К сексу она относилась примерно так же, как ко сну. Необходимо и то, и другое, но ведь никто не проводит свою жизнь в постели.И вот теперь, когда ей исполнилось тридцать семь лет, когда её родители уже утратили всякую надежду на её замужество, когда она сама давно уже распростилась с мечтами и легендами, она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой.Она давно снимала себе отдельную от родителей квартиру и делала это главным образом потому, что родители её никогда не одобрили бы случайных связей, а отчасти и потому, что просто хотела полной независимости. И теперь, сидя одна в этой своей квартире, вслушиваясь в потрескивание пола и в звуки постоянно капающей из крана воды, она вдруг осознала свое полное одиночество.Ну что ж, мир достаточно широк. И вот где-то в этом широком мире солидный мужчина привлекательной внешности тридцати пяти лет желает найти понимание и заключить союз с женщиной из приличной семьи.Деловое, сухое, холодное и, можно сказать, сдержанное, лишенное всякой романтической болтовни предложение. В таких же тонах могло быть составлено объявление о намерении продать подержанный автомобиль или электрическую газонокосилку. Но скорее всего именно эта неприкрытая прямота и привлекла её к нему.Понимание. Способна ли она понять его призыв? Способна ли она понять его одиночество, способна ли оценить эти позывные в безбрежном мире несостоявшихся супружеских пар? Она считала, что, пожалуй, сможет. Она уже сумела оценить по достоинству его честность и прямоту.А оценив по достоинству его честность, она почувствовала некоторое чувство вины за свою собственную нечестность. Это был уже пятый вариант её письма, и возраст её менялся с каждой новой страницей. А в первом письме она назвала себя тридцатилетней. Во втором она накинула ещё два года, в третьем она снова остановилась на тридцати. В четвертом ей уже был тридцать один год. И принимаясь за пятый вариант, ей пришлось проделать немалую внутреннюю борьбу.Ему ведь было, что там ни говори, тридцать пять лет. Но при этом он отрекомендовался зрелым человеком. А зрелый тридцатипятилетний мужчина – это ведь не какой-нибудь мальчишка с сигаретой в зубах, едва успевший закончить колледж. А зрелому мужчине тридцати пяти лет как раз и нужна женщина, способная понять его. А не может ли это означать, что ему как раз и требуется женщина чуточку постарше его, женщина, которая... которая смогла бы стать ему немного и матерью? Что-то примерно такое, правда? А кроме того, нужна, по-видимому, полная правдивость с самого начала этих отношений, неужели не так? А особенно, в отношениях с человеком, который чужд всех этих романтических ухищрений. Но, с другой стороны, тридцать семь – это уже почти что сорок.Кому нужна сорокалетняя дева? (А может, все-таки сказать ему, что и я кое-что знаю о том, как все делается в нормальной жизни?)А с другой стороны, тридцать три года как-то уж очень смахивают на такую домашнюю хозяйку из пригорода – блузка с юбкой, нейлон, туфли на высоченных каблуках, – которая дожидается твоего прихода в десять минут седьмого. Неужели ему нужно именно это?А может, он мечтает об изысканно тощей манекенщице? Выкрашенные в серебряный цвет волосы, красавица в роскошной спортивной машине, мчащаяся по живописной сельской дороге. Она жмет обутой в специальные туфельки ногой на педаль газа, алый шарф развевается на ветру за её спиной, она небрежно болтает с ним по телефону прямо из машины. “Дорогой мой, мы жутко опаздываем на званый вечер к Самуэльсонам. И не забудь, пожалуйста, повязать галстук”.Нет, тут нужна полная искренность.“Мне тридцать шесть лет”, – написала она.