Я уезжал с Бассеттом и Сиуордом. Каким образом вы так быстро добрались сюда? Вы что, летели на крыльях?
- Лучше бы мы летели на крыльях, - шутливо ответила жена сэра Джона. - Будь у нас крылья, мне бы не пришлось сидеть сейчас на дополнительных подушках.
- Вы велели прибыть как можно быстрее, милорд, поэтому я старательно торопила всех, - сосредоточенно ответила Сибель, не сдержав при этом улыбки.
Но внутри у нее снова все похолодело. Уолтер никогда не приветствовал ее таким образом прежде. Его публичные теплые объятия показались ей фальшивыми, будто бы он переусердствовал в проявлении своей любви, желая скрыть нечто еще. Из головы у нее не выходило письмо Мари, но она не могла заставить себя отдать это письмо ему здесь, где все видели их лица. Ее мозг, казалось, оцепенел, и она не могла подыскать благовидный предлог, чтобы уйти и увести с собой Уолтера - по крайней мере такой предлог, который не вызвал бы шуток. Шуток она бы сейчас не вынесла.
Уолтер не успел заметить, что с Сибель творится что-то неладное. Хотя от него не ускользнуло, что она не отреагировала на его поцелуи должным образом, он приписал это удивлению и тому, что в зале присутствовали посторонние. Но сэр Роланд, уловивший смысл слов «... уезжал с Бассеттом и Сиуордом», почти мгновенно отвлек Уолтера от мыслей о жене. Он поднялся и, уступая Уолтеру свое кресло, спросил, что тот подразумевал под данной фразой.
Сэр Роланд понимал - как правило, гражданская война скверно отражалась на тех, кто сохранял нейтралитет, ибо, ограждая себя от принятия той или иной стороны, они зачастую становились мишенями для обоих противников. До сих пор Клиро избегал опасности, поскольку Ричард Маршал и слышать не хотел о нападении на собственность своей «тети» Элинор и «дяди» Иэна, особенно, когда ему стало ясно, что они не собираются выступать против него. Но в данный момент Пемброк находился в Ирландии, а сэр Роланд не питал того же доверия к заместителям Ричарда. Поэтому его интересовало, не вспыхнула ли война снова.
Ответ Уолтера успокоил минутное волнение сэра Роланда и направил беседу в оживленное обсуждение самого набега, после чего пошел более серьезный разговор о том, на самом ли деле воцарится мир и на каких условиях его должны были заключить.
Во время этого обсуждения Сибель хранила не свойственное для нее молчание. В обычной ситуации она бы, как и любой из присутствующих мужчин, не осталась безучастной к важности предложенной Уолтером политики нападения на собственность королевских министров, помогающих Винчестеру, оберегая в то же время владения самого короля и наиболее преданных ему баронов. Истина заключалась в том, что с тех пор, как несколько часов назад Сибель получила письмо Мари, она не могла думать ни о чем другом, кроме его содержания. Она едва ли слышала то, о чем говорилось. Ее мозг то лихорадочно блуждал в поисках ответа на вопрос, что же нужно было Мари, то она думала, как бы увести Уолтера от остальных.
Последняя проблема, наконец, была решена, когда жена сэра Роланда, воспользовавшись паузой, робко заметила:
- Милорд, сэр Уолтер, должно быть, очень устал и чувствует себя весьма неудобно в этих доспехах. Не кажется ли вам, что было бы гораздо лучше позволить ему разоружиться...
- Что правда, то правда, - перебила ее Сибель, вскакивая на ноги. - Прошу прощения, милорд, что я пренебрегла вашими удобствами. Если вы подниметесь наверх в нашу комнату, я тотчас же исправлю эту ошибку.
Уолтер с живостью поднялся. Разговаривая на тему набега и его возможных последствий, он заметил необычное спокойствие Сибель и снова восхитился совершенством своей супруги. Он решил, что своим скромным поведением она хотела представить его в лучшем свете новому кастеляну, сэру Джону. Его рвение избавиться от доспехов явилось скорее не результатом неудобства, а желанием остаться наедине с Сибель и поведать ей, что он понимает и ценит ее поведение. Кроме того, выказав ей восхищение, Уолтер надеялся побудить ее к подобной скромности и впредь. Он смирился с ее смелым вмешательством в мужские разговоры в кругу ее собственной семьи, но переживал за результаты подобных поступков в кругах, менее привычных к традициям Роузлинда. Говорить на узкой лестнице было невозможно, и Сибель летела перед ним в главную опочивальню, которую сэр Роланд и его жена уступили своей госпоже и ее мужу, с такой скоростью, что Уолтер не мог произнести ни слова. Не пристало кричать комплименты в спину женщине, опережающей вас на два-три шага. Но Уолтера это ничуть не злило. По сути дела, его даже позабавила спешка Сибель. Они уже не спали четыре ночи, а она проявляла такую заинтересованность в радостях брачного ложа, что он спросил себя, уж не хочет ли она войти с ним в плотскую связь прямо сейчас. Таким образом, он не пытался догнать ее, желая предоставить ей время устроить все, что она считала необходимым.
