Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было передо мною.
Павел I замолчал, и опять, казалось, забыл о нас. Мы, не осмеливаясь его беспокоить, тихо, не переглядываясь, сидели на своем диване. Наконец он очнулся и заговорил совсем другим, любезным тоном:
– Вот вам и мистическая история. Как, было страшно слушать?
– Но ведь то, что говорил твой… ваш, – поправилась Лопухина, – странный спутник не исполнилось! Он ведь говорил что ты… простите, государь, вы умрете молодым!
– Ты, Анна, хочешь сказать, что я уже не молод? Поверь, сорок пять лет совсем не много. Так что пророчество Петра Великого еще может и свершиться! Кругом меня смута и заговоры. Меня ненавидят великосветские тунеядцы, привыкшие к безделью, праздности и неге, развращенные в предшествующее царствование! Господь дал мне корону и высшую власть, чтобы я спас эту заблудшую страну, и он же спросит с меня за нее! Я никому не могу и не должен доверять!
Лицо его внезапно исказилось, из любезного, даже приятного, стало напряженным и отталкивающим.
– Павел Петрович, – умоляюще проговорила Лопухина, – ради Создателя, успокойтесь, не нужно так переживать, все как-нибудь устроится!
Император слепо на нее взглянул и попытался взять себя в руки, но внутренняя обида, раздражение так его разжигали, что у него от напряжения начали подрагивать губы.
Я пристально смотрела на него, слышала его мысли, и мне казалось, что главная драма этого человека состоит в том, что провидение решило жестоко подшутить и над ним, и над страной, которой он управлял. Не было большей насмешки, чем вручить педанту, аккуратисту, человеку четкому и конкретному, скипетр державы, в которой разгильдяйство и необязательность возводятся едва ли не в ранг национальной гордости.
– Простите, я, кажется, вас совсем расстроил, – виновато сказал он. – Последнее время кавалер из меня стал совсем никудышный. Вы со мной совсем заскучали.
– Напротив, ваше величество, – решилась подать голос я, – мне было слушать вас необычно интересно.
– Право, вы мне льстите, – холодно поблагодарил он. – Есть ли какие новые известия по вашему делу?
Вопроса я не поняла, да и откуда у меня могли быть известия, когда я находилась под арестом. Однако нужно было что-то отвечать, и я сказала:
– Ничего нового по моему делу не прояснилось, но следователь, что вы назначили, дознался до главного.
– Прохоров? – вспомнил он. – Умный и проницательный, я его не забуду. А кто тот молодой человек, что выследил и убил заговорщиков? Он кажется из Преображенцев?
– Поручик Михаил Семенович Воронцов, – напомнила я. – По приказу графа Палена он состоит при мне дозорным.
– Сын Семена Романовича? Посла в Англии? – оживился император. – Рад, что у достойного человека достойный сын. Видно, ему повезло гораздо больше, чем мне!
– Это тот юноша, что пришел с вами? – заинтересованно спросила Лопухина.
– Да, это он, ваше сиятельство, – подтвердила я.
– Тогда он не просто герой, но еще и душка, – нежным голосом сказала она. – Его, право, стоит наградить по заслугам!
– За то, что он герой или за то что, душка? – добродушно рассмеялся Павел.
– Ну вас, право, – отмахнулась Анна Петровна, – он в первую очередь герой! И сразу видно, что добродетелен. Он на меня не осмелился даже поднять глаз!
– Ну полно, полно, – озабочено сказал император, – с вами время летит незаметно, а у меня еще много дел. Я вынужден откланяться, меня уже ждут в Михайловском замке.
На этом аудиенция была закончена. Павел поцеловал нам руки и, круто повернувшись на каблуках, вышел. Анна Петровна сразу погрустнела и не скрывала, что ей стало скучно.
– Государь очень много работает, – с сожалением сказала она, – и совсем себя не бережет!
Я пробормотала несколько слов, соответственных моменту, и поняла, что мне пора честь знать. Лопухина мне улыбнулась холодной светской улыбкой и отпустила от себя.
– Очень рада была с вами познакомиться, надеюсь еще с вами повидаться, – сказала она на прощанье, но провожать меня не стала.
Я сделала реверанс и сама пошла прежней дорогой в приемную, где изнывал от скуки и неизвестности мой защитник. Вернулись мы назад безо всяких приключений.
