Что-то трехмерное. И уже почти уловив, что это, я случайно взглянул на
Лизу. Она смотрела на меня, лицо ее освещалось пульсирующими вспышками
света. Она подошла ко мне и закрыла ладонью мои глаза.
- Виктор, тебе не надо смотреть.
- Все в порядке, - сказал я, и, пока я говорил, все действительно
было в порядке, но как только слова были произнесены, я почувствовал, что
это не так. Это было последнее мое воспоминание за очень долгий срок.

Врачи сказали, что две недели я был на грани. Помню очень мало,
потому что мне постоянно вводили большие дозы лекарств, а после коротких
периодов просветления снова начинались приступы.
Первое, что я запомнил - лицо склонившегося надо мной доктора
Стюарта. Я лежал на больничной койке. Позже я узнал, что нахожусь не в
госпитале для ветеранов, а в частной клинике. Лиза уплатила за отдельную
палату.
Стюарт задавал обычные вопросы, я отвечал, хотя чувствовал себя очень
уставшим. Потом Стюарт ответил на несколько моих вопросов, и я узнал, как
долго пробыл в больнице и что произошло.
- У вас начались непрерывные приступы. Честно говоря, не знаю почему.
Уже лет десять такого не было, и мне казалось, что все опасности позади.
- Значит, Лиза доставила меня сюда вовремя...
- Более того... Сначала она, правда, не хотела мне рассказывать...
После того первого приступа она прочла все, что смогла найти на эту тему,
и всегда держала под рукой шприц и раствор "Валиума". Увидев, что вы
задыхаетесь, она ввела вам сто миллиграммов, чем и спасла вашу жизнь.
Мы с доктором Стюартом знакомы давно, он знал, что у меня нет рецепта
на "Валиум". Мы говорили на эту тему, когда я последний раз лежал в
больнице. Но, поскольку я жил один, сделать мне укол все равно некому.
Впрочем, доктора гораздо больше интересовал результат: я все-таки
остался в живых.

В тот день он не допустил ко мне посетителей. Я запротестовал, но
вскоре уснул. Лиза пришла на следующий день. На ней была новая майка с
изображением робота в мантии и академической шапочке. Надпись на майке
гласила: "Выпуск 11111000000 года". Оказалось, что это 1984 в двоичном
исчислении.
- Привет, - улыбнулась Лиза и села на кровать. Меня вдруг начало
трясти. Она посмотрела на меня встревоженно и спросила, не позвать ли
врача.
- Не надо, - сказал я с трудом. - Просто обними меня.
Она сбросила туфли, забралась ко мне под одеяло и крепко обняла.
Через какое-то время вошла медсестра и попыталась ее прогнать. Лиза выдала
ей серию вьетнамских, китайских и английских ругательств, после чего
медсестра исчезла. Позже я заметил, как в палату заглядывал доктор Стюарт.
Я почувствовал себя намного лучше и наконец унял слезы. Лиза тоже
вытерла глаза.
- Я приходила сюда каждый день, - сказала она. - Ты выглядел ужасно,
Виктор.
- Но я чувствую себя гораздо лучше.
- Сейчас ты и выглядишь приличнее. Но врач сказал, что на всякий
случай тебе надо побыть тут еще пару дней.
- Наверное, он прав.
- Я приготовлю большой обед, когда ты вернешься. Может быть, стоит
пригласить соседей.
Я долго молчал. Мы очень о многом еще не задумывались. Сколько это
будет продолжаться между нами? Как скоро я начну заводиться от собственной
бесполезности? Когда ей надоест жить со стариком? Я даже не заметил, с
каких пор начал думать о Лизе как о неотъемлемой части своей жизни.
- Тебя так тянет провести годы у постели умирающего?
- Чего ты хочешь, Виктор? Я выйду за тебя замуж, если так нужно. Или
буду жить с тобой в грехе. Предпочитаю грех, но если тебе будет лучше...
- Не понимаю, зачем тебе старый эпилептик.
- Затем, что я тебя люблю.
Она произнесла эти слова в первый раз. Я мог бы задать ей еще
несколько вопросов - вспомнить, например, майора, - но у меня пропало
желание. И я переменил тему.
- Ты закончила работу?