Но и это – только наполовину правда. Она решительно зачеркнула написанное. Этот человек явно заслуживает самой настоящей правды. Она разорвала и пятый вариант письма, потом снова взялась за ручку и четким аккуратным почерком принялась писать все заново. “Дорогой сэр! Мне тридцать семь лет. Письмо свое я начинаю именно с этого факта, потому что мне вовсе не хочется зря отнимать у Вас время. Ваше обращение показалось мне достаточно честным и откровенным, поэтому и я буду полностью откровенна с Вами. Мне тридцать семь лет. Вот в этом-то все и дело. И если Вы сейчас сразу же порвете это письмо и выбросите его в корзину для бумаг, то тут уж ничего не поделаешь. Вы пишете, что Вам хотелось бы найти понимающую женщину. Я же хочу найти понимающего мужчину. Мне нелегко писать это письмо. Поэтому я понимаю и то, как Вам было нелегко поместить свое объявление, и я могу понять, что заставило Вас это сделать. И единственное, о чем я прошу, так это, чтобы и вы так же поняли меня. Меня преследует ощущение, как будто я нанимаюсь на какую-то работу, и чувство это мне крайне неприятно, но я просто не вижу иного способа известить Вас о том, какова я, и я хотела бы (если только Вы решите ответить на мое письмо), чтобы и Вы поступили примерно так же. Я хочу описать Вам все так, чтобы у Вас составилось некоторое представление о том, что я собой представляю и как выгляжу. Сначала о чисто физических данных: рост у меня пять футов и четыре дюйма. Вес – сто десять фунтов, не прибегая при этом ни к каким диетам. Я упоминаю об этом для того, чтобы Вы поняли, что я не отношусь к числу тех женщин, которые должны пристально следить за каждым съеденным куском. Я постоянно остаюсь довольно стройной и сохраняю этот вес с отклонениями в несколько фунтов в ту или иную сторону уже с очень давних пор. На меня до сих пор налезают юбки, которые я покупала, начиная с двадцати одного года. Волосы у меня каштановые, а глаза карие. Я ношу очки. Я начала носить их с двенадцати лет, потому что испортила тогда себе зрение, много читая. Теперь я не слишком увлекаюсь чтением. Я, можно сказать, разочаровалась в художественной литературе, а что касается научно-популярной, то там вечно пишут либо о научных подвигах, либо об альпинизме, а меня как-то не тянет совершать научные подвиги, не собираюсь я также и штурмовать Эверест. Некоторое время мне казалось, что в зарубежных романах я смогу найти что-нибудь такое, чего не смогла найти в американских, но в наши дни все они всучивают один и тот же товар, а кроме того, в переводе наверняка многое теряется. Может быть. Вам удалось наткнуться на такие книги, которые не попадались мне и которые могли бы доставить то же удовольствие, которое я испытала, читая книги ещё девочкой. Если это так, то мне очень хотелось бы узнать об этом. Одеваюсь я, стараясь избегать крикливых тонов. Мое самое яркое платье – желтое, и я не надевала его уже Бог знает сколько времени. Обычно я предпочитаю костюмы. Работаю я в солидном офисе, и это требует строгого стиля. Тряпок у меня сейчас довольно много, но скопились они у меня за последние годы. Нельзя сказать также, что я сижу совершенно без средств. Работаю я секретарем, и это приносит мне около девяноста долларов в неделю, и так длится уже много лет. Двадцать из них я посылаю родителям, однако остающихся семидесяти долларов мне вполне хватает на жизнь. Может быть, это звучит странно, но у меня к настоящему времени накопилось на банковском счету почти пять тысяч долларов и, честно говоря, мне хотелось бы иметь какое-нибудь представление о Вашем финансовом положении. У меня довольно простые вкусы. Я люблю хорошую музыку. Под этим я не подразумеваю все эти новые течения – рок-н-ролл и прочее – и вообще, засаленные джинсы и хождение босиком мне кажутся мальчишеством. Я люблю Брамса и, конечно, Вагнера, особенно, Вагнера. Музыка его насыщена какой-то дикой силой и именно этим, она мне и нравится. Люблю я и поп-музыку, но, так сказать, сентиментального толка, а не эти современные хит-парады. Предпочитаю вещи вроде: “Соринка в глазу”, “Звездная пыль” или “Моя любовь”. Ну, надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Очень люблю Фрэнка Синатру – он мне всегда нравился и мне совсем неинтересно, что там у него было с Эвой Гарднер. Я часто слушаю пластинки. Когда живешь одна, трудно бывает выносить тишину. По вечерам я ставлю свои любимые пластинки, и это помогает мне убить время. Слушая музыку, я обычно шью. Я довольно приличная портниха и многие свои платья сшила сама. Но я ненавижу штопать носки и полагаю, что должна честно предупредить Вас об этом заранее. Наверное, мне также нужно сразу же сказать Вам, что мои домашние занятия отнюдь не сводятся к прослушиванию пластинок в полном одиночестве...” Тут она приостановилась и задумалась. Не слишком ли она разболталась и разоткровенничалась. Способен ли он понять, почему она обо всем этом так откровенно рассказывает? Вдовцу, наверное, совсем не захочется иметь дело с перезрелой девицей, лишенной всякого опыта совместной жизни! Ну что ж, пускай... “...