Глава 12
Встреча с императором произвела на меня сильное впечатление. Теперь стало понятно, почему Павла Петровича так не любят в Петербурге. После императриц, более полувека управлявших страной с женской тонкостью и деликатностью, первый же мужчина на троне сразу начал проявлять агрессию и проводить реформы, грозящие переменить всю привычную российскую жизнь.
Пален, да и, видимо, не только он, спали и видели обрести новую правительницу, не любящую, или того лучше, не умеющую вмешиваться в государственные дела. Я для этой цели подходила, вне всякого сомнения, более других возможных претендентов. Какой временщик не мечтает о послушной марионетке на троне!
– Миша, – взмолилась я, отталкивая поручика, – ну пожалуйста, смерите свой пыл, мне нужно подумать. Вы, кстати, очень понравились Лопухиной!
– Право? – с деланным равнодушием ответил он, с неохотой меня отпуская. – А я так вовсе ее не заметил!
– А мне показалось, что она очень красива! – нарочно сказала я, посмотреть, что он ответит.
– Ежели вы хотите увидеть настоящую красоту, – взволнованно произнес он вполне в духе нашего восемнадцатого века, – тогда посмотритесь в зеркало!
– Сразу видно, что у вас дурной вкус! – с обидой сказала я, вспомнив, что обо мне подумала Лопухина. – Вы не умеете ценить настоящую породу!
– Ха, тоже мне, порода! – презрительно, засмеялся он. – Мы, Воронцовы, известны с одиннадцатого века, и происходим от князя Шимона Африкановича, выехавшего из Норвегии в 1027 году в Киев к Ярославу Мудрому, а Лопухины влезли в дворяне после смутного времени, когда только ленивый не получал дворянства и титула.
– Тогда совсем другое дело, – иронично улыбнулась я, – выходит мне, не имеющий вообще никакого происхождения с вами никак нельзя ровняться!
– Ну зачем вы так, Алевтина Сергеевна! – обиделся Воронцов и на время оставил меня в покое.
Я опять вернулась мыслями к Палену. Стать Российской императрицей, думаю, лестно любой девушке. Тогда хотя бы появляется надежда решить главный женский вопрос с одеждой. Однако ввергать огромную страну в смуту и междоусобицы, даже ради такой благой и благородной цели, как модные туалеты, мне не хотелось. К тому же совсем не нравилась перспектива делиться властью с безродным шведом. В конце концов, нам нужно учиться как-то управлять своей страной и без участия варягов!
– Алекс, но почему вы так жестоки! – прервал мои монархические раздумья Воронцов, которому надоело попусту слоняться по комнатам. – Мы ведь ночью идем к Щербатовой, так что же попусту терять время!
– Миша, вы только и думаете о глупостях! – сердито сказала я. – А вдруг к нам кто-нибудь придет?
– Так кому приходить?! – горячо заговорил он, стараясь казаться убедительным. – Павел вас уже видел, Палена во дворце нет.
– А следователь? Он с того раза еще и не показывался! – нашла я хоть какой-то довод держать его в узде.
– Если вы наденете свое муслиновое платье, которое вам так идет, тогда вам незачем будет и раздеваться! – сладострастно щурясь, посоветовал он.
Отчасти я его понимала. Развлечься нам было совершенно нечем. Переживать по поводу Российской короны мне прискучило, но и легко уступать Мишиным уговорам не хотелось.
– Миша, неужели, кроме этого вас ничего не интересует? – строго спросила я.
– Почему же, конечно, интересует, – тяжело вздохнув, ответил он, – я люблю геометрию и астрономию. Вам что, рассказывать о геометрии Евклида?
– Лучше расскажите о Луне, – вздохнув, сказала я.
– Так чего о ней рассказывать, – тоже вздохнул он. – Луна она и есть луна. Среднее расстояние ее от Земли равно 60,27 экваториальным радиусам Земли.
Сообщив эти полезные сведенья, он с таким вожделением уставился на мою грудь, что мне стало за него просто неловко.
– Вот видите, значит, нам есть о чем поговорить, – лукаво сказала я. – Так что там еще известно о Луне?
– Много чего известно, – угрюмо сообщил он, садясь рядом со мной на диван. – Ну, пожалуйста, только один поцелуй!
– Нет, никаких поцелуев! – твердо сказала я и отстранилась от него на безопасное расстояние.
