В этот момент человек, с которым они приехали, поднялся и поискал их глазами. Она поспешила сделать то же и стала трясти брата, готового задремать.
— Мы должны ехать! Вы не сердитесь на меня за то, что я нарушила ваш ужин? Мне нужно было — поделиться.
— У вас что же, нет подруг?
— Почти нет. Нас с Адрианом всегда видят вместе, если он, конечно, не работает, но и тогда я хожу за ним. Мне кажется, над нами посмеиваются…
— Не терзайте себя! Я постараюсь что-нибудь сделать…
— Спасибо! О, спасибо!.. Пошли, Адриан, нас ждут! Прежде чем Гийом успел пошевелиться, она наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Мне не надо извиняться, правда? Ведь родственникам можно…
Она была уже в конце зала, увлекая за собой покачивающегося брата. Гийом видел, как они подошли к человеку в куртке, с раскрасневшимся лицом под черной широкополой шляпой, и вместе вышли. Машинальным: движением Тремэн обтер щеку тыльной стороной ладони, так как поцелуй Адель был ему неприятен. Встреча заставила его задуматься, и хотя он по-прежнему был готов помочь этим двум существам, вызывавшим в нем жалость, но сказал себе, что, по крайней мере, в Ла-Пернель их не поселит. Возможно, в Ридовиле? Надо будет поговорить об этом с аббатом де Ла Шенье…
Решив так, Гийом перестал об этом думать, покончил со своим скромным ужином, расплатился и ушел. Он и не пот дозревал о том, что в ту же самую минуту, сидя в повозке соседа, везшего их в Сен-Васт, Адель втайне радовалась своей находчивости. Удачная мысль — вспомнить об ожоге, который она получила несколько дней тому назад, доставая пирог из раскаленной духовки! До этого момента кузен отнюдь не горел желанием помогать своей очаровательной родственнице! Тремэн стал куда понятливее, как только поверил, что Симона свирепо обращается со своей несчастной дочерью! Интересно, сдержит ли он свое обещание… И что значит «позаботится» — даст им дом? Мать бы, конечно, обрадовалась. И вмешиваться не стала бы, ведь это только начало. Даже если Тремэн не поселит их в Ла-Пернель, даже тогда! Главное было приблизиться к нему насколько возможно. А потом, когда дом построят, будет видно, как в него попасть…Настроение у нее было прекрасное, и она стала напевать, заглушая храп забившегося в угол Адриана, по телу которого бродил выпитый ром…
Спустя три недели в Валони, в старинной церкви Святого Мало, Гаэтан д'Уазкур венчался с Агнес де Нервиль в присутствии многочисленных гостей — любопытство заставило их покинуть свои замки.
Поскольку невеста пребывала в трауре и праздник невозможно было обставить с особой пышностью, барон д'Уазкур поселился в гостинице «Гран Тюрк», а Агнес — у госпожи де Шантелу. Но госпожа дю Меснильдо, как всегда, предложила свои услуги и взялась организовать для всех угощение, после которого предполагалось отметить событие в узком кругу. Супруги собирались провести свою первую брачную ночь в одном из замков, расположенных в окрестностях Валони, после чего они отправлялись с визитами по всей Нормандии, а тем временем в Уазкуре должны были все подготовить к приезду юной баронессы.
Хотя Гийом тоже был приглашен (Агнес сама объявила ему об этом), сначала он хотел отказаться. Его утомила вся эта история, и он резонно полагал, что чем меньше будет видеть мадемуазель де Нервиль, тем лучше будет себя чувствовать. Но он забыл о Розе де Монтандр.
— Все помнят, как Агнес заявила тогда у нас, что вы любите друг друга. Если вас не увидят на свадьбе, то сразу вообразят, что вы от всех скрываете свою печаль.
— Не вижу причин печалиться. Если юная дуреха хочет замуж за старика, это ее дело. Я же ей предлагал освободить ее от долга по отношению к нему, — произнес он высокомерно.
— Не так, как она хотела бы! Покажитесь на людях! Я знаю, что многим красавицам ваше присутствие доставило бы удовольствие.
И вот Гийом рядом с Феликсом стоял посреди готического нефа церкви и смотрел на высокие колонны без капителей, поддерживавшие стрельчатый свод, на кафедру, напоминавшую разрезанное пополам яйцо, на мерцавший в витражах свет, на выполненную в стиле Ренессанс деревянную обшивку римских хоров… — на все что угодно, лишь бы не видеть пару, стоявшую в центре под венцом. Никогда еще он не был в таком плохом настроении и, хоть и не считал себя, как выразилась Роза, «несчастнейшим на земле», ему было ужасно не по себе, и сердце его щемило от чувства, похожего на сожаление.
