Мужчина вел ее под руку с видом собственника, а она крепко прижималась к нему. Они шли в ногу и улыбались, как счастливые влюбленные. Эрик следил за ними взглядом; они остановились, пропуская вперед толпу пассажиров, и, засмеявшись, обменялись таким взглядом, будто в мире для них больше никого не существовало. Следом за ними какой-то плотный коренастый человек уверенно проталкивался через толпу, словно его добротное, темно-синее, солидного покроя пальто служило ему панцирем, предохранявшим от толчков. Заносчивая манера, с какой этот человек откидывал голову в черной фетровой шляпе, показалась Эрику смутно знакомой.
Человек обернулся к Лили и приподнял шляпу; Эрик сразу же узнал его, и в нем закипела жгучая ярость. Это был Арни О'Хэйр. Эрик не видел его уже несколько лет, но воспоминание о гнусном предательстве не утратило своей остроты. Для Эрика, в его теперешнем состоянии, эта встреча была последней каплей, переполнившей чашу горечи.
Эрик глядел на перрон, где эти трое, согнувшись от студеного ветра, обменивались приветствиями, и терзался бессильной злобой, словно его опять жестоко обошли, словно Лили и всякий, кто здоровался с Арни, тем самым уже предавали его, Эрика. Еще секунда – и под окном снова замелькали незнакомые озябшие лица, а к Эрику опять вернулось тоскливое ощущение одиночества.
Из-за Арни Эрик старался как можно дольше задержаться в вагоне. Он готов ждать сколько угодно, только бы не встретиться с этим человеком, – нервы его и без того уже слишком взвинчены. Наконец он вышел и, осторожно оглядываясь, быстро прошел через вокзал.
Став в очередь на стоянке такси, Эрик увидел Арни в переполненной машине, разворачивавшейся по кругу перед зданием вокзала. «Хорошо, что я задержался, – подумал Эрик, – иначе мы бы встретились, и тогда скандала не миновать». В этот момент машина проехала мимо, Арни обернулся и в упор поглядел на Эрика. Рот его открылся – то ли от удивления, то ли потому, что он разговаривал с другими пассажирами, Эрик так и не понял.
Эрик уныло подумал о том, что до вечера ему предстоит оставаться наедине с самим собой. Казалось, сегодня ему на каждом шагу суждено сталкиваться с обстоятельствами, напоминавшими о всех пережитых обидах, о всех ошибках, совершенных им за последние пятнадцать лет. В вагоне его немножко развлекла веселая болтовня Лили, но сейчас он чувствовал себя еще более подавленным. Мысль о предстоящем одиночестве приводила его в ужас. Его тянуло к Хьюго, но при одной мысли о нем у Эрика начинало сосать под ложечкой. Эрик сомневался, сможет ли он при встрече с Хьюго держаться как ни в чем не бывало, не показывая виду, что ему известно о письме к Сабине.
Он остановился в отеле «Статлер», стараясь не замечать пустоты холодного светлого номера с второй кроватью, которая сегодня останется незанятой. Через несколько минут оказалось, что телефонный аппарат, который мог соединить его с Хьюго, является слишком большим искушением. Эрик торопливо надел шляпу и пальто и вышел из отеля. Он шел по 16-й улице, в лицо ему дул сильный южный ветер, несущий с собой неясное дыхание весны, но весна придет еще не скоро, она наступит спустя много времени после того, как все мучившие его проблемы будут уже разрешены. И шагая мимо старинных отелей, а потом по голому зимнему парку, Эрик без всякой радости и без всякого нетерпенья думал о наступающей весне. Перед ним, на другой стороне широкого проспекта, возвышался Белый дом. Вдали, слева от него, виднелся круглый купол здания Конгресса.
Даже сейчас, в тусклой мгле серого зимнего дня эти символические архитектурные сооружения дышали величием и спокойной мощью, и Эрик вдруг задрожал от переполнившей его гордости и радости; это было чувство, которое ему внушали с детских лет, – ни с чем не сравнимое чувство любви к родине. Но теперь теплая волна быстро отхлынула от его сердца, оставив в нем горькое негодование. Эрик долго стоял, не сводя глаз с этих зданий.
«Будьте вы прокляты! – в отчаянии кричал он про себя. – Почему вы не даете мне работать со спокойной совестью, почему вы не даете мне быть честным человеком?..»
