Я заискивающе улыбнулся:
- Ну что вы, Нат! Игла только чуть задела кожу.
- Как бы не так! - Он изогнулся, помял ягодицу и застонал. - Насквозь прошила, я же чувствую!
Хохот Рея и Фила, его товарищей, только подлил масла в огонь. Они все трое много лет работали на ферме сэра Юстаса Ламберна, и мы хорошо знали друг друга. Однако Нат всегда держался особняком. Рей и Фил были отъявленные весельчаки, то и дело сыпали шутками, а Нат супился и, казалось, был зол на весь мир.
Профилактические инъекции составляли значительную часть моей работы, и во время борцовских схваток с животными в стойлах или узких проходах моя игла нет-нет да и впивалась не в шкуру, а в человеческую одежду, если не в кожу. Чаше всего жертвой оказывался я сам, поскольку пациенты редко стояли смирно, когда же одной рукой зажимаешь складку кожи, а другой нацеливаешь шприц, ничего не стоит промахнуться и уколоть свой же палец. Ветеринар, допустив такую промашку или позволив отдавить себе ногу, со стороны несомненно выглядит очень потешно, и мои вопли и подпрыгивания всегда встречались веселым смехом. Не избежал той же участи и мрачный Нат, тем более что мишенью оказалась его ягодица.
- Смейтесь, смейтесь! - огрызнулся он. - Только что теперь со мной будет? От этой чертовой штуки выкидыши бывают, так мне она чего натворит?
- А ты, Нат, разве стельный ходишь? - хихикнул Фил. - От этой вакцины, говорят, вред только стельным коровам бывает, но ты-то теленка не сбросишь, а? - И он закатился хохотом, к которому присоединился и Рей.
Бриггз выставил подбородок.
- Вам-то легко языком трепать. А дрянь эта опасная, и неизвестно, какой мне от нее вред будет.
- Послушайте, Нат, - вмешался я, - в вас ни единой капельки не попало. - Я поднял шприц со всеми пятью кубиками вакцины. - Игла только чуть кольнула. Больно, не спорю... и прошу у вас извинения, но вреда от этого вам никакого не будет.
- Так ты, Хэрриот, ничего другого не скажешь. Это мы еще посмотрим! А к тебе я больше на шаг не подойду. Телят пусть кто другой держит.
Рей хлопнул его по плечу.
- Плюнь, Нат. Ты же у нас молодожен, так что есть кому за тобой поухаживать. Твоя хозяйка будет подушечку подкладывать, чуть тебе сесть захочется.
Бесспорно, это маленькое происшествие сильно развлекло Фила и Рея, но еще долго мне, когда я заезжал на ферму Ламберна, приходилось терпеть нападки их желчного товарища. По его утверждению, пострадавшая ягодица неимоверно распухла и продолжала болеть, причиняя всяческие неудобства еще недели и недели. Впрочем, не сомневаясь, что все это заметно преувеличено, я пропускал его инвективы мимо ушей, пока он в один прекрасный день не выдвинул против меня куда более серьезное обвинение.
Нат Бриггз придвинул свою злобную физиономию почти к самому моему лицу.
- Я тебе вот что скажу, Хэрриот. Из-за тебя у меня никогда детей не будет.
- Что-о?
- Да уж. Мы с хозяйкой давно стараемся, и ни в какую! Доктор ничего понять не может, только я-то причину знаю. Все твой чертов укол!
- Ну послушайте, Нат, это же смешно. Ну каким образом такая царапинка могла привести к подобным последствиям?
- Я тебе растолкую, каким! Дрянь, которую ты в меня впрыснул, она ведь с беременностями связана, с выкидышами, так? Вот и выходит, что из-за тебя у нас с хозяйкой детей не будет!
Я не верил своим ушам. Но никакие объяснения и возражения не помогали. Нат твердо стоял на своем: я погубил его жизнь, и этого он мне никогда не простит.
Его товарищи не замедлили раздуть пожар.
- Да не слушайте вы его, мистер Хэрриот! - воскликнул Рей. - Просто он к этому неспособный, вот и ищет причины.
Новый взрыв хохота и очередные скабрезные насмешки.
Шутки шутками, но мне пришлось плохо. Ведь дело не ограничивалось фермой. Я никогда не знал, где наткнусь на Бриггза. Его укоризненные взгляды язвили меня на рыночной площади в Дарроуби и отравляли мой душевный мир в деревенских трактирах.
В течение долгих месяцев посещения фермы Ламберна оборачивались для меня пыткой. Рей и Фил давно угомонились, но я все время ощущал враждебность Бриггза. Он редко упоминал о том случае, но мнения своего не изменил. Из-за меня он не может стать отцом, и все тут.