К сожалению, эти самые похвальные намерения плохо отразились на Сибель. Ей показалось, будто Уолтер волочится позади намеренно, из-за нежелания остаться наедине с ней. Внутренний холод стал еще сильней. Она достала из потайного места письмо Мари, повернулась и, когда Уолтер вошел в комнату, протянула это послание ему.
- Это письмо доставили тебе вскоре после секста, - сказала она.
- Письмо? - отозвался он.
Уолтер не догадывался, кто написал ему, но суровый тон супруги ничего хорошего не предвещал, и он схватил пергаментный свиток с таким беспокойством, что Сибель приняла этот жест за обычную нетерпеливость. Он даже не потрудился взглянуть на печать перед тем, как сломать ее. Это было вполне резонно: естественно, Уолтер гораздо быстрее мог узнать имя автора, прочитав вступление, нежели пытаясь разобрать надпись на печати. Однако Сибель показалось, будто он не только знал, от кого пришло это письмо, но и с нетерпением ожидал его прибытия.
Сибель пронзила столь сильная боль, что слезы застлали ей глаза, но гордость не позволила в открытую проявить перед Уолтером такую слабость. Она отвернулась, подошла к огню и встала рядом, потирая ладошки. Однако сейчас ей не помог бы ни один костер. Хуже того, это помешало ей заметить выражение лица мужа, изменившееся от хмурой досады, когда он увидел имя Мари, до бледности, вызванной ужасом, когда он начал читать то, что та написала:
«Возможно, у меня нет права писать Вам, но я уже не знаю, куда обратиться за помощью. Несмотря на обещание не рассказывать никому о том, что произошло между нами, граф Пемброк сообщил обо всем моей сестре, и она, в страхе оказаться заточенной в четырех стенах вдалеке от всей жизни, приказала мне делать вид, будто я не знаю Вас. Насколько Вам известно, я пыталась подчиниться ей, но, увы, мои чувства пересилили осторожность, когда я заметила, что моя холодность беспокоит Вас. Не думаю, что тот невинный разговор, имевший место между нами в компании за столом, мог обидеть Жервез, но она восприняла его как предзнаменование того, что я намерена пренебречь ее советами. Она приказала мне покинуть Клиффорд, а когда я спросила у нее разрешения вернуться после Вашего отъезда, она ничего мне не ответила.
Пишу я Вам не затем, чтобы просить Вас вступиться за меня; я даже умоляю Вас вообще ничего не говорить Жервез. Просьбами Вы только сильнее разожжете ее гнев, который, предоставленный самому себе, может угаснуть. Мне остается лишь молиться, чтобы моя сестра не отреклась от меня полностью. Она знает, что у меня нет родных, кроме нее, что мою приданную собственность несправедливо захватил брат моего покойного супруга. Я просто не могу поверить, что она позволит мне умирать голодной смертью.
Написать Вам меня заставил страх перед тем, что, даже если Жервез позволит мне вернуться, она всегда сможет прогнать меня снова. У меня есть еще одна проблема. Пока она не столь велика, но со временем вырастет, и я не смогу больше скрывать ее от моей сестры. Возможно, Вы не поверите мне или предпочтете поверить бесчестной клевете моего зятя. Могу лишь сказать, что, когда граф столь грубо обвинил меня в дурном поведении, я так перепугалась нападок со стороны человека, который должен был бы послужить мне опорой и утешением, что не смогла защитить себя. Более того, боль, поразившая меня, не оставила мне никаких сомнений, что я потеряю то, что стало для меня и радостью, и горем. Наверное, мы с сестрой прокляты, раз уж не умеем сохранить в своем чреве то, что дано нам Богом. И все же этого не произошло. Хотя я не могу поклясться, что этого не случится в любой момент, особенно теперь, когда меня оставили все душевные силы, я тем не менее не знаю, что мне делать. Возможно, граф прогонит меня, даже если этого не сделает моя сестра.