Лиза поняла, о какой работе я говорю. Она наклонилась к моему уху и
тихо сказала:
- Давай не будем здесь об этом, Виктор. Я не доверяю ни одному
помещению, которое я сама не проверила на отсутствие "жучков". Но ты не
бойся, я действительно все закончила, и последние две недели меня никто не
беспокоил. Кажется, все обошлось, но я больше ни за что не полезу в такие
дела.
У меня отлегло от сердца, но одновременно накатила усталость. Я
пытался сдержать зевоту, однако Лиза почувствовала, что пора идти. Она
поцеловала меня, пообещала в будущем еще много поцелуев и ушла.
Больше я ее никогда не видел.
В тот же вечер, около десяти, Лиза взяла отвертку, еще кое-какие
инструменты и принялась за микроволновую духовку в кухне Клюга.
Конструкторы всегда заботятся о том, чтобы эти агрегаты нельзя было
включить, когда дверца открыта. Это из-за опасного излучения. Но если ты
хоть что-то соображаешь в технике и под рукой есть простые инструменты,
обмануть защиту совсем не трудно. Для Лизы это оказалось куда как легко.
Через десять минут работы она включила духовку и сунула туда голову.
Никто не знает, как долго это продолжалось. Достаточно, чтобы глазные
яблоки сварились вкрутую. Затем она потеряла контроль над мускулами и
упала на пол, потянув за собой духовку. Произошло короткое замыкание, и
начался пожар.
Пожарная сигнализация, которую Лиза установила месяцем раньше,
сработала вовремя. Бетти Ланьер тоже увидела огонь и вызвала пожарных. Хал
бросился через дорогу, вбежал в горящую кухню и вытащил то, что осталось
от Лизы, на лужайку перед домом.
Лизу срочно доставили в больницу, где ей ампутировали одну руку и
удалили все зубы. Только никто не знал, что делать с глазами. Потом
пришлось подключить ее к аппарату искусственного дыхания.
На срезанную с нее майку, обгоревшую и окровавленную, обратил
внимание санитар. Часть текста прочесть было уже невозможно, но
сохранились первые слова: "Я не могу так больше..."

Подробностей не знаю. Я сам узнавал об этом маленькими порциями, а
началось все с беспокойства на лице доктора Стюарта, когда Лиза не пришла
на следующий день. Доктор не сказал мне ничего, и вскоре у меня начался
еще один приступ.
Мои воспоминания о следующей неделе очень смутные. В памяти осталось,
например, как я выписывался из больницы, но дорогу до дома совершенно не
помню. Бетти отнеслась ко мне с большой заботой, а в больнице мне дали
пилюли под названием "Транксен", и они помогали еще лучше: я глотал их,
как конфеты, и ходил постоянно в тумане. Ел, когда заставляла Бетти,
иногда засыпал прямо в кресле и, просыпаясь, подолгу не мог понять, где
нахожусь. Часто мне снилась война в Корее и лагерь военнопленных.
Как-то раз я взглянул на себя в зеркало: на губах у меня застыла
слабая полуулыбка. "Транксен" делал свое дело, и я понял, что если мне
суждено будет еще пожить, придется с этим лекарством подружиться.

В конце недели ко мне вернулось что-то вроде способности мыслить
рационально. Отчасти помог визит Осборна. Я в то время пытался отыскать
хоть какое-то оправдание своей жизни, хоть какой-то смысл и подумал, что,
может быть, у Осборна найдется что сказать на эту тему.
- Очень сожалею... - начал он.
Я промолчал.
- Я пришел по своей инициативе, - продолжил он. - В управлении не
знают, что я здесь.
- Это было самоубийство? - спросил я.
- Я принес с собой копию... записки. Она заказала текст на майке за
три дня до... до несчастного случая.
Он вручил мне лист бумаги с текстом. Лиза упоминала меня, но не по
имени: "человек, которого я люблю". Она писала, что не в силах справиться
с моими проблемами. Очень короткая записка - на майке много не напишешь. Я
прочел ее пять раз и отдал Осборну.
- Она говорила вам, Осборн, что ту, первую записку писал не Клюг.
Могу сказать, что эту писала не она.
Он неохотно кивнул. Я чувствовал себя невероятно спокойно, хотя
где-то там, под этим спокойствием, прятался завывающий ужас. Спасал
"Транксен".
- Вы можете это доказать?
- Она приходила ко мне в больницу незадолго до... Ее просто
переполняло жизнелюбие и надежды. Вы говорите, что она заказала майку
тремя днями раньше, но я бы это почувствовал. И потом, записка слишком
патетична. Не в ее характере.
