– О Кордери! – воскликнула она. – Ты должен помочь нам, потому что они хотят сжечь мою госпожу, я боюсь даже думать, что случится со мной. – Она была напугана, и присутствие безносого усиливало эти страхи.
Он не мог успокоить Мэри ложью, даже если бы ей стало лучше, сказал только:
– Сначала я должен зайти к госпоже, Мэри. Вернусь через минуту.
Она отпустила его и заметила, что он закрыл дверь, не поставив засов на место. Турок, который уже набивал свой рот, молча смотрел на них. Ноэл не знал, говорит ли Селим по-английски или вообще не может говорить, поэтому промолчал. Открывая дверь и входя в камеру, он чувствовал на себе взгляд турка.
Войдя, поставил поднос на пол. Кристель посмотрела на мясо не только равнодушно, но даже с подозрением. Она сидела на скамье как и раньше. Шрам уже бледнел, скоро исчезнет совсем.
– Это только мясо, госпожа, – сказал Ноэл, чувствуя ее тревогу. – Оно не отравлено. Когда оно готовилось, его касался только я.
Женщина одарила его болезненной улыбкой.
– Значит, сейчас меня боятся меньше, – сказала она. – Они позволят мне прийти в себя, поскольку считают беспомощной в заточении. Наверное, я так и сделаю: усну глубоким сном.
– А вы сможете? – спросил он.
Ее лицо стало непроницаемым.
– Так они послали вас выведать это хитростью? Не стоит. Я не могу стремиться глубоко уснуть; крепкий сон должен сам прийти. Это не то, что мы делаем, но это то, что происходит с нами. Если мне откажут в крови, как того хочет пират, тогда я погружусь в глубокий сон, как было под воздействием яда. Мы все, каждый по-своему, пленники нашего бытия. Но не ждите здесь, Кордери, – вы нужны Мэри больше чем мне, и должны сделать все, чтобы помочь ей.
Он не поверил ее заботе, пытаясь понять, не играет ли она, чтобы произвести впечатление. Вампиры-женщины славятся хитроумием соблазнения и бессердечием измен, поэтому Ноэл не принял ее слова за чистую монету. Если все, что рассказывали о вампирах, было правдой, тогда безразлично, что случится с простой служанкой.
Он вышел из камеры, заперев за собой дверь, посмотрел на турка, резавшего кусок мяса с удивительной мягкостью и точностью. Затем вернулся в камеру Мэри Уайт.
Она все еще не прикоснулась к пище, нетерпеливо ожидая его.
– Что же они хотят делать? – спросила Мэри в приступе волнительного ожидания. Она не подошла как раньше, а стояла в пяти футах от него, обняв руками плечи.
– Не знаю. Но монахи не хотят, чтобы вам причинили вред, и даже у пиратов есть крупица уважения к Божьему дому. Лангуасс – нежестокий человек и не станет к своему греховному бремени прибавлять еще одно убийство.
– Но вы поможете мне? Вы не позволите обидеть меня?
«Что это? – думал Ноэл. – Она считает меня одним из них, бесправного среди бесправных!»
– Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя, – успокоил он.
– И мою госпожу тоже? – В голосе Мэри послышалось сомнение, будто она не надеялась на подтверждение.
– Не хочу, чтобы кого-нибудь убили или ранили, сказал он, – даже вампира. Ты должна есть, если можешь. Пища согреет и придаст сил.
Она с готовностью кивнула и села на кровать, подняв поднос с пола. Он вышел, поднял засов, запер дверь и посмотрел на турка. Уходя по коридору, Ноэл чувствовал на себе взгляд его глубоко сидящих раскосых глаз. Парень, который ждал его, дрожал от страха перед стражником.
В трапезной Ноэла подозвал к себе аббат, справа от которого на привычном месте Квинтуса сидел Лангуасс, на месте Иннокентия Ноэл увидел подружку пирата.
– Я попрошу тебя сделать кое-что для аббатства, – сказал аббат, чей ровный голос не мог скрыть беспокойства. – Завтра ты должен пойти в город, чтобы устроить проезд в Ирландию нашим… гостям. Привлекать к этому королевского представителя или арендаторов, работающих на монастырских землях, нежелательно, и мы решили, что лучше всего поручить это тебе. Ты получишь соответствующие бумаги.