Клянусь Вам душами моего отца и моей любимой матушки, что не испытывала трудностей ни с одним мужчиной, кроме Вас, после смерти моего мужа. Я не смею обращаться к Вам открыто из страха перед графом Пемброкским и моей сестрой, кроме того, я не желаю неприятностей Вам и леди Сибель, Вашей жене. И все же я сойду с ума, если Вы не скажете мне хотя бы одно утешительное слово, коль Вы не можете предложить ничего большего. В связи с этим я покинула Красуолл и нахожусь сейчас в небольшом поместье Хей. Не знаю, сколько еще тамошний бейлиф будет терпеть мое присутствие, но, боюсь, скоро он поинтересуется у Жервез, давала ли она свое согласие на мое пребывание в его доме.
Таким образом, я умоляю Вас тайком приехать ко мне, как только Вы сможете. От Клиро до Хея чуть больше мили. Прошу Вас, приезжайте один, чтобы ни одна душа не узнала, кого Вы навещаете. Если неприятности оставят меня, никто не должен знать о нашей встрече и о том, что я ослушалась свою сестру. Возможно, тогда она простит меня. Но я должна увидеться с Вами. Еще раз умоляю Вас приехать ко мне, хотя бы на несколько минут, хотя бы для того, чтобы сказать, что Вам безразлично, жива я или мертва, что Вы не хотите больше иметь из-за меня хлопот».
- Я снова должен уехать, - сказал Уолтер. Сибель повернулась, плотно сжав руки.
- Уехать? Куда?
- В Хей, - ответил он. Он осторожно скручивал письмо, не отрывая от него глаз, его губы были плотно сжаты, но Сибель не заметила этого, поскольку голова Уолтера оставалась наклонена.
Неугасимая ярость перемешалась в душе Сибель с ледяной болью.
- Я прочитала печать, - сказала она. - Я знаю, что это письмо принадлежит Мари де ле Морес.
- Да.
Уолтера ошеломило это письмо и проблема, которую он считал уже похороненной. Как бы ему хотелось бросить письмо Мари в руки Сибель и спросить се, что ему делить Безусловно, она простила бы ему одну-единственную ошибку, обернувшуюся такими трагическими последствиями. Она должна понять, что он отнюдь не намеревался изменить ей. И если семья Сибель пожелает приютить Мари до рождения ребенка, а затем взять на себя все заботы по новорожденному, можно избежать худшей из бед. Но он не мог открыть Сибель беду Мари без ее разрешения.
А что, если Мари не захочет позволить ему попросить о помощи Сибель? Он бы мог послать Мари в Голдклифф, но там она будет несчастна, ибо этот крохотный замок почти так же изолирован, как Пемброк. Да и как он объяснит Сибель присутствие Мари в его замке, если Мари не позволит ему рассказать всю историю? Может быть, она захочет укрыться в монастыре? Если так, то в каком? И захочет ли она изменить свое имя? А что будет потом? В круговерти мыслей Уолтер нашел в своем словарном запасе лишь одно унылое слово «да». Он спрятал письмо в рукав кольчуги и направился к двери.
- Уолтер! - резко воскликнула Сибель. - Тебе больше нечего мне сказать?
- Не сейчас, - ответил он. - Сначала я должен поговорить с Мари. - Он так обезумел от печали, что даже не понял, что может подумать его жена.
Сибель открыла от изумления рот.
- Ты должен поговорить с Мари, не объяснившись со мной?! Я твоя супруга! Не знаю, как относятся к таким вещам другие жены, но, насколько мне известно, тебя предупреждали о том, что я не из тех женщин, которые готовы делить своих мужей с их любовницами.
- Не будь такой глупой, - огрызнулся Уолтер. - Мари меня совсем не интересует. Я причинил ей боль и обязан загладить свою вину. Это все.
- Ты сам глупец, - огрызнулась в ответ Сибель. - Неужели ты не видишь, что эта женщина плевать на тебя хотела, что она просто стремится навлечь на нас неприятности?
- Не приписывай ей все грехи ада, - холодно заметил Уолтер. - Зло причинил ей я, а не она мне. Тебе она тоже не сделала ничего худого и не помышляет об этом.
