— Я уже сказал: вы не открыли Америки, — парировал Морено. — Даже до появления крэка люди разогревали в фольге кокаиновый порошок и героин, а затем всасывали смесь через соломинку.— И это что, лучше, чем «лунный камень» размером с полкусочка сахара? Который можно купить по доллару за порцию и курить до посинения? Если мы станем поставлять «лунный камень» в больших количествах, его будет курить вся страна. Что я предлагаю вам, Морено, — пинок под зад? Я предлагаю вам больше денег, чем...— И все же я вижу определенную долю риска.— Поверьте, доля риска вырастет значительно больше, если вы...— Я имею в виду коммерческий риск. Никто не даст гарантии, что тот или иной вид наркотика обязательно станет популярным. «Лунный камень» известен давно...— Но не в таких количествах.— Кроме того, многие любители крэка предпочитают сами смешивать свою дозу. Можно достать очень хороший «китайский снег», семидесятипяти— и даже девяностопроцентный.— Конечно, но почем? А порция крэка стоит семьдесят пять центов!— Не спорю, крэк сейчас дешев.— Мы начнем торговать «лунным камнем» по доллару, а когда он приживется, поднимем цены до какого угодно уровня.— Если он приживется.— Если нет, я отдам вам свою долю в сделке, идет?— Вы настолько уверены?— Да, уверен.Морено погрузился в задумчивое молчание.— Итальянцы обеспечивают перевозку в оба конца? — наконец, спросил он. — В оба.— И берут на себя обработку?— Более того. Обработку, распространение по Европе, доставку товара к нам для распространения в Америке. Вам не придется делать ничего нового. Только получить в подарок треть огромного рынка, который мы...— Шестьдесят процентов, — объявил Морено.— Невозможно.— Меня устраивает только такой вариант.— На это никто не пойдет.— Тогда сделка не состоится. Очень жаль.— Я пришел сюда, готовый предложить вам...— Шестьдесят процентов от общей прибыли. Вы с китайцами можете разделить между собой остальные сорок процентов, как вам угодно.— В знак моей доброй воли, я готов был поднять вашу долю до сорока вместо первоначальных тридцати процентов. Но...— Если я упаду ниже пятидесяти пяти, я пойду на убытки.— Сорок пять, и по рукам.— Пятьдесят. Ниже я не опущусь.Эндрю тяжело вздохнул.— Договорились, — объявил он, и они обменялись рукопожатием.— Вы действительно мудрая старая змея, — улыбнулся Эндрю.— А вы — хитрая молодая лисица, — вернул улыбку Морено.Про себя Эндрю уже подписал испанцу смертный приговор. * * * Наступила последняя среда января.Когда она вышла из здания школы, к ней подошел незнакомый мужчина. Сара не знала, сколько времени он дожидался ее. Он явно не походил на ненормального, к тому же обратился к ней по имени.— Здравствуйте, миссис Уэллес, — сказал он. — Меня зовут Билли. Мне поручили подвезти вас.Часы показывали десять минут пятого.Она сама не знала, почему она безропотно согласилась. Эндрю не позвонил во вторник, как обещал — или угрожал. А сегодня пожалуйста — машина и презентабельный молодой человек по имени Билли, который предупредительно распахнул перед ней дверцу, а затем уселся на водительское место. Повернув ключ зажигания, он сказал:— Я ждал начиная с трех часов. Я не знал, когда вы выйдете.Она промолчала. Не спросила, ни кто послал машину, ни куда они едут, просто откинулась на кожаную спинку сиденья и уставилась в темноту вечернего города, густой стеной обступившую машину. Судя по значку на панели, лимузин назывался «Линкольн-континенталь». Странно, но ей хотелось сразу же позвонить Майклу и наврать ему про очередное учительское собрание, после которого она вернется домой не раньше половины девятого-девяти.— Мне вас очень точно описали, — заметил Билли.Интересно, как ее описали. Она не спросила.Он высадил ее метрах в пяти от голубой двери на Мотт-стрит. За углом детективы Реган и Лаундес не сводили глаз с лавки портного. Они не видели Сару, когда она входила в дом.