Мне и самой хотелось, чтобы он меня поцеловал, и не один раз. Но, не знаю почему, вдруг появилось упрямство, с которым я уже не могла совладать. Миша, вместо того чтобы оставить меня на время в покое, начал настаивать и совсем все испортил. Хорошо хоть наше утомительное инкогнито было нарушено Огинским и князем-сержантом с обещанной одеждой. Настроение у меня тотчас улучшилось, и я бросилась в свою комнату к зеркалу примерять Преображенский мундир.
Не могу не сказать правды, мужская одежда оказалась много неудобнее женской. Она везде жмет, и к тому же у нее масса лишних дурацких пуговиц и застежек. Однако когда я оделась в сержантский мундир, и спрятала волосы под париком, то превратилась в очаровательного, стройного мальчика-солдата.
Воронцова, изнывавшего от нетерпения за закрытой дверью, я, наконец, допустила для лицезрения достигнутого результата, и он был сражен наповал. Мы так развеселились, что еще долго дурачились, отдавая друг другу честь, и производили артикулы с воображаемым ружьем. Скоро мне так понравилось ходить в военном мундире, что я никак не хотела его снимать, хотя благоразумие требовало обратного.
День между тем кончался, и за окном начались призрачные Петербургские сумерки. Отправиться к тетке Воронцова, вдове известного историка, было решено ближе к полуночи, когда совсем стемнеет. Военная форма должна была послужить нам пропуском для прохода по городу. По указу императора в десять часов вечера наступал комендантский час, и всем жителям столицы к этому времени нужно было ложиться спать.
Из осторожности, на случай, если вдруг придет граф Пален, я переоделась в свое платье, чем не преминул воспользоваться мой ненасытный астроном и геометр. Впрочем, я была на него за это не в большой претензии. Почему-то в отношениях с Мишей, вопросы морали и греха меня волновали много меньше, чем раньше в тех же ситуациях с будущим мужем. Думаю, тому причиной было то, что отношения с мальчишкой я не рассматривала, как серьезные и потому относилась к ним больше как к дружеским, чем к любовным.
Когда Миша, наконец, добился своего, он был счастлив и радовался этой малости как ребенок. Меня его мальчишеский восторг обладания женщиной смешил, к тому же я старалась казаться веселой и беззаботной, хотя наш предстоящий побег из дворца меня немного тревожил. Если он обнаружится, неминуемо испортятся наши отношения с Паленом и царем, чего мне не хотелось. К тому же неизвестные противники вполне могли воспользоваться моментом и, наконец, свести со мной счеты. Миша меня убеждал в безопасности нашей экспедиции, говорил, что сможет меня защитить, но тревога все равно не проходила. Я уже слишком привыкла к спокойной дворцовой жизни и боялась похода в неизвестность.
– Пожалуй, пора выходить, – сказал Воронцов когда, наконец, стемнело. – Я не смог снестись с Ольгой Романовной, – так звали его двоюродную тетку княгиню Щербатову, – и предупредить о нашем приходе, неловко будить ее среди ночи.
– Может быть, тогда не стоит к ней идти? – робко предложила я. – Как-нибудь обойдусь. Чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь.
– Сегодняшний день в Зимнем дворце дежурит наша рота, и я не знаю, когда еще представится такая возможность. Ничего, придем без приглашения, старушка ко мне благоволит, и думаю, не рассердится.
– Все-таки мне как-то боязно, ночью, в незнакомом городе…
– Я ведь вам говорил, что Щербатова живет недалеко, на Невском проспекте. Мы дойдем за пять минут!
– Раньше вы говорили, что за десять, – напомнила я.
Миша только засмеялся и подтолкнул меня в спальню переодеваться. Я подумала и решила не противиться. Все равно мне нужно было узнать тайну Иоанна Антоновича, и чем быстрее, тем лучше.
Не успела я переодеться, как в дверь условным стуком постучал Огинский. Он должен был вывести нас через караулы из дворца и сопровождать до дома княгини.
– Входи, Саша, – пригласил его Воронцов, – Алевтина Сергеевна через минуту будет готова.
Когда я вернулась в первую комнату, приятели о чем-то шушукались и смеялись. Я сначала подумала, что они обсуждают меня и наши с Мишей отношения, но оказалось, что разговор товарищи ведут о своем сослуживце, проигравшим на днях в карты изрядное имение.
– Вам бы за тот стол, – улыбнулся мне Огинский, – непременно встали бы из-за него богатой женщиной.
Меня сторонний разговор успокоил больше, чем уговоры. Было видно, что молодые люди ничуть не трусят и относятся к выходу в город как к обыденности.
