Возможно, они смогли бы обрести спасение, если бы опирались друг на друга, но их любовь была порождена гордостью и плотским влечением, поэтому они сами приговорили себя к этому жалкому прозябанию.
ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ ФРОНДЫ (ГЕРЦОГИНЯ ДЕЛОНГВИЛЬ)
(1650 год)
В конце 1647 года среди самых элегантных и блестящих домов в Париже выделялся дворец герцогини Буйонской на улице Сен-Луи. Сама герцогиня, урожденная Леонора Берг, была молода, красива и очаровательна — невзирая на свое германское происхождение, она очень быстро превратилась в утонченную парижанку. Ее роскошные приемы славились во всем городе, и в такие дни дворец всегда был заполнен множеством гостей; когда же она устраивала празднество, к ней в буквальном смысле слова ломились.
Вот и в этот декабрьский вечер, несмотря на пронзительный ветер и затопившую Париж грязь, к крыльцу одна за другой подъезжали разноцветные кареты, откуда выпархивали роскошно одетые женщины и мужчины и не торопясь входили. Все они были обладателями громких имен — либо по праву рождения, либо благодаря выдающимся заслугам перед королевством. Здесь появилась даже высокомерная, неприступная принцесса де Конде, на которую зеваки взирали с почтительным изумлением. Эта дама никому не позволяла забывать о своей почти королевской крови, о принадлежности к семейству Монморанси и об окружающем ее ореоле славы: ведь именно она была предметом безумной — последней — страсти Генриха IV.
Между тем среди этой ослепительной, нарядной, болтливой, шумной толпы находился человек, казалось, искавший уединения. Высокий, статный, очень элегантный в своем камзоле черного бархата, расшитом золотом, он резко выделялся на фоне цветистого окружения. У него были правильные черты лица, бездонные черные глаза под густыми бровями, твердая и насмешливая линия рта. В тридцать четыре года Франсуа де Ларошфуко, принц де Марсийак был чрезвычайно привлекательным мужчиной, но все сходились на том, что он сильно изменился, вернувшись в Париж после четырехлетнего изгнания. Некогда он слыл мечтателем и даже отчасти меланхоликом: обладая романтическим воображением, Франсуа предавался лишь двум страстям — охоте и чтению. Впрочем, женщины его также занимали, но здесь он всегда соблюдал большую осторожность.
В пятнадцать лет его женили на Андре де Вивонн, дочери главного сокольничего. Она подарила ему восемь детей, и Франсуа стремился не омрачать покой супруги, которую искренне почитал, но не слишком любил. На свое несчастье, он влюбился тогда… в королеву! Поверив, будто Анну Австрийскую преследует кардинал де Ришелье, он позволил знатной и дерзкой авантюристке герцогине де Шеврез вовлечь его в заговор, имевший целью похитить королеву и переправить ее в Брюссель. Разумеется, эта затея мадам де Шеврез провалилась — как и все прочие ее безумные предприятия. Франсуа чудом избежал эшафота и мог считать большой удачей, что его выслали из Парижа не куда-нибудь, а в родной замок Вертей.
Через четыре года Франсуа де Ларошфуко вновь обрел свободу в результате почти одновременной смерти кардинала и короля Людовика XIII. Он летел в Париж с бьющимся сердцем, надеясь, что спасенная им от воображаемой опасности королева упадет в его объятия или хотя бы выразит свою признательность в сколько-нибудь ощутимой форме… Однако той романтической королевы, о которой он постоянно вспоминал, уже не существовало: он увидел властную регентшу Франции, а за ее спиной очередную красную сутану — кардинал Мазарини был простолюдином с точки зрения самого захудалого дворянчика, но зато именно ему принадлежало сердце Анны Австрийской!
Франсуа испытал сильнейшее разочарование. Его меланхолия обратилась в горечь, и теперь он помышлял только о мести — причем о мести весьма своеобразной. Он желал, чтобы королева научилась бояться принца де Марсийака!