Она сразу же бросилась в объятия Эндрю. Ее уже ничего не удивляло. Знакомое прикосновение его рук. Он гладит ее щеки, грудь. Его пальцы скользнули под свитер и расстегнули застежку лифчика. Ее губы, ее кожа, грудь помнят его ласку. Его рука под юбкой сжимает ее ягодицы, прижимает ее. Жаль, что она не надела сегодня более сексуальные трусики, но она не ждала машины, не думала, что когда-нибудь еще увидит его, — или ждала? Он уже стоял на коленях, его ладонь скользила в опасной близости от... Она хотела попросить, чтобы он снова не рвал ей трусики, но Эндрю уже отодвинул в сторону тонкую материю. Пальцы, язык... Судорожный полувздох-полувскрик подсказал ему, что он нашел искомое. С закрытыми глазами, прогнувшись назад, Сара стояла перед ним, беспомощная и дрожащая, пока он не довел ее до оргазма. В состоянии, близком к обмороку, она позволила донести себя до кровати. Он только стянул с нее трусы. Она по-прежнему оставалась в свитере и юбке, которые, однако, не скрывали ни бедер, ни груди. Сара раздвинула ноги, приподняла таз и приняла его.Сперва он двигался медленно, проникал на всю глубину, а затем почти полностью выходил, замирал так на долю секунды, словно издеваясь, и вмиг снова пронзал ее насквозь. Она не знала, сколько времени он удерживал ее на грани крика, — глубокое проникновение, медленный выход, боязнь упустить его совсем, но он все еще здесь, в ней, а затем вдруг она вновь наполнялась им, оргазм все ближе и ближе. А потом он начал двигаться в постоянном ритме, и она подстроилась под него, и подгоняла его своими движениями, скрестив ноги у него за спиной. И она слышала свой собственный голос, подчиняющий его: «Да, в меня, в меня!» Она чувствовала себя вдвойне уязвимой и обнаженной из-за того, что он не снял с нее юбку и свитер и занимался с ней любовью прямо в одежде.— Да, возьми меня, — простонала она, чувствуя его губы на сосках, его сильные руки на ягодицах. Никогда в жизни она — «Трахай меня!» — никогда ни с Майклом — «Трахай!» — ни с парнем в университете — «Трахай, трахай, трахай!!!» — такого не чувствовала....Незадолго до пяти она позвонила Майклу в контору и услышала от секретарши, что он у начальства. С облегчением, что общаться приходится с Филлис, а не лично с Майклом, Сара попросила передать ему, что состоялось внеочередное учительское собрание, и поэтому она задержится допоздна, а им с Молли лучше сходить пообедать в итальянский ресторан на Третьей авеню.— И передайте ему, что я его люблю, — добавила она.Тогда она еще верила своим словам. * * * Как раз в это время Майкл рассказывал начальнику Отдела по борьбе с организованной преступностью о результатах наблюдения за Эндрю Фавиолой. Сканлон, как всегда, пыхтел трубкой и принимал задумчивый вид. В глубине души Майкл не сомневался, что тот считал себя новым воплощением Шерлока Холмса. Иначе зачем бы ему понадобилось без конца раскуривать трубку и ходить в прожженном во многих местах свитере? Если бы Сканлон не работал в прокуратуре, то он, возможно, еще и героином бы кололся в подражание своему литературному кумиру. Он требовал, чтобы все сотрудники называли его по имени, и полагал, что обладает дедуктивным складом ума. Относительно последнего Майкл питал значительные сомнения. Однако он высоко ценил Чарли за его бульдожью хватку, неизменную готовность оказать посильную помощь любому из своих подчиненных и искреннее стремление избавить родной город от бандитов. В чем-то он напоминал Джорджи Джардино, только его фанатизм не имел под собой национальной основы. Кстати, самого Джорджи он тоже пригласил на совещание в качестве крупнейшего эксперта по семейству Фавиола. Теперь оба они слушали соображения Майкла.— Полагаю, что в доме на Грейт-Нек он только ночует, и все. Никто из осуществлявших слежку детективов не видел, чтобы туда входил или выходил кто-нибудь, кроме самого Эндрю. Другое дело — лавка портного.— Еще раз — где она?Сканлон. Попыхивает трубкой. Сидит за столом в кабинете номер 671, в надежно охраняемом здании. Маленького росточка, с густыми черными бровями и ястребиным носом, единственной черточкой, которая действительно хотя бы отчасти напоминает великого сыщика. Впрочем, Майкл всегда считал, что рассказы о Шерлоке Холмсе написаны весьма посредственно и вовсе не правдоподобны. Кощунство, конечно.— Брум-стрит, — ответил он.— Брум-стрит, — повторил Сканлон и глубокомысленно кивнул.— Пятый участок, — заметил Джорджи.