Терпение и труд, Кармель, – это такое взрывное сочетание… – Он развернулся и пошел к дому Хранителя. Сказал, обернувшись: – Хочу переодеться. А то торчал невесть в какой антисанитарии…
Кармель слова не понял, но поспешил за Бегуном. И остальные горожане туда же потянулись. Как же иначе: Бегун вернулся. Бегун что-то задумал…
Чернов переоделся в собственные рибоковские штаны, постиранные и чем-то даже проглаженные, натянул полотняную рубаху, а кроссовки отдал женщине помыть. А и то верно: спешить было некуда.
– Перекусишь? – спросил Кармель.
– Хлеба и сыра, – сказал Чернов, памятуя, что ему – бежать в молоке или тумане – что там за хреновина за стенами, а делать это на полный желудок затруднительно. – И воды. Вина не надо.
Кармель накрыл стол, сел напротив, сообщил:
– Очень хорошее место на Пути ты нашел, Бегун. Я имею в виду не туман, конечно, а то место, в котором обитает Огонь Небесный. Очень богатое, сытное, хотя и опасные люди там живут.
Хорошо – напомнил.
– Что с ранеными?
– Ты знаешь? – удивился Кармель. – Тебя же не было с нами, ты ушел на Путь…
На Путь? Тюрьма, коллектор душный, зал с мониторами – это Путь?..
– Я знаю. У меня открылось внутреннее зрение. Объяснение, предложенное Книгой, Кармеля устроило.
– Мы потеряли Иава и Асана, – печально сказал он. – Молодые ребята, горячие. Не надо было им брать мечи…
– Что значит потеряли? Умерли они, что ли?
– Не знаю. Их увезли, истекающих кровью. Мы не сумели помешать, нас всех что-то остановило – ни рукой, ни ногой невозможно пошевелить. А в это время Иава и Асана забрали люди в белых одеждах, а им помогали люди в черном. Мы хотели потом, когда заклятие неподвижности спало, броситься на их поиски, но красные нити не позволили выйти из Вефиля. А потом ты побежал и забрал нас оттуда.
– Так чего ж ты нашел хорошего в этом месте?
– Много полезных вещей наменяли.
О Сущий, что ж за детей ты дал мне в спутники, подумал Чернов, приканчивая смастыренный им бутерброд из лепешки и ломтя сыра. Они потеряли двух соплеменников, буквально – потеряли, а радуются дешевым сувенирам, купленным в ближайших к аттракциону киосках! Прямо-таки капитан Кук и туземцы… И еще махонький вопрос – к месту: а каково придется тем двоим, Иаву и Асану, когда они оклемаются – это несомненно, Зрячий подтвердил! – и обнаружат, что город исчез с лица земли, что они – одни в чужом и страшном, а вовсе не радостном и веселом мире. И что у них нет идентификационных карт на животах…
– Вспомнил. Задрал чистую рубаху: на месте птичка. Похоже, прав Зрячий: виртуальность – это вполне действующая штуковина, нужны только условия, чтобы она действовала. Захочет Сущий – условия будут.
Пока Сущий хотел…
Женщина принесла помытые кроссовки.
Они были еще влажными, но Чернов все же обулся. Встал, отряхнул с рубахи хлебные крошки.
– Куда ты? – опять испуганно спросил Кармель.
– Похоже, что я не добежал, – сказал Чернов. – Вы тут сидите смирно, за ворота – ни шагу. А я попробую – в молоке.
Он бежал к воротам и понимал, что решение бежать «в молоке» не принадлежало ему. Опять, как Зрячему, кто-то или что-то подсказал или подсказало ему это решение, и он послушался, привычно уже приняв нашептанное за рожденное собой. Он – Вечный, слово сказано, а значит, ему свыше предписано слышать и слушаться и не противиться ни на миг. Никогда ни единым чувством не вмешиваться! Он уже попробовал – вопреки «сладкому взрыву» – испугаться высоты над крышами Джексонвилля: что из этого вышло?..
Он выскочил в туман, который все же оказался туманом, а не молоком, и бежать в нем было легко, хотя и душновато, и не видно ничего, но он бежал и думал: Сущий, если Ты и вправду ведешь меня, прости и верни на Путь, я – неверующий болван, не держи на меня зла, я больше никогда не усомнюсь в том, что я всего лишь – орудие Твое, а орудию негоже сопротивляться руке, взявшей его, поверь мне и проверь меня…
Он уже просил Сущего наслать на врагов Огонь Небесный. Тогда получилось. Услышал его Сущий, так?.. И осознал вдруг: а ведь он верит в Него, раз просит!..