7
Арни О'Хэйр был сильно не в духе, когда он выходил из машины у подъезда своего отеля. Его раздосадовал неожиданный приезд Горина. Есть такие события, которые должны совершаться по заранее намеченному плану или уж не совершаться вовсе. Арни вышел из машины, не сказав ни слова своим попутчикам. Только почтительный поклон швейцара в дверях отеля «Ритц-Карлтон» несколько улучшил его настроение. В отеле «Ритц» он чувствовал себя как дома. Все служащие по-прежнему называли его генералом, хотя он снял мундир почти полгода назад. С тех пор как он переоделся в штатское, это звание стало нравиться ему гораздо больше. Сейчас человек в мундире всегда чувствует на себе сотни клейких взглядов, а спрос на суровых генералов заметно падает. Пора уже снова превращаться в солидного дельца.
Арни прошел прямо в свои комнаты. Не снимая пальто, он подошел к телефону и набрал номер. Секретарша Хольцера узнала его по голосу и немедленно соединила с сенатором.
– Послушайте, Ларри, – возбужденно заговорил Арни, – когда вы назначили прием тому парню, о котором мы с вами говорили вчера утром?
– Постойте-ка, – промямлил сенатор. Его медлительность выводила Арни из себя, хотя он ясно слышал шелест перелистываемых листков. – В четверг. В четверг, в одиннадцать утра.
– Так вот, он уже приехал, – отрывисто произнес Арни. – Когда я могу с вами поговорить об этом?
– Видите ли… – замялся Хольцер, пытаясь найти такой тон, который позволил бы ему проявить полную покорность и вместе с тем соблюсти свое сенаторское достоинство. – Минут через двадцать я должен идти на заседание. Может быть, встретимся вечером, перед обедом?
– Нет, это меня не устраивает, – отрезал Арни. – Я буду занят. Тогда вот что: через четверть часа я буду около вас и как бы случайно встречу вас на улице. Я вас задержу только на несколько минут.
Всякий раз, говоря с Хольцером но телефону, Арни напоминал себе, что нужно смягчать обычный повелительный тон. К телефону Хольцера, как и почти ко всем сенаторским телефонам, был присоединен звукозаписывающий аппарат, и каждый его разговор – просто на всякий случай – записывался на пленку. В кабинете его тоже были установлены невидимые диктофоны. Стенографическая запись – совсем другое дело, слова, записанные на бумаге, можно истолковать в любом смысле, но пленка фиксировала интонации голоса, и тут уж можно было сразу догадаться, кто хозяин и кто подчиненный. В этом городе, чтобы поговорить откровенно, надо было подстроить «случайную» встречу либо на улице, либо где-нибудь в гостях. Арни позвонил вниз и вызвал свою машину.
Хольцер стоял у колонны, оживленно болтая с часовым, но чуткий слух Арни, обостренный презрением, сразу же уловил в его голосе заискивающие нотки. «Хольцер в душе так и остался адвокатом, из него никогда не выйдет хорошего политика, и актер он совсем бездарный», – подумал Арни, когда сенатор обернулся к нему, выражая крайнее удивление по поводу такой неожиданной встречи.
Они молча спустились по ступенькам. Хольцер глубоко втягивал в себя воздух; Арни понял, что на случай если за ними кто-то наблюдает, Хольцер хочет сделать вид, будто вышел просто подышать… Каждый свой поступок Хольцер объяснял про себя комиссии по расследованию… «Да нет, сэр, тут нет ничего странного, я очень часто хожу пешком. Да, сэр, иногда я езжу из своей канцелярии в здание, где происходит заседание сената, на метро, но в тот день, когда я случайно встретил мистера О'Хэйра, мне захотелось немного подышать свежим воздухом. Вот и все мои злостные намерения». И тут он бы улыбнулся…
Арни презирал Ларри Хольцера, потому что считал его никудышным дельцом. Он трудился несоразмерно получаемой плате. «Либо больше запрашивай, либо меньше старайся», – фыркал про себя Арни.
– Так вот, Ларри, – сказал наконец Арни, – насчет Горина. Я не хочу, чтобы вы дожидались четверга.
Хольцер шагал, подставив ветру непокрытую голову. Он обладал приятной внешностью и выглядел значительно моложе своих сорока пяти лет. Под налетевшим порывом ветра широкое пальто плотно облепило его тонкую фигуру, влажные карие глаза застлались слезами.