– А если нас встретит император? – на всякий случай спросила я.
– Скажем, что патрулируем улицы и надзираем за порядком. Не знает же он всех гвардейцев в лицо! – беззаботно пообещал Александр.
– Ну что, с богом? – спросил, вставая, Воронцов и перекрестился на Петропавловскую крепость. – Да избавит нас господь от лукавого, – усмехнувшись, добавил он и первым вышел из покоев.
Мы направились следом за ним. Дворец уже спал и только изредка по пути попадались караульные солдаты Преображенского полка, при виде начальства вытягивавшиеся в струнку. Без каких-либо препятствий мы вышли на дворцовую площадь и свернули вправо. Я города не знала и никогда ранее его не видела, потому с восторгом смотрела окрест, на здания необычной красоты и гармонии.
– Нравится? – спросил меня Огинский.
Он шел последним и видел как я кручу по сторонам головой.
– Очень, – ответила я. – Таких красивых домов я еще никогда не видела!
– Северная Пальмира! – с гордостью сказал Миша.
Между тем мы быстро шли по совершенно пустому проспекту, на котором не было видно не только экипажей, но и прохожих. В домах все окна были темными, будто город к этому времени вымер. Два раза нам встретились караульные, но трое идущих друг за другом вооруженных гвардейцев, никаких вопросов не вызвали. Наконец мы подошли к изрядному дому с колоннадой, отстоящему от дороги саженей на пять и прячущемуся за ажурной решеткой в густой тени деревьев.
– Здесь, – сказал, останавливаясь, Миша. – Может быть, и ты зайдешь? – спросил он товарища.
– В другой раз, – ответил Огинский, козырнул и отправился в обратный путь.
Мы же толкнули незапертую калитку и вошли в палисадник. Тотчас из густых кустов навстречу вышел какой-то человек, судя по одежде, простого звания и спросил что нам надобно.
– К Ольге Романовне, – ответил удивленный такой засадой Воронцов.
– Идите в обход дома, к заднему крыльцу, – сказал, кланяясь, сторож. – Они вас ждут.
– Чудеса в решете, – удивился Миша. – Кого это она ждет, может быть, любовника?!
– Ты же сказал, что тетка старуха, зачем старухе нужен любовник? – спросила я, следуя за Воронцовым в обход дома, по песчаной дорожке.
– Ну, не так уж она и стара, – ответил он.
Мы подошли к заднему крыльцу и, никого больше не встретив, поднялись по ступеням и через незапертую дверь попали в какие-то сени. Там тоже не было людей, но горела свеча, тускло освещая дубовые панели стен. Впрочем, тут же на стук двери в сени вышел высокий худой старик в ливрее и, слепо щурясь, пригласил:
– Проходите, господа, ее сиятельство заждались!
– Однако! – прошептал Воронцов и, не задерживаясь, пошел вслед за лакеем.
Мы миновали несколько темных коридоров и вступили в ярко освещенную гостиную. Там уже находилось несколько человек, в основном женщины, сидящие за большим круглым столом.
Миша сразу же направился к хозяйке, женщине лет тридцати пяти в лиловом, сильно декольтированном платье, и жемчужными нитями на полной груди. Она, увидев нас, быстро встала и пошла навстречу. Ее хранившее былую красоту, породистое лицо выражало явную досаду.
– Простите меня, тетушка, – не дав Щербатовой возможности заговорить первой, воскликнул Миша, – если бы я знал, что у вас прием, никогда бы не решился прийти без приглашения.
– Пустое, – ответила княгиня, скрывая под любезной светской улыбкой досаду, – я тебе, Мишель, всегда рада! Ты, я вижу, не один?
– Это мой товарищ, – Воронцов чуть замялся, придумывая мне имя, – Сержант Александр Крылов.
О том в качестве кого я с ним приду, мы не сговаривались и обстоятельства вынудили его представить меня мужчиной.
– Польщена, – сказала, Ольга Романовна, внимательно меня рассматривая.
– А мальчик – просто чудо, – подумала она и очаровательно мне улыбнулась.
– Надеюсь, вам у меня понравится! – договорила она, уже вставая в охотничью стойку. – Миша так мало балует меня своим вниманием, – говорила княгиня, играя большими голубыми глазами, – а его товарищей я и вовсе не знаю.