Я сама делаю почти все по дому. Люблю, например, готовить, как, впрочем, и многое другое. Можно сказать, что я – хороший повар. Я знаю рецепты приготовления сорока двух различных блюд из одного только картофеля. И, поверьте, я ничуть не преувеличиваю, но моим фирменным блюдом является курица, зажаренная “по-южному”, хотя я никогда не бывала на Юге. Я все собираюсь пуститься когда-нибудь в путешествие по всем Соединенным Штатам. В глубине души я подозреваю, что именно с этой целью я и коплю деньги с какой-то просто религиозной настойчивостью. Да, кстати, о религии. По вероисповеданию я протестантка. Надеюсь, что Вы тоже протестантского вероисповедания, хотя для меня это не так-то уж и важно. Надеюсь также, что белой расы, потому что я белая и для меня это может иметь значение – и дело здесь вовсе не в том, что у меня какие-то расовые предрассудки. Честно говоря, у меня их нет. Просто я уже слишком взрослая для того, чтобы совершать вызывающие поступки и таким образом бороться за демократию, что для меня, пожалуй, уже поздновато. Надеюсь, что Вы поймете, что дело тут не в ханжестве. Скорее, здесь имеет место простая осторожность, страх, даже, возможно, желание оставаться в своем кругу – можете назвать это как угодно. Но все-таки ханжества здесь нет. Я немного езжу верхом, обычно весной и осенью. Я вообще люблю упражнения на свежем воздухе, хотя и не могу считать себя спортсменкой. Плаваю я вполне прилично, особенно кролем. Однажды я даже работала инструктором по плаванию в детском лагере и с того лета недолюбливаю детей. Естественно, своих детей у меня не было, поэтому мне трудно судить, как получилось бы в этом случае. Полагаю, что у вас все не так. О Вас я знаю, что Вы вдовец. Значит ли это, что у Вас есть дети? Пока что Вы для меня просто номер почтового ящика в одном из почтовых отделений, а я тут выложила Вам буквально все о себе и не знаю, что ещё могло бы Вас интересовать. Я ещё люблю кино. Мой любимый актер Джон Уэйн. Он не слишком-то красив, но у него мужественная внешность, а это, по-моему, самое главное. Вот, собственно, и все. Надеюсь, что Вы ответите мне на это письмо. Если Вы захотите, я пошлю Вам свою карточку, но только после того, как снова услышу о Вас. Я пишу здесь “снова”, потому что у меня такое чувство, будто читая Ваше объявление, я слушала Вас. И если говорить откровенно, то мне кажется, что я “услышала” Вас. Надеюсь, что Вы поймете это правильно. С искренним уважением Приссила Эймс. 41, Ла-Месса-стрит, Феникс, Аризона”. Приссила Эймс перечитала письмо.На этот раз она сочла его честным и вполне искренним. Ей не хотелось, чтобы в этом письме она выглядела более привлекательно, чем в жизни. Не стоит начинать отношения со лжи, в которой потом легко будет запутаться. Нет, пусть все будет так, как есть.Приссила Эймс сложила вчетверо свое послание, а заняло оно целых шесть страниц, и аккуратно вложила в конверт. Потом она переписала на конверт адрес, указанный в журнальном объявлении, заклеила его и вышла из дома, чтобы отправить его заказным с ближайшей почты.Приссила Эймс и не подозревала, во что она впутывается этим поступком. Глава 7 Человека всегда подводят мелочи.Почему-то всегда получается так, что легче всего решаются именно большие проблемы. Большие проблемы решают многое и, может быть, именно поэтому их и решают в первую очередь. А вот что касается мелочей, то они проявляют тенденцию как-то незаметно накапливаться. Например, стоит ли побриться сегодня вечером перед встречей с Очаровательной Блондинкой или лучше будет отложить это дело до завтра, чтобы посвежее выглядеть на собрании акционеров “Элюминием Эмалгамейтэд”? Господи, решая эти мелкие проблемы, можно просто сойти с ума!Большой проблемой 87-го участка была в настоящее время проблема утопленницы. Ведь не так-то часто вылавливают из реки трупы.А вот проблема поимки мошенника, действовавшего на территории 87-го участка, считалась почему-то мелочью.