– Не понимаю, чего это вы так беспокоитесь, Арни, – сказал он, тяжело переводя дух, – человеку назначено прийти в четверг. Почему он не может приехать на несколько дней раньше?
– Всякий человек, которому назначено приехать в четверг, в одиннадцать часов утра, приехал бы в четверг утром. Горин приехал пораньше, чтобы разнюхать что к чему. У него есть голова на плечах. Поэтому-то я вам и сказал, что из всех физиков я хочу заполучить именно его. Горин – единственный известный мне физик, который способен разузнать подоплеку любого предложения, прежде чем оно ему сделано. Все эти ученые молодчики немного сумасшедшие. А Горин капельку нормальнее других, вот в чем суть. У него есть деловой опыт, а у других нет.
Хольцер встревожился.
– Ну и пусть себе наводит справки, что ж из этого? Ничего тут страшного нет. Кроме того, ему еще никто ничего не говорил. О чем он может выспрашивать? Что он может узнать? Ради бога, Арни, перестаньте!
– Он может узнать, что это я хочу привлечь его к работе. Когда он даст свое согласие, тогда пожалуйста, пусть он это узнает, но сейчас еще рано. Сначала он сам должен захотеть. Я этого парня знаю. Если он чего-нибудь захочет, он стену головой прошибет, а добьется своего. Я же вам повторяю, он именно тот человек, какой мне нужен. И мы легко можем его заполучить. Он когда-то порядочно зарабатывал и надеялся заработать еще больше, так что он знает, как приятно тратить деньги, и уже попробовал хорошей жизни. Ни из кино, ни из книжек этого не узнаешь. Это надо испытать самому, хорошенько войти во вкус, вот тогда только поймешь, до чего это здорово. Пока человек не попробует такой жизни, ему легко отказаться от того, чего он не знает. Часто бывает, что люди носятся со всякими бреднями насчет каких-то там моральных принципов, а сами и не нюхали тех материальных благ, которые можно купить за деньги. Они вроде девственницы, которая корчит из себя знатока любви. Горин меня смертельно ненавидит, но когда дело дойдет до крайности, он с этим не посчитается, потому что живет сейчас впроголодь и знает, что можно купить за хорошие деньги. У других ученых сроду не бывало лишнего гроша в кармане, они всю жизнь тратились только на стол да на квартиру. Таким не вобьешь в голову, о чем идет речь. А этому малому и подсказывать не нужно – живо сам все поймет.
– Что же я должен делать?
– Свяжитесь с ним как можно скорее и сумейте его зажечь. Надо, чтобы он поскорее захотел получить это место, тогда если он и будет наводить справки, так только для того, чтоб оправдать перед самим собой свое желание согласиться на эту работу.
– Но ведь я с ним даже незнаком.
– А, господи, ну, найдите кого-нибудь, кто его знает! – Арни раздраженно поправил на голове шляпу, которую чуть было не унес ветер. – В конце концов, это же входит в ваши обязанности.
Хольцер на минуту остановился. Лицо его побледнело.
– Знаете что, Арни, мы с вами друзья и все прочее, но мне не нравится ваш тон. Черт возьми, я – сенатор Соединенных Штатов, не забывайте этого. Не разыгрывайте дешевую мелодраму и не запугивайте меня намеками на то, кому я обязан своим положением. Мне нравится моя работа, и, если понадобится, я сумею удержать ее за собой без вас и ваших друзей. Это я вам нужен, а не вы мне. Вы хотите посадить в комиссию своего человека, чтобы иметь лишний шанс против больших боссов, засевших в правительстве. Ладно, я вам помогу, но выкиньте из головы, что я работаю на вас. Мне кажется, вы слишком переоцениваете значение своего генеральского чина, Арни. Не забывайте, что это был только мундир.
Арни, согнувшись от ветра, смерил его взглядом и, мгновенно взвесив положение, решил улыбнуться. Видно, он слишком туго натянул поводья – это была ошибка.
– Ладно, не кипятитесь, Ларри, мы с вами оба нервничаем, только и всего. Дело в том, что я не хочу упускать этого парня. Справиться с ним ровно ничего не стоит. Одна из наших фирм купила его патент на сверхскоростной фрезер, который мы собираемся пустить в производство. Само собой, следует выплатить ему авторские проценты. Со всяким другим пришлось бы слишком долго канителиться и придумывать какие-то ходы. А главное, он отлично знает, что такое бизнес. С ним я был бы совершенно спокоен.
