– В Мейр Эластре тоже, если у тебя будет время, – неожиданно добавила Палатина. – В Фетии у океанографов станции куда крупнее, потому что там больше желающих вступить в гильдию.
– Я думал, ты не хочешь мозолить людям глаза в Мейр Эластре.
– Я – да, но тебе не обязательно прятаться. Ты не слишком похож на Тар'конантура, по крайней мере не настолько, чтобы кто-нибудь это заметил. Люди подумают, что ты фетиец.
– Это утешительно.
Возле кофейной лавки, из которой резко пахло жарящимися зернами, мы повернули за угол и оказались на короткой, широкой улице. С обеих сторон, в глубине от дороги, стояли особняки, и среди них возвышалось огромное здание. В нем было по меньшей мере десять башен и больше дюжины минаретов, а центральную часть венчал бирюзовый купол-луковица, и даже под серым небом казалось, что он светится лазоревым цветом. Аромат кофе и звук помола сменились запахом растений и щелканьем садовых ножниц.
Мы зашагали по улице, держась ближе к краю, потому что с другой стороны приближался слон. Не считая нас и слона, улица была пуста. Мы почти поравнялись с фасадом того большого здания, когда железные ворота открылись.
– О боги, – выдохнула Палатина, когда слон остановился прямо перед нами. Из ворот вышла маленькая группа людей и встала, беседуя. Погонщик опустил слона на колени, а два охранника принесли колоду, чтобы дать возможность пассажирам забраться на сиденья.
– Фетийское представительство, – сказала Равенна. – Ты обвиняешь меня в том, что я бегу от своих обязанностей, а сама не можешь пройти мимо какого-то фетийского здания.
– Я не так глупа. Но посмотри на слона – только человек с деньгами мог позволить себе такие украшения. И красное с серебром – это цвета Скартариса. Один из тех людей мог бы узнать меня.
– Тогда не останавливайся.
Когда мы пошли мимо, делая вид, что ту группу не замечаем, мой взгляд невольно скользнул к людям у слона. Высокий представительный мужчина в белой мантии говорил с поразительно невысоким человеком в официальной темно-красной тунике и легком плаще. Еще трое мужчин следили за беседой. Двое из них, в ярко-синей форме, точно были из Имперского военно-морского флота, а третий мог быть чьим-то адъютантом. Он не походил на фетийца: у фетийцев не бывает кожи почти медного цвета и таких слегка раскосых глаз.
Адъютант не очень вслушивался в разговор и через пару секунд его взгляд встретился с моим, слишком быстро, чтобы я успел отвернуться. Находясь в каких-то десяти ярдах от него, я увидел недоумение, промелькнувшее на его бесстрастном лице, прежде чем адъютант опять повернулся к своим спутникам. У меня сильнее забилось сердце, и спустя три или четыре шага слон заслонил от нас эту группу. Я не посмел оглянуться, даже когда м ы завернули за угол.
– Что ты сделал, Катан, дурак? – сердито прошипела Палатина. – Может, еще помашешь ему?
– А иначе он бы нас не заметил? Это был твой друг?
– В жизни его не видала. Но он, возможно, видел меня, потому что явно узнал кого-то из нас. И сейчас он, вероятно, рассказывает об этом тому мужчине в белом, который совсем случайно является вице-королем. Или Мауризу Скартарису, Верховному комиссару Скартарисов на Архипелаге. Или даже адмиралу Каридемию, тому, в синей форме.
– О чем рассказывает? Что только что видел на улице мертвую революционерку? – свирепо спросила Равенна. – Ты утверждаешь, что я мню себя слишком важной персоной, а сама бесишься из-за того, что какой-то мелкий чиновник на тебя посмотрел. Для них ты мертва, Палатина. Они не увидят того, чего не ожидают увидеть, и хватит обвинять Катана.
Я так удивился, что Равенна встала на мою защиту, что даже перестал злиться на обвинения Палатины.
– Даже если он тебя узнал и доложит об этом, сколько людей ему поверят?
– Для начала – Мауриз. Затем люди императора, которые уже пытались меня убить…
– Палатина, ты несешь полную чушь, – вмешалась Равенна. – Вся Фетия слышала о твоих похоронах, и, наверное, каждый лидер клана видел тело, которое они считали твоим. Для них ты просто девушка, похожая на Палатину Кантени, и ничего больше. Думаешь, ты выглядишь сейчас как дочь президента клана? Ничуть. Так что перестань страдать паранойей, и пойдем к океанографам.