- Ах, как ты прав, это я дура! - воскликнула Сибель. - Ведь еще с самого начала, в Билте, я заметила, что между вами с Мари что-то есть, но обманывала сама себя, утверждая, что тебе нужна только я. Я поверила тебе, когда ты был готов принять меня без всякого приданого, но теперь вижу, как права была Жервез, утверждая, что я нужна тебе только из-за богатства и власти. Ты провел хитрый маневр! Ты знал, что меня не отдадут без Роузлинда, поэтому перестраховался на всякий случай и попросил моей руки без всякого приданого.
- Сибель, у меня нет времени опровергать чушь, - резко отрезал Уолтер. - Тебе известно не хуже меня, что я не могу извлечь пользу из нашего брака без твоего желания. Неужели я настолько безумен, что стал бы злить тебя, будь мне нужны лишь твои земли?
- Любовь делает людей идиотами! - выпалила Сибель. - И я стала ее жертвой!
- Так, так! - проревел Уолтер. - Зато из меня она не сделала идиота! Я не собираюсь оставаться и спорить с тобой допоздна, а затем возвращаться из Хея в темноте.
- Уолтер, - сказала Сибель ровным, ледяным голосом, - если ты уедешь к своей любовнице сейчас, можешь не беспокоиться об обратной дороге после наступления сумерок. Тебя не впустят ни в этот замок, ни в любое другое место, где буду находиться я.
- Не угрожай мне! - прохрипел он, готовый взорваться. - Ревнивая дура, ты погубишь нас из-за ненавистного мне долга чести, из-за женщины, которая беспокоит меня только лишь потому, что я обидел ее. Я люблю тебя, и только тебя, но если ты думаешь, что я способен лгать ради собственной выгоды, считай, что меня больше нет! Не бойся, если ты не впустишь меня, я и пальцем не пошевельну, чтобы добраться до тебя. - Он пристально посмотрел на нее с минуту, затем добавил более мягко: - Клянусь, я люблю только тебя, но не собираюсь превращаться в тряпку, которой вытирают плевок. Я бы все объяснил, если бы мог, но поскольку не могу, ты должна, доверять мне или порвать со мной!
28
Уолтер покинул комнату; Сибель некоторое время стояла, словно вкопанная, разрываясь на части от гнева и муки, не в силах поверить, что он действительно ушел. Она напрягала слух, надеясь услышать его шаги, и в конце концов бросилась на кровать, разразившись рыданиями. Поток слез охладил пламя гнева, оставив лишь тупую боль страданий.
Ее мозг не переставал твердить: «Он уехал к ней, он уехал к ней», и каждый раз в ее голове словно эхом раздавался ответ, что он любит только ее и она должна доверять ему.
- Все мужчины - лжецы, - тихонько всхлипнула Сибель.
Но на самом деле Сибель не знала ни одного мужчины, который бы лгал. Она слышала от других множество печальных историй об обмане и жестокости, и, конечно, знала песни менестрелей о покинутых прекрасных девушках, а также о брошенных верных любовниках. Однако ее личный опыт являл собой полную противоположность. Все мужчины в ее семье были любящими и преданными мужьями. Они не лгали своим женам, не лгали им даже тогда, когда еще не были женаты и ухлестывали за другими женщинами. Сибель знала, что даже Саймон, самый отъявленный любовник, никогда не обещал ни одной женщине, кроме Рианнон, ни любви, ни постоянства, которые отдавал последней без всякого обмана.
Сибель вытерла глаза и присела. Почему она так плохо подумала об Уолтере? Давал ли он когда-либо ей повод для этого? И если он хотел солгать, почему же он не солгал в данном случае? Сибель понимала, что ее муж не глупец и мог бы представить какое-нибудь приемлемое объяснение, вместо того, чтобы говорить, будто он просто не может ничего сказать. К тому же его глаза были абсолютно тусклы. Сибель видела, как умеют пылать глаза Уолтера любовью или предвкушением любви s но в подобных ситуациях они обычно были устремлены на нее.
Может, она действительно была лишь ревнивой дурой? Откуда ей это знать? Что там сказал Уолтер? Что он причинил Мари боль и должен загладить свою вину. Какую боль мог причинить мужчина женщине? Сибель знала, что Мари не стяжала себе дурной славы. Ее знали как кокетку, но ничего более дурного о ней не говорилось. Эта боль заставила его мчаться к ней после утренней, пускай и несерьезной, стычки, сразу же после того, как он вернулся к своей молодой жене. Сибель стиснула зубы. Либо Уолтер был абсолютно без ума от Мари, а это был полнейший бред, ибо он мог просить ее руки и жениться на ней с благословения Ричарда, либо... тут крылось что-то еще.