Много времени спустя после злополучного происшествия мне пришлось заняться бычками с пневмонией. Обычное родео с двадцатью сильными молодыми животными в отгороженном углу скотного двора. Я держал наготове шприц с антибиотиком, а работники крутились в толчее. Бриггз повис на особенно буйном бычке спиной ко мне, и уж не знаю, то ли бычок швырнул его в мою сторону, то ли Фил или Рей подтолкнули меня под локоть, но как бы то ни было, двор внезапно огласился страдальческим воплем.
- Хэрриот, подлюга, ты опять! - Нат запрыгал на одной ноге, цепляясь за ягодицу и уставившись на меня дикими глазами.
Просто не верилось. Не может же прошлое повторяться с такой точностью! Но оказалось, что может: Бриггз вопил и держался за ягодицу, два его товарища покатывались со смеху, меня леденил ужас.
Все еще не выпуская ягодицы, Бриггз обернулся ко мне. Его дюжая фигура угрожающе нависла.
- А эта дрянь что со мной сделает?! - рявкнул он. - Ты, сукин сын, уже меня покалечил, а теперь что будет? - Он свирепо уставился мне в лицо.
- Нат, я искренне сожалею, но могу лишь повторить, что ни малейшего вреда вам быть не может. В шприце один антибиотик вроде пенициллина, только более широкого спектра.
- Плевать я хотел, что у тебя в шприце. Все равно, годится это для быков, а не для меня. Подлюга ты, Хэрриот, чтоб опять - и то же самое!
- А вот и нет! - воскликнул Фил. - На этот раз ты заряд в правую щечку получил. Мистер Хэрриот просто тебя уравновесил. Он аккуратность любит, я всегда говорил. Вот и захотел докончить, что начал.
И они с Реем захлебнулись хохотом.
Я страшно радовался, что после этого происшествия скотина сэра Юстаса довольно долго пребывала в добром здравии, а редкие профилактические визиты удавалось сплавлять Зигфриду. Так что миновал почти год, прежде чем я вновь оказался в обществе трех работников. С большим облегчением я заметил, что Бриггз, выполняя мои указания, словно бы злобой не пышет.
Если в прошлый раз казалось, что он вот-вот меня ударит, теперь же он хватал и держал вырывающихся телят в полном молчании.
В момент передышки, когда я вновь наполнял шприц, Рей внезапно объявил:
- А у нас есть для вас новость, мистер Хэрриот!
- Какая же?
- Самая что ни на есть! Наш Нат папашей стал.
- Чудесно! Поздравляю, Нат. Сын или дочка?
Отцовство словно бы смягчило угрюмость Бриггза - его лицо расплылось в застенчивой улыбке.
- Близняшки! - ответил он гордо. - Сын и дочка.
- Ну потрясающе! Лучше не придумать. Тут вмешался Фил.
- Мы ему все растолковали, мистер Хэрриот! Он вот ругал вас, что первым уколом вы его охолостили. А второй-то укольчик все на место и поставил!
42

- - Вам следует подумать, Джеймс, - в один прекрасный день заявил Зигфрид, захлопывая книгу вызовов и вставая из-за стола.
- О чем?
- Ну, я знаю, что вы прожили в "Рябиновом саду" много счастливых лет, однако вы же всегда мечтали жить на лоне природы в деревне.
- Да, конечно. Со временем.
- Так вот, в Ханнерли продается отличная усадебка "Верхний лужок". На мой взгляд, преотличная. Ее, конечно, купят сразу. Не посмотреть ли вам?
Меня словно током ударило. Бесспорно, этот план я лелеял очень давно. Однако я терпеть не могу перемен, а потому он оставался далекой мечтой. И вдруг мне предлагают привести его в исполнение сейчас же! Я потер подбородок.
- Ну не знаю... Я не собирался так сразу... Когда-нибудь потом.
- Джеймс, вас нелегко раскачать! - Зигфрид погрозил пальцем. - Нет, послушайте. В один прекрасный день вы перестанете откладывать и приметесь за поиски. Но ничего лучше никогда не найти. Ханнерли - красивейшее местечко, а дом просто создан для вас.
Я почувствовал себя в ловушке. Зигфрид знал меня как облупленного. Шли часы, и сознание мало-помалу свыклось с этой мыслью настолько, что я решил сообщить обо всем Хелен.
Моя жена не стала мямлить и тянуть.
- Поедем посмотрим, - сказала она.