– Что-то я вас не понимаю, – сказал Хольцер. – Я помню, как прошлой осенью он нам высказывал свои убеждения. Я нарочно еще раз просмотрел его заявление. Он такой же фанатик, как и другие. Военные – народ грубый, но они совершенно правы, когда говорят, что этих людей надо сначала побаловать, внушить, что они важные персоны, выжать из них все, что можно, а потом расстрелять. Ваш Горин нисколько не лучше прочих.
Арни разозлился.
– Значит, вы плохо читали его заявление. Горин был, пожалуй, единственным человеком, который не заикнулся ни о всемирном объединении, ни о международном контроле. Он не требовал ни раскрытия секрета производства атомных бомб, ни опубликования способа добычи плутония из урановой руды. Его программа международного сотрудничества по использованию атомной энергии придумана толково, без глупостей. Предложения его можно было бы осуществить в самое ближайшее время.
– И вы действительно хотели бы, чтобы эти предложения были осуществлены?
– Боже мой, конечно, нет! Я только хочу сказать, что Горин практичен даже в своем дурацком идеализме. Практичен, понимаете? Поэтому я и прошу вас повидаться с ним как можно скорее. Сегодня же вечером или, самое позднее, завтра утром.
– Слушайте, Арни, я вам уже сказал…
– Ну хорошо, сказали, потому что я вам это позволил, но, пожалуйста, не берите себе этого в привычку. Давайте говорить о деле. Вы не знакомы с неким Тони Хэвилендом из управления по вопросам экономической войны? Он приятель Горина. Может, вы попросите Хэвиленда пригласить Горина к себе и встретитесь с ним у него?
– Я мало знаю Хэвиленда, – упрямо сказал Хольцер. Он встретился взглядом с Арни, сделал вид, что в глаз ему попала соринка, и несколько секунд озабоченно тер веко. – У Хэвиленда есть приятельница, некая миссис Питерс. Я знаю ее мужа.
Арни покачал головой.
– Нет, с этой стороны действовать не стоит. А почему бы не сделать этого проще? Вы решите, что можете принять его раньше, чем думали. Пусть ваша секретарша позвонит ему в Нью-Йорк. К вашему великому удивлению, вам сообщат, что мистер Горин уже в Вашингтоне и остановился в таком-то отеле. И все будет в порядке. Ну, действуйте, Ларри, нечего дуться. Значит, сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром.
– Постараюсь, – холодно, но с облегчением сказал Хольцер.
Арни неожиданно ухмыльнулся, ласково похлопал сенатора по плечу, но в его голубых глазах промелькнула злая искорка.
– Вот и отлично. Постарайтесь для меня как следует, тогда и я для вас постараюсь.
Он пожал сенатору локоть и направился к машине. Несмотря на грузную комплекцию, у него была легкая подпрыгивающая походка.
Хольцер смотрел ему вслед и мысленно объяснял комиссии по расследованию: «…В тот день мы просто дружески поболтали. Я тогда не имел никакого понятия о том, что они будут финансировать мою избирательную кампанию, хотя не так давно они стали клиентами юридической фирмы, в которой я состою компаньоном. Это была обычная дружеская беседа, джентльмены, и ничего больше…»
8
Эрик немало удивился, получив от сенатора Соединенных Штатов приглашение выпить с ним коктейль. Он сидел у себя в номере, напряженно ожидая часа, когда можно будет идти к Тони Хэвиленду, как вдруг зазвонил телефон. Чарующе-любезным тоном сенатор объяснил, как ему посчастливилось разыскать Эрика, и предложил встретиться через четверть часа в баре отеля «Мэйфлауэр». После этого звонка Эрик сразу воспрянул духом. Вечер будет заполнен, и у него, слава богу, не останется времени для тягостных размышлений. Кроме того, он был польщен вниманием сенатора. Но прежде чем уйти, он вызвал по телефону Сабину, надеясь, что звук ее голоса поддержит в нем бодрость. Он хотел раз и навсегда разделаться с неотвязными сомнениями, терзавшими его душу весь день. Сейчас он ждал от нее только одного – чтобы она как-то успокоила его, подтвердила, что его страхи напрасны. Ведь ему самому так мучительно хотелось верить в это.