Но не успел ни удивиться этой внезапной мысли, ни ужаснуться, ни восхититься. Ничего не успел. Вдруг наткнулся на что-то плотное, мокрое и холодное. И в этом плотном, мокром, холодном опять – как и совсем недавно на ночной безлюдной улице Джексонвилля – полетел, как с горы, как в детстве, как зимой после уроков: слетая к чертовой матери с самодельных деревянных санок и кубарем, вверх тормашками, зарываясь в снег.
Глава десятая.
СПИЧКА
Очень странным оказался этот снежный «сладкий взрыв»… Количество испытанных «взрывов» за все время, что Чернов знаком с этим, с позволения сказать, явлением, таково, что он может даже вести статистику, внедрять методологию (для кого, правда?..) и сравнивать один «взрыв» с другим. Этот – ну очень странный. Во-первых, холодно. Никакого всепоглощающего тепла, которое окатывало волной всякий раз, как наступал этот эрзац-оргазм! Во-вторых, темно. В смысле – не видно ничегошеньки. Обычно после «сладкого взрыва» мысли становились яснее, зрение острее, а слух… что?.. чутче?.. Корявое словечко… Ну да ладно, к глубинам лингвистики можно обратиться и впоследствии, сейчас не до них, тем более имеется еще и «в-третьих», А вот в-третьих, Чернов, вопреки тенденциям, никуда не бежал с дивным, поражающим воображение ускорением, не летел над крышами по ночному небу, аки ангел полуночи, а, напротив, лежал лежмя, не в силах пошевелиться, придавленный… Чем? Детскими санками?.. Он попытался повертеть головой, открыл рот, сделал глубокий вдох… Гортань моментально забилась чем-то холодным, мокрым, тающим… Ну, конечно, первое впечатление от начинавшегося «взрыва» не обмануло! Это же именно снег! Чернов даже на момент возрадовался: при всей неприглядности положения налицо имеется явная победа человеческого интеллекта над загадкой коварной судьбы: что вокруг? Темно, холодно, мокро?.. Правильный ответ дает олимпийский чемпион Игорь Чернов – снег, снег кругом, снизу, сверху, сбоку… Получен ответ, пусть и немалой ценой – чуть не задохнулся, вон до сих пор откашливается.
Теперь предстояло определить положение своего тела относительно горизонта, чтобы понять, что делать дальше. Дышать было тяжело, и на соображение Чернов отвел себе минимум времени. Судя по тому, как интенсивно к голове приливала кровь, положение было не самым для бегуна естественным – вверх ногами, вниз, естественно, башкой. Немного высвободив руки, Чернов разгреб снег перед лицом, устроив таким образом некую нишу для головы. Дышать стало легче. Освежившаяся сообразиловка выдала на-гора пугающий своей оригинальностью, но, кажется, самый подходящий вариант произошедшего: Чернов все-таки откуда-то летел, как и казалось ему, откуда-то он сверзился по прихотливым и неописуемым законам «взрывов», и что-то могучее в итоге вбило его в снег. Первая мысль: накрыло лавиной. Уж больно сходные ощущения с однажды испытанными… В свое время, время неблизкое, студенческое, Чернов проводил каждые зимние каникулы в горах Приэльбрусья, осваивая горнолыжный спорт, но не как параллельный основному – бегу, а так, для развлечения и общего развития. Инструктор-кавказец, помимо спортивной премудрости, обучал Чернова также и поведению в нештатных ситуациях, в частности, рассказывал, что предпринимать, если накрыло лавиной. И вот – неприятное совпадение: теорию тогда пришлось проверять на практике едва ли не на следующий день. Неосторожно исчезнув из поля зрения инструктора, Чернов махнул поперек широченного целинного поля, и, естественно, за эйфорией скорости не заметил, как подрезал лавину. Небольшую, но достаточную для того, чтобы накрыть бестолкового горнолыжника с головой. Тогда в мозгу всплыли дословно, добуквенно, все указания инструктора, и Чернов откопался самостоятельно – как раз к тому моменту, когда к нему, бледному и испуганному, подъехал не менее испуганный инструктор, оглашая щедрые на эхо горы ненормативной лексикой. Горам нравилось ее повторять… Тогда Чернову удалось отделаться парой царапин и утраченными навеки лыжами – их Чернов, ясное дело, отстегнул, когда выбирался.
