Король закусил удила. Он орал в ярости, что не младенец, чтобы им помыкали, что будет править, как настоящий король, или не будет править вообще. Если увещевания Корнуолла и Джеффри как-то и повлияли на него, то не в лучшую сторону. Следующим побуждением Генриха было разослать во все концы гонцов с требованием доставить к нему до первого августа заложников для обеспечения гарантий смирного поведения его баронов.
Удрученный этой новостью, Ричард Маршал прибыл в дом своей сестры. Он свернул с главной дороги лишь в сопровождении нескольких тяжеловооруженных всадников. Небольшое войско отвечало двойной цели – снимало с него всякие подозрения и помечало его «знаком доверия» к доброй воле короля. Саймон разминулся с ним по дороге, но случайно они въехали в Лондон в один и тот же день, и Саймон прибыл в дом Корнуолла через час после прибытия Ричарда.
Изабелла уже рассказала брату о подозрениях Адама, но Ричард только смеялся, целовал ее и называл нервной гусыней. Когда ей доложили о Саймоне, она попросила служанку проводить его в спальню Ричарда, где тот в ванне смывал с себя пыль и пот.
– Скажи ему, что я не примирюсь с этим! – крикнула она вслед Саймону, как только он вошел и слуга закрыл за ним дверь.
Саймон поклонился, немного сбитый с толку выражением удивления на лице Ричарда. Граф Пемброкский был крупным мужчиной, такого же роста, как Саймон, только шире и грузнее, к тому же его плечи и руки украшали шрамы, полученные в сражениях. В комнате было тепло и пахло травами, которые Изабелла добавляла в воду для купания. Казалось, это совсем неподходящее место для обсуждения государственных проблем. Хотя Саймон и был уверен, что опасность существовала и нервозность Изабеллы оправдана, все же он чувствовал, что его предостережение будет звучать нелепо.
– Милорд, – смущаясь, произнес он, – меня зовут Саймон де Випон…
– Оруженосец Вильяма! Я помню вас.
– Саймон, скажи ему! Заставь его поверить, что оставаться опасно, – нетерпеливо повторила Изабелла.
– Ехать тоже опасно, – возразил Ричард, хотя и несколько резковато. – Будь благоразумна, Изабелла. Если меня здесь не будет и я не откликнусь на третье приглашение, Генрих получит право назвать меня предателем. А я не предатель! Я только хочу, чтобы соблюдали законы.
– Тогда вы хотите больше, чем, по-видимому, имеет право желать человек, милорд, – произнес Саймон.
– Вы сказали неприятную вещь, – осторожно ответил Ричард. – Надеюсь, что отрицательная реакция на вызовы короля могла дать ему пищу для размышлений…
– Не того рода размышлений, – перебил Саймон.
Ричард выпрямился в ванне.
– О чем вы говорите?
– Вы не слышали о земле Бассетта?
– Я знаю, что король конфисковал поместье в Комптоне под тем предлогом, что Бассетт считался человеком де Бурга, а Комптон находился слишком близко к Дивайзесу, где содержится под стражей де Бург…
– Нет. Это что-то новое. Бассетт был лишен Апэйвона…
– Что? Когда? – Ричард поднялся в ванне, расплескивая воду во все стороны. Изабелла поспешила к нему с банной простыней в руках. Он выхватил ее у нее и стал поспешно закутывать свое тело. – Почему ты не рассказала мне это?! – гневно обратился он к ней, – вместо всякой чуши о… – внезапно он замолчал и перевел взгляд с Изабеллы на Саймона.
– Я думала, ты знал, – испуганно проговорила Изабелла, но Ричард по-прежнему не смотрел на нее.
К тому времени, как рассказ был закончен, включая подробное описание реакции Генриха на попытку Бассетта добиться справедливости и сообщение о требовании доставки заложников, Ричард уже оделся и сидел у пустого очага, задумчиво потягивая вино из кубка. Саймон вспомнил часто повторяемое Джеффри мнение о том, что из-за излишней страсти в рассказе даже самые непоколебимые факты начинают звучать подозрительно, поэтому он описывал ситуацию более спокойно, чем этого могли ожидать от него люди, хорошо его знавшие. Было очевидно, что его сдержанная манера говорить убедила Пемброка.