Много лет назад, когда они еще не были женаты, Эрик, звоня Сабине по телефону, всегда с замиранием сердца ждал знакомого ласкового голоса, словно зная, что в первом же слове прозвучит признание в любви. И теперь, пока одна телефонистка за другой соединяли его с домом, он испытывал то же радостное волнение.
Сабина, слегка запыхавшись, тотчас же сообщила, что ему только что звонил Хольцер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Человек обернулся к Лили и приподнял шляпу; Эрик сразу же узнал его, и в нем закипела жгучая ярость. Это был Арни О'Хэйр. Эрик не видел его уже несколько лет, но воспоминание о гнусном предательстве не утратило своей остроты. Для Эрика, в его теперешнем состоянии, эта встреча была последней каплей, переполнившей чашу горечи.
Эрик глядел на перрон, где эти трое, согнувшись от студеного ветра, обменивались приветствиями, и терзался бессильной злобой, словно его опять жестоко обошли, словно Лили и всякий, кто здоровался с Арни, тем самым уже предавали его, Эрика. Еще секунда – и под окном снова замелькали незнакомые озябшие лица, а к Эрику опять вернулось тоскливое ощущение одиночества.
Из-за Арни Эрик старался как можно дольше задержаться в вагоне. Он готов ждать сколько угодно, только бы не встретиться с этим человеком, – нервы его и без того уже слишком взвинчены. Наконец он вышел и, осторожно оглядываясь, быстро прошел через вокзал.
Став в очередь на стоянке такси, Эрик увидел Арни в переполненной машине, разворачивавшейся по кругу перед зданием вокзала. «Хорошо, что я задержался, – подумал Эрик, – иначе мы бы встретились, и тогда скандала не миновать». В этот момент машина проехала мимо, Арни обернулся и в упор поглядел на Эрика. Рот его открылся – то ли от удивления, то ли потому, что он разговаривал с другими пассажирами, Эрик так и не понял.
Эрик уныло подумал о том, что до вечера ему предстоит оставаться наедине с самим собой. Казалось, сегодня ему на каждом шагу суждено сталкиваться с обстоятельствами, напоминавшими о всех пережитых обидах, о всех ошибках, совершенных им за последние пятнадцать лет. В вагоне его немножко развлекла веселая болтовня Лили, но сейчас он чувствовал себя еще более подавленным. Мысль о предстоящем одиночестве приводила его в ужас. Его тянуло к Хьюго, но при одной мысли о нем у Эрика начинало сосать под ложечкой. Эрик сомневался, сможет ли он при встрече с Хьюго держаться как ни в чем не бывало, не показывая виду, что ему известно о письме к Сабине.
Он остановился в отеле «Статлер», стараясь не замечать пустоты холодного светлого номера с второй кроватью, которая сегодня останется незанятой. Через несколько минут оказалось, что телефонный аппарат, который мог соединить его с Хьюго, является слишком большим искушением. Эрик торопливо надел шляпу и пальто и вышел из отеля. Он шел по 16-й улице, в лицо ему дул сильный южный ветер, несущий с собой неясное дыхание весны, но весна придет еще не скоро, она наступит спустя много времени после того, как все мучившие его проблемы будут уже разрешены. И шагая мимо старинных отелей, а потом по голому зимнему парку, Эрик без всякой радости и без всякого нетерпенья думал о наступающей весне. Перед ним, на другой стороне широкого проспекта, возвышался Белый дом. Вдали, слева от него, виднелся круглый купол здания Конгресса.
Даже сейчас, в тусклой мгле серого зимнего дня эти символические архитектурные сооружения дышали величием и спокойной мощью, и Эрик вдруг задрожал от переполнившей его гордости и радости; это было чувство, которое ему внушали с детских лет, – ни с чем не сравнимое чувство любви к родине. Но теперь теплая волна быстро отхлынула от его сердца, оставив в нем горькое негодование. Эрик долго стоял, не сводя глаз с этих зданий.
«Будьте вы прокляты! – в отчаянии кричал он про себя. – Почему вы не даете мне работать со спокойной совестью, почему вы не даете мне быть честным человеком?..»