После короткой военной кампании во Фландрии, где Марсийак был ранен, он вновь появился в Париже и привлекал всеобщее внимание своей высокомерной задумчивостью — делиться своими помыслами он не считал нужным, ибо никто не казался ему достойным этого. Все знали силу его насмешливого ума и потому относились с уважением к опасному мизантропу, а многие красавицы подавляли вздох сожаления, ибо ни одной из них не удавалось привлечь этот мрачный взгляд.
Однако нынешним вечером в доме мадам де Буйон взор Франсуа де Ларошфуко остановился на женщине, которая только что вошла в гостиную. Красота ее была воистину ослепительной. Высокая и стройная, как лиана, она обладала подлинно королевской статью, безупречными чертами лица, белоснежной кожей, громадными глазами редкостного цвета морской волны и массой шелковистых белокурых волос. По странному совпадению, она была в платье черного бархата, расшитом золотом, — очень похожем на камзол Франсуа. Марсийак не признавал других цветов и увидел в этом знак судьбы.
В одно мгновение блистательную красавицу окружили со всех сторон, выказывая ей такие знаки внимания, что стало очевидно — именно она будет королевой сегодняшнего вечера. Но Марсийаку не было нужды представляться ей, ибо он ее хорошо знал. Это была герцогиня де Лонгвиль, Анна-Женевьева де Бурбон-Конде — одна из знатнейших дам королевства, почти равная по рождению государям. Примерно год назад она исчезла из Парижа, отправившись в Вестфалию вместе со своим мужем, который был на двадцать четыре года старше жены. Герцогу де Лонгвиль было поручено вести переговоры о знаменитом Вестфальском мире, положившем конец Тридцатилетней войне.
Марсийак уже встречался с прекрасной герцогиней, но это случилось несколько лет тому назад — она была тогда совсем юной, — и он остался равнодушен к ее красоте, так поразившей его сегодня. Сейчас же ему показалось, что это белокурое видение явилось в ответ на те вопросы, которые он давно задавал себе…
Франсуа знал, что эта женщина не только самая красивая и знатная, но также самая властолюбивая и самая пылкая. Он знал ее власть над мужчинами — ведь это из-за нее Морис де Колиньи ввязался в роковую дуэль и получил смертельную рану. Он знал, что она, подобно своему брату Конде и ему самому, больше всего грезит о славе. Именно такая женщина была ему нужна!
Между тем вокруг него перешептывались:
— Герцогиня еще красивее, чем прежде! Интересно, сколько сердец разбила она в Вестфалии?
— Точно неизвестно, но есть достоверные сведения, что сразу по приезде она завлекла молодого Миоссанса, и тот готов умереть за нее.
— Миоссанса? Какая странная мысль! Ведь он еще совсем мальчишка!
— Зато он очень красив и очень знатен. Это настоящий паладин, а прекрасная герцогиня обожает паладинов! Смотрите, вот он к ней подходит и глядит на нее с такой нежностью, с таким смирением! А у нее засверкали глаза…
Этого Марсийак вынести не смог. Нельзя было допустить, чтобы другой притягивал взор женщины, которую он твердо решил обольстить. Оставив двух болтунов пробавляться сплетнями, он пробрался сквозь толпу к герцогине и склонился перед ней, сняв шляпу. Длинные перья плюмажа коснулись паркета.
— Осмелюсь ли я надеяться, что вы меня помните, мадам?
Герцогиня улыбнулась и протянула ему руку для поцелуя.
— Принца де Марсийака забыть невозможно. Мне рассказывали о ваших подвигах во Фландрии, принц, и я порадовалась за вас.
Слова были любезными, улыбка тоже, однако взгляд герцогини уже устремился к юному Миоссансу, который тут же приблизился. Франсуа сдвинул брови.
— Еще больше я рад встрече с вами, мадам! Я счастлив, что вы меня не забыли, и, поверьте, я сделаю все, чтобы навеки остаться в вашей памяти.
Она вновь взглянула на него, удивленная этим почти угрожающим тоном.
— Что вы хотите сказать?
— Что есть женщины, которые могут потребовать от своих друзей столько же, сколько могла требовать королева. Но они должны научиться тщательно выбирать их.
— Полагаю, что я выбирать умею, — возразила прекрасная Анна с надменной улыбкой.
— Вам придется доказать мне это, мадам!