– Я оказался в затруднительном положении, – горько произнес Ричард, его глаза были печальны. – Если я не выступлю с протестом против действий короля и не поддержу Бассетта, то не только не сделаю того, что считаю правым, но, по-видимому, и нарушу слово, данное давнему другу нашей семьи. А если начну протестовать, то стану играть на руку Генриху, давая ему повод оправдать…
– Если вы позволите, милорд, сказать, что я думаю и что думает сэр Адам, мой брат, то все дело в том, что не имеет никакого значения, что вы сделаете, пока не наступит момент полных уступок. Даже тогда я не уверен, что король останется удовлетворен. То, как он поступил с де Бургом, по-видимому, должно было возбудить у него аппетит к подчинению до абсолютной бесправности каждого человека в стране.
– Я говорила тебе, Ричард… – прервала его Изабелла.
– Замолчи, Изабелла! – с отсутствующим видом произнес Ричард и задержал свой взгляд на Саймоне. – А что говорят лорд Иэн и лорд Джеффри? – медленно спросил он.
– Мой отец не говорит ничего, разве только, что Генрих не означает зло. Он помнит златокудрого ребенка, лишенного отца и оставшегося с матерью, у которой не было сердца. Лорд Джеффри также не говорит ничего, но… но он похож на саму смерть. Что может он сказать, милорд? Генрих – его кузен, и… я не могу отрицать этого, всегда относился к нему с любовью. Даже этой весной, когда он освободил от службы всех своих кастелянов и передал свои замки в руки тех двоих…
– Попридержите свой язык перед моей сестрой, – полушутя произнес Ричард, за шуткой скрывая предупреждение, так как в комнату как раз вошли слуги, чтобы вылить воду из ванны. У Саймона перехватило дыхание – это были слуги брата короля.
– Мой шурин слишком крепко связан, – сказал Саймон. – Он не может не поддерживать короля, так же как лорд Корнуолл.
При напоминании о том, что поразило его сначала в возбужденном приветствии сестры, а затем в новости, сообщенной Саймоном, Ричард спросил:
– Где Корнуолл?
– У короля, – ответила Изабелла, пристально глядя на брата, затем позволила своему взгляду переместиться на слуг и снова перевела его на Ричарда. – Я распорядилась передать, что ты приехал. Он будет здесь, как только сможет.
Саймон снова вздохнул, но Ричард лишь скользнул взглядом по нему, так ничего и не сказав. Затем, как если бы предшествующий вопрос и ответ на него не имели никакого значения, Ричард спросил:
– Вас возвели в рыцари еще до того, как умер мой брат, не так ли?
– Да, милорд.
– Земля находится сейчас в вашем владении или вы лишь приняли на себя ведение дел в поместьях вашего отца?
– Отец не так стар, как может показаться, – ответил Саймон. – Во всяком случае, земли в основном принадлежат моей матери. Когда-нибудь Джеффри придется беспокоиться о них, но пройдет еще много-много лет до того времени.
– Лорду Джеффри? – спросил Ричард, выказывая действительный интерес и почувствовав облегчение от возможности обсудить самую обычную тему, пока слуги заняты уборкой. – Как это случилось? Разве не Адам – старший сын вашей матери?
– Да, но Адам получил в наследство земли своего отца. Моя мать имеет все права на собственные поместья и приняла решение передать их по женской линии. Моя сестра Джоанна унаследует Роузлинд и прочие титулы матери, кроме того, уже решено, что большая часть земель перейдет после нее Сибелль, а затем – к старшей дочери Сибелль.
– И вас это не волнует? – с любопытством спросил Ричард.
– Бог мой, конечно, нет! – воскликнул Саймон. – Совсем не в моем вкусе быть привязанным к месту судьи и доходным книгам. Мой отец всегда давал мне все, чего я больше всего желал. С разрешения принца Ллевелина он передал мне свою собственность в Уэльсе.
– В Уэльсе? Вы вассал лорда Ллевелина? – спросил Ричард, наклонившись вперед с неожиданной резвостью.
– Да, милорд.
– Он хорошо к вам относится?
– Очень хорошо, – ответил Саймон и затем, считая это важным, добавил: – Он разрешил мне добиваться руки его родной дочери леди Рианнон.
– Добиваться? Если он хочет видеть в вас сына…
– Леди Рианнон – не совсем обычная женщина, – сдержанно произнес Саймон. – Ее нельзя отдать замуж просто, как передать лошадь или участок земли.
– Да, но как только девушка увидит вас – она пропала, – засмеялся Ричард. – Мы можем считать этот брак делом решенным.
