– Ужасную вещь он сделал, – сказал Нтикима с горечью.
– Нет, – сказал Ноэл с сожалением. – Я это сделал. Я должен был быть рядом с ним.
Квинтус посмотрел на него.
– Он умрет? – спросил Ноэл.
– Мсури мертв, – ответил монах. – Но Гендва вампир. Он не может умереть от таких ран.
Нтикима смотрел на распростертого элеми, его широко открытые невидящие глаза. Несмотря на глубокие раны, по сравнению с бедным Мсури Гендва потерял очень мало крови. Квинтус мягко положил пальцы на края раны, сдвинул их вместе и держал так всего несколько мгновений, но она стянулась.
С большой раной на груди было сложнее, однако монах занимался ею со знанием дела, хотя Нтикима не думал, что Квинтус когда-либо раньше ухаживал за ранеными элеми. Мальчик не удивился. Какой бы бог или волшебник ни учил белого бабалаво, его умение проявилось в нужный момент.
Нгадзе плакал, всхлипывая, но Нтикима не мог сказать, из-за любви к элеми или из страха перед наказанием виновных в нападении на старейшину Адамавары.
Квинтус прикрыл веками открытые глаза Гендва.
– Он в трансе? – спросил Ноэл.
– Думаю, да, – ответил Квинтус. – Колотая рана в груди достигла легкого, даже задела сердце. Не могу сказать, когда он выздоровеет, но уверен, что будет спать долго, возможно, месяцы.
Ноэл оглянулся, Нтикима проследил за его взглядом. Место, где они находились, казалось безопасным, тихим – не пели птицы, не жужжали насекомые, но мальчику, возможно, и Кордери тоже, оно напоминало огромную могилу. Маленькая группа людей, казалось, была вне мира, на пути к Ипо-Оку, где их души ждал суровый прием.
«Идет Шигиди», – подумал Нтикима и сразу же понял, что Шигиди уже пришел, призвав к себе чудовищного турка, дав выход ненависти, тлевшей в его душе.
Лейла стояла у палатки, поглядывая то на Квинтуса, то на место, где исчез сумасшедший турок. Нтикима посмотрел на нее, пытаясь определить ее чувства, потом повернулся к ослам, которые стояли совершенно спокойно, несмотря на необычное пробуждение. Они давно служили людям, и крик человека их не пугал.
Ноэл подошел к Лейле, чтобы объяснить происшедшее:
– Кричал Селим. Он убил Мсури и напал на вампира. Боль лишила его разума.
– Вампир умрет? – спросила она.
«Странно, – думал Нтикима, – что прежде всего задают именно этот вопрос, хотя знают: убить элеми чрезвычайно трудно».
– Он выживет, – ответил Ноэл. – Но будет пребывать в глубоком сне, пока тело не восстановится.
Лицо Лейлы было спокойным.
– Почему? – спросила она.
– Друг моего отца, Вильям Харви, – начал Ноэл неестественно спокойным для этой минуты голосом, нарисовал схему кровообращения и сказал, что, если кровь останавливается, мозг отключается. Он предположил, что вампиры переносят замедленное кровообращение, даже сами вызывают его, пока активные клетки восстанавливаются. – Помолчав, Кордери продолжал: – Гендва будет жить, и, в отличие от турка, у него не останется шрамов после этого случая. Но не знаю, продлится ли выздоровление дни или месяцы. У нас нет помощника, мы не умеем применять его лекарства, которые помогли нам выжить.
– Мы погибнем в этой дыре, – сказала она, начиная с худшего. – Будем блуждать здесь до самой смерти. А если нас найдут, как они накажут за то, что мы позволили напасть на вампира в самой Адамаваре?
Все посмотрели на Нтикиму, не на Нгадзе, а на него, потому что он принадлежал к Огбоне.
– Не знаю, – пожал плечами молодой уруба и добавил: – Я не знаю, где Адамавара. Но мы должны доставить туда Гендва, чтобы он мог отдохнуть в Илетигу.
Он не совсем понимал, почему турок, одержимый Шигиди или нет, должен был напасть на Гендва. Белый бабалаво сказал, что элеми в Галлии, свирепые и жестокие, убивают оскорбивших их. Мальчик думал об этом, как об Оро, как о законе, который не может вызвать ненависть или желание отомстить. Он не очень верил этим рассказам, даже когда Арокин рассказал о пустынных землях, где люди были колдунами и ими руководили черти, которые убивали и жгли элеми, презирая их способность к излечению. Нтикима видел, что белые боялись, не верили Гендва, даже когда он давал лекарства, но не представлял, что может случиться подобное. Его мысли путались.
