Надев наушники и повертев ручки настройки, они почти незамедлительно выяснили, что в комнате находится один постоянный персонаж, некто по имени Бенни. Так же скоро они поняли, что он является сыном владельца и что он работает на гладильной машине, по крайней мере пока что. Из какого-то разговора между Бенни и его отцом в тот же день стало ясно, что он, Бенни, вскоре собирается сменить место работы.— А я думал, тебе нравится здесь со мной, — протянул отец.Луи Ваккаро, владелец лавки. Реган и Лаундес знали его голос и как он выглядит, поскольку раз десять заходили к нему в мастерскую.— Мне действительно нравится работать с тобой, папа...Бенни Ваккаро, оператор гладильной машины. В наушниках слышалось шипение горячего пара.— Но я не люблю гладить. Эндрю сказал, что он подыщет мне работу в доках. Я с ним говорил после...— В доках надо быть начеку.— Да, я знаю. Но я отказался от места на рыбном рынке. Я ведь не переношу запах рыбы. Эндрю сказал, что я могу приступать сразу же, как только переговорю с тобой. Я стану больше зарабатывать, папа, и еще он сказал, что, возможно, будет давать мне еще кое-какие небольшие поручения. Ты же знаешь, за маленькие, но важные поручения платят еще больше. Я правда хочу этим заняться, папа.— А я-то думал, тебе здесь нравится, — повторил старик.— Нравится, папа, очень нравится. Но понимаешь, все время проводить за этой машиной...— Когда я начинал, я гладил вручную, — ответил Луи. — И шил, и гладил, все сам.— Сейчас другие времена, папа.— Да, другие.— Эндрю считает, что я достоин лучшей жизни, а он в состоянии мне помочь. Папа, мне уже тридцать три, не могу же я провести всю оставшуюся жизнь за глажкой!Старик грустно вздохнул.— Папа, мы договорились?— Останься, пока я не найду кого-нибудь на твое место.— Как долго ты будешь искать? Эндрю сказал, что я могу приступать со следующего понедельника. С восьмого. Найдешь кого-нибудь к тому времени?— Надо спросить Гвидо.Гвидо был одним из друзей старика. В первый вторник после начала прослушивания он зашел в мастерскую, и приятели проговорили весь обеденный перерыв. Реган и Лаундес решили, что они разговаривали за едой, поскольку беседа постоянно прерывалась комментариями относительно качества еды и вина, а многие слова звучали так, словно их произносили с набитым ртом. Суть разговора сводилась к тому, что Бенни предложили работу получше и Луи понадобится человек для работы на гладильной машине. Гвидо сказал, что ему очень жаль... — Che peccato, che peccato... — но что он поищет кого-нибудь.— Е necessario che tenga la bocca chiusa, — предупредил Луи.— Si, naturalmente, — согласился Гвидо.Поскольку в ордере не встречалось имен ни Гвидо, ни Луи и поскольку тема разговора явно не имела отношения к преступности, Реган и Лаундес выключили магнитофон и сняли наушники. Никто из них не понимал по-итальянски. Позже, утром в среду, знающая итальянский секретарша из конторы Майкла сделала перевод. Луи сказал: «Главное, чтобы он умел держать язык за зубами», а Гвидо ответил: «Да, разумеется». Из чего Майкл сделал вывод, что кто бы ни работал на гладильной машине, он обязан молчать относительно происходящего в задней комнате лавки. Вполне естественно. Вдруг беседа двух стариков тоже приобрела криминальную окраску.Визиты начались утром в среду, в десять утра. Первым приехал сам Эндрю. Бенни с радостью в голосе представил его звукозаписывающему оборудованию.— Привет, Эндрю. Как дела?— Отлично, Бенни, отлично.Реган и Лаундес надели наушники и обратились в слух. Бенни все еще работал за гладильной машиной: очевидно, Луи пока не нашел ему подходящей замены. Бенни сразу же на это и пожаловался.— Я сказал отцу, что собираюсь начать работать на тебя со следующего понедельника. Но он все тянет, никак не может найти мне замены.— Я только что с ним разговаривал, — ответил Эндрю. — Надеюсь, все будет в порядке.— Потому что мне правда очень не терпится.— Все будет хорошо, Бенни. Все под контролем.— Хотелось бы.— Можешь мне поверить.— Уж кому-кому, — заметил Реган.— Поверь ему, — презрительно бросил Лаундес.— Я жду гостей, — объявил Эндрю.— О'кей. Я отправлю их наверх.— Наверх? — встрепенулся Реган.— Куда «наверх»? — не понял Лаундес.