Он откинулся назад в кресле, глаза его смотрели в пространство, пока он перебирал в уме возможности, что сулят такие узы для Англии. Поэтому он пропустил мимо ушей замечание Саймона. А вот Изабелла – нет, она закусила губу, надеясь, что ее брат ничего больше не скажет по поводу женитьбы. Она задержала дыхание, когда Ричард повернулся, чтобы вновь пристально посмотреть на Саймона. Слуги уже закончили. Когда вышли последние двое, сгибаясь под тяжестью лохани, лишь на треть заполненной водой, которую собирались вылить во дворе, он подал знак Изабелле пойти и закрыть дверь, что та и сделала.
– Вы любили Вильяма? – неожиданно спросил Ричард.
– Да, – кратко ответил Саймон, но его глаза затуманились, и это явилось для Ричарда гораздо более весомым доказательством чувств Саймона, чем любой пространный и выспренный ответ.
– Тогда… – начал Ричард.
– Ричард! – перебила Изабелла. – Причина, почему мой муж не явился приветствовать тебя, заключается в том, что он не хочет лгать своему брату. Если он не знает, что ты здесь, он не должен говорить Генриху. Ты не учтешь предостережение и не уедешь, дорогой?
Ричард, чье внимание было отвлечено от того, что он собирался сказать Саймону, нахмурился:
– Но ты только что сказала, что послала ему весточку о моем приезде.
– Слуги! Я послала ему сообщение не возвращаться домой, – Изабелла произнесла это со слезами на глазах. – О, Ричард, мне больно видеть, как он страдает. В душе он согласен с тобой. Он делал все возможное, от ползания на коленях до угроз самому превратиться в повстанца, но он не может сделать этого, неважно, насколько неправильными…
– Я не повстанец! – прогремел Ричард. – Я здесь в ответ на требование Генриха явиться на заседание, и это является доказательством того, что я преданный вассал. Я имею право, даже обязан, выражать недовольство нарушением закона и традиции.
– Если вы это сделаете, вас возьмут под стражу и заключат в тюрьму, – предостерег Саймон.
– А если не сделаю, то меня объявят вне закона, – сердито возразил Ричард.
– Лучше быть объявленным вне закона и находиться на свободе, чем сидеть в тюрьме, не будучи изгнанным из общества, – трезво заметил Саймон. – Милорд, я молод, и поэтому вы, несомненно, думаете, что я вижу все только в черном или белом цвете. Позвольте мне попросить Джеффри и моего отца поговорить с вами. Вам известно, что оба – верные подданные короля, но ни один из них не предаст вас.
– Да, да, пожалуйста, Ричард! – взмолилась Изабелла.
Наступило короткое молчание, пока Ричард обдумывал замечание Саймона, последовавшее за ним предложение и результат действия, которое ему следовало бы предпринять, если бы Джеффри и Иэн подтвердили безнадежность ситуации. Потом он произнес:
– Очень хорошо, я был бы счастлив и признателен. Однако прежде чем вы покинете меня, Изабелла, ты не сходишь и не попросишь подготовить лошадь Саймона?
Ее лицо побелело.
– Ты не доверяешь мне, Ричард?
– Клянусь моей жизнью, больше, чем кому бы то ни было, дорогая сестра, но… но если я покину этот дом, не появившись на совете, чего ты так сильно добиваешься от меня, то скорее всего за несколько дней твой муж и я превратимся во врагов…
– Нет, Ричард, нет!
– Разве ты только что не сказала, что он поддержит своего брата? Ну же, Изабелла, не плачь: я знаю, ты не причинишь вреда ни мне, ни кому-либо еще, не сделаешь больно, но есть вопросы, которые я хотел бы задать, а ты смущением на лице или взглядом можешь дать понять Ричарду, что знала больше, чем хотела ему сказать. Между тобой и твоим мужем возникнет ненужное подозрение… Иди, дорогая.
– Ужасно, – прошептала Изабелла, но она была разумной женщиной и понимала, что ее брат прав. У мужа было достаточно проблем, чтобы еще добавлять осознание того, что его жена утаивала от него информацию. Она вытерла глаза и вышла из комнаты.
Саймон был озабочен.
– Я хотел бы сказать вам все, что знаю, милорд, – произнес он. – Но мне не известно ничего больше того, что я уже сказал.
– Мне не нужна информация. Это было сказано для Изабеллы. Не то, чтобы я не верил в ее намерения, но она может проговориться, совершенно не задумываясь над этим… Она всего лишь женщина. Я хотел бы спросить: а на чьей стороне вы сами?