Ноэл бросил взгляд на Лангуасса, который внимательно наблюдал за ним. Вероятно, просьба исходила от пирата, хотя слова аббата о нежелательности обращения к королевскому служащему, посредничавшему в делах монастыря, были правдой. Участие аббата в этом деле должно остаться в тайне, а упоминание об арендаторах содержало замаскированный призыв к осмотрительности, скрытности, хотя Ноэл и сам был заинтересован в этом, выходя за пределы своего убежища. Приближалось новое испытание, за прохождением которого будут внимательно наблюдать все заинтересованные.
«Почему, – спрашивал Ноэл невидимого свидетеля, – меня не оставят в покое, пока не закончится эта заварушка? Почему никто ни о чем у меня не спросит?»
Но только вежливо сказал аббату, что с удовольствием все сделает. В конце концов, мысль о том, что он поможет аббатству избавиться от пришельцев, утешала. Если бы их удалось отправить тайно, жизнь вошла бы в обычную колею.
Когда он занял свое место за столом, ему показалось, что все глаза устремлены на него и все хотят втянуть его в смертельно опасную игру, в которую однажды играл Эдмунд Кордери.
5
Ноэл с большим удовольствием поехал бы в Кардиган один, чтобы выполнить поручение пиратов, но Лангуасс решил его сопровождать. Аббат назвал суда, находящиеся в это время в гавани, чьи капитаны знали его. Этим капитанам можно доверять, они должны откликнуться на призыв Ноэла о помощи. Аббат иногда ссужал деньгами уэльских рыбаков и купцов, у него была доля в собственности судов, напоминавшая о более зажиточных временах. Исходя из этих соображений, Ноэл надеялся, что дело можно осуществить спокойно и быстро, но, как видно, пират ему не доверял. Невозмутимо выслушав слова юноши о ненужности риска, Лангуасс сказал:
– Здесь немногие знают меня. В любом случае должен видеть, на чем отсюда отчалю. Я разбираюсь в этих яликах и ботиках, и мне нужно что-то способное ходить в море. Я должен условиться с капитаном о месте и времени посадки. Нам необходимо по возможности тихо смыться, так, чтобы вампиры не узнали. Нужна спокойная бухта, где судно средних размеров могло бы незаметно причалить к берегу.
Так, вместе, на рассвете они отправились в путь. Лангуасс не очень скрывал лицо, надев соломенную шляпу коробейника и неопределенного вида одежду.
Аббатство находилось на северном берегу Тейфи, на низком холме, и было ближе к морю, чем город, К северу от церкви простирались желто-зеленые поля, спускавшиеся к дюнам, виднелось побережье моря, расходившееся в стороны от впадения реки. Лангуассу ландшафт не понравился.
– Слишком открытое место, – сказал он. – Было бы лучше, если здесь были незаметные бухты, как в Гавере. Если дело дойдет до драки и погони, высокий кустарник, лес нам бы больше пригодились.
Земли вокруг аббатства были тщательно обработаны не столько из-за тяги монахов к наживе, сколько из-за нужды людей. Население городов Уэльса быстро увеличилось за последние пятьдесят лет, а эта полоса земли у Кардиганского залива дает хороший урожай. Холмы дальше от берега годились только для овцеводства. Когда Лангуасс спросил, какая земля принадлежит аббатству, Ноэл объяснил, что аббат почти всю землю сдал иоменам, собирая налоги через чиновника, сами же монахи держали огороды и разводили кур, но монахов было слишком мало, а преклонный возраст не позволял им пахать, сеять, собирать урожай на всем земельном владении.
– Возможно, им следует заняться разбоем на дорогах, как раньше делали монахи из Вэлли-Круциса, – предположил Лангуасс, когда они вышли на проселок, ведущий к мосту через Тейфи, двумя милями выше города.
Пират сказал, что чувствует резкий неприятный запах, который раньше не ощущал. Ноэл ответил, что так бывает всегда после дождя.
– Карьеры Гавера слишком далеко, фермеры не могут покупать там дешевую известь для обработки полей, – объяснил Ноэл. – Поэтому они собирают на берегу водоросли, рубят их, гноят и удобряют землю. Даже сейчас, когда хлеба уже высокие, запах чувствуется.
Скоро, спускаясь к мосту, они увидели город, разбросанный на склоне выше гавани, с замком, возвышавшимся над домами, как нормандский карбункул на болезненной плоти Уэльса. Замок не был похож на крепость. Его предназначением было защищать нормандских аристократов от жителей Уэльса, а не оборонять город от нападения со стороны моря. На самом деле его никогда не атаковали, даже во времена восстания Овейна Глин Дира, бывшего последней серьезной попыткой во всей Британии оказать сопротивление империи вампиров.
