— Когда он был молод, перед его чарами не могла устоять ни одна женщина.Пожилая дама, обмахивавшаяся веером, восторженно протянула:— О, какой кавалер. Господин Ретиф, а вы, действительно, путешествовали с ним в одном экипаже? Писатель улыбнулся.— Да, мадам, но уверяю вас — я смог устоять перед его чарами.Строгая дама в черном траурном платье с сожалением сказала:— Как печально, что я не заметила его сразу. Интересно, сколько ему сейчас лет? Шестьдесят, семьдесят?— Какое это имеет значение? — сказала Констанция.— Да, — мечтательно протянула старая дама, — он великолепный кавалер. Есть такая итальянская поговорка, — неожиданно сказала пожилая дама, — не помню, как она звучит в оригинале, но по-французски это выглядит примерно так: молодая женщина перед кавалером должна сначала показать себя, а женщина постарше — сразу ложиться. Пожилая дама хихикнула, прикрыв лицо веером.— В нашей старушке Европе, — заметил господин де Ванделль, — в последнее время очень много говорят об этих соблазнительных писателях, которые обязаны своей соблазнительностью качеству языка. Что вы думаете по этому поводу, господин Ретиф?— Я хотел бы воздержаться от комментариев по поводу языка, поскольку я сам писатель и, в какой-то мере, лицо заинтересованное. А вот что касается Джако-мо Казановы, то, если вас интересует мое мнение, могу высказать его.Констанция улыбнулась.— Ну разумеется, господин Ретиф, это очень любопытно. Признаюсь, что я читала некоторые ваши книги и мне нравится тот язык, которым вы пишите. В любом случае, это дело вкуса. Что же вы хотели сказать на счет господина Казановы?— Я с большим сомнением отношусь к рассказам о его грандиозных любовных приключениях.— Почему же? — спросила Констанция. — Или вы думаете, что большую их часть выдумал сам господин Казанова?Ретиф мягко улыбнулся.— Вполне возможно. По-моему мнению, для выдающегося любовника он слишком высок ростом. Я убежден в том, что все выдающиеся любовники были маленького роста. Это доказано. -Констанция рассмеялась.— Кем доказано?Ничуть не смутившись, Ретиф принялся объяснять.— Дело в том, что кровеносные сосуды, которые придают особую упругость половому члену, являются тем более крепкими, чем меньше поверхность этого самого тела.Желчный пожилой господин, который сидел рядом с Констанцией, недовольно надув губы, произнес:— Это возмутительно. Теперь мне ясно, почему ваши книги пользуются такой популярностью среди черни. Да вы обыкновенный порнограф. Все ваши произведения нужно сжечь.Ретиф огрызнулся:— Я бы не советовал вам так говорить. Сейчас уже не то время, чтобы указывать народу, что он должен Делать. Смотрите, чтобы вас самого не подвесили за ноги.— Я сам судья, — гордо вытянув шею, заявил пожилой господин. — И лучше других знаю, что сейчас можно, а что нельзя.Ретиф мягко улыбнулся.— Боюсь, что ваши ожидания могут принести вам сплошное разочарование.Спор грозил разрастись, а потому Констанция решила вмешаться. — Ну, что вы, господа, успокойтесь. Пожилой судья, презрительно скривившись, отвернулся.— Я хочу сесть у окна, — сказал он своей супруге. Та с готовностью поднялась со своего места.— Конечно, дорогой, садись. Но мне совсем не нравится, как ты себя ведешь, — громко зашептала она. — Тебе следовало бы быть более сдержанным. Ведь ты разговариваешь не с кем-нибудь, а с настоящим господином писателем.В то же самое время Томас Пенн, сидевший на козлах вместе с Жакобом и двумя кучерами, раздумывал над тем, о чем они разговаривали с Ретифом де ля Бретоном. Неожиданно Жакоб воскликнул:— Смотрите, лошади! Похоже, это лошади почтовой службы. И, действительно, несколько человек в форме почтовых служащих вели с пастбища десяток лошадей.— Наверное, это те самые лошади, которые были запряжены в карету, проехавшую здесь сегодня утром, — сказал молодой кучер. — Видите, их только сейчас ведут с пастбища. Наверное, та карета ехала всю ночь.— Интересно, — сказал мистер Пенн, — если эта карета едет так быстро, то насколько она опередила нас? Наверное, уже на полсотни лье?Молодой кучер пожал плечами.— Вовсе не обязательно. Все зависит от размеров кареты, дороги и состояния лошадей. Они вполне могут быть где-нибудь в пять лье перед нами. А если еще останавливаются, то мы вполне можем догнать их.