До их слуха донесся звук его шагов. Сквозь шипение пара они услышали легкий скрежет металла по металлу, затем щелчок, потом скрип открываемой двери, хлопок — и снова только шипение гладильной машины.Первым из гостей явился Руди Фавиола.— Привет, Руди, как дела?— Замечательно, Бенни. Мой племянник уже здесь?— Да, он ждет вас наверху.Реган посмотрел на Лаундеса. Его напарник ответил недоумевающим взглядом.Они снова услышали шаги. Затем наступила тишина. Ее нарушил голос, звучащий словно из динамика. Голос Эндрю?— Да?— Дядя Руди.— Поднимайся.Раздался звонок. Дверь снова открылась и захлопнулась. И ничего. В своем отчете Култер упомянул о двери с засовом и домофоном. Детективы начали опасаться худшего.Следующий персонаж прибыл в десять минут десятого. Бенни представил его как «мистера Бардо».— Доброе утро, мистер Бардо.— Доброе утро, Бенни.— Пети Бардо, — буркнул Реган.— Консильери, — кивнул Лаундес.«Нет, Папа Римский, — подумал Реган. — Ну и напарничка Бог послал».— Они наверху, — сообщил Бенни.Детективы внимательно слушали. Шаги. Тишина. Затем:— Да?Снова голос из динамика. Очень похожий на голос Эндрю Фавиолы.— Пети.— О'кей.И опять звонок. Дверь распахнулась и закрылась. Тишина. Все они шли наверх, вот куда. А внизу хоть слушай, хоть не слушай.Следующим пришел Парикмахер Сэл.— Сэл, — представился он в домофон, и дверь перед ним немедленно распахнулась.Следующего посетителя звали Бобби.— Привет, Бобби, как дела? — спросил Бенни.— Все здесь?— Наверху.Шаги. Голос из динамика.— Да?— Триани.«Спасибо», — подумал Лаундес.— Поднимайся.Дверь открылась и закрылась. Тишина. За машиной для глажки Бенни начал напевать: «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско».Следующие двое прибыли вместе. Не дожидаясь приветствия, один из них воскликнул:— Здорово, Бенни.— Привет, — отозвался тот с удивлением в голосе, словно не слышал, как они вошли.Реган и Лаундес вслушивались в тяжелые шаги, гулко отдававшиеся в комнате. В динамике раздался знакомый голос.— Кармине и Ральф.— Поднимайтесь.Звонок, стук двери — добро пожаловать, гости дорогие. Ральф Карбонарио и Кармине Орафо тоже здесь, и все сидят наверху, а внизу никто не произносит ни единого слова, за исключением Бенни, который опять принялся напевать за работой.Реган стащил с головы наушники. * * * В комнате для совещаний наверху они планировали убийство Алонсо Морено.— Мы не ему собираемся вправлять мозги, — пояснял Эндрю. — А тем, кто придет за ним следом.— Боюсь, мы начинаем нечто такое, что потом не сможем закончить, — заметил Карбонарио.Он носил кличку Рыжий Ральфи из-за своих рыжих волос. К тому же веснушки усеяли все его лицо, и несколько лет назад его называли Ирландцем Ральфи — пока он не проломил несколько голов. С тех пор он немного прибавил в весе и теперь сидел за столом совещаний в серых фланелевых слаксах и голубой кашемировой спортивного покроя куртке, из-под которой выглядывал серый свитер с низким воротом. Завтра утром ему предстояло лететь в Сиэтл. Он скептически относился к плану убрать Морено. Лучше не начинать ничего такого, что может привести к осложнениям. Временами Ральфи, вопреки очевидным фактам, воспринимал себя абсолютно законопослушным бизнесменом.— Если мы не начнем, то китайская сделка не состоится, — пояснил Руди. — Косоглазые и так уже говорят нам: либо начинаем, либо расстались. Неужели мы позволим этому испашке помешать миллиардной сделке?— Руди прав, — вмешался грубый и зычный голос Парикмахера Сэла. — К чертям его. Мы должны настоять на своем.— Проще было бы ему заплатить, — предположил Триани. — Сколько он хочет?Бобби Триани приходился Руди зятем. Женившись на его дочери Иде, он стал членом семьи и поднялся до четвертого места в иерархии. Сорокадвухлетний крепыш с карими глазами и темными волосами, обычно он смолил не переставая и воздерживался от курения только здесь, в квартире Эндрю, или в офисе, как бы он там ни назывался. Ему не нравилось, что здесь нельзя курить: с сигаретой лучше думается. Он знал, что его тесть умирает от рака легких, но тем не менее не сомневался, что табачный дым прочищает мозги. Когда Бобби развлекался с одной из своих маленьких подружек, он накуривался до одури. Его тесть не знал о его подружках. Бобби надеялся, что тот умрет прежде, чем узнает.