Квинтус сказал Ноэлу вскоре после его приезда в Кардиган, что жителям Уэльса в правлении нормандцев больше всего не нравилось не то, что империей руководили наследники Аттилы, а то, что над ними поставили английских лендлордов и городских магистров. Если бы Глин Дир стал вампиром, считал монах, Уэльс мог бы легко стать лояльным анклавом империи. Потомки Овейна Тюдора были заклятыми врагами Ричарда и говорили о себе как о законной королевской семье британской нации. Некоторые из приверженцев Тюдора называли себя потомками Артура, проводя связь с легендарным героическим королевством, но это было преувеличением. Даже если подсчитать все несчастья Уэльса, то не во всех был повинен владелец Кардиганского замка, и к нему относились со снисходительностью, хотя даже безземельные иомены называли его «нормандской кукушкой».
Дорога к Кардигану была оживленной. Хотя день был будничный, по дороге шел поток запряженных быками повозок с грузами для города, скакали всадники. Десятки людей шли пешком с узлами всех видов и размеров. Ноэлу пришлась по душе эта толпа, в которой он меньше привлекал внимания. По лицу Лангуасса было видно, что тот не любит толпу, как и поля.
– Сколько же в мире дураков! – воскликнул он, когда рядом с ними проскрипела повозка, заваленная луком и капустой, за которой следовала телега побольше с упряжкой из двух лошадей, нагруженная углем. Телеги подняли тучу пыли, заставившей путников прикрыть лица руками.
– Почему так? – спросил Ноэл. – От этих честных тружеников ни пирату поживиться нечем, ни вампиру. Гордись, как Ричард, при виде богатых и трудолюбивых.
Лангуасс нахмурился, услышав о Ричарде. Ноэл понял, что их взаимная ненависть не преувеличивалась.
– Несомненно, Ричарду понравилось бы процветание подданных, – ответил пират кисло, – потому что он может изображать из себя героя и раздражается, когда им не восхищаются или его не уважают. Ты знал его в Лондоне?
– О нет, – засмеялся Ноэл. – Мой отец был механиком, а не придворным. Я водил компанию со слугами, такими как Мэри Уайт, не с сильными мира сего.
– Князь иногда не слишком важничал, – хмуро сказал Лангуасс. – Если бы он тебя приметил, такой парень, как ты, мог бы стать вампиром.
– Я не стремлюсь стать вампиром, – заметил юноша.
Лангуасс саркастически засмеялся:
– Не будь лицемером, парень. Нет ничего стыдного в желании быть вечно молодым, даже если ты ненавидишь весь благородный сброд, который подло присвоил себе этот дар, чтобы удерживать тиранию. Никто по-настоящему не хочет уничтожить вампиров, кроме горстки фанатиков-грегорианцев и пуритан. Сражайся против легиона бессмертных всеми способами, но борись за собственное бессмертие. Вот что я сказал бы своему сыну, если бы он у меня был.
– Возможно, Лейла тебе подарит, – пробормотал Ноэл, отворачиваясь и кашляя от пыли, поднятой тяжелой телегой.
– Не думаю, – спокойно ответил Лангуасс. – Она носила ребенка, когда была в рабстве. Тогда ей было не больше двенадцати лет. Чуть не умерла, и я не думаю, что теперь она вообще сможет родить.
Ноэл изумленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Как тебе нравится моя маленькая принцесса? – спросил насмешливо Лангуасс. – Она премиленькая, не так ли?
– Да, – ответил Ноэл. – Она рассказала мне, что была рабыней и ты ее освободил.
– Я убил ее хозяина, – подтвердил Лангуасс. – Не могу сказать, что сделал это из благородства, это была просто необходимость. Не мог оставить ее своей рабыней и сказал, что она свободна. Она была восхищена, не думаю, что притворялась. Возможно, ты ее соблазнишь и покажешь, что такое настоящая свобода.
Ноэл покраснел, насмешив пирата.
– А, – сказал Лангуасс, – вижу, Лейла тебе не нравится. Она мила, но не красавица, как Кристель.
– Я не… – начал Ноэл, но понял, что не знает точно, что хочет сказать, и совсем смутился. Но Лангуасс уже перестал насмешничать, сменил тему.