Белый бабалаво встал и сказал Нтикиме:
– Возможно, ты прав. Нам нет пути назад, мы должны идти в Адамавару. Но как встретят нас там с Гендва в таком состоянии?
– Не знаю, – ответил Нтикима. – Возможно, нас всех покарают.
– Что же делать? – с тревогой спросила Лейла.
– А что мы можем сделать? – отозвался Ноэл Кордери. – Мы здесь, элеми ранен, и нужно быть готовыми ко всему. Мы же не можем спрятаться.
– Мы должны идти вперед, – сказал Нтикима, – в горы. Мы знаем, что Адамавара рядом.
– Он прав, – поддержал мальчика Квинтус. – Нужно поесть и идти вперед. Будем нести элеми и Лангуасса тоже, если не сможет идти сам.
Нгадзе повиновался и начал готовить пищу. Нтикима помогал, думая о будущем. Как теперь их примут в Адамаваре? Чего ожидает Огбоне от своего слуги, Нтикимы? Накажут ли белых? Покарают ли его? Но хватит вопросов. Мсури мертв, турка нет, а Гендва из носильщика превратился в ношу. В лесу нет пищи, поэтому нужно все нести с собой, включая горшки и бутылки с водой. Из-за холодных ночей нельзя оставить палатку или одеяла. Белые не бросят ружья, порох и приспособления для добывания огня. Ничего ценного не имелось, но оставить что-либо и облегчить груз было невозможно.
– Нгадзе и я можем нести вампира, – сказал Ноэл Нтикиме, – и каждый должен нести мешки. Мы должны загрузить ослов побольше. Ты согласен?
Нтикима серьезно посмотрел на белого, спрашивающего его мнение, удивившись своей уступчивости этому влиянию, и принял на себя ответственность. Он ведь принадлежал Огбоне.
– Согласен, – сказал Нтикима. – Я потащу сколько смогу. Думаю, что нам осталось идти немного.
– Цель должна быть рядом, – добавил Ноэл, – если только эта земля не бесконечна.
– Боги поведут нас, – заверил мальчик, – если заблудимся. Они знают, что мы здесь, и ждут нас.
Ноэл Кордери натянуто улыбнулся:
– Надеюсь, что они неприхотливы и в этом сезоне насытились кровью.
– В Адамаваре, – заметил Нтикима, – и у богов, и у тех, кто пробует сердце Олоруна, достаточно крови.
10
Когда начали переход, Ноэл пошел впереди, несмотря на то, что вместе с Нгадзе нес самодельные носилки с Гендва. Путь был нелегким: все время спускались или поднимались, часто обходили скалы. Нсэл шел в направлении утреннего солнца, ориентируясь на его жаркий свет.
Поднявшись на гребень гряды, Кордери всякий раз надеялся увидеть признаки живого: каменную крепость, ухоженное поле, тропинку с человеческими следами. Но таких признаков не было, разве что жук в блестящем панцире выскакивал из-под ног или какие-то непонятные создания переползали дорогу. Однажды они услышали в отдалении голос хищного зверя и посмотрели друг на друга, поняв происхождение звука. Это был Селим в аду собственного бреда.
Квинтус сменил через час Нгадзе, Нтикима в свою очередь недолго нес носилки, перед тем как их подхватил ибо. Ноэл никому не уступал свое место, хотя его руки очень болели, а лямки мешка терли спину. Он покрывался потом и очень хотел пить – но кипяченой воды было немного, уже давно не находили источников.
Ноэл знал, что сейчас середина сухого сезона, и с изумлением вспомнил, что до нового года остался день или два, хотя Квинтус, следивший за календарем, не сказал об этом.
В полдень сделали привал в тени большой черной скалы. Их обед составили земляные орехи и шарики пшенной каши, сухие из-за недостатка воды, из которой сварили кофе.
Гендва лежал спокойно, тихо дыша. Квинтус услышал очень слабые, редкие удары сердца и, довольный объявил, что вампир чувствует себя лучше и скоро будет здоров. Но его опасение вызывало состояние Лангуасса, истощенного и высохшего. Когда солнце уже садилось в небе, окрашенном харматтаном, монах сказал Ноэлу, что нельзя двигаться дальше, чтобы не убить пирата. Жажда отнимет у него последние силы. Лейла хотела размять мышцы Ноэла, но его кожу сплошь покрывали ссадины, и он попросил ее прекратить массаж.
До захода солнца Ноэл успел взобраться на скалу, в надежде, что последние лучи осветят стену или башню, показывая, что путешествие близится к концу. Но, стоя на гладкой скале, он увидел только безрадостную серозеленую пелену с вкраплениями камня или щебня, над которой гулял прохладный ветер. Казалось, нигде в мире нет больше такой пустоты и безмолвия.