– My aunt , – наклонился к тетке Воронцов, – что это у вас тут за собрание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Павел I замолчал, и опять, казалось, забыл о нас. Мы, не осмеливаясь его беспокоить, тихо, не переглядываясь, сидели на своем диване. Наконец он очнулся и заговорил совсем другим, любезным тоном:
– Вот вам и мистическая история. Как, было страшно слушать?
– Но ведь то, что говорил твой… ваш, – поправилась Лопухина, – странный спутник не исполнилось! Он ведь говорил что ты… простите, государь, вы умрете молодым!
– Ты, Анна, хочешь сказать, что я уже не молод? Поверь, сорок пять лет совсем не много. Так что пророчество Петра Великого еще может и свершиться! Кругом меня смута и заговоры. Меня ненавидят великосветские тунеядцы, привыкшие к безделью, праздности и неге, развращенные в предшествующее царствование! Господь дал мне корону и высшую власть, чтобы я спас эту заблудшую страну, и он же спросит с меня за нее! Я никому не могу и не должен доверять!
Лицо его внезапно исказилось, из любезного, даже приятного, стало напряженным и отталкивающим.
– Павел Петрович, – умоляюще проговорила Лопухина, – ради Создателя, успокойтесь, не нужно так переживать, все как-нибудь устроится!
Император слепо на нее взглянул и попытался взять себя в руки, но внутренняя обида, раздражение так его разжигали, что у него от напряжения начали подрагивать губы.
Я пристально смотрела на него, слышала его мысли, и мне казалось, что главная драма этого человека состоит в том, что провидение решило жестоко подшутить и над ним, и над страной, которой он управлял. Не было большей насмешки, чем вручить педанту, аккуратисту, человеку четкому и конкретному, скипетр державы, в которой разгильдяйство и необязательность возводятся едва ли не в ранг национальной гордости.
– Простите, я, кажется, вас совсем расстроил, – виновато сказал он. – Последнее время кавалер из меня стал совсем никудышный. Вы со мной совсем заскучали.
– Напротив, ваше величество, – решилась подать голос я, – мне было слушать вас необычно интересно.
– Право, вы мне льстите, – холодно поблагодарил он. – Есть ли какие новые известия по вашему делу?
Вопроса я не поняла, да и откуда у меня могли быть известия, когда я находилась под арестом. Однако нужно было что-то отвечать, и я сказала:
– Ничего нового по моему делу не прояснилось, но следователь, что вы назначили, дознался до главного.
– Прохоров? – вспомнил он. – Умный и проницательный, я его не забуду. А кто тот молодой человек, что выследил и убил заговорщиков? Он кажется из Преображенцев?
– Поручик Михаил Семенович Воронцов, – напомнила я. – По приказу графа Палена он состоит при мне дозорным.
– Сын Семена Романовича? Посла в Англии? – оживился император. – Рад, что у достойного человека достойный сын. Видно, ему повезло гораздо больше, чем мне!
– Это тот юноша, что пришел с вами? – заинтересованно спросила Лопухина.
– Да, это он, ваше сиятельство, – подтвердила я.
– Тогда он не просто герой, но еще и душка, – нежным голосом сказала она. – Его, право, стоит наградить по заслугам!
– За то, что он герой или за то что, душка? – добродушно рассмеялся Павел.
– Ну вас, право, – отмахнулась Анна Петровна, – он в первую очередь герой! И сразу видно, что добродетелен. Он на меня не осмелился даже поднять глаз!
– Ну полно, полно, – озабочено сказал император, – с вами время летит незаметно, а у меня еще много дел. Я вынужден откланяться, меня уже ждут в Михайловском замке.
На этом аудиенция была закончена. Павел поцеловал нам руки и, круто повернувшись на каблуках, вышел. Анна Петровна сразу погрустнела и не скрывала, что ей стало скучно.
– Государь очень много работает, – с сожалением сказала она, – и совсем себя не бережет!
Я пробормотала несколько слов, соответственных моменту, и поняла, что мне пора честь знать. Лопухина мне улыбнулась холодной светской улыбкой и отпустила от себя.
– Очень рада была с вами познакомиться, надеюсь еще с вами повидаться, – сказала она на прощанье, но провожать меня не стала.
Я сделала реверанс и сама пошла прежней дорогой в приемную, где изнывал от скуки и неизвестности мой защитник. Вернулись мы назад безо всяких приключений.