И мы поехали, благо инстинкт ничего не откладывать на завтра у Хелен развит куда сильнее, чем у меня. Ханнерли я знал прекрасно, так как, выражаясь фигурально, расположена деревня в самом сердце нашей практики. Тихий уголок из двух десятков домой (почти только фермерских), уютно разместившихся у склона вдоль маленького шоссе, которое никуда, собственно, не вело. Место удивительно красивое, но ничем не похожее на любимые туристами пряничные деревеньки, словно сошедшие с коробки шоколадных конфет. Ни лавки, ни трактира, ни уличных фонарей. Ханнерли всегда казалась мне потаенным воплощением в камне самой сущности Йоркшира, сурового и чудесного края.
Нас встретил доктор, переезжавший на юг страны. Он показал нам дом - скромный, но совершенно очаровательный, стоящий над собственным пастбищем, Где паслись овцы. Широкий луг круто спускался к быстрому ручью, разливавшемуся в тихую заводь. Там плавали кряквы, и пышные ивы клонили ветви над самой водой.
Потом в лучах майского солнца мы с Хелен и наша собака Дина поднялись мимо цветущих деревьев по травянистому склону за домом, а затем через перелаз выбрались на величавое зеленое плато, которое, казалось, господствовало над окружающим миром.
Развалившись на траве, мы с нашей высоты посмотрели на мирно пасущихся овец и ещё ниже - на дом, из которого только что вышли. Позади нас вздымался огромный полумесяц заросшего деревьями склона, а за их макушками проглядывала вересковая вершина. Сбоку величественный склон переходил в отрог, завершавшийся каменным обрывом, чарующе блестевшим на солнце. По другую руку за крышами деревушки открывался упоительный вид на широкую Йоркскую равнину и дальние холмы за ней.
Весенние холода кончились, весь край обрел мягкую прелесть, веял ласковый ветерок, напоенный майским благоуханием цветков, обременяющих ветви деревьев и пестреющих в траве. В роще справа от нас в тени между стволами голубели озера колокольчиков.
С высокого явора одна за другой скатились три белки. Толстушка Дина оптимистично кинулась за ними в погоню, но они с воздушной грациозностью пронеслись по дерну и скрылись за пригорком, без малейших усилий оставив ее далеко позади.
Хелен выразила вслух то, что подумал я:
- Жить здесь - это жить в раю.
Мы спустились с холма чуть не бегом и окончательно договорились с доктором. В отличие от прошлых наших попыток обзавестись новым домом - ни единого злоключения. Все ограничилось дружеским рукопожатием.
А слова Хелен оказались пророческими. Расстаться с "Рябиновым садом", овеянным столькими счастливыми воспоминаниями, было грустно, но едва мы устроились в "Верхнем лужке", как поняли, что жизнь в Ханнерли - истинный рай. Порой мне просто не верилось, какая нам выпала удача. Подумать только: мы сидим перёд домом на солнышке, смотрим, как в нашем пруду плещутся и ныряют кряквы, а склон перед нами пылает дроком, а еще выше весело блестит каменный обрыв, не знающий перемен. Жить в мире неизбывного покоя, где тишину ночью, казалось, можно пощупать руками.
Освещая фонариком путь во время наших с Диной вечерних прогулок, я слышал только безмятежное журчание ручья, струящегося под каменным мостом. Случалось, дорогу мне перебегал барсук или в смутном свете звезд я видел, как лиса украдкой исследует наш луг.
Однажды на рассвете, отправляясь по раннему вызову, я вспугнул на лугу двух косуль и завороженно наблюдал, как они, еле касаясь земли, понеслись к лесу, перелетая через каменные стенки стремительнее призовых скакунов.
Здесь, в Ханнерли, всего в нескольких милях от Дарроуби, нас с Хелен тешила чудесная фантазия, что мы живем на краю света.
43

- Ух, черт, ну и вспотел же я! - охнул Алберт Бадд, тяжелой тушей рухнув в кресло рядом и утирая лицо платком в ярко-красную горошину. И тут же бросил на меня страдальческий взгляд. - А сейчас ветер начну пускать, не иначе.
- Что?! - Я в тревоге уставился на него. Мы только что сплясали кадриль на вечере Клуба шотландских народных танцев, недавно организованного Колемом, и я отдувался не меньше молодого фермера. - Неужели? Быть не может.
- Еще как может! Когда Колем уговорил меня потанцевать, я же не знал, какие коленца придется откалывать, это после-то трех порций йоркширского пудинга. Прямо смерть, как пучит!
Я не знал, что сказать, но попытался успокоить беднягу.
- Посидите, отдохните, и все будет хорошо, я уверен. Алберт замотал головой.