«Здесь нет никакого города вампиров, – сказал себе Ноэл раздраженно. – Гендва привел нас сюда, чтобы ввергнуть в опасность. Если бы не раны, он сейчас исчез бы, вернулся назад к приветливым водам Логоне и ее притоков».
Но сам не верил в это. Он не знал, хуже ли эта дикая местность пустыни, через которую Моисей вел детей израилевых, и услышал ли пророк десять заповедей на горе, похожей на эту. Но, посмотрев в темнеющее небо, он не мог уловить милосердного присутствия Бога.
«Может ли подобное место быть Эдемом? – спрашивал он себя. – Где приятные взору деревья, посаженные Господом Богом? Где фрукты, пригодные в пищу? Где растет сказочное древо жизни? Где находится древо знания добра и порока, от которого неосторожно вкусила Ева? Где витает дыхание жизни, которое Бог вдохнул в плоть Адама, чтобы тот стал царем всех птиц и зверей, созданных Всевышним? Эти деревья с корнями в аду, чьи ссохшиеся плоды несут горькие знания падения и оскудения, Божьи или Сатанинские? Если Адамавара – Эдем, о котором говорит писание, тогда Господь, верно, оставил ее; и даже змий, предавший людей, больше не бдит в этой глуши».
Ноэл поправил прядь на лбу и взглянул на свои натертые руки. На правой ладони вокруг лопнувшего волдыря образовалось темное пятно!
Ужас пронзил его, он, вдруг поняв причину боли в своем теле, быстро расстегнул рубашку и осмотрел грудь. Пятен не было, но на правом плече, под лямкой мешка, осталась тонкая черная полоса, как черная змейка, не спеша ползущая к горлу.
В момент отчаяния эти знаки показались ему символом приближающейся смерти. Он не проклинал Бога или неудачу, или любопытство, приведшее к осмотру. Не молился ради избавления, потому что отчаяние не зажгло свет веры в душе неверующего. Он просто спустился со скалы, потому что нижний край солнца уже зашел за горизонт.
Внизу Квинтус спускал белую сутану с плеча. На его спине два черных пятна расходились от плеча. Ноэл подошел к другу и очертил пятна пальцем так, чтобы тот ощутил их размер.
– Я говорил с Нтикимой, – сказал монах. – Он называет эту болезнь серебряной, хотя пятна другого цвета. Если даже ее называют смертью, она почти не убивает. Однако он предупреждает, что Шигиди придет ко мне во время сна.
– Ты защищен от кошмаров, – успокоил его Ноэл, – несомненно, защищен лучше меня.
Он подумал, что надо найти цыганку и осмотреть ее тело, но вдруг его внимание привлек странный огонек в темнеющем лесу. Ноэл смотрел на светлую точку, мерцавшую вдали, как блуждающий огонь. Появился еще один огонек, за ним второй, третий, стало понятно, что это люди с факелами идут из леса к черной скале.
Люди или чудовища.
Квинтус тоже увидел факелы и быстро поправил на себе сутану, будто стесняясь голых плеч с чертовой печатью. Монах сделал шаг вперед, как бы встречая пришельцев, но остановился, поняв, что они не похожи на людей.
Силуэты с факелами были очень большими, в длинных зеленых рясах, с гигантскими рожами – отвратительной карикатурой на человеческие лица. У них были ярко-красные рты с острыми выступающими клыками и огромные глаза с черными как смоль зрачками.
Ноэл быстро огляделся.
Лейлы не было видно, вероятно, она сидела в палатке больного Лангуасса. Нгадзе и Нтикима возились у огня, но, поняв, что что-то неладно, встали в полный рост, ожидая развития событий.
Нтикима подошел к Ноэлу и сказал только одно слово: «Эгунгун!»
Кордери никогда не видел Эгунгуна, зная о нем только из рассказов мальчика. Как и у Оро, у Эгунгуна были дни, когда он приходил в деревню, танцевал на улицах, возвратившись из Ипо-Оку, страны мертвых, чтобы узнать у живых об их предках. Прикосновение к нему означало смерть, его обвинение было ужасной угрозой и помечало тех, кого ожидало наказание за оскорбление прародителей племени. Но в деревни уруба Эгунгун всегда приходил один. Здесь же было целое войско Эгунгунов, Кордери насчитал девять – настоящее полчище живых мертвецов.
Это только люди в масках, успокаивал себя Ноэл, понимая, что здесь нечто большее, нежели комедия масок. Когда Нтикима встретил в лесу бога Арони, тот предстал перед ним в облике священника или колдуна в украшениях, но перед мальчиком из племени уруба колдун не притворялся богом – он был им. Приближающиеся фигуры не притворялись живыми мертвецами – они были живыми мертвецами. Как полагали уруба, они и не могли быть иными. Это были переодетые воины мкумкве или элеми, но они были и вставшими мертвецами, пришедшими свести счеты с живыми.