Но вот именно эта мелочь и сводила с ума детектива Артура Брауна.Браун и сам терпеть не мог, когда его обжуливали, но он не любил также, когда обжуливали и других людей. Человек этот, а вернее, люди, потому что так будет точнее, которые всяческими ухищрениями выманивают деньги из карманов честных граждан честного города, на службе у которого состоял Браун, доводили его до бешенства. Они не давали ему спокойно спать по ночам. Это даже некоторым образом отражалось на, его семейной жизни, потому что из-за этого он стал мрачным и раздражительным. С ним даже работать стало труднее. Правда, дело тут ещё и в том, что люди, которые работали с ним рука об руку, как правило, довольно приятные в общении, внимательные и даже чуткие полицейские, казалось, делали все от них зависящее, чтобы испортить ему настроение. Буквально и минуты не проходило без того, чтобы кто-либо из них, появившись на работе в 87-м участке, так просто мимоходом не подшутил над Брауном и над теми трудностями, которые возникли у него в связи с попытками изловить этих мошенников.– Ну как, Арти, ты уже наконец поймал его? – спрашивал один.– Послушай-ка, вчера какой-то малый выманил у моей бабки её вставную челюсть, – говорил другой. – Как ты думаешь, Браун, это случайно не твой подопечный?И все эти милые шуточки Браун воспринимал на редкость болезненно, проявляя при этом удивительное отсутствие вежливости и сдержанности при наличии при этом крайней горячности. Обычно он отвечал на такие вопросы весьма кратко, всего лишь несколькими словами, причем каждое второе из них было явно нецензурным.У Брауна не было сейчас времени на шутки. Все свое время он посвящал работе с картотекой.Он знал, что в какой-то из этих многочисленных карточек должно быть имя человека, которого он разыскивает. * * * Берт Клинг тем временем был занят совсем иными материалами.Берт Клинг стоял в настоящий момент перед доской объявлений, помещенной на стене дежурной комнаты детективов. За окном снова моросил мелкий дождик. Капли дождя медленно стекали по оконным стеклам, и поэтому все помещение казалось каким-то расплывчатым и растекающимся.На доске объявлений был вывешен график отпусков. Клинг внимательно изучал его. Рядом с ним стояли два детектива и тоже внимательно изучали график. Одним из этих детективов был Мейер Мейер. Вторым был Роджер Хэвиленд.– Ну, и что ты тут высмотрел, сынок? – спросил Хэвиленд.– С десятого июня, – ответил Клинг.– Десятое июня? Так, так, так, да это же просто великолепное время для отпуска, правда? – сказал Хэвиленд, подмигивая Мейеру.– Да уж, куда как прекрасное, – мрачно ответил Клинг.Честно говоря, он и не рассчитывал на что-нибудь приличное. Он в отделе детективов был новичком, произведенным совсем недавно из обычных патрульных полицейских, и поэтому даже не надеялся на то, что самое удобное время для отпуска может достаться ему в обход детективов с более серьезным стажем. И все-таки он был явно разочарован. Надо же – десятое июня! Это даже нельзя назвать летом!– А мне нравятся отпуска в первой декаде июня, – продолжал свое Хэвиленд. – Прекрасное время для отпуска. Я, правда, всегда, стараюсь сбежать отсюда в конце апреля. Но это потому, что я более предпочитаю прохладу. Я, например, ни за что не согласился бы покинуть эти уютные и гостеприимные стены нашего участка на период удушающей жары в июле и августе. Я просто обожаю жару, а ты как, Мейер?Голубые глаза Мейера лукаво заблестели. Он всегда готов был поддержать дружескую шутку или розыгрыш, даже если шутка эта исходила от человека вроде Хэвиленда, которого Мейер вообще-то недолюбливал.– Да, жара, это прекрасно, – сказал Мейер. – Прошлый год был просто великолепен в этом смысле. Можно сказать, незабываемый выдался год. Какой-то тип носится по улицам, стреляя в полицейских, а тут ещё термометр не падает ниже тридцати пяти градусов. Да, такое лето не скоро забудется.– Нет, ты только, сам подумай, сынок, – сказал Хэвиленд. – Ведь не исключено, что и это лето будет таким же жарким. И ты тогда будешь себе сидеть здесь, у окна, и наслаждаться прохладным ветерком, дующим из парка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21