А заодно и так разделать ему морду, чтобы он не выглядел соблазнительно для чужих жен. А с другой стороны, если он начнет цепляться к окрестным подросткам с желанием втянуть их в такую гадость, как наркотики, то, может, иной мальчишка или девчонка просто и не захотят иметь дело с человеком у которого морда, словно ее пропустили через мясорубку, Кастаньеда сделал паузу. - Видите, здесь есть целая куча вещей, о которых стоило бы подумать, правильно?
- Да, здесь о многих вещах стоит подумать, - сказал Дельгадо.
- В общем, я, честно говоря, не думаю, что вам удастся хоть когда-нибудь разыскать тех парней, что его избили, - сказал Кастаньеда. Да и какая вам разница?
- То есть как это - какая?
- Он получил именно то, что заслужил. Это же справедливо, не так ли? А чего вы, полицейские, добиваетесь? Установления справедливости, разве не так?
- Да, хотим установления справедливости.
- А это и есть справедливость, - сказал Кастаньеда. Дельгадо пристально посмотрел на него. - Разве не так? - спросил Кастаньеда.
- Да, пожалуй, так оно и есть, - сказал Дельгадо. Он кивнул и поднялся из-за стола, отодвигая стул. - Приятно было познакомиться. Надеюсь еще увидимся где-нибудь.
- Позвольте заказать вам что-нибудь, - предложил Кастаньеда.
- Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, - ответил Дельгадо и направился к выходу.
Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.
Было уже семь часов вечера, когда Браун смог наконец добраться до Мэри Эллингхэм, той самой женщины, которая двенадцать часов назад позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело, но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно тот период, который определяется словом "вечер". Это поэтическое слово всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому, что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово "вечер" для него не существовало и употреблять он его стал только после того, как встретился с Конни - своей будущей женой; тогда время перестало просто делиться на "ночь" и "день", на черное и белое; Конни привнесла в его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.
Норс-Тринити представляла собой коротенькую, всего в два квартала улочку, соединяющую Силвермайн-Овал и Силвермайн-Роуд у самой северной окраины территории участка. С того места, где Браун поставил свою машину, можно было видеть воды реки Харб, а если смотреть в сторону делового центра города, то можно было разглядеть и разрозненные огоньки вилл в Смоук-Райз и яркую иллюминацию моста Гамильтона. Окна на Норс-Тринити мягко светились домашним уютным светом. Браун отлично знал, что за этими окнами большинство владельцев квартир наслаждались отведенным для коктейлем часом. В этом городе всегда можно определить социально-экономический статус кого угодно, спросив у него, в котором часу он садится за обеденный стол. В трущобах типа Даймондбэк обеденный час уже давно кончился. На Норс-Тринити обитатели ее только начинали садиться за свои предобеденные коктейли. А ближе к деловому центру, например на Смоук-Райз, обеденное время наступит не ранее девяти - половины десятого вечера, хотя коктейли могут начать подавать уже с полудня. Браун почувствовал, что здорово проголодался.
В окнах дома номер 742 по Норс-Тринити света не было. Браун поглядел на часы, пожал плечами и позвонил во входную дверь. Он подождал немного и позвонил вторично, а затем сошел с крыльца на тротуар и посмотрел на окна второго этажа, в которых внезапно загорелся свет. Он снова поднялся на ступеньки крыльца и остановился перед дверью. Он услышал чьи-то шаги, кто-то выглянул в глазок двери.
- Да? - спросил женский голос.
- Миссис Эллингхэм?
- Да?
- Детектив Браун, Восемьдесят седьмой участок полиции.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Ох, одну минуточку, прошу вас. - И он услышал звук отпираемого замка.
Мэри Эллингхэм на вид было лет сорок. На ней был накинут мужской халат. Волосы ее были в беспорядке, а лицо горело.
- Прошу прощения, что я не смог заехать к вам раньше, - сказал Браун. - У нас сегодня выдался очень тяжелый день.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Да?
- Я отниму у вас совсем немного времени, - сказал Браун, доставая из кармана блокнот и ручку. - Вам нужно будет только дать мне более подробное описание внешности вашего мужа...
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм.
- Его зовут Дональд Эллингхэм, правильно?
- Да, но...
- Его возраст?
- Понимаете ли...
Браун перевел взгляд с блокнота на женщину. Миссис Эллингхэм выглядела необычайно смущенной. Не успела она еще ничего сказать, как Брауну вдруг стало ясно, в какую ситуацию он попал, и тут он сам неожиданно смутился.