7
Арни О'Хэйр был сильно не в духе, когда он выходил из машины у подъезда своего отеля. Его раздосадовал неожиданный приезд Горина. Есть такие события, которые должны совершаться по заранее намеченному плану или уж не совершаться вовсе. Арни вышел из машины, не сказав ни слова своим попутчикам. Только почтительный поклон швейцара в дверях отеля «Ритц-Карлтон» несколько улучшил его настроение. В отеле «Ритц» он чувствовал себя как дома. Все служащие по-прежнему называли его генералом, хотя он снял мундир почти полгода назад. С тех пор как он переоделся в штатское, это звание стало нравиться ему гораздо больше. Сейчас человек в мундире всегда чувствует на себе сотни клейких взглядов, а спрос на суровых генералов заметно падает. Пора уже снова превращаться в солидного дельца.
Арни прошел прямо в свои комнаты. Не снимая пальто, он подошел к телефону и набрал номер. Секретарша Хольцера узнала его по голосу и немедленно соединила с сенатором.
– Послушайте, Ларри, – возбужденно заговорил Арни, – когда вы назначили прием тому парню, о котором мы с вами говорили вчера утром?
– Постойте-ка, – промямлил сенатор. Его медлительность выводила Арни из себя, хотя он ясно слышал шелест перелистываемых листков. – В четверг. В четверг, в одиннадцать утра.
– Так вот, он уже приехал, – отрывисто произнес Арни. – Когда я могу с вами поговорить об этом?
– Видите ли… – замялся Хольцер, пытаясь найти такой тон, который позволил бы ему проявить полную покорность и вместе с тем соблюсти свое сенаторское достоинство. – Минут через двадцать я должен идти на заседание. Может быть, встретимся вечером, перед обедом?
– Нет, это меня не устраивает, – отрезал Арни. – Я буду занят. Тогда вот что: через четверть часа я буду около вас и как бы случайно встречу вас на улице. Я вас задержу только на несколько минут.
Всякий раз, говоря с Хольцером но телефону, Арни напоминал себе, что нужно смягчать обычный повелительный тон. К телефону Хольцера, как и почти ко всем сенаторским телефонам, был присоединен звукозаписывающий аппарат, и каждый его разговор – просто на всякий случай – записывался на пленку. В кабинете его тоже были установлены невидимые диктофоны. Стенографическая запись – совсем другое дело, слова, записанные на бумаге, можно истолковать в любом смысле, но пленка фиксировала интонации голоса, и тут уж можно было сразу догадаться, кто хозяин и кто подчиненный. В этом городе, чтобы поговорить откровенно, надо было подстроить «случайную» встречу либо на улице, либо где-нибудь в гостях. Арни позвонил вниз и вызвал свою машину.
Хольцер стоял у колонны, оживленно болтая с часовым, но чуткий слух Арни, обостренный презрением, сразу же уловил в его голосе заискивающие нотки. «Хольцер в душе так и остался адвокатом, из него никогда не выйдет хорошего политика, и актер он совсем бездарный», – подумал Арни, когда сенатор обернулся к нему, выражая крайнее удивление по поводу такой неожиданной встречи.
Они молча спустились по ступенькам. Хольцер глубоко втягивал в себя воздух; Арни понял, что на случай если за ними кто-то наблюдает, Хольцер хочет сделать вид, будто вышел просто подышать… Каждый свой поступок Хольцер объяснял про себя комиссии по расследованию… «Да нет, сэр, тут нет ничего странного, я очень часто хожу пешком. Да, сэр, иногда я езжу из своей канцелярии в здание, где происходит заседание сената, на метро, но в тот день, когда я случайно встретил мистера О'Хэйра, мне захотелось немного подышать свежим воздухом. Вот и все мои злостные намерения». И тут он бы улыбнулся…
Арни презирал Ларри Хольцера, потому что считал его никудышным дельцом. Он трудился несоразмерно получаемой плате. «Либо больше запрашивай, либо меньше старайся», – фыркал про себя Арни.
– Так вот, Ларри, – сказал наконец Арни, – насчет Горина. Я не хочу, чтобы вы дожидались четверга.
Хольцер шагал, подставив ветру непокрытую голову. Он обладал приятной внешностью и выглядел значительно моложе своих сорока пяти лет. Под налетевшим порывом ветра широкое пальто плотно облепило его тонкую фигуру, влажные карие глаза застлались слезами.
– Не понимаю, чего это вы так беспокоитесь, Арни, – сказал он, тяжело переводя дух, – человеку назначено прийти в четверг. Почему он не может приехать на несколько дней раньше?