Глава 12
Встреча с императором произвела на меня сильное впечатление. Теперь стало понятно, почему Павла Петровича так не любят в Петербурге. После императриц, более полувека управлявших страной с женской тонкостью и деликатностью, первый же мужчина на троне сразу начал проявлять агрессию и проводить реформы, грозящие переменить всю привычную российскую жизнь.
Пален, да и, видимо, не только он, спали и видели обрести новую правительницу, не любящую, или того лучше, не умеющую вмешиваться в государственные дела. Я для этой цели подходила, вне всякого сомнения, более других возможных претендентов. Какой временщик не мечтает о послушной марионетке на троне!
– Миша, – взмолилась я, отталкивая поручика, – ну пожалуйста, смерите свой пыл, мне нужно подумать. Вы, кстати, очень понравились Лопухиной!
– Право? – с деланным равнодушием ответил он, с неохотой меня отпуская. – А я так вовсе ее не заметил!
– А мне показалось, что она очень красива! – нарочно сказала я, посмотреть, что он ответит.
– Ежели вы хотите увидеть настоящую красоту, – взволнованно произнес он вполне в духе нашего восемнадцатого века, – тогда посмотритесь в зеркало!
– Сразу видно, что у вас дурной вкус! – с обидой сказала я, вспомнив, что обо мне подумала Лопухина. – Вы не умеете ценить настоящую породу!
– Ха, тоже мне, порода! – презрительно, засмеялся он. – Мы, Воронцовы, известны с одиннадцатого века, и происходим от князя Шимона Африкановича, выехавшего из Норвегии в 1027 году в Киев к Ярославу Мудрому, а Лопухины влезли в дворяне после смутного времени, когда только ленивый не получал дворянства и титула.
– Тогда совсем другое дело, – иронично улыбнулась я, – выходит мне, не имеющий вообще никакого происхождения с вами никак нельзя ровняться!
– Ну зачем вы так, Алевтина Сергеевна! – обиделся Воронцов и на время оставил меня в покое.
Я опять вернулась мыслями к Палену. Стать Российской императрицей, думаю, лестно любой девушке. Тогда хотя бы появляется надежда решить главный женский вопрос с одеждой. Однако ввергать огромную страну в смуту и междоусобицы, даже ради такой благой и благородной цели, как модные туалеты, мне не хотелось. К тому же совсем не нравилась перспектива делиться властью с безродным шведом. В конце концов, нам нужно учиться как-то управлять своей страной и без участия варягов!
– Алекс, но почему вы так жестоки! – прервал мои монархические раздумья Воронцов, которому надоело попусту слоняться по комнатам. – Мы ведь ночью идем к Щербатовой, так что же попусту терять время!
– Миша, вы только и думаете о глупостях! – сердито сказала я. – А вдруг к нам кто-нибудь придет?
– Так кому приходить?! – горячо заговорил он, стараясь казаться убедительным. – Павел вас уже видел, Палена во дворце нет.
– А следователь? Он с того раза еще и не показывался! – нашла я хоть какой-то довод держать его в узде.
– Если вы наденете свое муслиновое платье, которое вам так идет, тогда вам незачем будет и раздеваться! – сладострастно щурясь, посоветовал он.
Отчасти я его понимала. Развлечься нам было совершенно нечем. Переживать по поводу Российской короны мне прискучило, но и легко уступать Мишиным уговорам не хотелось.
– Миша, неужели, кроме этого вас ничего не интересует? – строго спросила я.
– Почему же, конечно, интересует, – тяжело вздохнув, ответил он, – я люблю геометрию и астрономию. Вам что, рассказывать о геометрии Евклида?
– Лучше расскажите о Луне, – вздохнув, сказала я.
– Так чего о ней рассказывать, – тоже вздохнул он. – Луна она и есть луна. Среднее расстояние ее от Земли равно 60,27 экваториальным радиусам Земли.
Сообщив эти полезные сведенья, он с таким вожделением уставился на мою грудь, что мне стало за него просто неловко.
– Вот видите, значит, нам есть о чем поговорить, – лукаво сказала я. – Так что там еще известно о Луне?
– Много чего известно, – угрюмо сообщил он, садясь рядом со мной на диван. – Ну, пожалуйста, только один поцелуй!
– Нет, никаких поцелуев! – твердо сказала я и отстранилась от него на безопасное расстояние.