— Да, — задумчиво произнес мистер Пенн, — было бы совсем неплохо посмотреть на эту карету.— Кстати, — добавил молодой кучер, — трудно найти столько свежих лошадей на каждой почтовой станции.— Но ведь вы меняете лошадей в каждом пункте остановки, — сказал американец.— Мы, — государственная служба, — ответил кучер. — У нас всегда должны быть свежие лошади.— Надеюсь, что нам хватит свежих лошадей на всю поездку, — сказал Жакоб. — Погодите-ка, что это там такое?Парикмахер вытянул голову и стал всматриваться в какой-то огромный предмет, лежавший у обочины дороги.Это был экипаж господина Казановы. Сам знаменитый венецианский кавалер сидел на своем несессере рядом с перевернувшейся двуколкой и с невозмутимым видом читал книгу.— Остановите лошадей, — сказал мистер Пенн. Почтовый дилижанс замедлил ход и остановился рядом с перевернувшимся экипажем.Джакомо Казанова снял с носа пенсне и медленно повернул голову.— Вам требуется помощь? — спросил мистер Пенн, разглядывая экипаж, у которого сломалась ось. Казанова вяло махнул рукой.— Нет, нет, мне ничего не нужно. Я уже послал своего кучера в город. Он должен привести человека, который починит мой экипаж. Прошу вас, не беспокойтесь, господа.Ретиф де ля Бретон, воспользовавшись такой прекрасной возможностью, выскочил из кареты и радостно воскликнул:— Господин Казанова!Носитель столь славного имени с изумлением посмотрел на Ретифа.— Кто вам назвал мое имя? Я путешествую инкогнито и предпочитаю, чтобы все думали, что я шевалье де Сен-Галь.Ретиф низко поклонился.— Ваша репутация опережает вас, месье Казанова. Уверяю вас, что я испытываю к вам глубокое уважение.Польщенный Казанова показал на свой сломанный экипаж. — Как видите, мои лошади весело бежали, но, к сожалению, сломалась ось. Я подожду, пока ее починят.В это время из почтового дилижанса послышался голос Констанции де Бодуэн:— Мы приглашаем вас к себе, месье Казанова. Знаменитый венецианский кавалер немедленно поднялся и подошел к почтовому дилижансу. Поцеловав протянутую ему руку, он поклонился и сказал:— Мадам, отказаться от такого предложения, означало бы признать собственный упадок. Надеюсь, что закат еще не наступил. Но, мадам, я опасаюсь оставить здесь свои вещи.Остальные дамы, ехавшие вместе с Констанцие, . удержались от такой соблазнительной возможности также протянули свои руки для поцелуев. Казанова, сняв шляпу, приложился губами к обоим рукам.— Не беспокойтесь, мы кого-нибудь оставим, — сказала Констанция. — Я думаю, что для этого вполне подойдет мой парикмахер Жакоб. Месье Жакоб!— Да, мадам.— Вы останетесь рядом с экипажем господина Казановы и проследите за его вещами. Вы нагоните нас на следующей остановке.— Или через одну, — добавил Ретиф. Скривившись, Жакоб стал слезать с козел кучера.— Но вы, наверное, забыли, мадам… — попробовал возразить он.— Вы останетесь здесь, — властно сказала Констанция.— Но я не могу оставить вас. Я единственный мужчина, который вас сопровождает. После того, как вы отказались от услуг месье Шаваньяна…Он не успел продолжить, потому что Казанова с нежностью поцеловал его щеку.— Благодарю вас, мой юный друг, — неотрывно глядя в глаза Жакобу, сказал он.Парикмахер буквально затрепетал от такого проявления мужской ласки и мгновенно умолк.— Мой кучер скоро вернется, — добавил Казанова. — Я надеюсь, что вам не придется долго ждать, — с этими словами он направился к лестнице. — Я поеду на крыше.— Нет, нет, — стал возражать Ретиф, — вы обязаны занять место в дилижансе.— А как же вы?— Если вы поедете на крыше, а я останусь внутри, то этим мы можем вызвать лишь неудовольствие прекрасных дам.— Нет, нет, я не могу так злоупотреблять вашим гостеприимством, — возражал Казанова.Спор затягивался, и жена пожилого судьи недовольно ткнула в бок своего мужа.— Между прочим, ты благородный человек и мог бы уступить свое место другим.Желчный господин, похоже, и сам не испытывал особого желания ехать в одной компании с двумя прославленными личностями.— Хорошо, я переберусь на крышу, — уныло произнес он, выбираясь из кареты. Ретиф поклонился.— Благодарю вас, месье.Ничего не ответив, судья принялся взбираться на крышу почтового дилижанса.