А сейчас… Сейчас, на удивление самому себе – мол, откуда ей взяться, лавине? – ресурсов любимой сообразиловки отпущено не было, и Чернов, особо не раздумывая, стал действовать так же, как и тогда. Остервенелые самовыкапывательные движения в течение нескольких минут не только разогрели начавшее было зябнуть черновское тело, но и худо-бедно поспособствовали обретению свободы из снежного погребения. Благо погребен Чернов оказался неглубоко.
Сидя на рыхлом снегу возле ямы, в которой он только что едва не нашел свою смерть от холода и удушья, и тяжело дыша – видно, воздух сильно разрежен, – Чернов осматривался изо всех сил, стараясь не сильно охреневать от увиденного. Получалось плохо. Видимо, очередной переход в очередное пространство-время очередного мира был неточно рассчитан Головной Канцелярией, как всегда ответственной за подобные мероприятия, и Игорь Чернов, как он сам сейчас понимал, угодил прямехонько, на вершину некоей горы – двухтысячника, не меньше, дыхание подсказывало, – а, многометровый слой вечного снега с охотой поглотил нежданного гостя и замуровал в своих, прямо сказать, прохладных объятьях. Так что мысль про лавину отпадает – Чернов просто утонул в снежной податливой целине.
Несмотря на то что в новом бытии Чернова стояла ночь (как, впрочем, и в предыдущем, если не считать временное пребывание в туманном «переходнике»), окружающий пейзаж был ясно различим, благодаря полной луне на небе и обилию девственного снега кругом. Оставленная в доме Кармеля козья шкура сейчас очень бы пригодилась. В очередной. раз постиранные женщиной куртка, хлопчатобумажная фуфайка и спортивные штаны плюс намертво грязные кроссовки – не самая лучшая экипировка для альпиниста. Но кто знал, куда Путь приведет!.. Одно хорошо – предстоит не восхождение, а спуск, хотя теплее от этого все равно не становится…
Осторожно ступая, вглядываясь в синий ночной снег и посекундно проваливаясь в него же на разную глубину, Чернов двигался вниз. Он, разумеется, не знал дороги, но логика, незримо присутствовавшая во всех перемещениях Чернова по разным ПВ, должна была помочь ему и сейчас. Иначе следовало бы поставить под сомнение само ее существование.
Больно она, логика то есть, расстроилась бы!
По мере спуска, который осуществлялся Черновым, так сказать, «с применением смешанной техники» – иногда пешком, иногда на пятой точке, а иногда и кубарем, становилось легче дышать и, что немаловажно, существенно теплело. Снега оставалось все меньше и меньше. То там, то здесь на ровной синеве расплывались черные кляксы камней. Чернов даже обнаружил некую прихотливо извивающуюся козью тропу, ведущую вниз по склону. По пути попался родник – очень похожий на тот, который Чернов так часто представлял себе во сне, но лишь представлял, а не видел – шустрый журчащий ручеек, бьющий откуда-то прямо из-под скалы. Вода была ледяная, обжигала холодом горло. Но Чернов все равно напился – слишком много сил потрачено при спуске.
Дальнейший путь по тропе вниз был совсем легким, Чернов позволил себе пару раз даже перейти на бег. Достигнув подножия неведомой горы, он взглянул на заметно посветлевшее небо. Промерзший до костей, Чернов с надеждой подумал о солнце. Еще бы понять, какое здесь, в этом неведомом ПВ, время года, и вообще – какой климат? До сих пор везло: теплые ПВ попадались… В поисках ответа он внимательнее разглядел местную необильную растительность: ничего не говорящие редкие елочки-сосенки, какие-то низкие кусты без листьев (неужто везде – зима?), под ногами – ни намека на траву. Соседние горы в смысле флоры побогаче, на некоторых склонах чернели леса, явно хвойного толка, но радующих глаз альпийских лугов не наблюдалось нигде.
Козья тропа переросла в неширокую дорогу без следов какого бы то ни было колесного транспорта, да и вообще без каких либо следов. Бредя по освещенной неярким утренним светом – когда еще солнце из-за гор выберется? – дороге, Чернов тщетно искал на ней оттиски копыт, следы обуви, колеи от телеги… Не было здесь ничего такого, будто и не ходил по этой дороге никто, будто и не построена она никем, а образовалась сама по себе, благодаря природным неведомым силам, лично для Чернова Игоря образовалась, который, заметим, оставлял в мягком песочно-глинисто-каменном покрытии явные, легко читаемые следы.