Осборн снова кивнул.
- Я хочу вам кое-что сказать. В доме не обнаружено никаких следов
борьбы. Миссис Ланьер уверена, что на участок никто не заходил. Ребята из
криминалистической лаборатории обшарили весь дом и подтвердили, что она
была одна. Я готов поклясться, что в дом никто не входил и никто оттуда не
выходил. И так же, как и вы, я не верю в самоубийство. У вас есть
какие-нибудь предположения?
- NSA, - сказал я. Потом рассказал ему, чем Лиза занималась еще при
мне. Рассказал о ее страхе перед разведывательными управлениями.
- Если кто-то и способен провернуть такое, так это они. Но, должен
сказать, мне в это нелегко поверить. Сам не знаю, почему. Вы верите, что
эти люди способны убивать вот так просто...
По его взгляду я понял, что это вопрос.
- Я не знаю, во что я верю.
- Конечно, я не стану говорить, что они не убивают, когда дело
касается национальной безопасности или еще какого-нибудь дерьма в таком же
духе. Но они бы забрали компьютеры. Они и близко не подпустили бы ее ко
всему этому, после того, как убрали Клюга.
- Пожалуй, это логично.
Он еще что-то пробормотал. Я предложил ему вина, и он с
благодарностью согласился. Я прикинул, не присоединиться ли и мне - это
довольно быстрая смерть, - но все-таки не решился. Осборн выпил целую
бутылку и, немного захмелев, предложил сходить к дому Клюга, взглянуть еще
раз. Я собирался на следующий день отправиться к Лизе и, понимая, что рано
или поздно придется готовить себя к этому, согласился пойти с ним.
Сначала мы осмотрели кухню. Столы почернели от пламени, кое-где
оплавился линолеум, но вообще-то пострадало не так уж много. Больше
беспорядка было оттого, что пожарные залили все водой. На полу осталось
коричневое пятно. Я сумел справиться с собой и задержал на нем взгляд.
Затем мы прошли в гостиную, и оказалось, что один из компьютеров
включен. На экране светилось короткое сообщение.
ЕСЛИ ХОТИТЕ УЗНАТЬ БОЛЬШЕ
НАЖМИТЕ ВВОД _
- Не трогайте, - сказал я Осборну, но он протянул руку и нажал на
клавишу. Слова исчезли, и на экране появилась новая фраза:
ТЫ ПОДГЛЯДЫВАЛ
Потом экран замигал, и я очутился в автомобиле, в темноте. Во рту у
меня была пилюля, еще одна - в руке. Я выплюнул пилюлю и какое-то время
просто сидел, прислушиваясь к звуку мотора. В другой руке у меня оказался
целый пузырек с "Транксеном". Чувствуя себя невероятно уставшим, я
все-таки заглушил мотор, открыл дверцу, добрался наощупь до дверей гаража
и распахнул их настежь. Воздух снаружи показался мне свежим и сладким. Я
взглянул на пузырек и бросился в ванную.
Когда я доделал то, что требовалось сделать, в унитазе плавало больше
десятка нерастворившихся пилюль и множество пустых оболочек от них.
Сосчитав оставшиеся в пузырьке и вспомнив, сколько их там было, я начал
сомневаться, что выживу.
Я добрел до дома Клюга, но Осборна там не обнаружил. Потом накатила
усталость, и мне едва удалось вернуться домой. Я лег на кровать и стал
ждать, умру я или останусь жить. На следующий день я нашел объявление в
газете. Осборн отправился домой и разнес себе затылок выстрелом из
служебного пистолета. Совсем маленькая заметка. С полицейскими это
случается постоянно. Предсмертной записки он не оставил.
Я сел на автобус, отправился в больницу и целых три часа добивался,
чтобы мне разрешили увидеть Лизу. Так ничего и не добился. Я не был ей
родственником, и врачи категорически отказались допускать к ней
посетителей. Когда я начал заводиться, мне, как могли мягко, рассказали,
насколько она плоха. Хал сообщил мне о Лизе далеко не все. Врачи
поклялись, что у нее в голове не осталось ни одной мысли. И я отправился
домой.
Лиза умерла через два дня.
К моему удивлению, она оставила завещание. Мне достался дом Клюга и
все его содержимое. Узнав об этом, я позвонил в компанию, которая
занимается уборкой мусора, и, когда они сказали, что грузовик уже выехал,
я в последний раз отправился к дому Клюга.