— Мы были готовы дать ему сорок пять процентов в Америке, — ответил Эндрю. — Он требует пятьдесят.— И тем не менее, — пожал плечами Бобби. Из всех присутствующих он выделялся наиболее легкомысленной манерой одеваться, и с его лица еще не сошел загар, полученный в Майами.— И кстати, ты согласился, — заметил Пети.— Плевать, на что он согласился, — вспыхнул Руди.— Правильно, — сказал Сэл. — Плюнуть и растереть.— И все-таки, — осторожно начал Ральфи. — Должно же наше слово чего-то стоить, разве не так?— Сейчас не тот случай, — возразил Орафо.Подобно Карбонарио, с которым он сотрудничал теснее всех в организации, он явился на встречу в спортивной куртке и слаксах, без свитера, в белой рубашке и темном галстуке. Ему уже перевалило за шестьдесят, и он не один пуд соли съел вместе с Руди, да и с Энтони тоже. Кармине все еще верил в воровскую честь. Считалось, что все они верят в воровскую честь. Если ты дал человеку слово, умри, но сдержи. Правда, человек, которого Эндрю хотел отправить к праотцам, и понятия не имеет, что такое честь. И поэтому Орафо решил, что на данный случай правила не распространяются, несмотря на то что Эндрю с Морено обменялись рукопожатием.— Пятьдесят процентов прибыли — это же грабеж среди бела дня, — возмутился он. — Испашка просто сбрендил. Эндрю прав. Мы замочим его в назидание всем остальным. А потом придем к ним с прежним предложением, и его у нас с руками оторвут.— Все равно, — поежился Карбонарио.— Я хочу, чтобы это произошло там, где он живет, — объявил Эндрю.Все удивленно уставились на него.— Пусть всякий знает, что от нас нигде не скрыться. Если нам нужно, мы ни перед чем не остановимся. Или они соглашаются на наши условия, или мы их всех закопаем. Я хочу, чтобы все это поняли.— Ты говоришь о Колумбии? — взвизгнул Бобби. Когда он долго не курил, в горле у него пересыхало. Сейчас он с большим удовольствием убил бы не испашку, а самого Эндрю за то, что тот не разрешает ему курить.— Да, о Колумбии, — подтвердил Эндрю. — Он живет там, и именно там должна состояться акция.— Но кажется, он все еще в Нью-Йорке, — заметил Пети.— Здесь пришить его гораздо легче, Лино, — поддакнул Руди.— Знаю, дядя Руди. Но гораздо большего эффекта мы добьемся, если покончим с ним там.— У нас есть там свои люди? — спросил Кармине у Ральфи.— Как и везде, — ответил тот. — Но должен предупредить тебя, Эндрю, последствия могут быть непредсказуемыми. У нас законный бизнес в Майами, а оттуда до его сферы влияния рукой подать. Его людям не составит особого труда выяснить, какие фирмы принадлежат нам и где они находятся. В будущем нам светят бо-ольшие неприятности.— Что за неприятности? — спросил Кармине. — О чем ты, Ральфи?— Убийства, взрывы, и так далее. Людям Морено доводилось убивать даже судей, так неужели ты думаешь, они спустят нам?— Судьи не приходили в дом Морено и не убивали его в его собственной постели, — мягко заметил Эндрю.Никто из сидящих за столом в течение нескольких секунд не мог выговорить ни слова, и каждый — за исключением Руди — гадал, кто первым попытается объяснить Эндрю, что он хочет невозможного. Руди же было неудобно ставить племянника в неловкое положение. Он предпочел бы, чтобы критика прозвучала из чьих-либо других уст. Кроме того, он не был уверен, что это действительно абсолютно невозможно.— Г-м-м... И как мы попадем к нему домой, Эндрю?Пети Бардо. Естественно, в коричневом костюме. Коричневый галстук, коричневые ботинки. Все коричневое.— Очень просто. Предложим кому-нибудь за это миллион наличными, — ответил тот.«Не так уж и глупо», — с улыбкой подумал Руди. * * * В шесть вечера в ту же среду, как раз тогда, когда Джонни Реган и Алекс Лаундес докладывали Майклу о том, что встреча на высшем бандитском уровне действительно имела место в лавке портного и что больше им совершенно нечего сказать, перед Сарой Уэллес распахнулась дверь, выходящая на Мотт-стрит, и она стремглав взбежала наверх, туда, где ее ждал Эндрю. Всю неделю она представляла его именно здесь, сидящим в кожаном кресле в гостиной, в перетянутом в поясе халате с монограммой. А под халатом — ничего, ведь он ждет ее.