- Где там! Я же чувствую. А все Колем! Заграбастал меня, когда я из-за стола вставал. По вечерам в среду, когда я с холтонского рынка возвращаюсь, мамаша всегда чего-нибудь особенное готовит. Куска два-три говядинки с капустой и картошкой да три йоркширских пудинга, как я уже сказал, а на заедки пирог со сливками - объедение. Да и в "Золотом льве" парочку пинт пропустил. Ну и собрался полежать с полчасика, а тут он заявляется и говорит, чтобы я с ним шел. Только я-то думал, танцы будут спокойные.
Я тем сильнее пожалел беднягу, что все остальные в зале веселились от души. Колем, видимо, умел убеждать, народу собралось порядочно, и вот-вот должна была начаться шотландская хороводная пляска под лихие ритмы Джимми Шанда, вырывавшиеся из проигрывателя.
Мы с Хелен обрадовались возникновению клуба и пришли уже в третий раз. В Глазго и в школе, и на вечеринках я в шотландских танцах поднаторел, но успел утратить форму, а многие фигуры подзабыл. Однако для большинства - фермеров, учителей, врачей и прочих городских жителей - все это было новым и непривычным. Тем не менее обучались они весьма охотно, и часто громкий смех заглушал музыку.
Но я понимал, что Алберту далеко не весело. Ему было лет двадцать пять, жил он с матерью, которая в нем души не чаяла и слишком уж опекала. Он, как и многие другие молодые фермеры, попал под обаяние нового жизнерадостного ветеринара и вместе с ними охотно участвовал в его затеях, но вот шотландские танцы были явно не для него.
Толстяки, по моему опыту, встречались между фермерами редко, и Алберт был разительным исключением. Рост шесть футов три дюйма, лоснящаяся физиономия и огромное брюхо, которое он каким-то образом умудрялся совмещать с дойкой, заготовкой сена и прочими сельскохозяйственными работами. О его аппетите в наших краях ходили легенды, и он представлял смертельную угрозу для тех ресторанчиков, где посетитель, заплатив определенную сумму, может есть сколько захочет.
В эту минуту вид у него был самый несчастный: прижимая ладони к необъятному животу, он смотрел на меня с отчаянием.
Я испытывал к нему живейшее сочувствие, еще во время кадрили заметив на его вознесенном над толпой, бесцельно дергающемся, мокром от пота лице выражение глубокой муки.
- Я одно скажу, Джим, - продолжал он. - Коли мне опять прыгать придется - конец! Начну пускать ветер. А раз начну, так не остановлюсь!
- От души сочувствую, Алберт. Очень неловко. Особенно, когда кругом столько дам!
Я вовсе не хотел уязвить его, но он уставился на меня в панике.
- Ах, черт! - простонал он. - А я вот-вот... Нет уж! Я домой... Он попытался встать, но тут к его креслу подошла молоденькая жена младшего священника.
- Ай-ай-ай, мистер Бадд! - сказала она с притворной строгостью. - Нам не хватает мужчины в хороводе, а вы тут прячетесь!
Алберт вымученно улыбнулся.
- Да нет... что вы... спасибо... Я просто...
- Ну-ну-ну! Не скромничайте! Мы ведь здесь все еще только учимся! - Она ухватила его за руку, и Алберт, бросив на меня последний панический взгляд, последовал за ней в круг.
К вящему его ужасу, он оказался между женой священника и хорошенькой юной воспитательницей детского сада - спасения не было. Проигрыватель загремел, танцоры поклонились и, взявшись за руки, понеслись сначала в одну сторону, потом в другую. В мрачном оцепенении я увидел, что Алберт остановился и повернулся к своей партнерше. Господи! Сейчас они начнут прыгать! Несколько секунд я наблюдал, как под гремящую музыку искаженное лицо приподнимается и опускается, приподнимается и опускается, а огромное брюхо дрожит, точно желе, и почувствовал, что больше не могу глядеть на эту пытку.
Отведя глаза, я пошарил взглядом по залу, ища, чем бы отвлечься, и тут меня осенило: ведь все это веселье - очередной пример того нового, что Колем принес Дарроуби. Эти люди - лишь малая часть тех, кого он коснулся своей волшебной палочкой. Я поглядел на него. Высокий, черноусый, одетый в юбочку, точно вождь горного клана, он взлетал в прыжках, щелкая пятками и оттягивая носки в самой классической манере, - великолепная фигура! А Дейрдре грациозно и умело скользила среди спотыкающихся новобранцев. И в который раз я подумал, что Колем умеет обворожить множество людей и благодаря ему их жизнь обогащается чем-то нужным и важным. Но в то же время соприкосновение с его обаятельной личностью всегда несет легчайший привкус опасности, будь то я на спине могучей рабочей лошади, или Зигфрид, осажденный доберманами, или вот теперь злополучный Алберт, в агонии отплясывающий на середине этого зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37