– На вашей, – сразу же ответил Саймон и сглотнул. Джеффри, конечно же, отреагирует на призыв Генриха взяться за оружие, если таковой поступит. Затем облегчение проскользнуло в его глазах. – И не на стороне отца. Если я буду с вами, он под предлогом своего преклонного возраста откажется послать своих людей в войско Джеффри. Мне нет нужды беспокоиться в отношении того, что дело может дойти до столкновения между мной и Джеффри. На чьей стороне бы я ни был, он не нанесет мне удара. Отец всегда говорил, что Джеффри слишком умен. Ему удастся найти какой-нибудь способ, чтобы избежать стычки со мной, если я не смогу сделать этого сам.
– А я могу быть уверен, что приложу все усилия, чтобы вы не сталкивались друг с другом. Но об этом говорить еще рано. Я не собираюсь идти войной на короля. Боже сохрани! Он – мой господин, я поклялся поддерживать его…
– В общем, все правильно, – быстро вставил Саймон. – Но не в притеснении людей, грабеже, несправедливости…
– Это так, но все-таки я не буду вести войну против моего господина, если есть какой-нибудь другой путь заставить его исправить положение. Давайте не будем говорить о подобных исключительных мерах. Возможно, я слишком тронут тем, что вы сказали мне. Я попросил бы вас: не согласились бы вы в случае необходимости быть моим посланником у лорда Ллевелина?
– Конечно, – ответил Саймон, пожалуй, даже слишком поспешно, затем кровь бросилась ему в лицо.
Радость вспыхнула в нем. Когда Рианнон в конце мая попросила его уехать, он сделал это, в бешенстве твердя себе, что она совершенно права. Без сомнения, он был околдован ее присутствием. Если бы он вернулся к нежным скромным женщинам Англии, то вскоре стал бы презирать ее дикое очарование. Только он был не в состоянии даже пытаться. Такое чувство отвращения овладевало им каждый раз, как только он начинал флиртовать, что он тут же спасался бегством. Он даже не мог найти радости в прежних любовницах, которых ему не нужно было добиваться, которые не требовали приятных слов, но жаждали испытать чувственное удовольствие от его сильных и умелых ласк. Он мог облегчить свое тело обыденно, как будто воспользоваться ночным горшком, но в этом уже не находил былого удовольствия. Он желал только Рианнон.
* * *
К июню дела обстояли так, что Саймон с радостью вернулся бы назад в Уэльс, готовый, подобно придворным любовникам из романов, которых он всегда высмеивал, умолять об улыбке, о взгляде, об одном-единственном слове, если бы только не знал, что Рианнон скажет, что он отсутствовал совсем недолго. Его гордость боролась с любовью, и он мог утратить эту женщину, но возникшие проблемы задержали его.
Все это, вместе взятое, плюс то, что Саймон знал: он не мог сказать Рианнон «я был верен», чтобы это не звучало смешно, поскольку он отсутствовал три месяца, удерживало его от возвращения к ней. Теперь, однако, Ричард предлагал ему воспользоваться исключительным предлогом, что в общем-то отвечало сокровенным желаниям самого Саймона. Даже если его сразу не пошлют обратно в Уэльс, верхом удовольствия будет находиться рядом с Ричардом Маршалом, и, что бы граф ни говорил о нежелании оказывать сопротивление королю, Саймон был уверен, что схватка неминуема. По меньшей мере, это может отвлечь его от Рианнон.
– Если вы позволите, милорд, – быстро сказал Саймон, – я приведу с собой своих людей, когда явлюсь с Джеффри и моим отцом. Тогда я смогу сопровождать вас везде, куда бы вы ни направились.
– Я буду счастлив видеть вас рядом с собой и только в сопровождении четырех человек. Но вы полагаете, что разумно демонстрировать вашу связь со мной так открыто? Захочет ли лорд Иэн?
– Он будет так рад избавиться от меня, – весело произнес Саймон, – что, несомненно, одобрит даже мою идею сопровождать самого дьявола. Он считает меня слишком прямолинейным человеком. – Затем он добавил, но уже более сдержанно: – Если бы вы согласились на небольшую хитрость, милорд, и сыграли бы роль одного из моих тяжеловооруженных всадников, пока мы не проедем ворота, то и для вас было бы безопаснее, да и в отношении меня не возник бы вопрос о… моей… компании.
