, секунду назад гудящая, перетирающая впечатления – опять, к несчастью, сплошь черные! – настороженно смолкла. Тишина поплыла, уместная в такую жару, но опасная в подобной ситуации – тишина перед взрывом.
Кармель понял опасность мгновенно, закричал:
– Вы что, братья? Мы ждали Бегуна так долго! Мы знали, что это «долго» когда-нибудь прервется, так написано в Книге. И вот мы – на Пути. Но разве Книга обещала нам легкий Путь? Разве легким был он в первый раз? Сказано в Книге: «Но тот, кто убоится трудностей Пути, вообще никуда не дойдет»… Это ты крикнул, Зират? Почему? Неужели ты хочешь потеряться навсегда в этих песках, где – ни травинки для скота, ни капли воды, ни деревца, дающего хоть малую тень. Хочешь, да?
– Я хочу спокойно жить, как жил раньше, – выкрикнул невидимый в толпе Зират. – Я хочу жить, как жили мой отец и отец моего отца. Я хочу, чтоб мои дети выросли, не зная страха. Я не хочу искать счастья в прошлом из Книги. Оно всего лишь – прошлое, а мы живем настоящим. Разве оно у нас было плохим в земле басков?.. Пусть уходит Бегун!
Молчала толпа.
И тогда Чернов счел, что настал его выход на сцену.
– Я согласен, – негромко сказал он, но его услышали все. Потому что хотели услышать. – Я уйду. Прямо сейчас… – Повернулся к Кармелю, мимолетно прижался к нему, прощаясь. – Счастливой вам жизни в этих горячих песках, братья мои…
И пошел прочь – с площади, по улице, к воротам.
Молчала толпа.
И вдруг раскаленную тишину разорвал тонкий мальчишеский голос – Чернов узнал его: кричал тот мальчишка, что первым встретил его ранним утром на улочке города, когда Чернов, прошедший накануне «сквозь строй» и принявший в себя силу людей Вефиля, просто так вышел погулять. Тот мальчишка, чья мать поутру делала гдэвер.
– Не покидай нас, Бегун! – кричал мальчишка. – Это – не конец Пути. Ты не имеешь права остановиться. Хранитель, что ж ты молчишь? Скажи, что написано в Книге про меня…
Так и прокричал: «про меня». Как будто знал точно, что в Книге – именно про него, хотя – как помнил Чернов – ничего такого в той цитате из Книги не наличествовало.
Кармель, нимало не удивившись мальчишеской наглости, тут же повторил уже слышанную Черновым цитату:
– Слушайте слово Книги: «Бегун сказал: „Только маленький мальчик скажет: вот конец Пути, а я не смогу понять и не смогу остановиться, потому что, встав на Путь, я иду дальше его конца и дальше концов других путей…“ Люди, братья, зачем вы хотите, чтобы Бегун ушел дальше нашего Пути, не закончив его?.. Берел, – позвал он мальчишку, – выйди ко мне, встань перед людьми, покажись им, раз Книга выбрала тебя…
Чернов, конечно, тоже уже никуда не рулил, а выжидательно стоял – позади толпы, на полпути к воротам из города. Родившаяся спонтанно провокация удалась. Люди оборачивались к нему, и в их взглядах Чернов ловил и смущение, и даже некую толику стыда, если он верно понимал эти взгляды. Но за толпой он не видел ни Кармеля, ни мальчишку, поэтому решил, что стоит прислушаться к голосу «невинного младенца» и вернуться. Не стал продираться сквозь толпу. Нырнул в промежуток между домами, обошел ее по соседней улочке, возник перед вефильцами – рядом с Кармелем и сияющим ребятенком по имени Берел.
– Что-то я не понял, – сказал он, все-таки продолжая разводку, дожимая сограждан, – вы уж примите общее решение: или мы идем дальше по Пути вместе, или я иду один, а вы остаетесь в этом безводном пекле, которое Сущий определил нам в случившемся Сдвиге. Примите, примите, я подожду…
Он сейчас искренне верил, что не ломал комедию, не набивал себе цену. Хотя, если честно, все-таки набивал, потому что лишь его высокая цена могла похоронить уже почти созревшее решение прекратить Путь, а вместе с ним и муки, и смерти, и страхи. Хотя выкрикнувший хулу Бегуну хотел как раз именно этого решения, ибо во все времена царствовала поговорка: «От добра добра не ищут». Да, рядом с Панкарбо вефильцы жили в добре. Нечто зыбкое, никем не виданное, знаемое лишь Хранителем и называющееся Книгой Путей, зачем-то требовало вернуться туда, откуда их предки ушли не по своей воле, но по воле Сущего и умением Бегуна. Но это было давно, этого никто не помнит. Все забыли страх, что явился к народу Гананскому с какими-то летающими драконами и пешими воинами. Время не только лечит, но и меняет ценности. А вдруг эти драконы и воины ничего плохого не принесли бы народу? А вдруг и не принесли на самом деле, – только один город сожгли и улетели! – а Вефиль напрасно поспешил сняться с места и уйти в Путь… Но уж коли ушел и попал в итоге в тоже хорошее место, то зачем ворошить мертвые легенды и искать добро от добра?.. Железная, в принципе, логика. Именно она в ПВ Чернова родила сонм сомнений: а не зря ли наши отцы и деды плющились и колбасились на Великой Отечественной, если теперь мы, победители, живем говенно, а проигравшая нам Германия вся – в шоколаде?.. Да, сомневаться так – непатриотично. Да, подло по отношению к отцам и дедам. Но вот вам и еще одна расхожая истина: жить – живым, а мертвые пусть хоронят своих мертвецов.
