Выйдя из машины, я убедился, что выглядит мистер Базби именно так, как рисовалось моему воображению. Глаза его сверкали мрачным огнем, выбившиеся из-под кепки рыжие пряди словно дыбились от ярости.
- Где вас черт носил? - загремел он. - Вы сказали, что выезжаете?
- Да, я знаю, но перед уходом пришлось заняться собакой.
Мне почудилось, что мистер Базби вот-вот взорвется, как паровой котел.
- Собакой! Паршивой собакой! Моя корова поважнее какого-то шелудивого пса!
- Но я обязан был ему помочь. Перелом ноги.
- Плевать я хотел, что у него там! Моя корова - это мой хлеб. Падет она, мне туго придется. Это вам не комнатная собачонка, балованный задохлик!
- Вовсе не комнатная собачонка, мистер Базби, а бойкий маленький терьер. И хозяйка очень к нему привязана.
- Привязана, привязана... Подумаешь! Карман-то у нее как набит, так и набит. И обходится он ей в сущие гроши.
Обходится он ей в душевные силы, в кусочек сердца, хотел я сказать, а потом объяснить, какую важную роль играют четвероногие друзья в человеческой жизни, но ноги мистера Базби начали дергаться и приплясывать на булыжнике. Мне еще не приходилось видеть, как человек корчится от гнева, но я не горел желанием исправить это упущение и отправился в коровник.
К большому моему облегчению, коровий недуг свелся к не слишком серьезному переполнению рубца. Тут же выяснилось, что поутру корова забрела в сарай и украдкой полакомилась турнепсом. Но все время, пока я осматривал ее и делал инъекцию, фермер, держа ей хвост, бурчал как заведенный.
- Ферма-то у меня с лоскуток, а по-вашему - коровой больше, коровой меньше... Откуда я возьму деньги, чтобы другую купить, а? Концы с концами сводить на маленькой ферме в холмах - это не шутка, вот что я вам скажу! Вы даже понятия не имеете. Собаки... чертовы собаки... твари комнатные... а это мой хлеб... да вам-то что...
Да, в первую очередь я коровий доктор, и свой хлеб я зарабатываю, главным образом обслуживая фермеров в холмах, и считаю их солью земли, но у меня достало выдержки промолчать.
Заехав на следующий день, я убедился, что корова совершенно оправилась, но мистер Базби все так же хмурился. Он меня не простил.
Несколько недель спустя, едва я вышел из дома, чтобы отправиться по утренним вызовам, меня вдруг окликнула Хелен:
- Джим! Только что позвонили. Везут собаку - она визжит от боли. Фамилии я не разобрала. Он сразу положил трубку.
Я потер подбородок. В те дни мы занимались почти исключительно крупными животными, и приемных часов у нас не было. И уж конечно, не утром!
- Кто бы он ни был, пусть подождет, - сказал я. - У Рода Туэйта вол истекает кровью. Обломил рог. Тут всякая минута дорога.
Необходимость быть сразу в двух местах - обычная ситуация в нашей профессии. Стараясь не думать о собаке, я гнал машину в холмы.
У бычка был сорван роговой чехол, и вверх на три-четыре фута бил алый фонтанчик крови, орошая все вокруг. И мы с мистером Туэйтом получили свою порцию, стараясь удержать вола на месте, пока я обрабатывал роговой отросток сульфамидным препаратом, накладывал толстый слой ваты и восьмеркой прибинтовывал ее к другому рогу. На все это ушло порядком времени, а потом еще надо было вымыться и почиститься, так что прошло больше часа, прежде чем я, с сожалением отказавшись от чашечки чая, которую предложила миссис Туэйт, поспешил назад в Дарроуби.
Я пробежал коридор Скелдейл-Хауса, толкнул дверь приемной и замер на пороге. Мистер Базби! Он сидел в дальнем углу, держа на коленях маленького корги, и встретил он меня тем же взглядом, как в тот раз, когда я приезжал к его корове.
- Где вас черт носил? - рявкнул он. (И слова те же самые!) - Я сижу тут уже распроклятый час! И я ведь предупредил, что еду.
- Очень сожалею, мистер Базби, но меня вызвали к волу, сорвавшему рог. Я не мог задержаться.
- Какой-то паршивый вол! А моя бедная собачка ждет тут в мучениях! Это неважно, так?
- Конечно, важно, но вы не хуже меня знаете, что от такого сильного кровотечения животное может погибнуть. Для фермера это было бы большой потерей!
- Большой потерей? А, вы про деньги! Ну а если моя собачка умрет? Она подороже любых денег. Ей цены нет!
- Я все прекрасно понимаю, мистер Базби. Она, я вижу, очень симпатичная. - Я замялся. - Но я не знал, что кроме дворовых собак у вас есть еще и комнатная.