Казанова и Ретиф де ля Бретон заняли места в карете. Жена судьи, жеманно улыбаясь, сказала:— Вы знаете, господин Казанова, когда вы нас обогнали, я так разволновалась, что потеряла сознание.Дилижанс тронулся с места, оставив Жакоба рядом с перевернувшимся экипажем.— Бодуэн, Бодуэн, — задумчиво повторил Казанова, — кажется, я вспоминаю эту фамилию. Был такой постельничий у короля Пьемонта Витторио.Констанция улыбнулась.— Совершенно верно. Он был моим мужем. Пожилая дама восхищенно посмотрела на Казанову.— У вас великолепная память. Скажите, вы бывали при дворе короля Пьемонтского?Вместо Казаковы ответил Ретиф де ля Бретон:— За честь принимать у себя господина Джакома Казанову спорили самые блестящие европейские дворы.— Я совсем не воспринимал это как некую привилегию, — добавил Казанова. — Двор — это вовсе не сад редких цветов. Сколько там засохших графинь, герцогинь. Но, разумеется, я говорю о своем времени. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что сегодня ее величество королева Франции умеет подбирать дам для своего окружения.Констанция застенчиво улыбнулась.— А вы уверены в том, что я одна из тех дам, которые составляют окружение королевы Франции? Казанова принял правила этой игры.— Да, действительно, с чего это я так решил? — хитро сказал он. — Ведь мы с вами не знакомы. Нет, кажется, мне кто-то сказал об этом. Господин Ретиф, вы не помните, кто мне об этом сказал?Парижский писатель засмеялся.— Даже, если бы господин Казанова не знал о том, что вы придворная дама, он бы все равно догадался об этом. Вот в чем состоит одна из причин его успеха — необыкновенная проницательность.Заинтригованная этими словами Ретифа пожилая дама, супруга судьи, с любопытством взглянула на Казанову, который удовлетворенно улыбался.— А что вы можете сказать обо мне? Ведь мы с вами наверняка никогда не встречались раньше.Казанова бросил беглый взгляд на даму и тут же заговорил по-итальянски.— Вы итальянка, мадам, не правда ли? Я даже могу сказать, откуда.— Очень интересно.— Вы из Болонии, у вас прекрасный артистический темперамент и муж…Дама не дала ему договорить.— Мой муж не имеет никакого отношения к искусству, — подняв глаза на потолок дилижанса, заявила она.Ножиданно она перешла на итальянский и несколько минут разговаривала с Казановой на родном языке. Констанция кое-что понимала на итальянском, но предпочитала не распространяться об этом. Ей было очень любопытно узнать, что говорит пожилая дама о своем муже и семейной жизни. В общем, это была довольно банальная история. Мадам пела в опере, затем вышла замуж за юриста, потом он стал судьей, у них с мужем никогда не было взаимопонимания, поскольку у него совершенно иной темперамент, чем у нее и так далее, так далее, так далее. Казанова внимательно выслушал все это, поинтересовавшись в конце:— Мадам, а какое у вас амплуа?— Лирическое сопрано.— Я так и думал, — спокойно резюмировал Казанова.Его последнее замечание привело итальянку в совершеннейший восторг.— Вы только подумайте, господин де Ванделль, — радостно воскликнула она, — он все знает о нас. Какой замечательный человек, никогда раньше не встречала такой проницательности. Я буду рассказывать об этом всем своим знакомым.Не обращая внимания на потоки словословия в свой адрес, Казанова спокойно отвернулся к окну, наблюдая за пейзажем возле дороги.Строгая дама в траурном платье с черной вуалью, прикрывавшей лицо, долгое время влюбленно смотрела на Казанову, однако он не обращал на нее никакого внимания. После этого она несколько уязвленным тоном заявила:— Господин Казанова догадывается только о тех, кто его интересует. Что касается меня, то я сомневаюсь, чтобы его проницательность помогла ему угадать что-нибудь обо мне.Венецианец медленно повернул голову и, даже не успев как следует разглядеть свою соседку, заговорил:— Скорее всего, вы правы. Единственное, что я мог сказать с полной уверенностью — это то, что вы сейчас находитесь в трауре, оплакивая своего мужа. Скорее всего, вам еще не удалось найти утешение. Догадаться о чем-то большем мне мешает черная вуаль, которая закрывает ваше лицо.