Как только все прояснилось, Сибель кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Лучше бы мы летели на крыльях, - шутливо ответила жена сэра Джона. - Будь у нас крылья, мне бы не пришлось сидеть сейчас на дополнительных подушках.
- Вы велели прибыть как можно быстрее, милорд, поэтому я старательно торопила всех, - сосредоточенно ответила Сибель, не сдержав при этом улыбки.
Но внутри у нее снова все похолодело. Уолтер никогда не приветствовал ее таким образом прежде. Его публичные теплые объятия показались ей фальшивыми, будто бы он переусердствовал в проявлении своей любви, желая скрыть нечто еще. Из головы у нее не выходило письмо Мари, но она не могла заставить себя отдать это письмо ему здесь, где все видели их лица. Ее мозг, казалось, оцепенел, и она не могла подыскать благовидный предлог, чтобы уйти и увести с собой Уолтера - по крайней мере такой предлог, который не вызвал бы шуток. Шуток она бы сейчас не вынесла.
Уолтер не успел заметить, что с Сибель творится что-то неладное. Хотя от него не ускользнуло, что она не отреагировала на его поцелуи должным образом, он приписал это удивлению и тому, что в зале присутствовали посторонние. Но сэр Роланд, уловивший смысл слов «... уезжал с Бассеттом и Сиуордом», почти мгновенно отвлек Уолтера от мыслей о жене. Он поднялся и, уступая Уолтеру свое кресло, спросил, что тот подразумевал под данной фразой.
Сэр Роланд понимал - как правило, гражданская война скверно отражалась на тех, кто сохранял нейтралитет, ибо, ограждая себя от принятия той или иной стороны, они зачастую становились мишенями для обоих противников. До сих пор Клиро избегал опасности, поскольку Ричард Маршал и слышать не хотел о нападении на собственность своей «тети» Элинор и «дяди» Иэна, особенно, когда ему стало ясно, что они не собираются выступать против него. Но в данный момент Пемброк находился в Ирландии, а сэр Роланд не питал того же доверия к заместителям Ричарда. Поэтому его интересовало, не вспыхнула ли война снова.
Ответ Уолтера успокоил минутное волнение сэра Роланда и направил беседу в оживленное обсуждение самого набега, после чего пошел более серьезный разговор о том, на самом ли деле воцарится мир и на каких условиях его должны были заключить.
Во время этого обсуждения Сибель хранила не свойственное для нее молчание. В обычной ситуации она бы, как и любой из присутствующих мужчин, не осталась безучастной к важности предложенной Уолтером политики нападения на собственность королевских министров, помогающих Винчестеру, оберегая в то же время владения самого короля и наиболее преданных ему баронов. Истина заключалась в том, что с тех пор, как несколько часов назад Сибель получила письмо Мари, она не могла думать ни о чем другом, кроме его содержания. Она едва ли слышала то, о чем говорилось. Ее мозг то лихорадочно блуждал в поисках ответа на вопрос, что же нужно было Мари, то она думала, как бы увести Уолтера от остальных.
Последняя проблема, наконец, была решена, когда жена сэра Роланда, воспользовавшись паузой, робко заметила:
- Милорд, сэр Уолтер, должно быть, очень устал и чувствует себя весьма неудобно в этих доспехах. Не кажется ли вам, что было бы гораздо лучше позволить ему разоружиться...
- Что правда, то правда, - перебила ее Сибель, вскакивая на ноги. - Прошу прощения, милорд, что я пренебрегла вашими удобствами. Если вы подниметесь наверх в нашу комнату, я тотчас же исправлю эту ошибку.
Уолтер с живостью поднялся. Разговаривая на тему набега и его возможных последствий, он заметил необычное спокойствие Сибель и снова восхитился совершенством своей супруги. Он решил, что своим скромным поведением она хотела представить его в лучшем свете новому кастеляну, сэру Джону. Его рвение избавиться от доспехов явилось скорее не результатом неудобства, а желанием остаться наедине с Сибель и поведать ей, что он понимает и ценит ее поведение. Кроме того, выказав ей восхищение, Уолтер надеялся побудить ее к подобной скромности и впредь. Он смирился с ее смелым вмешательством в мужские разговоры в кругу ее собственной семьи, но переживал за результаты подобных поступков в кругах, менее привычных к традициям Роузлинда. Говорить на узкой лестнице было невозможно, и Сибель летела перед ним в главную опочивальню, которую сэр Роланд и его жена уступили своей госпоже и ее мужу, с такой скоростью, что Уолтер не мог произнести ни слова. Не пристало кричать комплименты в спину женщине, опережающей вас на два-три шага. Но Уолтера это ничуть не злило. По сути дела, его даже позабавила спешка Сибель. Они уже не спали четыре ночи, а она проявляла такую заинтересованность в радостях брачного ложа, что он спросил себя, уж не хочет ли она войти с ним в плотскую связь прямо сейчас. Таким образом, он не пытался догнать ее, желая предоставить ей время устроить все, что она считала необходимым.