Вновь перья скользнули по паркету, высокая фигура склонилась, но перед этим черные глаза с вызовом встретили взгляд бирюзовых. Когда Марсийак растворился в толпе, Анна-Женевьева уже не смотрела на Миоссанса. Прикрывшись веером, она задумчиво следила, как удаляется этот мужчина, чья стать, тон и даже наряд показались ей собственным отражением. В течение всего вечера мадам де Лонгвиль выглядела необыкновенно рассеянной.
На следующий день г-н де Миоссанс желал узнать только одно: в котором часу и в каком месте суждено ему сойтись в смертельной схватке с принцем де Марсийаком. Юноше казалось, что он упал с облаков на грешную землю. Он послал к принцу своих секундантов и ближе к вечеру оказался со шпагой в руке под голыми деревьями сада Маре.
Миоссанс получил легкую рану, и, пока ее перевязывали, его противник, вкладывая шпагу в ножны, объявил, что намерен задавать ему такую же трепку каждый раз, когда он осмелится подойти к мадам де Аонгвиль ближе чем на три шага.
— Я скорее умру, чем подчинюсь вам, сударь! — в бешенстве вскричал будущий маршал д'Альбре, делая героические усилия, чтобы подняться и продолжить бой.
— Именно это с вами и случится, если вы будете упорствовать! Вы молоды, смелы, благородны, а на свете тысячи молодых и красивых женщин.
— Сударь!.. — воскликнул раненый.
К несчастью, обморок помешал ему договорить. Его поспешно отнесли домой, а Марсийак тем временем спокойно направился во дворец де Аонгвиль и предстал перед герцогиней.
— Мадам, — объявил он с порога, — я только что ранил господина де Миоссанса, поскольку он вам нравится, а я не могу этого допустить. И я предупредил его, что так будет каждый раз, когда потребуется повторить урок.
Анна-Женевьева не отличалась терпением, зато гордостью вполне могла сравниться с Марсийаком. Она почувствовала себя крайне задетой.
— Сударь, по какому праву вы вмешиваетесь в мои личные дела?! Да знаете ли вы…
Жестом остановив ее, он преклонил перед ней колено.
— Я знаю о вас все. Что касается права, то оно принадлежит мне как мужчине, который любит вас, готов всем для вас пожертвовать и вынести все, кроме вашего равнодушия. Позвольте мне служить вам, любить вас — и вы станете королевой этой страны! Поверьте, я достоин вас, и вдвоем мы сможем перевернуть весь мир.
Пока он говорил, герцогиня пристально вглядывалась в этого человека, который стоял перед ней на коленях, но излучал властность. Как сумел он догадаться о сжигающем ее честолюбии? Несомненно, его обуревала такая же страсть повелевать и править!
— Вы хотите служить мне… против всех? Даже против королевы или Мазарини?
— Этого мерзавца в сутане? Против него в первую очередь!
— Однако же мой брат служит ему…
Да, так оно и было! Именно это послужило причиной ненависти прекрасной мадам де Аонгвиль к Мазарини: принц де Конде, ее любимый брат, ее герой служил презренному итальянцу, и смириться с этим она не могла. Ослепленная гордостью герцогиня не понимала, что Конде служит прежде всего монарху, тогда как Мазарини — всего лишь королевский министр, которому пришлось управлять страной в необычайно сложных обстоятельствах. С точки зрения мадам де Лонгвиль все выглядело иначе: Мазарини сумел привлечь Конде на свою сторону — и Мазарини должен расплатиться за подобное оскорбление.
В конце концов Анна-Женевьева подала руку Франсуа де Ларошфуко.
— Что ж, дорогой принц, попытайтесь теперь завоевать мою любовь, ибо службу вашу я принимаю, — заявила она.
— Вы полюбите меня, мадам, или я перестану быть самим собой!