Лишь только Тремэн вошел в церковь, держа под руку госпожу дю Меснильдо, как его тут же поразил блеск невесты. Она шла по красному ковру под шуршание украшенной кружевами длинной юбки из белой тафты, обхватившей ее тонкую талию. Элегантный силуэт Агнес поднимался к кружевной корзине, где, словно в колыбели, покоилась ее нежная девичья грудь. Под высокой прической, к которой белыми розами была приколота спадавшая вниз вуаль из алансонского кружева, ее лицо поражало перламутровой бледностью, оно все светилось, но не выражало никаких чувств. Агнес смотрела прямо перед собой, на большие зажженные свечи, венчавшие алтарь, у подножия которого ее ожидал старый жених, сверкая тысячью огней, в алом костюме, обильно расшитом серебром и с бриллиантовыми пуговицами.
Стоявшая позади Гийома женщина прошептала:
— Смотрите! На ней нет ни малейшего украшения. А ведь драгоценностей у Уазкура хватает. Свекровь мне как-то рассказывала, что у его первой жены была самая прекрасная шкатулка во все провинции…
— Быть может, она отказалась их надеть? И это понятно, ведь ей ничего не осталось…
— Тсс!.. — зашикали рядом, и тотчас взревел орган, словно выражая возмущение Всевышнего перед лицом неравной пары.
Агнес занимала место возле человека, по брачному договору уже считавшегося ее мужем, ей помогала мадемуазель де Монтандр, свежая и нарядная в своем платье из белого муслина с зеленым поясом, убранном, как и ее большая шляпка, бледным розами, а Тремэну становилось все грустнее. Агнес была права, что отказалась от жемчуга, бриллиантов и еще Бог знает чего: знатные дамы часто так злоупотребляли ими, что походили на лошадей в сбруе. Белые розы на декольте и в волосах и такие же в руках не закрывали чистой линии ее шеи и нежного затылка. Цветы делали их еще прекраснее… а Гийома — еще несчастнее. Это не осталось незамеченным.
— Надеюсь, ты не станешь прямо здесь вызывать старого Уазкура на дуэль? — шепнул обеспокоенный Феликс.
— С чего ты взял?
— Посмотрев на твое лицо. Да и то лишь в профиль…
— И что с моим лицом?
— Ты похож на волка, который щурится на старого барана. Глаза горят, того гляди начнешь облизываться!
— Не беспокойся, я никого не проглочу. Пожелаю счастья молодоженам и отправлюсь прогуляться в Сен-Мало. Хочу взглянуть на свой домик на берегу Ранс и навестить мудрого Потантена, которому мне нужно дать кое-какие распоряжения.
— Неплохая мысль!..
Опять зашикали, и им пришлось замолчать, а между тем церемония разворачивалась по установленным канонам. Госпожа де Шантелу доказала, что не намерена отступать и от своих: она с ужасным стоном упала в обморок в тот самый момент, когда невообразимая чета проследовала мимо, направляясь в выходу.
— Никогда бы не поверила, что мне доведется наблюдать такое зрелище! — вздохнула она после того, как нашатырь возымел свое действие и три пары сильных рук извлекли ее из мрака обширной черной атласной юбки. — Мне почудилось, будто бедная малышка подала руку огромной старой ящерице с красным языком! Это было мерзко и отвратительно!
— Вы хотите сразу же вернуться в Шантелу, тетя? — предложила Роза. — Не стоит подвергать вашу чувствительную натуру новой встрече и…
— Что ты, что ты!.. Моя нежная натура чудненько приспособится после куриного крылышка и бокала шампанского. А у Жанны оно самое что ни на есть прекрасное! Подайте-ка мне вашу руку, господин Тремэн! Вы — наилучшая защита для моих эмоций…
Гийом был вынужден подчиниться. И очень сожалел об этом, поскольку и в самом деле не желал никого видеть. Волей-неволей ему пришлось кланяться, поддерживать разговор, даже смеяться с целой когортой девушек: они атаковали его, лишь только он оставил госпожу де Шантелу в мягких глубинах синего кресла. Драма, к которой Тремэн был причастен, придавала ему особое обаяние, тем более что никто толком не знал, что именно произошло между ним и Агнес де Нервиль. Он то заговаривал с одной, то угощал сладостями или чокался с другой. Улыбчивый, обходительный, чуточку отстраненный, Гийом на всех розовых губках читал немой вопрос, который они не осмеливались задать, а в некоторых, более отважных глазах — даже простодушное приглашение; он никого не обнадеживал и не обескураживал, радуясь этой фривольной, щебечущей и надушенной стайке, отдалявшей его от слишком прекрасной молодой супруги.