К сожалению, эти самые похвальные намерения плохо отразились на Сибель. Ей показалось, будто Уолтер волочится позади намеренно, из-за нежелания остаться наедине с ней. Внутренний холод стал еще сильней. Она достала из потайного места письмо Мари, повернулась и, когда Уолтер вошел в комнату, протянула это послание ему.
- Это письмо доставили тебе вскоре после секста, - сказала она.
- Письмо? - отозвался он.
Уолтер не догадывался, кто написал ему, но суровый тон супруги ничего хорошего не предвещал, и он схватил пергаментный свиток с таким беспокойством, что Сибель приняла этот жест за обычную нетерпеливость. Он даже не потрудился взглянуть на печать перед тем, как сломать ее. Это было вполне резонно: естественно, Уолтер гораздо быстрее мог узнать имя автора, прочитав вступление, нежели пытаясь разобрать надпись на печати. Однако Сибель показалось, будто он не только знал, от кого пришло это письмо, но и с нетерпением ожидал его прибытия.
Сибель пронзила столь сильная боль, что слезы застлали ей глаза, но гордость не позволила в открытую проявить перед Уолтером такую слабость. Она отвернулась, подошла к огню и встала рядом, потирая ладошки. Однако сейчас ей не помог бы ни один костер. Хуже того, это помешало ей заметить выражение лица мужа, изменившееся от хмурой досады, когда он увидел имя Мари, до бледности, вызванной ужасом, когда он начал читать то, что та написала:
«Возможно, у меня нет права писать Вам, но я уже не знаю, куда обратиться за помощью. Несмотря на обещание не рассказывать никому о том, что произошло между нами, граф Пемброк сообщил обо всем моей сестре, и она, в страхе оказаться заточенной в четырех стенах вдалеке от всей жизни, приказала мне делать вид, будто я не знаю Вас. Насколько Вам известно, я пыталась подчиниться ей, но, увы, мои чувства пересилили осторожность, когда я заметила, что моя холодность беспокоит Вас. Не думаю, что тот невинный разговор, имевший место между нами в компании за столом, мог обидеть Жервез, но она восприняла его как предзнаменование того, что я намерена пренебречь ее советами. Она приказала мне покинуть Клиффорд, а когда я спросила у нее разрешения вернуться после Вашего отъезда, она ничего мне не ответила.
Пишу я Вам не затем, чтобы просить Вас вступиться за меня; я даже умоляю Вас вообще ничего не говорить Жервез. Просьбами Вы только сильнее разожжете ее гнев, который, предоставленный самому себе, может угаснуть. Мне остается лишь молиться, чтобы моя сестра не отреклась от меня полностью. Она знает, что у меня нет родных, кроме нее, что мою приданную собственность несправедливо захватил брат моего покойного супруга. Я просто не могу поверить, что она позволит мне умирать голодной смертью.
Написать Вам меня заставил страх перед тем, что, даже если Жервез позволит мне вернуться, она всегда сможет прогнать меня снова. У меня есть еще одна проблема. Пока она не столь велика, но со временем вырастет, и я не смогу больше скрывать ее от моей сестры. Возможно, Вы не поверите мне или предпочтете поверить бесчестной клевете моего зятя. Могу лишь сказать, что, когда граф столь грубо обвинил меня в дурном поведении, я так перепугалась нападок со стороны человека, который должен был бы послужить мне опорой и утешением, что не смогла защитить себя. Более того, боль, поразившая меня, не оставила мне никаких сомнений, что я потеряю то, что стало для меня и радостью, и горем. Наверное, мы с сестрой прокляты, раз уж не умеем сохранить в своем чреве то, что дано нам Богом. И все же этого не произошло. Хотя я не могу поклясться, что этого не случится в любой момент, особенно теперь, когда меня оставили все душевные силы, я тем не менее не знаю, что мне делать. Возможно, граф прогонит меня, даже если этого не сделает моя сестра.