- Видите ли, - сказала миссис Эллингхэм, - он вернулся. Мой муж, я говорю. Он вернулся совсем недавно.
- Ох, - сказал Браун.
- Да.
- Ага.
- Да. Простите меня, пожалуйста. Я, по всей вероятности, должна была вам позвонить...
- Нет, нет, все в порядке, - сказал Браун, засовывая обратно в карман блокнот и ручку. Другой рукой он уже нашаривал дверную ручку у себя за спиной. - Очень рад, что у вас все утряслось.
- Да, - сказала миссис Эллингхэм.
- Спокойной ночи, - сказал Браун.
- Спокойной ночи, - ответила она.
Она мягко притворила за ним дверь и Браун медленно спустился по ступенькам вниз. Перед тем как сесть в свой автомобиль, он снова бросил взгляд на дом. Окна в верхнем этаже успели уже погаснуть.
В дежурном помещении участка тем временем трое детективов, отозванных из отпусков для пополнения сил, ворчали по поводу того, что им тут, похоже, заняться нечем, учитывая, с какой быстротой Карелле и Брауну удалось распутать дело о зеленной лавке. Одно дело, когда тебя отзывают из отпуска в виду крайней необходимости, черт побери, но совсем иное, если срывают нормальный отдых только ради того, чтобы заставить высунув язык бегать по всей округе и собирать никому не нужные данные, а другие в это самое время идут себе по горячему следу и спокойно производят задержание преступников.
- А знаете, чем я планировал спокойненько заниматься сегодня? вопрошал Ди Мазо.
- Чем?
- Я хотел смотреть по телевизору футбольный матч, а потом мы должны были закатить отличнейший семейный обед. Приехала моя сестра из Скантона. Она и приехала-то только потому, что знала, что я сейчас в отпуске. И вместо всего этого я должен был весь день протрепаться с людьми, которым наплевать на то, застрелили хозяина овощной лавки или нет. А уж на то, что при этом подстрелили и полицейского, им и тем более наплевать.
- Ладно, ребята, - проговорил наиболее мирно настроенный из них Меривезер. - Все это - только составная часть нашей работы. Этого всегда следует ожидать.
В двух изолированных комнатах в конце коридора Уиллис проводил допрос Сони Соболев, а Дженеро - Роберта Хамлинга. Ни один из этой парочки не воспользовался своим правом на присутствие адвоката. Хамлинг объявил, что скрывать ему нечего и, казалось, был даже рад, что рассказ его заносится в протокол. Он почти дословно повторял все, сказанное им при задержании: Люис Скотт находился под воздействием какого-то очень сильного наркотика и выбросился в окно, несмотря на все попытки Хамлинга удержать его и воспрепятствовать самоубийству. Полицейский-стенографист внимательно вслушивался в каждое его слово и шлепал на своей машинке.
Соня Соболев не воспользовалась услугами адвоката потому, видимо, что не считала себя причастной к смерти Люиса Скотта. Однако ее версия весьма отличалась от версии Хамлинга. Если верить Соне, Хамлинг встретил этого бородатого Скотта вчера днем и они болтались по городу, отлично проводя время. Скотт и в самом деле что-то отмечал - он праздновал приход из дому денежного перевода на сумму в двести долларов, которые он уже получил десятидолларовыми купюрами и таскал за собой в укрытом под рубашкой специальном поясе для денег. Хамлинг пришел на квартиру Скотта и сначала попытался напоить того до бесчувствия. Когда же из этого ничего не вышло, он спросил у Скотта, как тот относится к тому, чтобы их мужскую компанию оживить женским присутствием. Скотт счел это отличной идеей, и тогда Хамлинг спустился вниз, чтобы позвонить Соне.
- Что он сказал вам, когда вы с ним встретились? - спросил Уиллис.
- Ну, когда я сошла с поезда метро, - сказала Соня, - Бобби уже дожидался меня на станции. Он сказал, что тут неподалеку у себя на квартире нас поджидает один работающий под хиппи пижон, у которого в поясе хранятся двести долларов, и что он Бобби, решил добыть их у него во что бы то ни стало. Он сказал, что единственным способом добраться до этого пояса будет попытка уговорить этого пижона раздеться. А для этого нужно, чтобы я разделась первой, - Соня пожала плечами. - Ну, мы поднялись к нему.