На экране компьютера светилась все та же фраза:
НАЖМИТЕ ВВОД _
Я нашел нужную клавишу и отсоединил компьютер от сети. Когда прибыла
машина, я распорядился, чтобы из дома вынесли все, оставив только голые
стены.
Потом я прошелся по своему собственному дому, отыскивая все, что
имеет хотя бы отдаленное отношение к компьютерам. Выбросил радио, продал
машину и холодильник, микроволновую духовку, кухонный смеситель и
электрические часы. Выбросил электрообогреватель из кровати.
Затем я купил самую лучшую газовую плиту. За старинным ледником
пришлось охотиться довольно долго. Я забил гараж дровами и вызвал человека
прочистить дымоход.
Немного позже я отправился в Пасадену и основал стипендиальный фонд
имени Лизы Фу в размере семисот тысяч восьмидесяти трех долларов и четырех
центов. Сказав в университете, что они могут расходовать эти деньги на
любые исследования, кроме тех, что связаны с компьютерами. Надо полагать,
они сочли меня эксцентричным стариком. Мне действительно казалось, что
опасность миновала, когда зазвонил телефон.
Я долго не мог решиться, отвечать или нет, но потом понял, что он
будет звонить, пока я не отвечу, и снял трубку.
Несколько секунд там раздавались только гудки, но меня это не
обмануло. Я продолжал держать трубку у уха, и в конце концов гудки
пропали. Осталось только молчание. Напряженно вслушиваясь, я слышал эти
далекие музыкальные перезвоны, что живут в телефонных проводах. Отзвуки
разговоров за тысячи миль отсюда. И что-то еще, бесконечно далекое и
холодное.
Я не знаю, что они там в NSA создали. Я не знаю, сделали они это
намеренно, или оно возникло само. Не знаю даже, имеют ли они к этому
вообще какое-то отношение. Но я знаю, что оно там, потому что я слышал
дыхание его души в телефонных проводах. И я начал говорить, осторожно
подбирая слова:
- Я не хочу ничего знать. Я никому ничего не расскажу. Клюг, Лиза,
Осборн - все они совершили самоубийство. Я всего лишь одинокий человек и
никому не доставлю хлопот.
В трубке щелкнуло и раздались гудки.

Убрать телефон было несложно. Заставить телефонную компанию убрать
проводку оказалось немного труднее: уж если они подводят кабель,
считается, что это навсегда. Они долго ворчали, но, когда я начал срывать
провода, уступили, предупредив, правда, что это обойдется недешево.
С энергокомпанией было хуже. Они, похоже, считали, будто есть такое
правило, чтобы к каждому дому было подведено электричество. Их люди
соглашались отключить подачу энергии, но наотрез отказались снимать
провода, идущие к моему дому. Тогда я влез на крышу с топором и на их
глазах подрубил четыре фута карниза с проволокой. После этого они смотали
свое хозяйство и убрались.
Я выбросил все лампы, все, что связано с электричеством. Потом с
молотком и зубилом принялся за стены.
Я выковырял скрытую проводку и прошелся по всему дому с мощным
магнитом, проверяя, не пропустил ли я где металл, потом неделю убирал
мусор и заделывал дыры в стенах, в потолке и на чердаке. Меня очень
забавляла мысль об агенте по продаже недвижимости, который будет продавать
этот дом, когда меня не станет.
"Уверяю вас, замечательный дом! Никакого электричества..."

Теперь я живу спокойно. Как раньше.
В дневные часы работаю в огороде. Я его здорово расширил, теперь у
меня и перед домом кое-что посажено.
Живу со свечами и керосиновой лампой. Почти все, что я ем, выращиваю
сам.
Довольно долго я не мог отвыкнуть от "Транксена" и "Дилантина", но в
конце концов мне это удалось, и теперь я переношу приступы без лекарств.
Обычно после приступов остаются синяки.
Посреди огромного города я отрезал себя от окружающего мира.
Компьютерная сеть, растущая быстрее, чем я могу себе представить,
обходится без меня. Я не знаю, действительно ли это опасно для обычных
людей, но мы-то в нее попались - я, Клюг, Осборн. И Лиза. Нас просто
смахнули, как, бывает, я сам смахиваю с руки комара, даже не заметив, что
раздавил его. Однако я остался жив.
1 2 3 4 5 6 7 8