Клянусь Вам душами моего отца и моей любимой матушки, что не испытывала трудностей ни с одним мужчиной, кроме Вас, после смерти моего мужа. Я не смею обращаться к Вам открыто из страха перед графом Пемброкским и моей сестрой, кроме того, я не желаю неприятностей Вам и леди Сибель, Вашей жене. И все же я сойду с ума, если Вы не скажете мне хотя бы одно утешительное слово, коль Вы не можете предложить ничего большего. В связи с этим я покинула Красуолл и нахожусь сейчас в небольшом поместье Хей. Не знаю, сколько еще тамошний бейлиф будет терпеть мое присутствие, но, боюсь, скоро он поинтересуется у Жервез, давала ли она свое согласие на мое пребывание в его доме.
Таким образом, я умоляю Вас тайком приехать ко мне, как только Вы сможете. От Клиро до Хея чуть больше мили. Прошу Вас, приезжайте один, чтобы ни одна душа не узнала, кого Вы навещаете. Если неприятности оставят меня, никто не должен знать о нашей встрече и о том, что я ослушалась свою сестру. Возможно, тогда она простит меня. Но я должна увидеться с Вами. Еще раз умоляю Вас приехать ко мне, хотя бы на несколько минут, хотя бы для того, чтобы сказать, что Вам безразлично, жива я или мертва, что Вы не хотите больше иметь из-за меня хлопот».
- Я снова должен уехать, - сказал Уолтер. Сибель повернулась, плотно сжав руки.
- Уехать? Куда?
- В Хей, - ответил он. Он осторожно скручивал письмо, не отрывая от него глаз, его губы были плотно сжаты, но Сибель не заметила этого, поскольку голова Уолтера оставалась наклонена.
Неугасимая ярость перемешалась в душе Сибель с ледяной болью.
- Я прочитала печать, - сказала она. - Я знаю, что это письмо принадлежит Мари де ле Морес.
- Да.
Уолтера ошеломило это письмо и проблема, которую он считал уже похороненной. Как бы ему хотелось бросить письмо Мари в руки Сибель и спросить се, что ему делить Безусловно, она простила бы ему одну-единственную ошибку, обернувшуюся такими трагическими последствиями. Она должна понять, что он отнюдь не намеревался изменить ей. И если семья Сибель пожелает приютить Мари до рождения ребенка, а затем взять на себя все заботы по новорожденному, можно избежать худшей из бед. Но он не мог открыть Сибель беду Мари без ее разрешения.
А что, если Мари не захочет позволить ему попросить о помощи Сибель? Он бы мог послать Мари в Голдклифф, но там она будет несчастна, ибо этот крохотный замок почти так же изолирован, как Пемброк. Да и как он объяснит Сибель присутствие Мари в его замке, если Мари не позволит ему рассказать всю историю? Может быть, она захочет укрыться в монастыре? Если так, то в каком? И захочет ли она изменить свое имя? А что будет потом? В круговерти мыслей Уолтер нашел в своем словарном запасе лишь одно унылое слово «да». Он спрятал письмо в рукав кольчуги и направился к двери.
- Уолтер! - резко воскликнула Сибель. - Тебе больше нечего мне сказать?
- Не сейчас, - ответил он. - Сначала я должен поговорить с Мари. - Он так обезумел от печали, что даже не понял, что может подумать его жена.
Сибель открыла от изумления рот.
- Ты должен поговорить с Мари, не объяснившись со мной?! Я твоя супруга! Не знаю, как относятся к таким вещам другие жены, но, насколько мне известно, тебя предупреждали о том, что я не из тех женщин, которые готовы делить своих мужей с их любовницами.
- Не будь такой глупой, - огрызнулся Уолтер. - Мари меня совсем не интересует. Я причинил ей боль и обязан загладить свою вину. Это все.
- Ты сам глупец, - огрызнулась в ответ Сибель. - Неужели ты не видишь, что эта женщина плевать на тебя хотела, что она просто стремится навлечь на нас неприятности?
- Не приписывай ей все грехи ада, - холодно заметил Уолтер. - Зло причинил ей я, а не она мне. Тебе она тоже не сделала ничего худого и не помышляет об этом.
- Ах, как ты прав, это я дура! - воскликнула Сибель. - Ведь еще с самого начала, в Билте, я заметила, что между вами с Мари что-то есть, но обманывала сама себя, утверждая, что тебе нужна только я. Я поверила тебе, когда ты был готов принять меня без всякого приданого, но теперь вижу, как права была Жервез, утверждая, что я нужна тебе только из-за богатства и власти. Ты провел хитрый маневр! Ты знал, что меня не отдадут без Роузлинда, поэтому перестраховался на всякий случай и попросил моей руки без всякого приданого.