- Так, а что было потом?
- Ну, потом я зашла там в совмещенный туалет, причесалась и сняла блузку. Потом вошла в комнату уже без блузки. Хотела посмотреть, удастся ли мне, ну, как это сказать, завести его. Ну, чтобы он тоже разделся. Мы там выпили довольно много вина.
- А вы курили?
- Вы про марихуану? Нет, мы ее не курили.
- Ну, и что же произошло?
- Ну, наконец он тоже пошел в туалет и разделся там. На нем до этого были голубые джинсы и рубашка с коротким рукавом. У него и в самом деле был пояс с деньгами. Он носил его на себе.
- И он его снял там - в санузле?
- Да.
- И что потом?
- Из ванной он вышел и сразу же плюхнулся на матрас. Ну и мы стали с ним баловаться. Ну, в общем - обжиматься, понимаете? Я старалась не давать ему скучать, чтобы он не заметил, что там Бобби делает с его поясом. Но он все-таки углядел Бобби. Он тогда сразу же вскочил с матраса и бросился к Бобби, который как раз стоял с этим поясом в руках. Они стали драться и тогда.., тогда Бобби и вытолкнул его в окно. Мы сразу смылись оттуда. Я просто накинула свой жакет, а Бобби, нацепил свою куртку. А про блузку я вспомнил уже потом.
- А где сейчас находится этот пояс? - спросил Уиллис.
- В комнате у Бобби. Он лежит у него под матрасом.
В другой комнате Хамлинг продолжал настаивать на том, что Люис Скотт под воздействием сильного наркотика выбросился из окна и разбился о бетонный тротуар. Ди Мазо постучал в дверь, просунул голову в комнату и спросил: "Дик, ты посылал в лабораторию какую-то траву на анализ?"
- Ага, - сказал Дженеро.
- Только что позвонили оттуда. Они говорят, что это - приправа для мяса.
- Спасибо, - сказал Дженеро. И он снова обернулся к Хамлингу. Травка, которую держал у себя в холодильнике Люис Скотт, оказалась приправой для мяса, - сказал он.
- Ну, и что? - сказал Хамлинг.
- А то, что хватит здесь трепаться на тему о закоренелом наркомане. Придумай что-нибудь еще.
В дежурке Карелла сидел сейчас за пишущей машинкой и печатал отчет о задержании Голденталя и Гросса. Голденталя отвезли в больницу Буэнависта, ту самую, в которой лежал и раненный им Энди Паркер. Гросс молчал как рыба и не отвечал ни на один из вопросов. Он был заключен под стражу по обвинению в вооруженном грабеже и убийстве первой степени и препровожден в одну из камер в подвале. Карелла выглядел измотанным до предела.
Когда на его столе зазвонил телефон, он некоторое время с недоумением глядел на него, как бы не очень соображая, что к чему.
- Восемьдесят седьмой участок полиции, - сказал он. - Карелла слушает.
- Стив, это я - Арти Браун.
- Привет, Арти, - сказал Карелла.
- Я сейчас только что утряс это дело по поводу пропажи мужа с Норс-Тринити. Малый вернулся домой и они сейчас наслаждаются в постельке.
- Счастливые люди, - сказал Карелла. - С каким удовольствием я сейчас сам валялся бы в постельке!
- Как ты считаешь, я могу тебе понадобиться?
- А который у нас час?
- Полвосьмого.
- Иди-ка ты домой, Арти.
- Ты так считаешь? А как же с отчетом?
- Я его как раз печатаю.
- Ну, тогда - о'кей. До скорого, - сказал Браун.
- Пока, - сказал Карелла и повесил трубку. Потом он со вздохом поглядел на часы.
На столе Карла Капека зазвонил телефон.
- Восемьдесят седьмой участок, - сказал он. - Капек у телефона.
- Это Дэнни Джимп, - сказал голос на другом конце провода.
- Привет Дэнни. У тебя есть что-нибудь для меня?
- Ничего, - сказал Дэнни.
Ди Мазо, Меривезер и Левин собирались по домам, надеясь беспрепятственно догулять свои отпуска. Левин был уверен, что Браун и Карелла непременно получат повышения за сегодняшнее дело; повышения всегда легко давались, если кто-то распутал что-то, связанное с нападением на полицейского. Ди Мазо выразил полное согласие с ним и заметил, что некоторым вечно везет. Втроем они спустились по металлическим ступенькам и прошли мимо канцелярии. На крыльце Меривезер приостановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Алекс Дельгадо как раз возвращался в участок. Перебросились несколькими фразами, распрощались и Дельгадо вошел внутрь. Было уже почти без четверти восемь и в участок понемногу стекалась ночная смена.