Палатина уставилась на нее, явно изумленная.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Это не Калатар, где Сфера правит страхом и все должны ходить по струнке. Фетия живет секретами. Тот адъютант, вероятно, чей-то агент: возможно, своего клана, возможно, военно-морского флота, а может, даже императора. Этот кто-то узнает, и тогда ты поймешь, о чем я говорю. Мы сбрасываем маски на Архипелаге, или ты так скоро забыла цепи и тот костер?
– Я всю свою жизнь скрываюсь от Сферы, а они гораздо коварнее любого фетийца.
– Если ты собираешься плевать на все, что я говорю, пожалуйста, но не жди от этого ничего хорошего.
– Ты истинная фетийка, если не можешь поверить, что я способна жить своим умом. Нет, ты вечно должна лезть ко всем со своими советами, как будто без тебя не справятся.
– Давай продолжай. Забудь, что мы видели тех людей, и не проси моей помощи в Фетии. Ты такая же, как твой дед, одно упрямство и никакой уступчивости. – Не дожидаясь ответной реплики Равенны, Палатина ускорила шаг и исчезла в узком переулке немного дальше по дороге. На этой широкой, кривой улице было мало прохожих, и никто, казалось, не заметил нашу перебранку. Ни одно окно не распахнулось в доме, у стены которого мы спорили, и дети в саду напротив были слишком поглощены своей игрой в мяч, чтобы обращать на нас внимание.
– Пусть идет и спрячется где-нибудь, а то как бы фетийские агенты на нее не наткнулись, – проронила Равенна с презрением. – И вообще, кто она такая, чтобы говорить о дедах? Посмотри на ее деда – он-то что сделал для Фетии?
Она продолжала ворчать до самой гавани, пока мы блуждали по переулкам, чтобы выйти на главную улицу, и пробирались через рыночную сутолоку на главной площади, намного более оживленную, чем вчера. Однако Равенна не набросилась на меня, потому что я ухитрился сдержать возмущение и не отвечать на отборные оскорбления – признаться, заслуженные, – которыми она осыпала мою семью Тар'конантур. Правда в том, что для меня семейные связи значили очень мало, и я редко думал о Палатине, как о кузине.
Народу на берегу прибавилось, и еще больше людей толпилось на причалах и у входа в подводную гавань.
– Должно быть, океанографы там, – заявила Равенна, указывая на восток. – В том здании с голубым стеклянным куполом и балконом.
Мы совсем немного прошли по пляжу, когда нормальная портовая суета вдруг стихла, и в этой тишине стали отчетливо слышны резкие крики чаек, кружащих над гаванью. Не понимая, что случилось, я схватил Равенну за руку, чтобы она не ушла, и повернулся кругом, надеясь узнать, что происходит.
– Что ты… – начала девушка и умолкла. Хотя никто из нас не отличался высоким ростом, мы находились чуть выше уровня главных пристаней и могли видеть достаточно. Рука Равенны вдруг напряглась, сжимая мои пальцы, как тисками, но я ничего не замечал из-за скрутившего меня внезапного страха.
Из подводной гавани двумя рядами выходили сакри в красных шлемах. Их сапоги почти бесшумно ступали по камню. Толпа расступилась, и я увидел людей в капюшонах, идущих позади сакри в еле слышном шорохе сутан. Вспомнив последний раз, когда я их видел, я ощутил приступ беспомощного гнева.
Инквизиция была здесь, в Рал Тамаре.

Глава 5

Народ стоял в угрюмом молчании, словно окаменев от присутствия сакри. Никто не хотел привлекать к себе внимание, уходя с пристани или протискиваясь через толпу в другую сторону. Все просто смотрели, понемногу расступаясь, как сакри медленно проходят по эспланаде и останавливаются, формируя оцепление. Их становилось все больше, они спускались по лестнице и присоединялись к своим товарищам, образуя двойной полукруг вокруг входа.
Следом появились инквизиторы, все почти одинаковые в своих черных сутанах на белой подкладке и остроконечных капюшонах, почти полностью скрывающих лица. Подолы сутан касались земли, и казалось, что инквизиторы не идут, а плывут. Но страшнее всего была та бесшумность, с какой они двигались. И вереница их все тянулась и тянулась, пока человек сорок инквизиторов не выстроились на нижних ступенях позади сакри.