Его голос был таким теплым и проникновенным, что дама в черном платье немедленно подняла накидку, закрывавшую ее лицо, и взглянула на Казанову таким зовущим взглядом, что даже Констанции стало понятно, о чем она мечтает.— Я произвожу вино в Шампани, — стала рассказывать дама.— Прекрасная деятельность, — сказал Казанова. Господин де Ванделль, который до сих пор молча сидел у окна, неожиданно вмешался в разговор.— Господин Казанова, господин Ретиф де ля Бретон, мне очень приятно, что я оказался в одном обществе с вами и я хотел бы поблагодарить вас за такую приятную возможность получить уроки соблазнения, — без малейшей тени иронии сказал он. — Я не слишком хорошо знаком с женщинами, и для меня очень любопытно узнать, как вы знакомитесь с женщинами, как разговариваете с ними, как улыбаетесь им. Поверьте, это настоящий урок для меня. С этими словами он неожиданно надел на голову шляпу.— Прошу прощения за то, что одеваю при вас свою шляпу, но, поверьте, я делаю это лишь для того, чтобы с почтением снять ее перед вами.Именно это и проделал господин де Ванделль, вызвав мягкую улыбку Ретифа. Однако Казанова все-таки уловил в голосе господина де Ванделля нечто, что заставило его засомневаться в искренности собеседника.— По-моему, этот господин издевается над нами, — бесстрастным голосом сказал Казанова. Ретиф развел руками.— Что ж, он имеет на это право. Господин де Ванделль — один из богатейших людей Франции. Казанова равнодушно отвернулся.— Для меня это никогда не имело никакого значения. Однажды в Париже я избил банкира Соломона Ротшильда. На лице его появилась грустная улыбка. — Наверное, поэтому я теперь стал таким нищим и путешествую в почтовом дилижансе, а не в собственной карете.— А я вообще никогда не имел никакого отношения к банкирам, — весело воскликнул Ретиф де ля Бретон. — К сожалению, они тоже не замечают меня. Поэтому я такой худой и старый.Дамы рассмеялись, а господин де Ванделль торопливо возразил:— Нет, нет, господа, вы напрасно думаете, что я над вами смеюсь. Я говорю совершенно серьезно. У вас такое богатое прошлое, что вы не замечаете настоящего. Все, что я говорю, это чистая правда. Вы увлечены рассказами о своем минувшем, именно поэтому не заметили, какими взглядами смотрят на вас эти дамы. Кто знает, может, именно сейчас, именно в этой карете, я присутствовал при вашей очередной личной победе, господин Казанова или господин де ля Бретон.Констанцию так и подмывало рассмеяться, однако что-то удерживало ее. Действительно, по отношению к ней слова господина де Ванделля выглядели несколько странными. Она испытывала глубокое уважение к проницательности и обаянию обоих господ, упомянутых де Ванделлем, но мысли о любви не посещали ее уже с тех пор, как она вернулась в Париж из Турина. Да и сейчас разговор в почтовой карете был для нее лишь способом скрасить время в ожидании прибытия в Мец и встречи с королевским семейством.Впрочем, это был приятный способ времяпрепровождения.Выслушав слова господина де Ванделля, Казанова отвернулся к окну. Чтобы поддержать разговор, Ретиф де ля Бретон сказал:— Я понимаю, что сейчас мы находимся в таком положении, когда завести любовный роман крайне сложно, однако, уверяю вас, в моей жизни были и более сложные моменты.Констанция не удержалась и прокомментировала:— О, да, я читала об этих ваших приключениях.Помнится, вы умудрились заняться любовью с женщиной, муж которой храпел рядом.— Не может быть! — Взвизгнула итальянка.— Да, такое было, — Ретиф скромно потупил глаза.— Что же было потом? Констанция попыталась припомнить.— Ах, да, потом у вас были приключения в монастыре, исповедальне, в парке, в библиотеке. Пассажиры дилижанса развеселились.— Если вы так хорошо знаете мои сочинения, — сказал Ретиф Констанции, — то должны признать, что у меня еще никогда не было любовного приключения в почтовом дилижансе.Казанова уныло взглянул на Ретифа.— По-моему, не слишком весело заниматься любовью в карете. Да и, наверняка, это уже кто-то проделал. Впрочем, для меня не имеет особого значения, где этим заниматься. Важно совсем другое. Он замолчал, пристально глядя в окно, в то время, как остальные, затаив дыхание, ждали его ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10