Только что Тремэн несколько притворно ей поклонился, машинально произнес поздравления, и новоиспеченная госпожа д'Уазкур ответила ему столь же безразлично. Руки их не прикоснулись одна к другой, глаза не встретились. Они стояли лицом к лицу, словно изваяния, по обе стороны все углублявшейся пропасти, и казалось, что только землетрясение способно ее заполнить, да и то лишь разбив обе каменные статуи. На миг Тремэна охватило желание завладеть прекрасной женщиной и увезти ее на край света…
Но то был всего лишь миг. Другие ожидали своей очереди, чтобы выразить поздравления, по всей видимости, не искренние и чаще всего проникнутые тонкой иронией. Несмотря на похвальные усилия Жанны дю Меснильдо, собравшиеся вели себя чопорно, немного торжественно, так что окружавшие Гийома щебетуньи вносили единственную веселую ноту в эту свадьбу.
Внезапно атмосфера разрядилась: супруги удалились. Каждому из них госпожа дю Меснильдо предоставила комнату, чтобы они могли переодеться. Для большего спокойствия господин д'Уазкур решил провести первые три дня медового месяца в небольшом имении, которым располагал недалеко от Шербурга. Мадемуазель де Монтандр, разумеется, пошла помочь подруге. Как только они покинули гостиную, разговоры пошли веселее, чаще стал раздаваться смех, и прием, наконец, начал походить на праздник. Хозяйка дома, с лица которой не сходила застывшая улыбка, протянула Гийому бокал.
— Уф! — весело вздохнула она. — Кончилась каторга. Или почти кончилась: прощание пройдет незаметно! Какого черта я решила взяться за эти «увеселения», которые и на праздник-то не похожи!
— Вы щедры, любите принимать гостей. Благодаря вам у бедной девушки получилась достойная свадьба… вернее, праздник, достойный так называться.
— Вы верно уточнили, потому что мне она представляется все менее достойной. Когда они выходили сегодня из церкви, мне показалось, что я увидела Смерть, ведущую бедную душу на казнь… Бр-р!.. Меня до сих пор в дрожь кидает!
В этот момент поверх плеча своей собеседницы Гийом заметил Розу, делавшую ему знаки из-за открытой в сад застекленной двери. Он извинился и подошел к девушке.
— Пойдемте! — сказала она. — Агнес хочет с вами поговорить.
— Со мной? Место и время, по-моему, не подходящие!
— Всего на минуту. Она там, в зарослях пионов, справа от старого колодца.
— Я полагал, что она пошла одеваться. А чем занят благородный супруг?
— После столь трудного дня молодая супруга имеет право подышать свежим воздухом в саду…
— Столь трудного дня? По-моему, самое трудное — впереди, — съязвил Тремэн.
Роза пожала плечами.
— Вы идете или нет? Время не ждет!
— Не беспокойтесь, я иду!
Сад был невелик. Сделав всего несколько шагов, Гийом очутился рядом с Агнес. Она сидела на небольшой каменной скамейке и, услышав его шаги, встала. На ней по-прежнему было свадебное платье, но вместо вуали декольте закрывал кружевной воротничок. Ее поза выражала усталость, а вокруг глаз — или то была тень от цветущих кустов? — залегли синяки. Гийом остановился в нескольких шагах от нее.
— Я думал, что нам больше не о чем говорить, — сказал он.
— Осталось только одно. Поскольку речь идет о семейной тайне, прошу отнестись к ней подобающим образом…
— Даю вам честное слово, но почему вы решили доверить ее мне?
— Я думаю, она вас заинтересует. Но, прежде чем открыть ее, я хотела, чтобы все было позади. Теперь я могу говорить. Да будет вам известно, господин Тремэн, что я не дочь графа де Нервиля. Во время одного из его бесконечных отсутствий, когда он был в Версале, моя мать, оставшись одна в Нервиле, полюбила мужчину, офицера Королевского флота.
— Что вы сказали? — вымолвил пораженный Гийом. Она жестом остановила его.