И сомнения эти – не беда России Чернова или Вефиля Кармеля, но – историческая закономерность. Чернов уже не однажды пытался искать для своих непрошеных приключений аналогий в Книге Книг (не путать с Книгой Пути). И не однажды же находил. Исход. Там тоже евреи роптали вовсю и требовали от Моисея, чтоб тот вернул их обратно в Египет, потому что в Египте были, конечно, фараоны и их клевреты, заставляющие работать через силу, но жилось-то, в принципе, сытно и спокойно. А Моисей как раз – от добра добро искал и других заставлял…
По Книге Книг, по Библии, правым оказался Моисей, а еврейский народ – в выигрыше, хотя его дальнейшая история изобиловала множеством бед и пагуб. И все же – в выигрыше, так считается. Тем более что Исход в итоге привел к непосредственному общению с Богом, к получению от Него Закона, к явлению Мессии, наконец, чьим именем ныне живет полмира…
Но кто знает: что было бы, останься евреи в Египте? Может, все пошло бы не так уж скверно, а?..
И тут мировые классики прямо-таки вопят из Истории: рабская психология! лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые проходят мимо нее! рожденный ползать летать не может! Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Но образованный Чернов к месту вспомнил где-то читанную цитатку: «Ценности абстрактны, а цены конкретны». Вспомнил и не стал осуждать своих невольных спутников, потому что цена за право идти Путем Бегуна становилась для них все выше и выше день ото дня. Но в конце концов, моральный дух нации – это проблемы Хранителя, пусть воспитывает, вдохновляет, цитирует Книгу Пути. А Бегуну – бежать… Но одновременно Чернов понимал, что сегодняшний – робкий и быстро подавленный! – бунт был первым, а следующие – не заставят себя ждать, потому что в который раз вспоминаемая соседская девочка ах как права со своим «кручее и кручее». И если, по официальной версии, библейский Моисей водил свой народ сорок лет по пустыне, чтобы подросло поколение, не помнящее рабства, то, по мысли Чернова, любящего перечитывать Библию, Моисей просто-напросто ждал, когда привыкшие к равновесию и покою люди помрут своей смертью, а останутся лишь те, кто рос и мужал в экстремальных условиях Исхода, кто не ведал сладкого состояния покорности. Ведь финал Исхода – обретение народом земли предков – потребует не просто умения, но мужества и терпения. Так и вышло.
Так все идет и в нынешнем Пути. Чернов только очень надеялся, что Путь не растянется на сорок лет…
Впрочем, покойный дракон только успел намекнуть, что финал близок, как уже появился мальчик, который – по Книге! – определит, когда придет конец Пути. Мальчик – как раз из тех, кто не успел прикипеть к мирному и тихому быту в земле басков.
– С чего ты взял, Берел, – спросил Чернов мальчишку, стоящего рядом и с обожанием смотрящего на него, – что именно ты – тот мальчик, о котором сказано в Книге? И откуда ты вообще узнал, что в ней сказано? – И обратился к Кармелю: – Ты читал людям об этом? Берел мог слышать?
– Не мог! – Кармель прижал руки к груди. – Я многое из Книги читал людям, но про мальчика – нет. Зачем бы я стал вызывать у родителей вздорное желание подумать и возгордиться: а вдруг да мой сын окажется маленьким пророком? Я им читал многое, верно, но очень часто повторял такие слова из Книги – оттуда, где говорится об опасностях в Пути: «Глупая гордость может легко привести к гибели, а надменность, гордостью вызываемая, ведет к падению в пропасть, дна у которой нет».
Чернов отметил не в первый раз, что Книга Пути и Книга Книг, такие разные по сути своей, частенько совпадают в мелочах. Про гордость и надменность, как причины гибели, Чернов, помнится, читал в Книге притчей Соломоновых, то есть именно в Книге Книг, в библейском Ветхом Завете. Однако что тут удивительного: Сущий – един, и хотя истин у него – множество и все они адаптированы по-разному для разных ПВ, но ведь могут же случаться точные повторения! Кто кинет камень в Сущего, когда придет время разбрасывать камни? Только не Чернов! В последние дни его и без того некрепкий атеизм разрушился до основания, и на обломках потихоньку строилось то, что во всех ПВ должно именоваться Верой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45