Саймон немного опасался того, что Ричарда может оскорбить мысль о подобной уловке, о необходимости скрывать свое присутствие, но Ричард был слишком практичен, чтобы позволить ложной гордости взять верх и подвергнуть себя опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Удрученный этой новостью, Ричард Маршал прибыл в дом своей сестры. Он свернул с главной дороги лишь в сопровождении нескольких тяжеловооруженных всадников. Небольшое войско отвечало двойной цели – снимало с него всякие подозрения и помечало его «знаком доверия» к доброй воле короля. Саймон разминулся с ним по дороге, но случайно они въехали в Лондон в один и тот же день, и Саймон прибыл в дом Корнуолла через час после прибытия Ричарда.
Изабелла уже рассказала брату о подозрениях Адама, но Ричард только смеялся, целовал ее и называл нервной гусыней. Когда ей доложили о Саймоне, она попросила служанку проводить его в спальню Ричарда, где тот в ванне смывал с себя пыль и пот.
– Скажи ему, что я не примирюсь с этим! – крикнула она вслед Саймону, как только он вошел и слуга закрыл за ним дверь.
Саймон поклонился, немного сбитый с толку выражением удивления на лице Ричарда. Граф Пемброкский был крупным мужчиной, такого же роста, как Саймон, только шире и грузнее, к тому же его плечи и руки украшали шрамы, полученные в сражениях. В комнате было тепло и пахло травами, которые Изабелла добавляла в воду для купания. Казалось, это совсем неподходящее место для обсуждения государственных проблем. Хотя Саймон и был уверен, что опасность существовала и нервозность Изабеллы оправдана, все же он чувствовал, что его предостережение будет звучать нелепо.
– Милорд, – смущаясь, произнес он, – меня зовут Саймон де Випон…
– Оруженосец Вильяма! Я помню вас.
– Саймон, скажи ему! Заставь его поверить, что оставаться опасно, – нетерпеливо повторила Изабелла.
– Ехать тоже опасно, – возразил Ричард, хотя и несколько резковато. – Будь благоразумна, Изабелла. Если меня здесь не будет и я не откликнусь на третье приглашение, Генрих получит право назвать меня предателем. А я не предатель! Я только хочу, чтобы соблюдали законы.
– Тогда вы хотите больше, чем, по-видимому, имеет право желать человек, милорд, – произнес Саймон.
– Вы сказали неприятную вещь, – осторожно ответил Ричард. – Надеюсь, что отрицательная реакция на вызовы короля могла дать ему пищу для размышлений…
– Не того рода размышлений, – перебил Саймон.
Ричард выпрямился в ванне.
– О чем вы говорите?
– Вы не слышали о земле Бассетта?
– Я знаю, что король конфисковал поместье в Комптоне под тем предлогом, что Бассетт считался человеком де Бурга, а Комптон находился слишком близко к Дивайзесу, где содержится под стражей де Бург…
– Нет. Это что-то новое. Бассетт был лишен Апэйвона…
– Что? Когда? – Ричард поднялся в ванне, расплескивая воду во все стороны. Изабелла поспешила к нему с банной простыней в руках. Он выхватил ее у нее и стал поспешно закутывать свое тело. – Почему ты не рассказала мне это?! – гневно обратился он к ней, – вместо всякой чуши о… – внезапно он замолчал и перевел взгляд с Изабеллы на Саймона.
– Я думала, ты знал, – испуганно проговорила Изабелла, но Ричард по-прежнему не смотрел на нее.
К тому времени, как рассказ был закончен, включая подробное описание реакции Генриха на попытку Бассетта добиться справедливости и сообщение о требовании доставки заложников, Ричард уже оделся и сидел у пустого очага, задумчиво потягивая вино из кубка. Саймон вспомнил часто повторяемое Джеффри мнение о том, что из-за излишней страсти в рассказе даже самые непоколебимые факты начинают звучать подозрительно, поэтому он описывал ситуацию более спокойно, чем этого могли ожидать от него люди, хорошо его знавшие. Было очевидно, что его сдержанная манера говорить убедила Пемброка.
– Я оказался в затруднительном положении, – горько произнес Ричард, его глаза были печальны. – Если я не выступлю с протестом против действий короля и не поддержу Бассетта, то не только не сделаю того, что считаю правым, но, по-видимому, и нарушу слово, данное давнему другу нашей семьи. А если начну протестовать, то стану играть на руку Генриху, давая ему повод оправдать…
– Если вы позволите, милорд, сказать, что я думаю и что думает сэр Адам, мой брат, то все дело в том, что не имеет никакого значения, что вы сделаете, пока не наступит момент полных уступок. Даже тогда я не уверен, что король останется удовлетворен. То, как он поступил с де Бургом, по-видимому, должно было возбудить у него аппетит к подчинению до абсолютной бесправности каждого человека в стране.