– Всякий человек, которому назначено приехать в четверг, в одиннадцать часов утра, приехал бы в четверг утром. Горин приехал пораньше, чтобы разнюхать что к чему. У него есть голова на плечах. Поэтому-то я вам и сказал, что из всех физиков я хочу заполучить именно его. Горин – единственный известный мне физик, который способен разузнать подоплеку любого предложения, прежде чем оно ему сделано. Все эти ученые молодчики немного сумасшедшие. А Горин капельку нормальнее других, вот в чем суть. У него есть деловой опыт, а у других нет.
Хольцер встревожился.
– Ну и пусть себе наводит справки, что ж из этого? Ничего тут страшного нет. Кроме того, ему еще никто ничего не говорил. О чем он может выспрашивать? Что он может узнать? Ради бога, Арни, перестаньте!
– Он может узнать, что это я хочу привлечь его к работе. Когда он даст свое согласие, тогда пожалуйста, пусть он это узнает, но сейчас еще рано. Сначала он сам должен захотеть. Я этого парня знаю. Если он чего-нибудь захочет, он стену головой прошибет, а добьется своего. Я же вам повторяю, он именно тот человек, какой мне нужен. И мы легко можем его заполучить. Он когда-то порядочно зарабатывал и надеялся заработать еще больше, так что он знает, как приятно тратить деньги, и уже попробовал хорошей жизни. Ни из кино, ни из книжек этого не узнаешь. Это надо испытать самому, хорошенько войти во вкус, вот тогда только поймешь, до чего это здорово. Пока человек не попробует такой жизни, ему легко отказаться от того, чего он не знает. Часто бывает, что люди носятся со всякими бреднями насчет каких-то там моральных принципов, а сами и не нюхали тех материальных благ, которые можно купить за деньги. Они вроде девственницы, которая корчит из себя знатока любви. Горин меня смертельно ненавидит, но когда дело дойдет до крайности, он с этим не посчитается, потому что живет сейчас впроголодь и знает, что можно купить за хорошие деньги. У других ученых сроду не бывало лишнего гроша в кармане, они всю жизнь тратились только на стол да на квартиру. Таким не вобьешь в голову, о чем идет речь. А этому малому и подсказывать не нужно – живо сам все поймет.
– Что же я должен делать?
– Свяжитесь с ним как можно скорее и сумейте его зажечь. Надо, чтобы он поскорее захотел получить это место, тогда если он и будет наводить справки, так только для того, чтоб оправдать перед самим собой свое желание согласиться на эту работу.
– Но ведь я с ним даже незнаком.
– А, господи, ну, найдите кого-нибудь, кто его знает! – Арни раздраженно поправил на голове шляпу, которую чуть было не унес ветер. – В конце концов, это же входит в ваши обязанности.
Хольцер на минуту остановился. Лицо его побледнело.
– Знаете что, Арни, мы с вами друзья и все прочее, но мне не нравится ваш тон. Черт возьми, я – сенатор Соединенных Штатов, не забывайте этого. Не разыгрывайте дешевую мелодраму и не запугивайте меня намеками на то, кому я обязан своим положением. Мне нравится моя работа, и, если понадобится, я сумею удержать ее за собой без вас и ваших друзей. Это я вам нужен, а не вы мне. Вы хотите посадить в комиссию своего человека, чтобы иметь лишний шанс против больших боссов, засевших в правительстве. Ладно, я вам помогу, но выкиньте из головы, что я работаю на вас. Мне кажется, вы слишком переоцениваете значение своего генеральского чина, Арни. Не забывайте, что это был только мундир.
Арни, согнувшись от ветра, смерил его взглядом и, мгновенно взвесив положение, решил улыбнуться. Видно, он слишком туго натянул поводья – это была ошибка.
– Ладно, не кипятитесь, Ларри, мы с вами оба нервничаем, только и всего. Дело в том, что я не хочу упускать этого парня. Справиться с ним ровно ничего не стоит. Одна из наших фирм купила его патент на сверхскоростной фрезер, который мы собираемся пустить в производство. Само собой, следует выплатить ему авторские проценты. Со всяким другим пришлось бы слишком долго канителиться и придумывать какие-то ходы. А главное, он отлично знает, что такое бизнес. С ним я был бы совершенно спокоен.
– Что-то я вас не понимаю, – сказал Хольцер. – Я помню, как прошлой осенью он нам высказывал свои убеждения. Я нарочно еще раз просмотрел его заявление. Он такой же фанатик, как и другие. Военные – народ грубый, но они совершенно правы, когда говорят, что этих людей надо сначала побаловать, внушить, что они важные персоны, выжать из них все, что можно, а потом расстрелять. Ваш Горин нисколько не лучше прочих.