Пройдет еще несколько минут и дневная смена разойдется по домам.
С восьми вечера Капек ходил из одного бара в другой по всему Стему. Сейчас было уже двадцать минут двенадцатого и сердце его дрогнуло, когда чернокожая девушка в красном платье промелькнула в дверях бара "Ромео" на Двенадцатой улице. Наметанным глазом она окинула мужчин, сидящих на высоких стульях у бара, и направилась к дальнему концу стойки рядом с телефонами, где и уселась, закинув ногу на ногу. Капек дал ей минут десять, чтобы она успела осмотреть каждого из посетителей, а затем направился мимо нее к телефону. Он набрал номер участка и наткнулся на Финча - дежурного ночной смены.
- А ты что делаешь? - поинтересовался Финч.
- Да так, решил кое-что посмотреть, - сказал Капек.
- Я думал, что ты уже давно дома.
- Нет отдыха усталым ветеранам, - сказал Капек. - Я тут собираюсь доставить вам кое-кого. Если, конечно, повезет.
- Помощь нужна?
- Нет, - сказал Капек.
- Так какого же черта ты звонишь?
- Просто захотелось немного потрепаться, - сказал Капек.
- У меня тут поножовщина на Эйнсли, - ответил Финч. - Потрепись с кем-нибудь другим.
И Капек решил последовать его совету. Он повесил трубку, пощупал пальцем, не вернул ли случайно автомат опущенную в него монету, разочарованно пожал плечами и отправился к столику рядом с девушкой в красном.
- Готов держать пари на что угодно, что вас зовут Сюзи, - сказал он.
- Вот и проиграли бы, - сказала девушка с улыбкой. - Меня зовут Белиндой.
- А ты - лакомый кусочек, Белинда, - сказал Капек.
- Вы так считаете, да?
- Богом клянусь, что именно так я и считаю, - сказал Капек. Разрешите заказать вам что-нибудь?
- Буду польщена, - сказала Белинда.
Они поболтали еще минут двадцать. Белинда дала понять, что считает Капека весьма привлекательным, - ведь это трудно даже представить, что можно вот так выйти на минутку из дома и встретить человека с таким пониманием и такой интеллигентностью, как у Капека. Она прямо так ему и сказала. Не удержалась она при этом и от признания, что она с удовольствием провела бы чуть позже с ним некоторое время. Однако, учитывая то, что муж ее ужасно ревнив, ей нельзя будет выйти из бара вместе с Капеком, потому что ему обязательно донесут об этом, а тогда подымется такое, что хоть святых выноси. Капек с полным пониманием отнесся к ее ситуации.
- И все-таки я с удовольствием провела бы с вами, дорогуша, часок-другой.
Капек только одобрительно кивнул.
- А что же нам делать, как вы считаете? - спросил он.
- Но ведь вы можете встретить меня где-нибудь на улице, не так ли?
- Конечно, - сказал он. - Но где?
- Давайте выпьем за это. А потом я выйду, а вы сможете последовать за мной через несколько минут. Как вам нравится такой выход?
Капек глянул на висящие на стене часы. На них было без десяти двенадцать.
- Такой выход мне кажется просто великолепным, - сказал он.
Белинда приветственно подняла стакан с чистым виски и осушила его. Она подмигнула ему и, элегантно соскользнув со стула, направилась к выходу из бара. В дверях она снова глянула в его сторону, подмигнула еще раз и вышла. Капек дал ей пять минут. Он допил свой виски с содовой, расплатился за себя и за нее и пошел вслед за ней. Белинда поджидала его у первого же угла. Она подала ему знак и быстро зашагала по Стему. Капек согласно кивнул и последовал за ней. Она прошагала так два квартала, потом снова оглянулась и резко свернула влево на Пятнадцатую улицу. Капек подошел к углу и вытащил пистолет. Он на секунду задержался перед поворотом, прокашлялся, чтобы они знали, что он уже совсем рядом, и после этого свернул за угол.
Белый мужчина стоял, занеся кулак, прямо за углом. Капек сунул ему пистолет прямо в лицо со словами: "Не шевелиться!"