– Я говорила тебе, Ричард… – прервала его Изабелла.
– Замолчи, Изабелла! – с отсутствующим видом произнес Ричард и задержал свой взгляд на Саймоне. – А что говорят лорд Иэн и лорд Джеффри? – медленно спросил он.
– Мой отец не говорит ничего, разве только, что Генрих не означает зло. Он помнит златокудрого ребенка, лишенного отца и оставшегося с матерью, у которой не было сердца. Лорд Джеффри также не говорит ничего, но… но он похож на саму смерть. Что может он сказать, милорд? Генрих – его кузен, и… я не могу отрицать этого, всегда относился к нему с любовью. Даже этой весной, когда он освободил от службы всех своих кастелянов и передал свои замки в руки тех двоих…
– Попридержите свой язык перед моей сестрой, – полушутя произнес Ричард, за шуткой скрывая предупреждение, так как в комнату как раз вошли слуги, чтобы вылить воду из ванны. У Саймона перехватило дыхание – это были слуги брата короля.
– Мой шурин слишком крепко связан, – сказал Саймон. – Он не может не поддерживать короля, так же как лорд Корнуолл.
При напоминании о том, что поразило его сначала в возбужденном приветствии сестры, а затем в новости, сообщенной Саймоном, Ричард спросил:
– Где Корнуолл?
– У короля, – ответила Изабелла, пристально глядя на брата, затем позволила своему взгляду переместиться на слуг и снова перевела его на Ричарда. – Я распорядилась передать, что ты приехал. Он будет здесь, как только сможет.
Саймон снова вздохнул, но Ричард лишь скользнул взглядом по нему, так ничего и не сказав. Затем, как если бы предшествующий вопрос и ответ на него не имели никакого значения, Ричард спросил:
– Вас возвели в рыцари еще до того, как умер мой брат, не так ли?
– Да, милорд.
– Земля находится сейчас в вашем владении или вы лишь приняли на себя ведение дел в поместьях вашего отца?
– Отец не так стар, как может показаться, – ответил Саймон. – Во всяком случае, земли в основном принадлежат моей матери. Когда-нибудь Джеффри придется беспокоиться о них, но пройдет еще много-много лет до того времени.
– Лорду Джеффри? – спросил Ричард, выказывая действительный интерес и почувствовав облегчение от возможности обсудить самую обычную тему, пока слуги заняты уборкой. – Как это случилось? Разве не Адам – старший сын вашей матери?
– Да, но Адам получил в наследство земли своего отца. Моя мать имеет все права на собственные поместья и приняла решение передать их по женской линии. Моя сестра Джоанна унаследует Роузлинд и прочие титулы матери, кроме того, уже решено, что большая часть земель перейдет после нее Сибелль, а затем – к старшей дочери Сибелль.
– И вас это не волнует? – с любопытством спросил Ричард.
– Бог мой, конечно, нет! – воскликнул Саймон. – Совсем не в моем вкусе быть привязанным к месту судьи и доходным книгам. Мой отец всегда давал мне все, чего я больше всего желал. С разрешения принца Ллевелина он передал мне свою собственность в Уэльсе.
– В Уэльсе? Вы вассал лорда Ллевелина? – спросил Ричард, наклонившись вперед с неожиданной резвостью.
– Да, милорд.
– Он хорошо к вам относится?
– Очень хорошо, – ответил Саймон и затем, считая это важным, добавил: – Он разрешил мне добиваться руки его родной дочери леди Рианнон.
– Добиваться? Если он хочет видеть в вас сына…
– Леди Рианнон – не совсем обычная женщина, – сдержанно произнес Саймон. – Ее нельзя отдать замуж просто, как передать лошадь или участок земли.
– Да, но как только девушка увидит вас – она пропала, – засмеялся Ричард. – Мы можем считать этот брак делом решенным.