- Конечно, есть. Это Франтик. Мы с хозяйкой на него не надышимся. Если с ним что-нибудь случится, это такое горе будет! А вы его бросили из-за проклятущего вола!
- Ну послушайте, я же его не бросал. Согласитесь, не мог же я оставить вола истекать кровью. Это же для фермера чувствительная потеря.
- Ну вот опять! Деньги. Вы только о них и думаете.
Я нагнулся, чтобы поднять собачку, но едва я к ней прикоснулся, как кор-ги болезненно взвизгнул.
Глаза мистера Базби выпучились.
- Слышали? Я же вам говорил, что ему худо.
Я понес корги в смотровую. Мышцы у него были словно деревянные, и у меня не было сомнений в диагнозе. На столе я чуть-чуть нажал на шею, и песик снова завизжал. Мистер Базби застонал в унисон с ним.
Температура была нормальной, да и все остальное было нормальным, если не считать одеревенения мышц и болей.
- Он не выживет? - Фермер заглянул мне в лицо.
- Выживет, выживет. У него ревматизм. Крайне болезненное заболевание у собак, но хорошо поддается лечению. Надеюсь, он скоро полностью оправится.
- Хорошо, если не ошибаетесь, - буркнул фермер. - Только лучше бы вы сначала его подлечили, чем мчаться к волу. Что вы до денег жадны, это даже неплохо, но любовь и дружба поважнее будут, знаете ли.
Я наполнил шприц.
- Совершенно с вами согласен, мистер Базби. Подержите, пожалуйста, ему голову.
- В жизни, молодой человек, кроме денег есть и другое. Поживете с мое, так узнаете.
- Вы бесспорно правы. Вот таблетки. Давайте ему по одной на ночь и утром. Если завтра не станет намного легче, привезите снова.
- И привезу. Надеюсь, вы на месте будете. - Гнев мистера Базби улегся, сменившись ханжеской назидательностью. - Человек вроде вас, думается, должен бы знать, что такое любимая собака. Материальные блага - это ведь еще не все.
Он подхватил корги на руки и зашагал к двери, но, взявшись за ручку, обернулся.
- И я вам вот что скажу!
Я про себя вздохнул. Проповедь еще не кончилась! Мистер Базби укоризненно поднял палец.
- Не хлебом единым жив человек!
Он пошел по коридору. Франтик вдруг повернул голову и посмотрел на меня. Казалось, он уже чувствовал себя лучше. К счастью, ревматизм, хотя и поражает с ужасающей быстротой, излечивается столь же быстро.
Да, Франтик скоро станет самим собой, но я знал, что в памяти его хозяина навсегда запечатлелись мои корыстолюбие и бессердечность.
36

Час, когда в трубке раздался голос дарроубийского полицейского сержанта, был довольно поздний.
- По-моему, мы задержали преступника, Мистер Хэрриот. Пробирался в темноте по Докерскому проулку с маской на лице. Я спросил, чего ему там понадобилось в десять вечера, а он ответил, что идет в лавочку купить жареной рыбы с картофельной соломкой. Глупая такая отговорка, а последнее время было много случаев краж со взломом и мелкого воровства, ну мы и забрали его в участок.
- Вот как? Но причем тут я?
- Да он твердит, что ничего такого делать не собирался и что вы можете за него поручиться. Говорит, что он Бернард Уэйн и у него небольшая ферма на пустоши под Холлертоном.
Все сразу прояснилось, и я засмеялся.
- А на лице у него красный платок в белую горошину?
- Точно. Как это вы угадали?
- Потому что задержали вы Сиско Кида!
- Что-что?
Для объяснений требовалось много времени, но все сходилось.
Бернарду было за сорок, и он делил небольшую ферму с весьма внушительной старшей сестрицей. Назвать его "хозяином" было бы неверно, поскольку он только выполнял распоряжения, причем мнение мисс Уэйн о нем исчерпывалось ее любимым словечком "бестолочь".
За многие годы я привык к тому, что мои визиты на их ферму постоянно сопровождались горьким рефреном: "Вы уж-как-нибудь сами управьтесь, мистер Хэрриот. А на Бернарда не рассчитывайте. Он такая бестолочь!".
Я сообщил сержанту о событиях на ферме Уэйнов, где побывал в конце дня в связи с трудным окотом.
Мисс Уэйн позвонила мне из телефонной будки в деревне.
- У нее схватки чуть не с утра. Бернард пощупал внутри и говорит, что дело плохо, только я думаю, вам больших хлопот не будет. Бернард ведь ни в чем не разбирается, бестолочь!