Арни разозлился.
– Значит, вы плохо читали его заявление. Горин был, пожалуй, единственным человеком, который не заикнулся ни о всемирном объединении, ни о международном контроле. Он не требовал ни раскрытия секрета производства атомных бомб, ни опубликования способа добычи плутония из урановой руды. Его программа международного сотрудничества по использованию атомной энергии придумана толково, без глупостей. Предложения его можно было бы осуществить в самое ближайшее время.
– И вы действительно хотели бы, чтобы эти предложения были осуществлены?
– Боже мой, конечно, нет! Я только хочу сказать, что Горин практичен даже в своем дурацком идеализме. Практичен, понимаете? Поэтому я и прошу вас повидаться с ним как можно скорее. Сегодня же вечером или, самое позднее, завтра утром.
– Слушайте, Арни, я вам уже сказал…
– Ну хорошо, сказали, потому что я вам это позволил, но, пожалуйста, не берите себе этого в привычку. Давайте говорить о деле. Вы не знакомы с неким Тони Хэвилендом из управления по вопросам экономической войны? Он приятель Горина. Может, вы попросите Хэвиленда пригласить Горина к себе и встретитесь с ним у него?
– Я мало знаю Хэвиленда, – упрямо сказал Хольцер. Он встретился взглядом с Арни, сделал вид, что в глаз ему попала соринка, и несколько секунд озабоченно тер веко. – У Хэвиленда есть приятельница, некая миссис Питерс. Я знаю ее мужа.
Арни покачал головой.
– Нет, с этой стороны действовать не стоит. А почему бы не сделать этого проще? Вы решите, что можете принять его раньше, чем думали. Пусть ваша секретарша позвонит ему в Нью-Йорк. К вашему великому удивлению, вам сообщат, что мистер Горин уже в Вашингтоне и остановился в таком-то отеле. И все будет в порядке. Ну, действуйте, Ларри, нечего дуться. Значит, сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром.
– Постараюсь, – холодно, но с облегчением сказал Хольцер.
Арни неожиданно ухмыльнулся, ласково похлопал сенатора по плечу, но в его голубых глазах промелькнула злая искорка.
– Вот и отлично. Постарайтесь для меня как следует, тогда и я для вас постараюсь.
Он пожал сенатору локоть и направился к машине. Несмотря на грузную комплекцию, у него была легкая подпрыгивающая походка.
Хольцер смотрел ему вслед и мысленно объяснял комиссии по расследованию: «…В тот день мы просто дружески поболтали. Я тогда не имел никакого понятия о том, что они будут финансировать мою избирательную кампанию, хотя не так давно они стали клиентами юридической фирмы, в которой я состою компаньоном. Это была обычная дружеская беседа, джентльмены, и ничего больше…»
8
Эрик немало удивился, получив от сенатора Соединенных Штатов приглашение выпить с ним коктейль. Он сидел у себя в номере, напряженно ожидая часа, когда можно будет идти к Тони Хэвиленду, как вдруг зазвонил телефон. Чарующе-любезным тоном сенатор объяснил, как ему посчастливилось разыскать Эрика, и предложил встретиться через четверть часа в баре отеля «Мэйфлауэр». После этого звонка Эрик сразу воспрянул духом. Вечер будет заполнен, и у него, слава богу, не останется времени для тягостных размышлений. Кроме того, он был польщен вниманием сенатора. Но прежде чем уйти, он вызвал по телефону Сабину, надеясь, что звук ее голоса поддержит в нем бодрость. Он хотел раз и навсегда разделаться с неотвязными сомнениями, терзавшими его душу весь день. Сейчас он ждал от нее только одного – чтобы она как-то успокоила его, подтвердила, что его страхи напрасны. Ведь ему самому так мучительно хотелось верить в это.
Много лет назад, когда они еще не были женаты, Эрик, звоня Сабине по телефону, всегда с замиранием сердца ждал знакомого ласкового голоса, словно зная, что в первом же слове прозвучит признание в любви. И теперь, пока одна телефонистка за другой соединяли его с домом, он испытывал то же радостное волнение.
Сабина, слегка запыхавшись, тотчас же сообщила, что ему только что звонил Хольцер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67