Он только что вернулся из отпуска и с огромным удивлением слушал версию Майкла, будто непутевый сын Энтони Фавиолы теперь стоит во главе банды. Еще больше он удивился предположению коллеги, что Эндрю Фавиола устроил свой штаб в жалкой лавочке на Брум-стрит.— У меня нет никаких сомнений, — продолжал Майкл. — Он использует помещение в глубине мастерской в качестве рабочего кабинета. Наши люди заходили туда в разное время дня — отдать вещи в чистку или попросить что-нибудь перешить, и никому из них наш объект на глаза ни разу не попался. Судя по всему, там расположена гладильная машина. Иногда, когда Фавиола или кто-нибудь еще туда заходит, ее удается увидеть. Передняя часть лавки отделена от задней чем-то вроде занавески, натянутой на веревке. Ваккаро — так зовут владельца, Луи Ваккаро, — работает на швейной машинке. Как правило, днем там всегда ошивается несколько старичков — курят, чешут языками, пока он работает. Но все они живут в близлежащих домах, и нет оснований считать кого-либо из них бандитом. Они просто убивают время в компании старины Луи. Который, на наш взгляд, тоже не связан с преступниками.— А кто же связан? — спросил Сканлон. — Что интересного вы все-таки там увидели?— Пока что мы смогли идентифицировать Руди Фавиолу...— Брат Энтони, — вставил Джорджи.— Бывший второй номер, — кивнул Сканлон. Его трубка погасла. За время совещания это произойдет с ней по меньшей мере раз десять. В пепельнице на его столе возвышалась горка обгорелых деревянных спичек. Сканлон заполнил офис клубами сладкого дыма. Все свое внимание он сконцентрировал на раскуривании трубки и пыхтел, как Везувий накануне извержения.— А кто еще? — поинтересовался он.— Пети Бардо.— Консильери, — бросил Сканлон.— Любит носить коричневые костюмы, — заметил Джорджи.— По крайней мере, был консильери при Энтони, — уточнил Сканлон.— Мне кажется, что иерархия осталась прежней, — сказал Майкл, — только Эндрю занял место отца.— Кого еще вы видели?— Бригадиров со всего города. Среди них Джерри Лачиззаре, Феликс Даниелли...— Крупная дичь, — отметил Сканлон.— И чем дальше, тем крупнее. Бобби Триани...— Зять Руди.— Сэл Бонифацио по кличке Парикмахер...— Тот самый, с которого все началось, — вставил Джорджи.— Нет. Тот, с которого все началось, уже мертв, — поправил его Майкл.— Господь с вами, — возвел очи горе Джорджи и преувеличенно печально перекрестился.— И с духом твоим, — подхватил Сканлон, и оба улыбнулись чему-то понятному только католикам.— Толстяк Никки Николетта, Фрэнки Палумбо...— Хорошенькие приятели у парня.— Джой Ди Лука...— Уже достаточно, — перебил Сканлон.— С моей точки зрения, тут так и просится статья о превентивном аресте, — заметил Майкл.— В самом деле? — съязвил Сканлон. — Каким образом? С чего ты взял, что в лавке происходит что-то противозаконное? Может, они приходят туда как в клуб — посидеть, выпить чашечку кофе, посудачить, кто и с кем изменяет жене, какая лошадь имеет наилучшие шансы на ближайших скачках, — и ничего более. Где состав преступления?— У нас записан на пленку разговор Фавиолы с братом о том, что дело унаследует сын, когда...— Ну, допустим, унаследовал.— А теперь он ни с того ни с сего зачастил в лавку портного...— А если он любит тряпки?— ...и туда к нему толпами ходят бригадиры со всего города, не раз засветившиеся на операциях с наркотиками, рэкете и...— Отсюда вовсе не следует, что там они говорят именно обо всем этом.— Думаю, они отчитываются перед ним, Чарли.— Интуицией не заменишь состав преступления.— Давай все-таки попробуем обратиться к судье.— Не пройдет.— Но рискнуть-то стоит.— Ну, ладно, — вздохнул Сканлон. — Пиши представление, и я попрошу шефа обратиться за ордером на прослушивание. Попробуем попасть на судью посговорчивее и будем надеяться на лучшее. Вдруг нам повезет.Он снова выпустил облако дыма, а затем спросил, кто заседает в суде на этой неделе. * * * На ней был черный шелковый халат с монограммой Э.Ф., вышитой красными нитками на нагрудном кармане. Она сидела на стуле в гостиной, закатав рукава и поджав под себя ноги. Он приготовил ей виски с содовой и мартини с «Бифитером» для себя. Как кошка, обживающаяся в новой обстановке, Сара исследовала сперва спальню наверху, затем кухню и столовую на втором этаже и наконец — пока он возился с бутылками — кабинет и комнату для совещаний позади гостиной в самом низу. Изнутри гостиной входная дверь ничуть не выделялась на фоне отделанных деревянными панелями стен. Ни ручки, ничего. Открывалась она одним нажатием руки, после чего срабатывал замок и дверь со щелчком распахивалась, открывая взору обитый панелями орехового дерева лестничный проем, ведущий на улицу.