На проселке, ведущем к их ферме, было трое ворот, и, когда я свернул во двор, лучи фар озарили Бернарда, щуплого, смуглого, с вечной улыбкой на губах.
Он потер руки и, едва я вылез из машины, слегка поклонился, как всегда стараясь быть приятным.
- А, мистер Хэрриот! - Однако продолжал стоять как вкопанный, пока из дома не появилась низенькая плотная сестрица и не засеменила к нам по булыжнику на быстрых кривых ногах.
Она была старше брата лет на десять и, едва взглянув в его сторону, сурово выпятила подбородок.
- Пошевеливайся, чего ты стоишь? Возьми ведро и проводи мистера Хэрриота к овце. Да что с тобой говорить! - Она обернулась ко мне. - Мы ее в конюшню поместили, так он, гляжу, уже позабыл!
Раздеваясь в импровизированном загончике и намыливая руки, я оглядывал овцу. Та стояла по колено в соломе, иногда тужилась, но выглядела достаточно нормально. А когда Бернард попытался неуклюже ухватить ее за шерсть на шее, она ловко увернулась.
- Ты что - даже не можешь подержать ее для мистера Хэрриота?! - простонала его сестра. - Ну давай же! Обними за шею, как полагается, и оттащи в угол! Ну чего ты топчешься? Наконец-то! Чудеса! А где полотенце, которое я тебе дала? Позабыл принести?
Когда я ввел кисть в овцу, мисс Уэйн сложила руки на груди и тяжко вздохнула.
- Думается, мистер Хэрриот, вы мигом управитесь. У Бернарда ни в какую не получалось, потому что понятия не имеет, как разродить овцу. Да он ни о чем понятия не имеет, бестолочь!
Бернард, державший голову овцы, кивнул, и его улыбка стала еще шире, словно он выслушал лестный комплимент. Нет, слабоумным он не был, а просто кротким, рассеянным, неумелым человеком, ни с какой стороны не созданным для трудовой жизни на ферме.
Я опустился на колени и засунул руку поглубже, а мисс Уэйн не преминула сказать:
- Бьюсь об заклад, там все в порядке.
Она оказалась абсолютно права. Все было прекрасно. Иногда, начиная исследование, сразу натыкаешься на единственного, слишком крупного ягненка, возможно мертвого, а руке негде повернуться, и все там сухое и липкое. В таких случаях фермер обычно терпел неудачу, как долго ни тщился помочь овце сам. Но на этот раз простору было хоть отбавляй: в большой матке, чудесно смазанной плацентарной жидкостью, лежали по меньшей мере два крохотных ягненка, чистенькие, влажные. И на свет появиться им мешало только то, что две головки и пучок ножек устремлялись в шейку матки одновременно. Надо было просто одну головку отодвинуть и распутать ножки - и через секунду они закопошатся на соломе. Собственно говоря, я успел одним пальцем распределить ножки по принадлежности, еще не додумав эту мысль до конца. И тут меня осенила новая: если я завершу работу в одну минуту, Бернарда ждет очередная головомойка.
Конечно, он без труда справился бы с этой задачей, но такой грубый труд, как копание внутри овцы, ему невыносимо претил. Я легко представил себе, как он судорожно выдернул кисть после секундного обследования.
Я поднял глаза и уловил тень тревоги на его улыбающейся физиономии. Ничего не поделаешь! Придется попридержать ягнят.
Охая и покряхтывая, я поворачивал руку и так и эдак, а первый ягненок лизнул мой палец.
- Честное слово, мисс Уэйн, настоящий клубок! Возможно, тройня, и все переплелись. Тут нужна сугубая осторожность, поверьте мне. Ну-ка, ну-ка... чья эта ножка?.. Нет... пожалуй, что... тут скоро не справишься! - Я скрипнул зубами и застонал, продолжая свои воображаемые манипуляции. - Да уж, работка для опытного ветеринара!
Тут я заметил, что глаза мисс Уэйн прищурились. Как бы не перегнуть палку. В любом случае Бернард реабилитирован. Я обвил пальцем первые в очереди ножки и вытащил ягненка номер один. Я положил его на солому, а он поднял головку и энергично ею мотнул. Вообще-то это признак, что все нормально, но, возможно, задержка привела его в недоумение.
- Ну-с, что там у нас еще? - спросил я встревоженным голосом, снова вводя руку. Собственно, все было уже позади, я старался ради Бернарда, а потому еще немного попыхтел и поохал, прежде чем извлек второго, а затем и третьего ягненка. Приятно было смотреть, как они копошатся и фыркают в соломе. Первый уже старался встать на подгибающиеся ножки. Еще немного - и он доберется до "молочного бара".
Снизу вверх я улыбнулся мисс Уэйн.