Белинда повернулась, собираясь бежать. Он схватил ее за руку, рванул на себя, а затем толкнул к стене.
- Ты, крошка, тоже, - сказал он, снимая пристегнутые к поясу наручники.
Потом он глянул на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
- Да, здесь о многих вещах стоит подумать, - сказал Дельгадо.
- В общем, я, честно говоря, не думаю, что вам удастся хоть когда-нибудь разыскать тех парней, что его избили, - сказал Кастаньеда. Да и какая вам разница?
- То есть как это - какая?
- Он получил именно то, что заслужил. Это же справедливо, не так ли? А чего вы, полицейские, добиваетесь? Установления справедливости, разве не так?
- Да, хотим установления справедливости.
- А это и есть справедливость, - сказал Кастаньеда. Дельгадо пристально посмотрел на него. - Разве не так? - спросил Кастаньеда.
- Да, пожалуй, так оно и есть, - сказал Дельгадо. Он кивнул и поднялся из-за стола, отодвигая стул. - Приятно было познакомиться. Надеюсь еще увидимся где-нибудь.
- Позвольте заказать вам что-нибудь, - предложил Кастаньеда.
- Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, - ответил Дельгадо и направился к выходу.
Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.
Было уже семь часов вечера, когда Браун смог наконец добраться до Мэри Эллингхэм, той самой женщины, которая двенадцать часов назад позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело, но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно тот период, который определяется словом "вечер". Это поэтическое слово всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому, что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово "вечер" для него не существовало и употреблять он его стал только после того, как встретился с Конни - своей будущей женой; тогда время перестало просто делиться на "ночь" и "день", на черное и белое; Конни привнесла в его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.
Норс-Тринити представляла собой коротенькую, всего в два квартала улочку, соединяющую Силвермайн-Овал и Силвермайн-Роуд у самой северной окраины территории участка. С того места, где Браун поставил свою машину, можно было видеть воды реки Харб, а если смотреть в сторону делового центра города, то можно было разглядеть и разрозненные огоньки вилл в Смоук-Райз и яркую иллюминацию моста Гамильтона. Окна на Норс-Тринити мягко светились домашним уютным светом. Браун отлично знал, что за этими окнами большинство владельцев квартир наслаждались отведенным для коктейлем часом. В этом городе всегда можно определить социально-экономический статус кого угодно, спросив у него, в котором часу он садится за обеденный стол. В трущобах типа Даймондбэк обеденный час уже давно кончился. На Норс-Тринити обитатели ее только начинали садиться за свои предобеденные коктейли. А ближе к деловому центру, например на Смоук-Райз, обеденное время наступит не ранее девяти - половины десятого вечера, хотя коктейли могут начать подавать уже с полудня. Браун почувствовал, что здорово проголодался.
В окнах дома номер 742 по Норс-Тринити света не было. Браун поглядел на часы, пожал плечами и позвонил во входную дверь. Он подождал немного и позвонил вторично, а затем сошел с крыльца на тротуар и посмотрел на окна второго этажа, в которых внезапно загорелся свет. Он снова поднялся на ступеньки крыльца и остановился перед дверью. Он услышал чьи-то шаги, кто-то выглянул в глазок двери.
- Да? - спросил женский голос.
- Миссис Эллингхэм?
- Да?
- Детектив Браун, Восемьдесят седьмой участок полиции.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Ох, одну минуточку, прошу вас. - И он услышал звук отпираемого замка.
Мэри Эллингхэм на вид было лет сорок. На ней был накинут мужской халат. Волосы ее были в беспорядке, а лицо горело.
- Прошу прощения, что я не смог заехать к вам раньше, - сказал Браун. - У нас сегодня выдался очень тяжелый день.
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм. - Да?
- Я отниму у вас совсем немного времени, - сказал Браун, доставая из кармана блокнот и ручку. - Вам нужно будет только дать мне более подробное описание внешности вашего мужа...
- Ох, - сказала миссис Эллингхэм.
- Его зовут Дональд Эллингхэм, правильно?
- Да, но...
- Его возраст?
- Понимаете ли...
Браун перевел взгляд с блокнота на женщину. Миссис Эллингхэм выглядела необычайно смущенной. Не успела она еще ничего сказать, как Брауну вдруг стало ясно, в какую ситуацию он попал, и тут он сам неожиданно смутился.
- Видите ли, - сказала миссис Эллингхэм, - он вернулся. Мой муж, я говорю. Он вернулся совсем недавно.