Он откинулся назад в кресле, глаза его смотрели в пространство, пока он перебирал в уме возможности, что сулят такие узы для Англии. Поэтому он пропустил мимо ушей замечание Саймона. А вот Изабелла – нет, она закусила губу, надеясь, что ее брат ничего больше не скажет по поводу женитьбы. Она задержала дыхание, когда Ричард повернулся, чтобы вновь пристально посмотреть на Саймона. Слуги уже закончили. Когда вышли последние двое, сгибаясь под тяжестью лохани, лишь на треть заполненной водой, которую собирались вылить во дворе, он подал знак Изабелле пойти и закрыть дверь, что та и сделала.
– Вы любили Вильяма? – неожиданно спросил Ричард.
– Да, – кратко ответил Саймон, но его глаза затуманились, и это явилось для Ричарда гораздо более весомым доказательством чувств Саймона, чем любой пространный и выспренный ответ.
– Тогда… – начал Ричард.
– Ричард! – перебила Изабелла. – Причина, почему мой муж не явился приветствовать тебя, заключается в том, что он не хочет лгать своему брату. Если он не знает, что ты здесь, он не должен говорить Генриху. Ты не учтешь предостережение и не уедешь, дорогой?
Ричард, чье внимание было отвлечено от того, что он собирался сказать Саймону, нахмурился:
– Но ты только что сказала, что послала ему весточку о моем приезде.
– Слуги! Я послала ему сообщение не возвращаться домой, – Изабелла произнесла это со слезами на глазах. – О, Ричард, мне больно видеть, как он страдает. В душе он согласен с тобой. Он делал все возможное, от ползания на коленях до угроз самому превратиться в повстанца, но он не может сделать этого, неважно, насколько неправильными…
– Я не повстанец! – прогремел Ричард. – Я здесь в ответ на требование Генриха явиться на заседание, и это является доказательством того, что я преданный вассал. Я имею право, даже обязан, выражать недовольство нарушением закона и традиции.
– Если вы это сделаете, вас возьмут под стражу и заключат в тюрьму, – предостерег Саймон.
– А если не сделаю, то меня объявят вне закона, – сердито возразил Ричард.
– Лучше быть объявленным вне закона и находиться на свободе, чем сидеть в тюрьме, не будучи изгнанным из общества, – трезво заметил Саймон. – Милорд, я молод, и поэтому вы, несомненно, думаете, что я вижу все только в черном или белом цвете. Позвольте мне попросить Джеффри и моего отца поговорить с вами. Вам известно, что оба – верные подданные короля, но ни один из них не предаст вас.
– Да, да, пожалуйста, Ричард! – взмолилась Изабелла.
Наступило короткое молчание, пока Ричард обдумывал замечание Саймона, последовавшее за ним предложение и результат действия, которое ему следовало бы предпринять, если бы Джеффри и Иэн подтвердили безнадежность ситуации. Потом он произнес:
– Очень хорошо, я был бы счастлив и признателен. Однако прежде чем вы покинете меня, Изабелла, ты не сходишь и не попросишь подготовить лошадь Саймона?
Ее лицо побелело.
– Ты не доверяешь мне, Ричард?
– Клянусь моей жизнью, больше, чем кому бы то ни было, дорогая сестра, но… но если я покину этот дом, не появившись на совете, чего ты так сильно добиваешься от меня, то скорее всего за несколько дней твой муж и я превратимся во врагов…
– Нет, Ричард, нет!
– Разве ты только что не сказала, что он поддержит своего брата? Ну же, Изабелла, не плачь: я знаю, ты не причинишь вреда ни мне, ни кому-либо еще, не сделаешь больно, но есть вопросы, которые я хотел бы задать, а ты смущением на лице или взглядом можешь дать понять Ричарду, что знала больше, чем хотела ему сказать. Между тобой и твоим мужем возникнет ненужное подозрение… Иди, дорогая.
– Ужасно, – прошептала Изабелла, но она была разумной женщиной и понимала, что ее брат прав. У мужа было достаточно проблем, чтобы еще добавлять осознание того, что его жена утаивала от него информацию. Она вытерла глаза и вышла из комнаты.
Саймон был озабочен.
– Я хотел бы сказать вам все, что знаю, милорд, – произнес он. – Но мне не известно ничего больше того, что я уже сказал.
– Мне не нужна информация. Это было сказано для Изабеллы. Не то, чтобы я не верил в ее намерения, но она может проговориться, совершенно не задумываясь над этим… Она всего лишь женщина. Я хотел бы спросить: а на чьей стороне вы сами?