Как почти в каждом здании в Рал Тамаре, вход в подводную гавань располагался в глубине декоративной арки, а к арке вела короткая мраморная лестница. Наконец занял свое место последний инквизитор. – Затем старший из них, который стоял перед входом, спрятав руки в рукава своего черного балахона, шагнул в сторону, пропуская еще кого-то.
Через мгновение я увидел кого. Широкоплечий, бородатый хэйлеттит вышел и остановился наверху лестницы. Драгоценные камни сверкали на его сутане с красно-оранжевым узором из языков пламени.
– Это он, – еле слышно прошипела Равенна. – Как они могли послать его?
Третий человек в алой мантии мага занял свое место справа от бородатого. Тем временем еще несколько жрецов – один в сутане аварха – и не меньше дюжины инквизиторов вышли гуськом и окружили их. Я решил, что это аварх Рал Тамара; на его лице было подобострастное выражение, которое он, несомненно, приберегал для вышестоящих лиц, удостоивших его визитом.
– «Во имя Рантаса, кто есть Огонь, Несущий свет миру, и его святейшества Лечеззара, наместника Бога и Премьера Сферы, – начал маг, читая с тяжелого, внушительного вида свитка, и его усиленный голос эхом отражался от портовых зданий. – Да будет известно, что, вопреки закону Рантаса и учению Его Сферы, мир тяжело поражен чумой ереси. Что есть те, кто отрицает учение Веры, кто бросает вызов власти Рантаса. Что хоть мало их число, но они проповедуют свою ересь, разлагая умы тех, кто чист душой. Что они отреклись от Истинного Господа, Творца Мироздания, и Его слуги Лечеззара, кто по праву преемственности – единственный судья Веры на Аквасильве. Что, отвергая истинную Веру, они обрекают свои души на вечное изгнание от Его животворного пламени и распространяют свою скверну по всему миру.
Это был Всемирный Эдикт, всеобщий указ Веры, изданный самим Премьером, – декрет, которого никакая власть земная или небесная не могла ослушаться. Тогда как Особые Эдикты были вполне обычными и издавались всякий раз, когда Премьер выносил решение в каком-то деле, иногда проходили годы без появления Всемирных Эдиктов. Остро сознавая, что мы слегка возвышаемся над толпой, я не смел пошевелиться, боясь, что любое движение привлечет внимание людей на ступенях. Застыв от ужаса, Равенна вцепилась мне в руку, больно стискивая мои пальцы. Я подергал ее, и девушка слегка ослабила мертвую хватку.
– Поэтому его святейшество, наместник Рантаса, приказывает ввести инквизицию по всем землям и океанам. Он постановляет настоящим указом, что агенты Святой палаты инквизиции могут действовать согласно воле Рантаса, дабы искоренить чуму ереси с лица планеты. Что они действуют со святой поддержкой Рантаса и его Сферы. Что никто не должен чинить препятствия или задержки, или пытаться сорвать выполнение этого священного долга, и что с любым, предпринявшим такие попытки, будут обращаться как с грешником и еретиком. Что каждый мужчина и каждая женщина, великие или малые, должны доказать свою истинную веру агентам Святой палаты инквизиции, и что все лица, облеченные властью, должны оказывать Святой палате всяческую помощь и содействие.
В соответствии с этим его святейшеством далее постановляется, что все, кто придет и добровольно сознается в своих грехах в течение трех дней, признавая свою вину и искренне желая раскаяться, должны быть прощены и наказаны со снисхождением, дабы они никогда не могли снова согрешить или сбиться с праведного пути. Что любой мужчина или женщина, имеющие сведения о ереси другого, должны сообщить их Святой палате или будут считаться еретиками за их сокрытие. Что к тем еретикам, кто не раскаивается добровольно в своих грехах, Святая палата может применять любые методы, какие сочтет подходящими, в пределах закона Рантаса, не скованного никаким законом человеческим. Что тех, чей грех признан слишком тяжким, Святая палата настоящим уполномочена очищать святым огнем, согласно учению Рантаса, и что любой, кто попытается помешать сему, будет признан виновным за свои действия.
Для исполнения этой самой святой и священной задачи в землях Архипелага его святейшество настоящим назначает генерал-инквизитора Мидия и постановляет, что в ходе выполнения своего долга он не должен отчитываться ни перед кем, за исключением самого его святейшества, и должен считаться равным его преподобию Талиосу Фелару, экзарху Святой палаты инквизиции. Да признают все его полномочия или лишатся защиты Бога.