- Сибель, у меня нет времени опровергать чушь, - резко отрезал Уолтер. - Тебе известно не хуже меня, что я не могу извлечь пользу из нашего брака без твоего желания. Неужели я настолько безумен, что стал бы злить тебя, будь мне нужны лишь твои земли?
- Любовь делает людей идиотами! - выпалила Сибель. - И я стала ее жертвой!
- Так, так! - проревел Уолтер. - Зато из меня она не сделала идиота! Я не собираюсь оставаться и спорить с тобой допоздна, а затем возвращаться из Хея в темноте.
- Уолтер, - сказала Сибель ровным, ледяным голосом, - если ты уедешь к своей любовнице сейчас, можешь не беспокоиться об обратной дороге после наступления сумерок. Тебя не впустят ни в этот замок, ни в любое другое место, где буду находиться я.
- Не угрожай мне! - прохрипел он, готовый взорваться. - Ревнивая дура, ты погубишь нас из-за ненавистного мне долга чести, из-за женщины, которая беспокоит меня только лишь потому, что я обидел ее. Я люблю тебя, и только тебя, но если ты думаешь, что я способен лгать ради собственной выгоды, считай, что меня больше нет! Не бойся, если ты не впустишь меня, я и пальцем не пошевельну, чтобы добраться до тебя. - Он пристально посмотрел на нее с минуту, затем добавил более мягко: - Клянусь, я люблю только тебя, но не собираюсь превращаться в тряпку, которой вытирают плевок. Я бы все объяснил, если бы мог, но поскольку не могу, ты должна, доверять мне или порвать со мной!
28
Уолтер покинул комнату; Сибель некоторое время стояла, словно вкопанная, разрываясь на части от гнева и муки, не в силах поверить, что он действительно ушел. Она напрягала слух, надеясь услышать его шаги, и в конце концов бросилась на кровать, разразившись рыданиями. Поток слез охладил пламя гнева, оставив лишь тупую боль страданий.
Ее мозг не переставал твердить: «Он уехал к ней, он уехал к ней», и каждый раз в ее голове словно эхом раздавался ответ, что он любит только ее и она должна доверять ему.
- Все мужчины - лжецы, - тихонько всхлипнула Сибель.
Но на самом деле Сибель не знала ни одного мужчины, который бы лгал. Она слышала от других множество печальных историй об обмане и жестокости, и, конечно, знала песни менестрелей о покинутых прекрасных девушках, а также о брошенных верных любовниках. Однако ее личный опыт являл собой полную противоположность. Все мужчины в ее семье были любящими и преданными мужьями. Они не лгали своим женам, не лгали им даже тогда, когда еще не были женаты и ухлестывали за другими женщинами. Сибель знала, что даже Саймон, самый отъявленный любовник, никогда не обещал ни одной женщине, кроме Рианнон, ни любви, ни постоянства, которые отдавал последней без всякого обмана.
Сибель вытерла глаза и присела. Почему она так плохо подумала об Уолтере? Давал ли он когда-либо ей повод для этого? И если он хотел солгать, почему же он не солгал в данном случае? Сибель понимала, что ее муж не глупец и мог бы представить какое-нибудь приемлемое объяснение, вместо того, чтобы говорить, будто он просто не может ничего сказать. К тому же его глаза были абсолютно тусклы. Сибель видела, как умеют пылать глаза Уолтера любовью или предвкушением любви s но в подобных ситуациях они обычно были устремлены на нее.
Может, она действительно была лишь ревнивой дурой? Откуда ей это знать? Что там сказал Уолтер? Что он причинил Мари боль и должен загладить свою вину. Какую боль мог причинить мужчина женщине? Сибель знала, что Мари не стяжала себе дурной славы. Ее знали как кокетку, но ничего более дурного о ней не говорилось. Эта боль заставила его мчаться к ней после утренней, пускай и несерьезной, стычки, сразу же после того, как он вернулся к своей молодой жене. Сибель стиснула зубы. Либо Уолтер был абсолютно без ума от Мари, а это был полнейший бред, ибо он мог просить ее руки и жениться на ней с благословения Ричарда, либо... тут крылось что-то еще.
Как только все прояснилось, Сибель кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51