- Ох, - сказал Браун.
- Да.
- Ага.
- Да. Простите меня, пожалуйста. Я, по всей вероятности, должна была вам позвонить...
- Нет, нет, все в порядке, - сказал Браун, засовывая обратно в карман блокнот и ручку. Другой рукой он уже нашаривал дверную ручку у себя за спиной. - Очень рад, что у вас все утряслось.
- Да, - сказала миссис Эллингхэм.
- Спокойной ночи, - сказал Браун.
- Спокойной ночи, - ответила она.
Она мягко притворила за ним дверь и Браун медленно спустился по ступенькам вниз. Перед тем как сесть в свой автомобиль, он снова бросил взгляд на дом. Окна в верхнем этаже успели уже погаснуть.
В дежурном помещении участка тем временем трое детективов, отозванных из отпусков для пополнения сил, ворчали по поводу того, что им тут, похоже, заняться нечем, учитывая, с какой быстротой Карелле и Брауну удалось распутать дело о зеленной лавке. Одно дело, когда тебя отзывают из отпуска в виду крайней необходимости, черт побери, но совсем иное, если срывают нормальный отдых только ради того, чтобы заставить высунув язык бегать по всей округе и собирать никому не нужные данные, а другие в это самое время идут себе по горячему следу и спокойно производят задержание преступников.
- А знаете, чем я планировал спокойненько заниматься сегодня? вопрошал Ди Мазо.
- Чем?
- Я хотел смотреть по телевизору футбольный матч, а потом мы должны были закатить отличнейший семейный обед. Приехала моя сестра из Скантона. Она и приехала-то только потому, что знала, что я сейчас в отпуске. И вместо всего этого я должен был весь день протрепаться с людьми, которым наплевать на то, застрелили хозяина овощной лавки или нет. А уж на то, что при этом подстрелили и полицейского, им и тем более наплевать.
- Ладно, ребята, - проговорил наиболее мирно настроенный из них Меривезер. - Все это - только составная часть нашей работы. Этого всегда следует ожидать.
В двух изолированных комнатах в конце коридора Уиллис проводил допрос Сони Соболев, а Дженеро - Роберта Хамлинга. Ни один из этой парочки не воспользовался своим правом на присутствие адвоката. Хамлинг объявил, что скрывать ему нечего и, казалось, был даже рад, что рассказ его заносится в протокол. Он почти дословно повторял все, сказанное им при задержании: Люис Скотт находился под воздействием какого-то очень сильного наркотика и выбросился в окно, несмотря на все попытки Хамлинга удержать его и воспрепятствовать самоубийству. Полицейский-стенографист внимательно вслушивался в каждое его слово и шлепал на своей машинке.
Соня Соболев не воспользовалась услугами адвоката потому, видимо, что не считала себя причастной к смерти Люиса Скотта. Однако ее версия весьма отличалась от версии Хамлинга. Если верить Соне, Хамлинг встретил этого бородатого Скотта вчера днем и они болтались по городу, отлично проводя время. Скотт и в самом деле что-то отмечал - он праздновал приход из дому денежного перевода на сумму в двести долларов, которые он уже получил десятидолларовыми купюрами и таскал за собой в укрытом под рубашкой специальном поясе для денег. Хамлинг пришел на квартиру Скотта и сначала попытался напоить того до бесчувствия. Когда же из этого ничего не вышло, он спросил у Скотта, как тот относится к тому, чтобы их мужскую компанию оживить женским присутствием. Скотт счел это отличной идеей, и тогда Хамлинг спустился вниз, чтобы позвонить Соне.
- Что он сказал вам, когда вы с ним встретились? - спросил Уиллис.
- Ну, когда я сошла с поезда метро, - сказала Соня, - Бобби уже дожидался меня на станции. Он сказал, что тут неподалеку у себя на квартире нас поджидает один работающий под хиппи пижон, у которого в поясе хранятся двести долларов, и что он Бобби, решил добыть их у него во что бы то ни стало. Он сказал, что единственным способом добраться до этого пояса будет попытка уговорить этого пижона раздеться. А для этого нужно, чтобы я разделась первой, - Соня пожала плечами. - Ну, мы поднялись к нему.
- Так, а что было потом?
- Ну, потом я зашла там в совмещенный туалет, причесалась и сняла блузку. Потом вошла в комнату уже без блузки. Хотела посмотреть, удастся ли мне, ну, как это сказать, завести его. Ну, чтобы он тоже разделся. Мы там выпили довольно много вина.