Ничья дорога шла по долине от одной горы к другой, вела Чернова туда же, дарила слуху усталого и замерзшего путника однообразный хруст его собственных шагов и по-прежнему не выдавала ничьего присутствия – ни следом, ни знаком, ни хотя бы мусором. Постепенно у дороги появился уклон вверх, она явно шла к перевалу. Чернов оглянулся. Позади него высилась громада горы, с которой он час назад спустился, над ней нимбом висело долгожданное солнце, дыхнувшее теплом в лицо. Но тепло не было многообещающим, животворным, это было номинально вежливое тепло равнодушного зимнего светила, которое не способно никого толком согреть. Тем не менее Чернов, хотя и замерз, как не замерзал, кажется, еще никогда в жизни, отметил, что воздух прогрет градусов до десяти – пара от дыхания не было, а значит, есть надежда на то, что он попал в место с мягким климатом. С приятным удивлением Чернов заметил, что думает не только о своей грешной телесной оболочке, внутри которой уже, может быть, гнездится коварная пневмония, но и о нетеплых домах Вефиля, о самодельных очагах, о шкурах коз и овец, превращенных в подобия тулупов или шуб. Уж как ни назови – не Диор, не Фенди, не даже Юдашкин. Пока все складывалось так, что ему не пришлось увидеть эти изделия местных кутюрье.
Пока не пришлось, а теперь – вот они. Торжественный караул выстроился у родных ворот родного – а какого еще? – Города.
Жители Вефиля встречали Чернова именно в теплых свитерах, связанных из козьей шерсти, и все-таки телогрейках, если термин понимать буквально. Последние представляли собой сшитые вместе шкуры с дырой для головы посередине. Может служить как постелью, так и одеждой. Точно такую Чернов имел в доме Кармеля…
Едва фигурка бегуна-пешехода, сутулая от усталости, показалась из-за скалы, к нему стремглав понеслись мальчишки, неся в руках пресловутые свитера и покрывала. Благодарно кивая, Чернов укутался и остаток пути прошел, поддерживаемый со всех сторон пацанами с озабоченными лицами. Как же – им доверили встречать Бегуна!
Первым к нему обратился Кармель:
– Здравствуй, Бегун, ты вернулся даже быстрее, чем мы ожидали.
В другое время Чернов непременно съязвил бы: мол, могу уйти погулять, если не ждали так рано, но сейчас сил не было, да и Кармель слова сказать не давал.
– Пойдем скорее домой, отогреешься, поешь, отдохнешь. Женщины уже заканчивают делать отвар из трав, тебе надо будет выпить, чтоб не заболеть…
Будто отвечая на еще не то что не заданный, но даже несформулированный вопрос Чернова: «Из каких трав? Откуда здесь травы?», Кармель произнес грустно:
– У нас есть кое-какие запасы, я же говорил тебе… К сожалению, пришлось их использовать, здесь совсем голая земля, Бегун…
Чернов больше всего не хотел слышать в словах Кармеля упрек, и, может быть, его там и не было, но внезапно увеличившаяся в размерах совесть, всю дорогу до Вефиля проедавшая ему мозг бессмысленной мыслью (да, да, именно так!): «Куда же ты, Чернов, угодил? Не стыдно тебе? Лысые камни, горы и холод… Как же вефильцы жить-то будут? Где скот пасти станут? А до этого? Аттракцион для сытых туристов, а позже – туманная взвесь без берегов, как результат дешевого малодушия Бегуна…» – совесть эта, агрессивно настроенная, сама распознала упрек Кармеля, и Чернов моментально почувствовал себя виноватым.
Но Кармель и здесь опередил Чернова:
– Не вини себя ни в чем, Бегун. Все идет, как должно идти. Путь – разный…
И это при том, что Чернов не произнес ни слова. Нет, все-таки Кармель умеет читать мысли. А может ли быть, что в Книге уже прописаны все эмоции и переживания Бегуна и Кармель просто знает о них заранее?.. Нет, думать, анализировать – это потом. Сейчас – согреться и поесть.