— А почему здесь нет двери? — поинтересовалась она.— Архитектор решил, что так лучше.— Пожалуй, он прав.— Еще по одной? — спросил он.— Мне, похоже, достаточно, — отказалась Сара.В халате она чувствовала себя очень уютно. Похожие ощущения она испытывала в детстве, когда надевала рубашки отца. На часах пока только пять тридцать, впереди еще несколько часов.— Почему ты мне не позвонил? — спросила она.— Ты же мне запретила.— Машину посылать я тебя тоже не просила.— Я думал, тебе так будет удобнее.— Я все время ждала твоего звонка. Мне постоянно казалось: вот-вот кто-нибудь из учителей возьмет трубку и позовет: «Сара, тебя к телефону». Я представляла, как подойду, скажу: «Алло» — и услышу твой голос. Меня начинала бить дрожь при одной мысли о том, что со мной случится при первом же звуке твоего голоса.— И что ты решила?— Что ты имеешь в виду?— Ну, сказать. Когда я позвоню.— Ты же не позвонил.— Потому что ты мне запретила.— А ты, выходит, всегда меня слушаешься?— Всегда.— С каких же это пор?— С этого момента.Его слова возбуждали и пробуждали в ней искушение. Ей захотелось отбросить в сторону халат, раскинуться перед ним и приказать ему снова начать целовать ее. Да и сам халат действовал на нее возбуждающе. Носить, пусть короткое время, что-то, принадлежащее ему, рождало иллюзию, что и сам Эндрю принадлежит ей.— Так что бы ты сказала? — настаивал он.— Наверное, я сказала бы: «Кто у телефона?»— А я ответил бы: «Ты отлично знаешь, кто. Когда мы увидимся?»— А я бы сказала: «Ах, это вы, доктор Кончельскис! Я собиралась позвонить вам сегодня, только попозже. Вы примете меня в среду?»— Твоего доктора действительно так зовут?— Нет, я назвала первое пришедшее на ум имя.— Кончельскис, да?— Да, — подтвердила она и вдруг покраснела, только сейчас поняв скрытый смысл его вопроса.Он сидел на диване напротив, тоже в халате, хотя и не таком роскошном. Интересно, понимал ли он, насколько в духе Фрейда была ее случайная оговорка про доктора Кончельскиса? Да, конечно понимал, иначе стал бы он заострять на ней внимание.— Ты знаешь анекдот про оговорку в духе Фрейда? — хихикнула Сара. — Мужчина пришел к психиатру и пожаловался, что не далее как сегодня утром в беседе с женой он оговорился и оговорка, несомненно, была сексуально окрашена. Доктор пожелал уточнить. «Так вот, — говорит пациент, — я хотел попросить: „Солнышко, передай мне, пожалуйста, бутерброд“. Но оговорился». — «Так что же вы сказали?» — "А вместо этого я сказал: «Ах ты шалава, затраханная, да ты мне всю жизнь загубила!»Брови Эндрю удивленно взлетели вверх, а затем он разразился смехом. Саре очень понравилось наблюдать за сменой эмоций, так ярко читавшейся у него на лице, и она тоже расхохоталась.— Ты видела «Чемпионский сезон»? — спросил он, все еще смеясь.— Нет, — ответила она, не понимая, какая связь между каким-то чемпионским сезоном и доктором Кончельскисом, да и профессором Фрейдом тоже.— Есть там одна фраза, ее говорит Пол Сорвино. Знаешь? Прекрасный актер. И в «Отличных ребятах» тоже он играет. Видела?— Ты говоришь о кино?— Да. На самом деле «Чемпионский сезон» поставили сперва в театре, но я видел только последующую экранизацию. Я не так уж часто хожу в театр, а ты?— Почти вообще не хожу.Сара не стала объяснять, что Майкл находил почти все спектакли чересчур примитивными.— А другой поставлен по книге. О мафии. Но телевидение сперло у них заголовок, — помнишь шоу под названием «Крутые ребята»? — и им пришлось при экранизации назвать фильм по-другому. Так вот, кино вышло как «Отличные ребята». Пол Сорвино играл в нем капо. И очень хорошо сыграл. Очень достоверно.— Кого он играл?— Капо. Что-то вроде лейтенанта в структуре мафии. Похоже, что мафия устроена по военному образцу.— А-а.На самом деле ее интересовало, насколько шокировала его грубость, вылетевшая из ее уст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36