- А вы курили?
- Вы про марихуану? Нет, мы ее не курили.
- Ну, и что же произошло?
- Ну, наконец он тоже пошел в туалет и разделся там. На нем до этого были голубые джинсы и рубашка с коротким рукавом. У него и в самом деле был пояс с деньгами. Он носил его на себе.
- И он его снял там - в санузле?
- Да.
- И что потом?
- Из ванной он вышел и сразу же плюхнулся на матрас. Ну и мы стали с ним баловаться. Ну, в общем - обжиматься, понимаете? Я старалась не давать ему скучать, чтобы он не заметил, что там Бобби делает с его поясом. Но он все-таки углядел Бобби. Он тогда сразу же вскочил с матраса и бросился к Бобби, который как раз стоял с этим поясом в руках. Они стали драться и тогда.., тогда Бобби и вытолкнул его в окно. Мы сразу смылись оттуда. Я просто накинула свой жакет, а Бобби, нацепил свою куртку. А про блузку я вспомнил уже потом.
- А где сейчас находится этот пояс? - спросил Уиллис.
- В комнате у Бобби. Он лежит у него под матрасом.
В другой комнате Хамлинг продолжал настаивать на том, что Люис Скотт под воздействием сильного наркотика выбросился из окна и разбился о бетонный тротуар. Ди Мазо постучал в дверь, просунул голову в комнату и спросил: "Дик, ты посылал в лабораторию какую-то траву на анализ?"
- Ага, - сказал Дженеро.
- Только что позвонили оттуда. Они говорят, что это - приправа для мяса.
- Спасибо, - сказал Дженеро. И он снова обернулся к Хамлингу. Травка, которую держал у себя в холодильнике Люис Скотт, оказалась приправой для мяса, - сказал он.
- Ну, и что? - сказал Хамлинг.
- А то, что хватит здесь трепаться на тему о закоренелом наркомане. Придумай что-нибудь еще.
В дежурке Карелла сидел сейчас за пишущей машинкой и печатал отчет о задержании Голденталя и Гросса. Голденталя отвезли в больницу Буэнависта, ту самую, в которой лежал и раненный им Энди Паркер. Гросс молчал как рыба и не отвечал ни на один из вопросов. Он был заключен под стражу по обвинению в вооруженном грабеже и убийстве первой степени и препровожден в одну из камер в подвале. Карелла выглядел измотанным до предела.
Когда на его столе зазвонил телефон, он некоторое время с недоумением глядел на него, как бы не очень соображая, что к чему.
- Восемьдесят седьмой участок полиции, - сказал он. - Карелла слушает.
- Стив, это я - Арти Браун.
- Привет, Арти, - сказал Карелла.
- Я сейчас только что утряс это дело по поводу пропажи мужа с Норс-Тринити. Малый вернулся домой и они сейчас наслаждаются в постельке.
- Счастливые люди, - сказал Карелла. - С каким удовольствием я сейчас сам валялся бы в постельке!
- Как ты считаешь, я могу тебе понадобиться?
- А который у нас час?
- Полвосьмого.
- Иди-ка ты домой, Арти.
- Ты так считаешь? А как же с отчетом?
- Я его как раз печатаю.
- Ну, тогда - о'кей. До скорого, - сказал Браун.
- Пока, - сказал Карелла и повесил трубку. Потом он со вздохом поглядел на часы.
На столе Карла Капека зазвонил телефон.
- Восемьдесят седьмой участок, - сказал он. - Капек у телефона.
- Это Дэнни Джимп, - сказал голос на другом конце провода.
- Привет Дэнни. У тебя есть что-нибудь для меня?
- Ничего, - сказал Дэнни.
Ди Мазо, Меривезер и Левин собирались по домам, надеясь беспрепятственно догулять свои отпуска. Левин был уверен, что Браун и Карелла непременно получат повышения за сегодняшнее дело; повышения всегда легко давались, если кто-то распутал что-то, связанное с нападением на полицейского. Ди Мазо выразил полное согласие с ним и заметил, что некоторым вечно везет. Втроем они спустились по металлическим ступенькам и прошли мимо канцелярии. На крыльце Меривезер приостановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. Алекс Дельгадо как раз возвращался в участок. Перебросились несколькими фразами, распрощались и Дельгадо вошел внутрь. Было уже почти без четверти восемь и в участок понемногу стекалась ночная смена.