Заботливый Кармель и предусмотрительные жители Вефиля обеспечили Чернову исполнение его нехитрых желаний. Горячая еда, странный на вкус, но приятный напиток из трав, выставленный посреди комнаты очаг с трещащими поленьями – все это превратило Чернова в человека за каких-то полтора часа. После еды его сморило. Засыпая, укрытый толстым шерстяным одеялом, он вяло думал о том, что сейчас по затихшему Вефилю носится весть: Бегун заснул! Тихо всем! Ну и пусть себе благоговеют, сквозь дрему заключил Чернов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Кармель слова не понял, но поспешил за Бегуном. И остальные горожане туда же потянулись. Как же иначе: Бегун вернулся. Бегун что-то задумал…
Чернов переоделся в собственные рибоковские штаны, постиранные и чем-то даже проглаженные, натянул полотняную рубаху, а кроссовки отдал женщине помыть. А и то верно: спешить было некуда.
– Перекусишь? – спросил Кармель.
– Хлеба и сыра, – сказал Чернов, памятуя, что ему – бежать в молоке или тумане – что там за хреновина за стенами, а делать это на полный желудок затруднительно. – И воды. Вина не надо.
Кармель накрыл стол, сел напротив, сообщил:
– Очень хорошее место на Пути ты нашел, Бегун. Я имею в виду не туман, конечно, а то место, в котором обитает Огонь Небесный. Очень богатое, сытное, хотя и опасные люди там живут.
Хорошо – напомнил.
– Что с ранеными?
– Ты знаешь? – удивился Кармель. – Тебя же не было с нами, ты ушел на Путь…
На Путь? Тюрьма, коллектор душный, зал с мониторами – это Путь?..
– Я знаю. У меня открылось внутреннее зрение. Объяснение, предложенное Книгой, Кармеля устроило.
– Мы потеряли Иава и Асана, – печально сказал он. – Молодые ребята, горячие. Не надо было им брать мечи…
– Что значит потеряли? Умерли они, что ли?
– Не знаю. Их увезли, истекающих кровью. Мы не сумели помешать, нас всех что-то остановило – ни рукой, ни ногой невозможно пошевелить. А в это время Иава и Асана забрали люди в белых одеждах, а им помогали люди в черном. Мы хотели потом, когда заклятие неподвижности спало, броситься на их поиски, но красные нити не позволили выйти из Вефиля. А потом ты побежал и забрал нас оттуда.
– Так чего ж ты нашел хорошего в этом месте?
– Много полезных вещей наменяли.
О Сущий, что ж за детей ты дал мне в спутники, подумал Чернов, приканчивая смастыренный им бутерброд из лепешки и ломтя сыра. Они потеряли двух соплеменников, буквально – потеряли, а радуются дешевым сувенирам, купленным в ближайших к аттракциону киосках! Прямо-таки капитан Кук и туземцы… И еще махонький вопрос – к месту: а каково придется тем двоим, Иаву и Асану, когда они оклемаются – это несомненно, Зрячий подтвердил! – и обнаружат, что город исчез с лица земли, что они – одни в чужом и страшном, а вовсе не радостном и веселом мире. И что у них нет идентификационных карт на животах…
– Вспомнил. Задрал чистую рубаху: на месте птичка. Похоже, прав Зрячий: виртуальность – это вполне действующая штуковина, нужны только условия, чтобы она действовала. Захочет Сущий – условия будут.
Пока Сущий хотел…
Женщина принесла помытые кроссовки.
Они были еще влажными, но Чернов все же обулся. Встал, отряхнул с рубахи хлебные крошки.
– Куда ты? – опять испуганно спросил Кармель.
– Похоже, что я не добежал, – сказал Чернов. – Вы тут сидите смирно, за ворота – ни шагу. А я попробую – в молоке.
Он бежал к воротам и понимал, что решение бежать «в молоке» не принадлежало ему. Опять, как Зрячему, кто-то или что-то подсказал или подсказало ему это решение, и он послушался, привычно уже приняв нашептанное за рожденное собой. Он – Вечный, слово сказано, а значит, ему свыше предписано слышать и слушаться и не противиться ни на миг. Никогда ни единым чувством не вмешиваться! Он уже попробовал – вопреки «сладкому взрыву» – испугаться высоты над крышами Джексонвилля: что из этого вышло?..
Он выскочил в туман, который все же оказался туманом, а не молоком, и бежать в нем было легко, хотя и душновато, и не видно ничего, но он бежал и думал: Сущий, если Ты и вправду ведешь меня, прости и верни на Путь, я – неверующий болван, не держи на меня зла, я больше никогда не усомнюсь в том, что я всего лишь – орудие Твое, а орудию негоже сопротивляться руке, взявшей его, поверь мне и проверь меня…
Он уже просил Сущего наслать на врагов Огонь Небесный. Тогда получилось. Услышал его Сущий, так?.. И осознал вдруг: а ведь он верит в Него, раз просит!..