Факельщики подошли ближе, остановились полукругом на краю лагеря, глядя на пришельцев. Они молчали, а Ноэл думал, на каком языке приветствовать странные фигуры. Лейла вышла на шум из палатки, подбежала, в страхе прижалась к нему, но не закричала, и он был горд ее выдержкой.
– Они не навредят нам, – прошептал он ей. – Они не за этим пришли.
Повернувшись к Нтикиме, сказал:
– Прошу тебя, подскажи, что нам делать. Теперь ты должен быть нашим проводником, потому что ни элеми, ни Мсури уже не помогут.
– Пусть женщина отойдет, – прошептал мальчик. – Это не ее дело.
Лейла, поняв, отпустила Ноэла. Нтикима взял его за руку и провел вперед, к живым мертвецам. Мальчик огляделся и сделал знак Квинтусу, который тоже выступил вперед. Все трое, с Нтикимой посредине, вышли в центр полукруга Эгунгунов.
Нтикима поднял руки и приветствовал вампиров на уруба, спрашивая, согласно ритуалу, что они хотят сказать.
Один из них что-то ответил на уруба, но Ноэл ничего не понял. Было неясно, к кому обращался вампир, оставалось только молча ждать.
Нтикима заговорил, наклонив голову и жестикулируя. Ноэл расслышал «Огбоне», «элеми», «Они-Олорун» и другие знакомые слова. Когда Нтикима указал туда, где лежал Гендва, Эгунгуны забеспокоились. Шестеро из них несли факелы, а трое, кроме того, короткие копья; у троих без факелов были церемониальные барабаны. У некоторых имелись жезлы с перьями, которые Ноэл видел в храмах, напоминавшие о Элегбе, Олори-мерине, то есть о самой действенной загробной магии. Когда Нтикима показал на Гендва, копья с жезлами были подняты в знак обвинения или угрозы, но Ноэл не знал, чего должен бояться больше.
Один из Эгунгунов отделился от группы, наклонился над Гендва, осмотрел его. Выпрямившись и повернув разукрашенное лицо-маску к свету факелов, он выкрикнул угрозу и нацелился жезлом в сердце Нтикимы.
Нтикима что-то отрицал, но отпрянул назад, как после удара.
Ноэл не сомневался, мальчик в смертельной опасности, несмотря на кажущуюся безобидность жеста, – ведь живые мертвецы стояли перед людьми с бременем вины. Каким бы ни был жезл, он мог убить скорее, чем копье или пушка.
Недолго думая Ноэл прикрыл собой Нтикиму, толкнув его себе за спину и делая шаг вперед, к угрожающему жезлу.
– Мальчик ничего не сделал, – сказал Ноэл на уруба. – Он не виноват. Он служил элеми и Огбоне, как мог.
– Осторожно! – прошептал Квинтус.
Но Ноэл не нуждался в предупреждении. Он достаточно хорошо знал, что у туземцев отсутствовали галльские представления о вине и ответственности. Если дела шли плохо, они искали козлов отпущения, на которых можно отыграться за вину племени, даже если виноват был кто-то другой.
– Один из нас напал на элеми, – произнес Ноэл медленно, потому что недостаточно бегло говорил на уруба. – Серебряная болезнь лишила его разума. К нему пришел Шигиди! – Он хлопнул себя по лбу, чтобы подчеркнуть свои слова.
– Шигиди! – повторил Эгунгун и сделал шаг к Ноэлу, направляя жезл в его сердце.
Ноэл стоял молча. Эгунгун шагнул еще раз, и Нтикима прошептал по-английски:
– Если он прикоснется к тебе, ты умрешь.
– Мы пришли в Адамавару, – опять заговорил Ноэл на уруба. – Потому что нас позвал Экеи Ориша. Нас не надо уничтожать и обвинять. Вы должны привести всех… каждого… в Илетигу. Олорун хочет этого.
Эгунгун сделал еще один шаг, целясь смертоносным жезлом.
– Олорун хочет этого, – повторил Ноэл, не смея отвести взгляд от выпученных глаз огромной маски. Это было абсурдом, но он физически ощутил давление жезла на бьющееся сердце, как будто жизнь попала в смертельный капкан, сжимающий его, пока кровь не брызнет из тела и душа не сгорит, как моль в пламени свечи.
Кордери знал – перед ним человек в маске и на сердце нацелено не оружие, а символ, бессмысленный с точки зрения его собственных убеждений. И все же чувствовал, что умрет от касания жезла, как сказал Нтикима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47