Пройдет еще несколько минут и дневная смена разойдется по домам.
С восьми вечера Капек ходил из одного бара в другой по всему Стему. Сейчас было уже двадцать минут двенадцатого и сердце его дрогнуло, когда чернокожая девушка в красном платье промелькнула в дверях бара "Ромео" на Двенадцатой улице. Наметанным глазом она окинула мужчин, сидящих на высоких стульях у бара, и направилась к дальнему концу стойки рядом с телефонами, где и уселась, закинув ногу на ногу. Капек дал ей минут десять, чтобы она успела осмотреть каждого из посетителей, а затем направился мимо нее к телефону. Он набрал номер участка и наткнулся на Финча - дежурного ночной смены.
- А ты что делаешь? - поинтересовался Финч.
- Да так, решил кое-что посмотреть, - сказал Капек.
- Я думал, что ты уже давно дома.
- Нет отдыха усталым ветеранам, - сказал Капек. - Я тут собираюсь доставить вам кое-кого. Если, конечно, повезет.
- Помощь нужна?
- Нет, - сказал Капек.
- Так какого же черта ты звонишь?
- Просто захотелось немного потрепаться, - сказал Капек.
- У меня тут поножовщина на Эйнсли, - ответил Финч. - Потрепись с кем-нибудь другим.
И Капек решил последовать его совету. Он повесил трубку, пощупал пальцем, не вернул ли случайно автомат опущенную в него монету, разочарованно пожал плечами и отправился к столику рядом с девушкой в красном.
- Готов держать пари на что угодно, что вас зовут Сюзи, - сказал он.
- Вот и проиграли бы, - сказала девушка с улыбкой. - Меня зовут Белиндой.
- А ты - лакомый кусочек, Белинда, - сказал Капек.
- Вы так считаете, да?
- Богом клянусь, что именно так я и считаю, - сказал Капек. Разрешите заказать вам что-нибудь?
- Буду польщена, - сказала Белинда.
Они поболтали еще минут двадцать. Белинда дала понять, что считает Капека весьма привлекательным, - ведь это трудно даже представить, что можно вот так выйти на минутку из дома и встретить человека с таким пониманием и такой интеллигентностью, как у Капека. Она прямо так ему и сказала. Не удержалась она при этом и от признания, что она с удовольствием провела бы чуть позже с ним некоторое время. Однако, учитывая то, что муж ее ужасно ревнив, ей нельзя будет выйти из бара вместе с Капеком, потому что ему обязательно донесут об этом, а тогда подымется такое, что хоть святых выноси. Капек с полным пониманием отнесся к ее ситуации.
- И все-таки я с удовольствием провела бы с вами, дорогуша, часок-другой.
Капек только одобрительно кивнул.
- А что же нам делать, как вы считаете? - спросил он.
- Но ведь вы можете встретить меня где-нибудь на улице, не так ли?
- Конечно, - сказал он. - Но где?
- Давайте выпьем за это. А потом я выйду, а вы сможете последовать за мной через несколько минут. Как вам нравится такой выход?
Капек глянул на висящие на стене часы. На них было без десяти двенадцать.
- Такой выход мне кажется просто великолепным, - сказал он.
Белинда приветственно подняла стакан с чистым виски и осушила его. Она подмигнула ему и, элегантно соскользнув со стула, направилась к выходу из бара. В дверях она снова глянула в его сторону, подмигнула еще раз и вышла. Капек дал ей пять минут. Он допил свой виски с содовой, расплатился за себя и за нее и пошел вслед за ней. Белинда поджидала его у первого же угла. Она подала ему знак и быстро зашагала по Стему. Капек согласно кивнул и последовал за ней. Она прошагала так два квартала, потом снова оглянулась и резко свернула влево на Пятнадцатую улицу. Капек подошел к углу и вытащил пистолет. Он на секунду задержался перед поворотом, прокашлялся, чтобы они знали, что он уже совсем рядом, и после этого свернул за угол.
Белый мужчина стоял, занеся кулак, прямо за углом. Капек сунул ему пистолет прямо в лицо со словами: "Не шевелиться!"
Белинда повернулась, собираясь бежать. Он схватил ее за руку, рванул на себя, а затем толкнул к стене.
- Ты, крошка, тоже, - сказал он, снимая пристегнутые к поясу наручники.
Потом он глянул на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19