Но не успел ни удивиться этой внезапной мысли, ни ужаснуться, ни восхититься. Ничего не успел. Вдруг наткнулся на что-то плотное, мокрое и холодное. И в этом плотном, мокром, холодном опять – как и совсем недавно на ночной безлюдной улице Джексонвилля – полетел, как с горы, как в детстве, как зимой после уроков: слетая к чертовой матери с самодельных деревянных санок и кубарем, вверх тормашками, зарываясь в снег.
Глава десятая.
СПИЧКА
Очень странным оказался этот снежный «сладкий взрыв»… Количество испытанных «взрывов» за все время, что Чернов знаком с этим, с позволения сказать, явлением, таково, что он может даже вести статистику, внедрять методологию (для кого, правда?..) и сравнивать один «взрыв» с другим. Этот – ну очень странный. Во-первых, холодно. Никакого всепоглощающего тепла, которое окатывало волной всякий раз, как наступал этот эрзац-оргазм! Во-вторых, темно. В смысле – не видно ничегошеньки. Обычно после «сладкого взрыва» мысли становились яснее, зрение острее, а слух… что?.. чутче?.. Корявое словечко… Ну да ладно, к глубинам лингвистики можно обратиться и впоследствии, сейчас не до них, тем более имеется еще и «в-третьих», А вот в-третьих, Чернов, вопреки тенденциям, никуда не бежал с дивным, поражающим воображение ускорением, не летел над крышами по ночному небу, аки ангел полуночи, а, напротив, лежал лежмя, не в силах пошевелиться, придавленный… Чем? Детскими санками?.. Он попытался повертеть головой, открыл рот, сделал глубокий вдох… Гортань моментально забилась чем-то холодным, мокрым, тающим… Ну, конечно, первое впечатление от начинавшегося «взрыва» не обмануло! Это же именно снег! Чернов даже на момент возрадовался: при всей неприглядности положения налицо имеется явная победа человеческого интеллекта над загадкой коварной судьбы: что вокруг? Темно, холодно, мокро?.. Правильный ответ дает олимпийский чемпион Игорь Чернов – снег, снег кругом, снизу, сверху, сбоку… Получен ответ, пусть и немалой ценой – чуть не задохнулся, вон до сих пор откашливается.
Теперь предстояло определить положение своего тела относительно горизонта, чтобы понять, что делать дальше. Дышать было тяжело, и на соображение Чернов отвел себе минимум времени. Судя по тому, как интенсивно к голове приливала кровь, положение было не самым для бегуна естественным – вверх ногами, вниз, естественно, башкой. Немного высвободив руки, Чернов разгреб снег перед лицом, устроив таким образом некую нишу для головы. Дышать стало легче. Освежившаяся сообразиловка выдала на-гора пугающий своей оригинальностью, но, кажется, самый подходящий вариант произошедшего: Чернов все-таки откуда-то летел, как и казалось ему, откуда-то он сверзился по прихотливым и неописуемым законам «взрывов», и что-то могучее в итоге вбило его в снег. Первая мысль: накрыло лавиной. Уж больно сходные ощущения с однажды испытанными… В свое время, время неблизкое, студенческое, Чернов проводил каждые зимние каникулы в горах Приэльбрусья, осваивая горнолыжный спорт, но не как параллельный основному – бегу, а так, для развлечения и общего развития. Инструктор-кавказец, помимо спортивной премудрости, обучал Чернова также и поведению в нештатных ситуациях, в частности, рассказывал, что предпринимать, если накрыло лавиной. И вот – неприятное совпадение: теорию тогда пришлось проверять на практике едва ли не на следующий день. Неосторожно исчезнув из поля зрения инструктора, Чернов махнул поперек широченного целинного поля, и, естественно, за эйфорией скорости не заметил, как подрезал лавину. Небольшую, но достаточную для того, чтобы накрыть бестолкового горнолыжника с головой. Тогда в мозгу всплыли дословно, добуквенно, все указания инструктора, и Чернов откопался самостоятельно – как раз к тому моменту, когда к нему, бледному и испуганному, подъехал не менее испуганный инструктор, оглашая щедрые на эхо горы ненормативной лексикой. Горам нравилось ее повторять… Тогда Чернову удалось отделаться парой царапин и утраченными навеки лыжами – их Чернов, ясное дело, отстегнул, когда выбирался.