Скреплено печатью рукой его святейшества Лечеззара, наместника Рантаса, в первый день зимы в благословенный год две тысячи семьсот семьдесят четвертый.»
В абсолютной тишине маг скатал свиток и поклонился бородатому новоиспеченному генерал-инквизитору Мидию. Затем Мидий поднял левую руку, и словно волна прокатилась по собравшимся, когда все дружно опустились на колени. Мы, два довольно невысоких темноволосых человека среди целой толпы очень похожих апелагов, тоже как можно быстрее упали на колени и наклонили головы, не смея взглянуть на инквизиторов. От резкого удара о твердый камень все мое тело сотряслось.
Я едва слышал молитву Мидия, или благословение, или чем оно там было. Лишь случайно уловил стандартную, хорошо знакомую фразу, призывающую всех идти по пути Рантаса и не сомневаться в учении Сферы.
Я никогда не признавался, что испытываю ужас перед инквизицией, потому что такое признание почти приравнивалось к ереси. Но я бы не постыдился в этом сознаться. В отличие от подавляющего большинства жителей Аквасильвы, я видел, как инквизиторы умирают, пронзенные стрелами лепидорских солдат и людей Гамилькара. Но с тех пор это был первый раз, когда я увидел инквизиторов, и сейчас почему-то было намного страшнее.
Тогда я полностью зависел от их милости, хотя такое понятие было им почти чуждо, но они играли лишь вспомогательные роли. Тогда не было сомнения в моей вине или вине Равенны, поэтому им не нужно было подвергать нас допросу. Здесь, в Рал Тамаре, я был свободен и имел возможность сбежать. Но если Сархаддону хотя бы намекнут, что мы на Архипелаге…
Мидий закончил свою молитву и отпустил толпу. В первый момент никто не двигался, затем группа людей поблизости от него нерешительно встала и поклонилась новому генерал-инквизитору. Жрецы сошли со ступеней, нарушая свои тщательно выровненные ряды, и встали в походный строй. Со стороны библиотеки принесли шесть или восемь паланкинов – похожих на трон деревянных кресел, каждое из которых несли два рослых хэйлеттита. Никто не осмелился уйти, пока все старшие жрецы не уселись в свои паланкины, и процессия не тронулась в путь, словно черно-красная змея, вползающая в сердце города.
Наконец последний сакри в малиновых доспехах скрылся из виду. Толпа вновь обрела голос и начала расходиться. Равенна отпустила мою руку, продолжая стоять без движения.
– Пошли, нам лучше вернуться, – молвила она своим прежним отрывистым, невыразительным голосом. – Сейчас не время идти в библиотеку.
Вместе с людским потоком мы прошли немного вдоль берега, а потом, не сговариваясь, свернули на крутую узкую улицу между свечной лавкой и баром. Я нервно оглянулся, когда мы дошли до следующего перекрестка с чуть более широкой, но странно пустой улицей, идущей параллельно гавани. Никто не следовал за нами – да и почему кто-то должен был следовать?
– Я чувствую себя мышью, за которой охотится тигр, – заговорила наконец Равенна, лишенная своей обычной живости и энергии. – Поскольку он – кот, он играет со мной, прежде чем меня убить, но поскольку он такой большой, он наступает на всех подряд, пока забавляется.
– Сфера делает это не из-за тебя, – не слишком убедительно возразил я.
– Не будь дураком! – вспылила Равенна, но ее гнев исчез так же быстро, как появился. – Я знаю, инквизиторы охотятся не за мной, они охотятся за еретиками. Они – тигр в полной комнате мышей, и это не преувеличение. Они говорят нам и всем остальным, что Лепидор ничего для них не значит. Что мы не произвели на них никакого впечатления.
– Мы не произвели. Мы выдернули один ус, но он снова отрастет, и теперь тигр сердит.
– Нет, он не сердит. Он неумолим. Тигру на это плевать. Если он растопчет достаточно людей, мы больше не будем иметь значения. Если он нас схватит, то будет убивать медленнее, а в остальном мы просто две единички в его статистике. Лечеззар издал Всемирный Эдикт, и НИКТО на Аквасильве не посмеет его преступить. Он нацелен прямо на Архипелаг, и даже сам Оросий не оспорит ни единого слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56