– Красота вампирш – самое коварное орудие их правления. Офицерами их армий владеет простая амбиция. Но у них значительно больше верных слуг, верность которых скреплена любовью к женщинам-вампирам. Это очень умно, что миловидных девушек превращают в вампиров, и то, что я знаю, подсказывает мне, что они не могут получить от своих женщин такое же удовольствие, как обычные люди. Они не все такие, как Ричард, так же как не все турки похожи на моего верного Селима, но долгая жизнь делает их холодными, убивает желания. Думаю, что они создают вампирш не для собственного удовольствия, а для того, чтобы привлекать и околдовывать влюбленных парней и страстных мужчин. Восхищайся Кристель д’Юрфе, если хочешь, но всегда помни, что она – приманка в смертельной ловушке, учись ненавидеть ее, а не любить. Запомни это, Кордери, я знаю, о чем говорю.
– У моего отца было другое впечатление, – сказал Ноэл, – он сказал мне…
Лангуасс опять прервал его, теперь уже более резко.
– У твоего отца были все основания для другого впечатления. Я не черню его перед тобой, но он не был бескомпромиссным. Я знаю, что в конце концов он убил ту женщину, но, думаю, он служил вампирам всю жизнь более честно и результативно, чем сам считал. Не знаю, почему Бог дал вампиршам такое обаяние, но я знаю, как вампиры – лорды и князья – его используют, и говорю тебе еще раз, что умные люди учатся ненавидеть, а не любить. Направь свое сердце, Кордери, и пусть оно хорошо выучит урок, иначе обманет тебя и ты окончишь свою жизнь на плахе, как предатель, или на костре, как еретик.
Ноэлу достаточно хорошо было известно умение пирата убеждать, но он не согласился с ним.
– Мой отец хорошо знал вампиров, – сказал он. – Понимал лучше, чем кто бы то ни было, что они такое и на чем стоит их империя страха. Правление немногих над многими обеспечить нелегко, даже если этих немногих трудно уничтожить. Они говорят, что полностью контролируют превращение в вампиров, но мой отец не был в этом уверен. Он полагал, что вампиры сделали бы больше, если бы могли, чтобы укрепить свою империю. Однажды сказал мне, что вампиры могут быть такими же рабами предрассудков, как мы, и что даже Аттила не совсем понимал, как получаются вампиры. Во всем этом может быть меньше намерения, чем мы думаем.
– Так ты не веришь в шабаш вампиров? – спросил Лангуасс со своей вызывающей иронией. – Разве самого дьявола не призывает в Тауэр князь Ричард, чтобы превратить в вампиров тех, кто на его службе натворил зла больше всех? Разве не говорят некоторые книжники, что человеку достаточно отведать плоть новорожденного и святотатственно поцеловать в задницу Сатану, чтобы стать бессмертным? Разве нет шабашей, на которых черт делает мужчин вампирами через мужеложство?
– О да, – сказал Ноэл, – но это – бредовые фантазии для того, чтобы усилить ужас обыкновенных людей перед вампирами, если это еще нужно. Мой отец говорил, что присутствие Сатаны объясняет или слишком многое, или совсем ничего.
– Ну и критик! Каким многосторонним стал Эдмунд Кордери под покровительством этой великой леди! И все же, с твоего разрешения, я сомневаюсь в его всезнайстве, – заявил пират.
Ноэлу оставалось только выслушать. Они приближались к городским воротам, их могли услышать в густой толпе. Не стоило говорить о вампирах там, где могли шнырять шпионы.
Они спустились по склону от замка к гавани, где виднелся лес мачт рыболовецких судов.
– Мы должны заглянуть в трактиры на набережной, – сказал Ноэл. – Там найдем нужных людей.
– А здесь мы послушаем новости и выясним, знает ли кто-нибудь, что я не погиб. – Голос пирата вдруг стал низким, бесцветным: он не мог чувствовать себя уверенно на суше, в порту, где раньше никогда не бывал, тем более не зная, преследуют его или нет.
Ноэл вначале повел его в «Мэрмейд», где обычно останавливались два капитана, связанные с аббатством, но ни одного из них не оказалось. Ноэл купил для себя и пирата пиво, которое было получше, чем то, какое варили в аббатстве, и они смогли устроиться в темном уголке, притворившись соглядатаями, в свою очередь. Ничего интересного не услышали, и Лангуасс скоро попросил Ноэла отвести его в другое место. Они перешли в «Три бокала» и здесь нашли капитана по имени Ральф Хейлин, стоявшего вторым в списке аббата среди людей, которым можно доверять. Это был грубоватый седой человек лет шестидесяти или старше, но крепкий и крупный, имевший вид джентльмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47