А сейчас… Сейчас, на удивление самому себе – мол, откуда ей взяться, лавине? – ресурсов любимой сообразиловки отпущено не было, и Чернов, особо не раздумывая, стал действовать так же, как и тогда. Остервенелые самовыкапывательные движения в течение нескольких минут не только разогрели начавшее было зябнуть черновское тело, но и худо-бедно поспособствовали обретению свободы из снежного погребения. Благо погребен Чернов оказался неглубоко.
Сидя на рыхлом снегу возле ямы, в которой он только что едва не нашел свою смерть от холода и удушья, и тяжело дыша – видно, воздух сильно разрежен, – Чернов осматривался изо всех сил, стараясь не сильно охреневать от увиденного. Получалось плохо. Видимо, очередной переход в очередное пространство-время очередного мира был неточно рассчитан Головной Канцелярией, как всегда ответственной за подобные мероприятия, и Игорь Чернов, как он сам сейчас понимал, угодил прямехонько, на вершину некоей горы – двухтысячника, не меньше, дыхание подсказывало, – а, многометровый слой вечного снега с охотой поглотил нежданного гостя и замуровал в своих, прямо сказать, прохладных объятьях. Так что мысль про лавину отпадает – Чернов просто утонул в снежной податливой целине.
Несмотря на то что в новом бытии Чернова стояла ночь (как, впрочем, и в предыдущем, если не считать временное пребывание в туманном «переходнике»), окружающий пейзаж был ясно различим, благодаря полной луне на небе и обилию девственного снега кругом. Оставленная в доме Кармеля козья шкура сейчас очень бы пригодилась. В очередной. раз постиранные женщиной куртка, хлопчатобумажная фуфайка и спортивные штаны плюс намертво грязные кроссовки – не самая лучшая экипировка для альпиниста. Но кто знал, куда Путь приведет!.. Одно хорошо – предстоит не восхождение, а спуск, хотя теплее от этого все равно не становится…
Осторожно ступая, вглядываясь в синий ночной снег и посекундно проваливаясь в него же на разную глубину, Чернов двигался вниз. Он, разумеется, не знал дороги, но логика, незримо присутствовавшая во всех перемещениях Чернова по разным ПВ, должна была помочь ему и сейчас. Иначе следовало бы поставить под сомнение само ее существование.
Больно она, логика то есть, расстроилась бы!
По мере спуска, который осуществлялся Черновым, так сказать, «с применением смешанной техники» – иногда пешком, иногда на пятой точке, а иногда и кубарем, становилось легче дышать и, что немаловажно, существенно теплело. Снега оставалось все меньше и меньше. То там, то здесь на ровной синеве расплывались черные кляксы камней. Чернов даже обнаружил некую прихотливо извивающуюся козью тропу, ведущую вниз по склону. По пути попался родник – очень похожий на тот, который Чернов так часто представлял себе во сне, но лишь представлял, а не видел – шустрый журчащий ручеек, бьющий откуда-то прямо из-под скалы. Вода была ледяная, обжигала холодом горло. Но Чернов все равно напился – слишком много сил потрачено при спуске.
Дальнейший путь по тропе вниз был совсем легким, Чернов позволил себе пару раз даже перейти на бег. Достигнув подножия неведомой горы, он взглянул на заметно посветлевшее небо. Промерзший до костей, Чернов с надеждой подумал о солнце. Еще бы понять, какое здесь, в этом неведомом ПВ, время года, и вообще – какой климат? До сих пор везло: теплые ПВ попадались… В поисках ответа он внимательнее разглядел местную необильную растительность: ничего не говорящие редкие елочки-сосенки, какие-то низкие кусты без листьев (неужто везде – зима?), под ногами – ни намека на траву. Соседние горы в смысле флоры побогаче, на некоторых склонах чернели леса, явно хвойного толка, но радующих глаз альпийских лугов не наблюдалось нигде.
Козья тропа переросла в неширокую дорогу без следов какого бы то ни было колесного транспорта, да и вообще без каких либо следов. Бредя по освещенной неярким утренним светом – когда еще солнце из-за гор выберется? – дороге, Чернов тщетно искал на ней оттиски копыт, следы обуви, колеи от телеги… Не было здесь ничего такого, будто и не ходил по этой дороге никто, будто и не построена она никем, а образовалась сама по себе, благодаря природным неведомым силам, лично для Чернова Игоря образовалась, который, заметим, оставлял в мягком песочно-глинисто-каменном покрытии явные, легко читаемые следы.