Она не понимала, почему при одной только мысли о нем в ее мозгу рождались такие эротические фантазии, о которых она раньше и не подозревала. Она знала, что испытывает к нему не любовь, — какая любовь, если она практически ничего о нем не знает? — а то чувство, которое в Библии называется похотью, а ее юные ученики обзывали просто и ясно — течка. Она не знала этого мужчину, однако умирала от желания практически все двадцать четыре часа в сутки. И сейчас, когда она, поднимаясь по ступенькам к знакомой двери, увидела, как дверь приоткрывается и как он появляется в дверном проеме не в халате, а в джинсах и свитере, она безумно хотела его. Хотела, когда бросилась к нему, хотела, когда подняла свое лицо навстречу его губам, когда захлебнулась его поцелуем и утонула в его объятиях. * * * — Собрание закончилось около половины первого, — докладывал Реган.— Я как раз спустился за сандвичами, — уточнил Лаундес.«Осел», — подумал Реган.— Все они попрощались с Бенни, — продолжал он. — Наша наружка сообщила, что они вышли по одному и разошлись в разных направлениях. Кроме нашего героя. Он оставался там целый день. Когда мы закруглились в пять, он еще не ушел.— Именно в это время лавка закрывается, — вмешался Лаундес. — В пять часов. Согласно ордеру, мы имеем право вести прослушивание с девяти до пяти. А открывается лавка как раз в девять утра.— Но наружка по-прежнему на месте, они глаз не спускают с парадного, — добавил Реган. — Ребята проводят Фавиолу до дому и уложат в постельку.— Что вы имели в виду, когда сказали, что у вас нет ничего существенного? — уточнил Майкл.— Они не разговаривают в задней комнате, Майкл, — пояснил Реган. — Ну, здравствуй, там, привет, как дела, хорошая погода. Но встречи они проводят наверху. Хотел бы я знать, где это «наверху» находится.— Фредди говорил о какой-то двери, — вспомнил Майкл. — С засовом и домофоном.— Да, — кивнул Реган. — Фавиола впускает их, и они поднимаются.— Наверное, там у них что-то вроде места для встреч, — догадался Лаундес. — Поскольку над лавкой находятся окна, то там и комната может быть.— Фредди придется идти туда снова, — вздохнул Майкл.— Когда?— Как можно скорее, — ответил он и потянулся к телефону. — Нужен еще один ордер. * * * Летом в квартире стояла невыносимая жара, зимой царил жуткий холод. Хорошо там не бывало никогда. Лоретта ненавидела свою квартиру. Летом окна были нараспашку, и с улицы доносились звуки, характерные для какой-нибудь страны третьего мира, но уж никак не Америки. Зимой из соображений экономии тепла затыкались все щели, и вокруг все благоухало запахами яств и другими экзотическими запахами тоже. Иногда ей приходило в голову, что вокруг никто никогда не мылся. Становилось все холоднее и холоднее. Отопление отключали каждый вечер в одиннадцать, а сейчас было уже четверть двенадцатого.Дасти переехал к ним три дня назад. Заявил матери Лоретты, что хочет находиться с ней рядом, пока у нее внутри зреет его ребенок. Так и сказал: «Я должен оставаться рядом с тобой, Хейзи, пока в тебе зреет мой ребенок». Лживый наркоман, не рядом с ребенком он хочет находиться, а рядом с благотворительными деньгами, которые получает ее мать на себя и двух своих детей. Ни Лоретта, ни ее младший брат ни разу не имели удовольствия видеть своих отцов. Гамильтону Барнсу исполнилось двенадцать лет, до сих пор он был младшим в семье. Барнс — девичья фамилия ее матери, которую она дала и своим детям, вместо фамилий своих приятелей, и на том спасибо. И теперь Хейзель Барнс снова оказалась в интересном положении, и ее новый дружок-наркоша вселился к ним, какая радость! Почему-то мамашу всегда тянет на каких-нибудь бомжей. Лоретта не понимала, в чем тут дело. Может, ей нужны те, кто сам нуждается? Мужчины, которые не могут самостоятельно позаботиться о себе?— Ну чего уставилась? — спросил Дасти.Она как раз шла в ванную, в хлопчатом халатике поверх короткой ночнушки. Спала она в одной комнате с Гамом, там же делала уроки и всячески старалась избегать тех мест, где мог сидеть под кайфом мистер Дасти Роджерс.— Ты меня слышишь? — повторил он. Когда он не летал под кайфом, он пил. Иногда он совмещал и то и другое. Сам приготовит себе героин, сам кольнется, затем отключится часа на три, на четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36