Мне и самой хотелось, чтобы он меня поцеловал, и не один раз. Но, не знаю почему, вдруг появилось упрямство, с которым я уже не могла совладать. Миша, вместо того чтобы оставить меня на время в покое, начал настаивать и совсем все испортил. Хорошо хоть наше утомительное инкогнито было нарушено Огинским и князем-сержантом с обещанной одеждой. Настроение у меня тотчас улучшилось, и я бросилась в свою комнату к зеркалу примерять Преображенский мундир.
Не могу не сказать правды, мужская одежда оказалась много неудобнее женской. Она везде жмет, и к тому же у нее масса лишних дурацких пуговиц и застежек. Однако когда я оделась в сержантский мундир, и спрятала волосы под париком, то превратилась в очаровательного, стройного мальчика-солдата.
Воронцова, изнывавшего от нетерпения за закрытой дверью, я, наконец, допустила для лицезрения достигнутого результата, и он был сражен наповал. Мы так развеселились, что еще долго дурачились, отдавая друг другу честь, и производили артикулы с воображаемым ружьем. Скоро мне так понравилось ходить в военном мундире, что я никак не хотела его снимать, хотя благоразумие требовало обратного.
День между тем кончался, и за окном начались призрачные Петербургские сумерки. Отправиться к тетке Воронцова, вдове известного историка, было решено ближе к полуночи, когда совсем стемнеет. Военная форма должна была послужить нам пропуском для прохода по городу. По указу императора в десять часов вечера наступал комендантский час, и всем жителям столицы к этому времени нужно было ложиться спать.
Из осторожности, на случай, если вдруг придет граф Пален, я переоделась в свое платье, чем не преминул воспользоваться мой ненасытный астроном и геометр. Впрочем, я была на него за это не в большой претензии. Почему-то в отношениях с Мишей, вопросы морали и греха меня волновали много меньше, чем раньше в тех же ситуациях с будущим мужем. Думаю, тому причиной было то, что отношения с мальчишкой я не рассматривала, как серьезные и потому относилась к ним больше как к дружеским, чем к любовным.
Когда Миша, наконец, добился своего, он был счастлив и радовался этой малости как ребенок. Меня его мальчишеский восторг обладания женщиной смешил, к тому же я старалась казаться веселой и беззаботной, хотя наш предстоящий побег из дворца меня немного тревожил. Если он обнаружится, неминуемо испортятся наши отношения с Паленом и царем, чего мне не хотелось. К тому же неизвестные противники вполне могли воспользоваться моментом и, наконец, свести со мной счеты. Миша меня убеждал в безопасности нашей экспедиции, говорил, что сможет меня защитить, но тревога все равно не проходила. Я уже слишком привыкла к спокойной дворцовой жизни и боялась похода в неизвестность.
– Пожалуй, пора выходить, – сказал Воронцов когда, наконец, стемнело. – Я не смог снестись с Ольгой Романовной, – так звали его двоюродную тетку княгиню Щербатову, – и предупредить о нашем приходе, неловко будить ее среди ночи.
– Может быть, тогда не стоит к ней идти? – робко предложила я. – Как-нибудь обойдусь. Чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь.
– Сегодняшний день в Зимнем дворце дежурит наша рота, и я не знаю, когда еще представится такая возможность. Ничего, придем без приглашения, старушка ко мне благоволит, и думаю, не рассердится.
– Все-таки мне как-то боязно, ночью, в незнакомом городе…
– Я ведь вам говорил, что Щербатова живет недалеко, на Невском проспекте. Мы дойдем за пять минут!
– Раньше вы говорили, что за десять, – напомнила я.
Миша только засмеялся и подтолкнул меня в спальню переодеваться. Я подумала и решила не противиться. Все равно мне нужно было узнать тайну Иоанна Антоновича, и чем быстрее, тем лучше.
Не успела я переодеться, как в дверь условным стуком постучал Огинский. Он должен был вывести нас через караулы из дворца и сопровождать до дома княгини.
– Входи, Саша, – пригласил его Воронцов, – Алевтина Сергеевна через минуту будет готова.
Когда я вернулась в первую комнату, приятели о чем-то шушукались и смеялись. Я сначала подумала, что они обсуждают меня и наши с Мишей отношения, но оказалось, что разговор товарищи ведут о своем сослуживце, проигравшим на днях в карты изрядное имение.
– Вам бы за тот стол, – улыбнулся мне Огинский, – непременно встали бы из-за него богатой женщиной.
Меня сторонний разговор успокоил больше, чем уговоры. Было видно, что молодые люди ничуть не трусят и относятся к выходу в город как к обыденности.