Ничья дорога шла по долине от одной горы к другой, вела Чернова туда же, дарила слуху усталого и замерзшего путника однообразный хруст его собственных шагов и по-прежнему не выдавала ничьего присутствия – ни следом, ни знаком, ни хотя бы мусором. Постепенно у дороги появился уклон вверх, она явно шла к перевалу. Чернов оглянулся. Позади него высилась громада горы, с которой он час назад спустился, над ней нимбом висело долгожданное солнце, дыхнувшее теплом в лицо. Но тепло не было многообещающим, животворным, это было номинально вежливое тепло равнодушного зимнего светила, которое не способно никого толком согреть. Тем не менее Чернов, хотя и замерз, как не замерзал, кажется, еще никогда в жизни, отметил, что воздух прогрет градусов до десяти – пара от дыхания не было, а значит, есть надежда на то, что он попал в место с мягким климатом. С приятным удивлением Чернов заметил, что думает не только о своей грешной телесной оболочке, внутри которой уже, может быть, гнездится коварная пневмония, но и о нетеплых домах Вефиля, о самодельных очагах, о шкурах коз и овец, превращенных в подобия тулупов или шуб. Уж как ни назови – не Диор, не Фенди, не даже Юдашкин. Пока все складывалось так, что ему не пришлось увидеть эти изделия местных кутюрье.
Пока не пришлось, а теперь – вот они. Торжественный караул выстроился у родных ворот родного – а какого еще? – Города.
Жители Вефиля встречали Чернова именно в теплых свитерах, связанных из козьей шерсти, и все-таки телогрейках, если термин понимать буквально. Последние представляли собой сшитые вместе шкуры с дырой для головы посередине. Может служить как постелью, так и одеждой. Точно такую Чернов имел в доме Кармеля…
Едва фигурка бегуна-пешехода, сутулая от усталости, показалась из-за скалы, к нему стремглав понеслись мальчишки, неся в руках пресловутые свитера и покрывала. Благодарно кивая, Чернов укутался и остаток пути прошел, поддерживаемый со всех сторон пацанами с озабоченными лицами. Как же – им доверили встречать Бегуна!
Первым к нему обратился Кармель:
– Здравствуй, Бегун, ты вернулся даже быстрее, чем мы ожидали.
В другое время Чернов непременно съязвил бы: мол, могу уйти погулять, если не ждали так рано, но сейчас сил не было, да и Кармель слова сказать не давал.
– Пойдем скорее домой, отогреешься, поешь, отдохнешь. Женщины уже заканчивают делать отвар из трав, тебе надо будет выпить, чтоб не заболеть…
Будто отвечая на еще не то что не заданный, но даже несформулированный вопрос Чернова: «Из каких трав? Откуда здесь травы?», Кармель произнес грустно:
– У нас есть кое-какие запасы, я же говорил тебе… К сожалению, пришлось их использовать, здесь совсем голая земля, Бегун…
Чернов больше всего не хотел слышать в словах Кармеля упрек, и, может быть, его там и не было, но внезапно увеличившаяся в размерах совесть, всю дорогу до Вефиля проедавшая ему мозг бессмысленной мыслью (да, да, именно так!): «Куда же ты, Чернов, угодил? Не стыдно тебе? Лысые камни, горы и холод… Как же вефильцы жить-то будут? Где скот пасти станут? А до этого? Аттракцион для сытых туристов, а позже – туманная взвесь без берегов, как результат дешевого малодушия Бегуна…» – совесть эта, агрессивно настроенная, сама распознала упрек Кармеля, и Чернов моментально почувствовал себя виноватым.
Но Кармель и здесь опередил Чернова:
– Не вини себя ни в чем, Бегун. Все идет, как должно идти. Путь – разный…
И это при том, что Чернов не произнес ни слова. Нет, все-таки Кармель умеет читать мысли. А может ли быть, что в Книге уже прописаны все эмоции и переживания Бегуна и Кармель просто знает о них заранее?.. Нет, думать, анализировать – это потом. Сейчас – согреться и поесть.
Заботливый Кармель и предусмотрительные жители Вефиля обеспечили Чернову исполнение его нехитрых желаний. Горячая еда, странный на вкус, но приятный напиток из трав, выставленный посреди комнаты очаг с трещащими поленьями – все это превратило Чернова в человека за каких-то полтора часа. После еды его сморило. Засыпая, укрытый толстым шерстяным одеялом, он вяло думал о том, что сейчас по затихшему Вефилю носится весть: Бегун заснул! Тихо всем! Ну и пусть себе благоговеют, сквозь дрему заключил Чернов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45