– На вашей, – сразу же ответил Саймон и сглотнул. Джеффри, конечно же, отреагирует на призыв Генриха взяться за оружие, если таковой поступит. Затем облегчение проскользнуло в его глазах. – И не на стороне отца. Если я буду с вами, он под предлогом своего преклонного возраста откажется послать своих людей в войско Джеффри. Мне нет нужды беспокоиться в отношении того, что дело может дойти до столкновения между мной и Джеффри. На чьей стороне бы я ни был, он не нанесет мне удара. Отец всегда говорил, что Джеффри слишком умен. Ему удастся найти какой-нибудь способ, чтобы избежать стычки со мной, если я не смогу сделать этого сам.
– А я могу быть уверен, что приложу все усилия, чтобы вы не сталкивались друг с другом. Но об этом говорить еще рано. Я не собираюсь идти войной на короля. Боже сохрани! Он – мой господин, я поклялся поддерживать его…
– В общем, все правильно, – быстро вставил Саймон. – Но не в притеснении людей, грабеже, несправедливости…
– Это так, но все-таки я не буду вести войну против моего господина, если есть какой-нибудь другой путь заставить его исправить положение. Давайте не будем говорить о подобных исключительных мерах. Возможно, я слишком тронут тем, что вы сказали мне. Я попросил бы вас: не согласились бы вы в случае необходимости быть моим посланником у лорда Ллевелина?
– Конечно, – ответил Саймон, пожалуй, даже слишком поспешно, затем кровь бросилась ему в лицо.
Радость вспыхнула в нем. Когда Рианнон в конце мая попросила его уехать, он сделал это, в бешенстве твердя себе, что она совершенно права. Без сомнения, он был околдован ее присутствием. Если бы он вернулся к нежным скромным женщинам Англии, то вскоре стал бы презирать ее дикое очарование. Только он был не в состоянии даже пытаться. Такое чувство отвращения овладевало им каждый раз, как только он начинал флиртовать, что он тут же спасался бегством. Он даже не мог найти радости в прежних любовницах, которых ему не нужно было добиваться, которые не требовали приятных слов, но жаждали испытать чувственное удовольствие от его сильных и умелых ласк. Он мог облегчить свое тело обыденно, как будто воспользоваться ночным горшком, но в этом уже не находил былого удовольствия. Он желал только Рианнон.
* * *
К июню дела обстояли так, что Саймон с радостью вернулся бы назад в Уэльс, готовый, подобно придворным любовникам из романов, которых он всегда высмеивал, умолять об улыбке, о взгляде, об одном-единственном слове, если бы только не знал, что Рианнон скажет, что он отсутствовал совсем недолго. Его гордость боролась с любовью, и он мог утратить эту женщину, но возникшие проблемы задержали его.
Все это, вместе взятое, плюс то, что Саймон знал: он не мог сказать Рианнон «я был верен», чтобы это не звучало смешно, поскольку он отсутствовал три месяца, удерживало его от возвращения к ней. Теперь, однако, Ричард предлагал ему воспользоваться исключительным предлогом, что в общем-то отвечало сокровенным желаниям самого Саймона. Даже если его сразу не пошлют обратно в Уэльс, верхом удовольствия будет находиться рядом с Ричардом Маршалом, и, что бы граф ни говорил о нежелании оказывать сопротивление королю, Саймон был уверен, что схватка неминуема. По меньшей мере, это может отвлечь его от Рианнон.
– Если вы позволите, милорд, – быстро сказал Саймон, – я приведу с собой своих людей, когда явлюсь с Джеффри и моим отцом. Тогда я смогу сопровождать вас везде, куда бы вы ни направились.
– Я буду счастлив видеть вас рядом с собой и только в сопровождении четырех человек. Но вы полагаете, что разумно демонстрировать вашу связь со мной так открыто? Захочет ли лорд Иэн?
– Он будет так рад избавиться от меня, – весело произнес Саймон, – что, несомненно, одобрит даже мою идею сопровождать самого дьявола. Он считает меня слишком прямолинейным человеком. – Затем он добавил, но уже более сдержанно: – Если бы вы согласились на небольшую хитрость, милорд, и сыграли бы роль одного из моих тяжеловооруженных всадников, пока мы не проедем ворота, то и для вас было бы безопаснее, да и в отношении меня не возник бы вопрос о… моей… компании.
Саймон немного опасался того, что Ричарда может оскорбить мысль о подобной уловке, о необходимости скрывать свое присутствие, но Ричард был слишком практичен, чтобы позволить ложной гордости взять верх и подвергнуть себя опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45