– А если нас встретит император? – на всякий случай спросила я.
– Скажем, что патрулируем улицы и надзираем за порядком. Не знает же он всех гвардейцев в лицо! – беззаботно пообещал Александр.
– Ну что, с богом? – спросил, вставая, Воронцов и перекрестился на Петропавловскую крепость. – Да избавит нас господь от лукавого, – усмехнувшись, добавил он и первым вышел из покоев.
Мы направились следом за ним. Дворец уже спал и только изредка по пути попадались караульные солдаты Преображенского полка, при виде начальства вытягивавшиеся в струнку. Без каких-либо препятствий мы вышли на дворцовую площадь и свернули вправо. Я города не знала и никогда ранее его не видела, потому с восторгом смотрела окрест, на здания необычной красоты и гармонии.
– Нравится? – спросил меня Огинский.
Он шел последним и видел как я кручу по сторонам головой.
– Очень, – ответила я. – Таких красивых домов я еще никогда не видела!
– Северная Пальмира! – с гордостью сказал Миша.
Между тем мы быстро шли по совершенно пустому проспекту, на котором не было видно не только экипажей, но и прохожих. В домах все окна были темными, будто город к этому времени вымер. Два раза нам встретились караульные, но трое идущих друг за другом вооруженных гвардейцев, никаких вопросов не вызвали. Наконец мы подошли к изрядному дому с колоннадой, отстоящему от дороги саженей на пять и прячущемуся за ажурной решеткой в густой тени деревьев.
– Здесь, – сказал, останавливаясь, Миша. – Может быть, и ты зайдешь? – спросил он товарища.
– В другой раз, – ответил Огинский, козырнул и отправился в обратный путь.
Мы же толкнули незапертую калитку и вошли в палисадник. Тотчас из густых кустов навстречу вышел какой-то человек, судя по одежде, простого звания и спросил что нам надобно.
– К Ольге Романовне, – ответил удивленный такой засадой Воронцов.
– Идите в обход дома, к заднему крыльцу, – сказал, кланяясь, сторож. – Они вас ждут.
– Чудеса в решете, – удивился Миша. – Кого это она ждет, может быть, любовника?!
– Ты же сказал, что тетка старуха, зачем старухе нужен любовник? – спросила я, следуя за Воронцовым в обход дома, по песчаной дорожке.
– Ну, не так уж она и стара, – ответил он.
Мы подошли к заднему крыльцу и, никого больше не встретив, поднялись по ступеням и через незапертую дверь попали в какие-то сени. Там тоже не было людей, но горела свеча, тускло освещая дубовые панели стен. Впрочем, тут же на стук двери в сени вышел высокий худой старик в ливрее и, слепо щурясь, пригласил:
– Проходите, господа, ее сиятельство заждались!
– Однако! – прошептал Воронцов и, не задерживаясь, пошел вслед за лакеем.
Мы миновали несколько темных коридоров и вступили в ярко освещенную гостиную. Там уже находилось несколько человек, в основном женщины, сидящие за большим круглым столом.
Миша сразу же направился к хозяйке, женщине лет тридцати пяти в лиловом, сильно декольтированном платье, и жемчужными нитями на полной груди. Она, увидев нас, быстро встала и пошла навстречу. Ее хранившее былую красоту, породистое лицо выражало явную досаду.
– Простите меня, тетушка, – не дав Щербатовой возможности заговорить первой, воскликнул Миша, – если бы я знал, что у вас прием, никогда бы не решился прийти без приглашения.
– Пустое, – ответила княгиня, скрывая под любезной светской улыбкой досаду, – я тебе, Мишель, всегда рада! Ты, я вижу, не один?
– Это мой товарищ, – Воронцов чуть замялся, придумывая мне имя, – Сержант Александр Крылов.
О том в качестве кого я с ним приду, мы не сговаривались и обстоятельства вынудили его представить меня мужчиной.
– Польщена, – сказала, Ольга Романовна, внимательно меня рассматривая.
– А мальчик – просто чудо, – подумала она и очаровательно мне улыбнулась.
– Надеюсь, вам у меня понравится! – договорила она, уже вставая в охотничью стойку. – Миша так мало балует меня своим вниманием, – говорила княгиня, играя большими голубыми глазами, – а его товарищей я и вовсе не знаю.
– My aunt , – наклонился к тетке Воронцов, – что это у вас тут за собрание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32