- Вот так! Три прекрасных ягненка. Я вложу пару пессариев, и конец. Но роды были сложнейшие - ножки перепутались самым страшным образом. Хорошо, что вы меня вызвали, не то могли бы потерять всех троих.
Она уткнула подбородок в руки, все еще скрещенные на груди, и сурово уставилась на меня. Мне почудилось, что в глубине души она сожалеет об упущенной возможности лишний раз пропесочить брата.
- Вот что, - неожиданно сказала она, - тут корова шестой день дожидается, чтобы ее почистили. Так раз уж вы тут...
Простая операция, ради которой в девять вечера не вызывают, но я не стал упираться. Не надо будет приезжать снова.
- Хорошо, - сказал я. - Так, пожалуйста, принесите еще воды.
И тут я заметил панику в глазах Бернарда. Он же не выносит скверных запахов, а в благоуханной практике деревенского ветеринара удаление последа у коровы по ароматности не сравнится ни с чем. А ему предстояло держать хвост моей пациентки!
Вернувшись с ведром горячей воды, Бернард поставил его, вытащил из кармана большой красный в белую горошину платок, тщательно обмотал нижнюю часть лица, а концы завязал на шее. После чего занял позицию рядом с коровой.
Вводя в нее руку, я посмотрел на большие глаза Бернарда, улыбающиеся над маской, и снова подумал, какое удачное мы придумали ему прозвище. Сиско Кидом его первым нарек Тристан из-за поразительного сходства со знаменитым бандитом. Перед всякой процедурой, не рассчитанной на обоняние Бернарда, - вонючим отелом, вскрытием или освобождением рубца от газов при тимпании - его нос и рот немедленно исчезали под платком, и, вспоминая о нем, я мысленно видел его непременно в этой импровизированной маске.
Она как будто наполняла его уверенностью в безопасности - он бодро, пусть и глухо, отвечал мне, когда я пытался завязать разговор, хотя порой и закрывал страдальчески глаза, словно до его ноздрей добирался непрошеный запашок.
К счастью, чистка оказалась несложной, и вскоре Бернард уже проводил меня до машины. Его лицо все еще окутывал платок - ну вылитый Сиско Кид!
Мне казалось, что я должен был убедить полицейского сержанта. Но выяснилось, что всех его сомнений я не развеял.
- А в Дарроуби-то он зачем в маске отправился?
- Так это же Бернард!
- То есть, по-вашему, он позабыл ее снять?
- Естественно.
- У него не все дома, что ли?
Его недоумение было понятно, но я понимал и Бернарда. Ему выпал тяжелейший вечер - и окот, и чистка. Вот он и вскочил на велосипед, чтобы поискать утешения в жареной рыбе с картофельной соломкой. Мне было известно, что это его любимое блюдо. А о таком пустяке, как платок на лице, он, конечно, и думать забыл.
- Ну что же, - сказал сержант, - раз вы за него ручаетесь...
- Ваш задержанный, сержант, самый безобидный человек во всем Северном Йоркшире.
Последовала пауза.
- Ну ладно. Наручники, пожалуй, мы с него снимем.
- Как! Неужели вы...
- Нет-нет! Ха-ха-ха! Отплатил вам той же монетой, мистер Хэрриот. Вы мне заморочили голову вашим Сиско Кидом, вот я и пошутил.
- А-а! Ну мы квиты. - Я тоже засмеялся. - Так Бернард очень расстроен?
- Он? Расстроен? С него все как с гуся вода. Только опасается, что опоздает в лавку за рыбой.
- Вот жалость! Он не успеет?
- Да нет. Я его уже успокоил. Сегодня они торгуют до одиннадцати.
- Отлично. Значит, для Бернарда все кончится благополучно.
- Вполне. - Сержант снова засмеялся и повесил трубку.
Но все могло сложиться иначе. Будь на их ферме телефон, сержант позвонил бы мисс Уэйн... Меня пробрала дрожь при мысли о ее реакции, когда она узнала бы, что Бернард не смог даже за жареной рыбой съездить, не угодив в полицейский участок.
Я словно услышал её раздраженный вопль: "Бестолочь! Ну что за бестолочь!".
37

Трудно найти зрелище тягостнее, чем умирающие молочные поросята.
- Положение почти безнадежное, мистер Буш, - сказал я, облокачиваясь о загородку закутка. - Такая жалость, ведь помет прекрасный. Их же двенадцать?
- Ага. Вот всегда так! - буркнул фермер. Даже в лучшие минуты он не отличался веселостью, но сейчас его длинное лицо с запавшими щеками застыло в мрачном отчаянии.
Я посмотрел на сбившихся в кучку розовых малышей. По их хвостикам стекали желтые струйки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37