— Дайте сказать, у меня мало времени. Итак, она его полюбила настолько сильно, что решила сохранить ребенка, зная, какой опасности себя подвергает. Я родилась, а моя мать через несколько месяцев умерла… но не от беременности.
— Опять этот негодяй?..
— Возможно! Одна Пульхерия знает правду, но отныне господин де Нервиль в ответе лишь перед Богом! Вот о чем я хотела вам сообщить. А теперь прощайте!
— Нет! Не уходите!.. Почему нельзя было рассказать этого раньше?
Она еле заметно улыбнулась, но глаза ее остались серьезными.
— Вы говорили, что любите меня, и я была в этом уверена. Но я хотела проверить вашу любовь… И проверила. Прощайте!
Подобрав пышное платье, она выбежала из укрывавших их пионов, оставив сраженного Тремэна в таком ошеломлении, что он даже не подумал побежать вслед за молодой женщиной. Да и зачем? Теперь было слишком поздно: он потерял Агнес, и потерял по своей вине…
С большим трудом ему удалось выбраться из отеля Меснильдо незамеченным, после чего он добежал до своей комнаты, которую постоянно резервировал в гостинице «Гран Тюрк», закрылся в ней и потребовал, чтобы его ни под каким предлогом не беспокоили. Там, в окружении одних лишь флаконов, он стал методично напиваться, не желая слушать даже Феликса, ломившегося в дверь и умолявшего открыть, пока, наконец, под утро не свалился мертвецки пьяным. Только так ему удалось усыпить свое безжалостное воображение и прогнать возникавшие в нем невыносимые картины…
Лишь через сутки Варанвиль смог к нему войти. Да и то ему пришлось позаимствовать у садовника лестницу, чтобы пролезть в окно…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БОЛЬШОЙ ДОМ
1786
Глава X
ПЕРВЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ…
Двое мужчин и с ними молодая женщина обошли весь дом. Потом они направились к столу и привезенным из Малайзии креслам из ротанговой пальмы, стоявшим возле большого дуба. Гийом специально сохранил его, когда корчевали деревья, и теперь он украшал зеленый травяной ковер, разостланный перед входом. Впрочем, из всего сада можно было показать лишь один этот уголок, так как парк даже не был целиком спроектирован и посажен. Но этого было достаточно для того, чтобы представить себе, каким он будет.
Госпожа де Бугенвиль устроилась в кресле среди подушек из набивного кретона, разложила свое широкое белое муслиновое платье в синюю полоску, подняла очаровательный носик, склонила набок голову, желая охватить одним взглядом весь дом, и заявила:
— Очень красивый дом, господин Тремэн, искренне поздравляю. Я бы от такого не отказалась!
Ее муж засмеялся.
— Вы могли бы стать первой женщиной, которая, увидев новый дом, не захотела бы его иметь. Согласен, что этот дом соблазнителен, но у вас их уже три, и потом ведь можно перекрасить стены… Тогда желание пройдет.
Они обменялись заговорщицкими улыбками в знак полного взаимопонимания, и теперь уже Гийом им позавидовал. Какая удивительная пара! При тридцатилетней разнице в возрасте так подходить друг другу…
Свежая, словно ветка пахучей сирени, и такая же тонкая и гибкая, Флора де Бугенвиль, в девичестве де Монтандр, была поистине восхитительна: золотистые волосы обрамляли ее одухотворенное лицо и голубые, похожие на летнее небо глаза. Муж ее, казалось, был навеки защищен от старости благодаря суровой жизни моряка и привычке к физическим упражнениям. Тело его было по-прежнему послушным и крепким, молодое лицо отличалось живыми глазами, а рот был всегда готов улыбнуться, обнажая крепкие зубы. Он все еще был очень похож на того самого молодого офицера, который часто бывал в доме доктора Тремэна, странствовал по лесам и был принят за своего в индейском племени, — каким его помнил Гийом.
Правда, воспоминание его было омрачено последними проведенными в Квебеке часами, когда их насильно посадили на следовавший во Францию корабль, ведь мальчик винил в этом Бугенвиля: он считал, что друг не оправдал его доверия и что, заставив его покинуть любимую страну, он совершил плохой поступок…
Его отношение к нему проявилось на свадьбе Феликса и Розы, состоявшейся за пять дней до этого, где он столкнулся с этим бывшим адвокатом высшего суда в Париже, который стал сначала пехотным полковником, а затем, совершив удивительное кругосветное путешествие, превратился, как он того и хотел, в настоящего моряка и даже командовал эскадрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37