И действительно, всего лишь через две недели Анна-Женевьева уже не мыслила себе жизни без Франсуа де Ларошфуко. Он стал ее любовником, и оба они настолько безоглядно отдались своей любви, словно отступать им было некуда — как во время войны. Впрочем, война не заставила себя ждать…
Фронда! Сквозь даль веков и призму бесчисленных романтических историй она представляется войной в кружевах, в ходе которой разряженные дамы гарцевали, словно амазонки, на породистых лошадях, удивляя мир своими подвигами и любовными приключениями. Высшая знать, которая помышляла только о своих личных выгодах, отчаянно боролась с королевской властью, тогда как монарх все более и более становился воплощением национальных интересов. Смерть Ришелье французские вельможи встретили вздохом облегчения. Наконец-то поле битвы покинул этот ужасный деспот, этот страшный человек, который заботился лишь о благе страны и мешал грандам предаваться их излюбленным забавам — заговорам и мятежам! Теперь нужно было срочно отвоевать сданные позиции, воспользовавшись регентством излишне чувственной женщины, несовершеннолетием короля и непопулярностью чужеземного министра. Самое худшее состояло в том, что часть народа последовала за знатью. В результате всего лишь за пять лет королевство оказалось на краю гибели…
Что касается Анны-Женевьевы и Франсуа, то они слепо ринулись в эту войну, которая стала достойным украшением их пылкой страсти. Увлекаемая чудовищной гордостью, прекрасная герцогиня нанесла королевской партии мастерский удар: ей удалось привлечь на сторону мятежников своего прославленного брата. Впрочем, добилась она этого без особого труда, ибо Конде жаждал власти больше, чем Анна-Женевьева и Марсийак вместе взятые. А кроме того, он так любил свою красавицу-сестру! Злые языки даже поговаривали, что он любит ее несколько сильнее, чем следует. Вскоре Париж покрылся баррикадами, воздвигнутыми лишь для удовлетворения частных амбиций, и герцогиня решила, что победа уже близка.
Однако у войны есть свои правила, и любовникам пришлось расстаться. Юный король, которому не было еще и десяти лет, бежал из восставшего Парижа, найдя убежище в замке Сен-Жермен вместе со своим немногочисленным двором. Марсийак последовал за королем — но не в качестве верного слуги. Нужно было выяснить, что происходит в стане неприятеля, и во имя любви к своей красавице принц не погнушался мерзким ремеслом шпиона.
Что касается Анны-Женевьевы, то она попросту переселилась в Ратушу, практически возглавив парижское восстание. Здесь она плела разнообразные интриги и почти уверилась в том, что уже стала королевой. Впрочем, парижане радовались ее присутствию, ибо великий Конде неожиданно совершил очередной кульбит: он предпочел находиться при особе маленького короля, нуждавшегося в защите.
Утром 28 января 1649 года Анна-Женевьева просматривала целую кипу донесений вместе с Полем де Гонди — беспокойным коадъютором при парижском епископе. Внезапно она вскрикнула и, откинувшись на спинку кресла, побледнела настолько, что к ней тут же устремилась ее камеристка Луиза де Верпильер.
— Что с вами, госпожа герцогиня, вам нехорошо?
— Да! Страшная боль… Мне кажется, настал срок!
Мадам де Лонгвиль была беременна, но вовсе не от старого мужа. Никто не сомневался, что счастливым отцом является принц де Марсийак.
Поль де Гонди, будущий кардинал де Рец, с гневным изумлением смотрел на молодую женщину, которая задыхалась, словно больное животное. Он любил ее, страстно желал обладать ею и служил ей скорее во имя любви, чем по искреннему убеждению. Близкие роды ошеломили и одновременно оскорбили его.
— Мы сейчас доставим носилки. Вам, мадам, следует немедленно перебраться во дворец!
Неожиданно герцогиня так разгневалась, что на щеках ее снова проступил румянец, а в голубых глазах заполыхало пламя.
— Как я могу покинуть Ратушу, если поклялась принцу де Марсийаку оставаться здесь до конца? Никогда, господин коадъютор! Раз нашему ребенку не терпится, пусть он родится в Ратуше, на глазах у всех. Королевы разрешаются от бремени в присутствии двора — я сделаю это перед всем Парижем! Мое дитя этого вполне заслуживает!
Через несколько часов герцогиня де Лонгвиль действительно произвела на свет сына — прямо в зале заседаний, где поспешно установили кровать, на глазах у ошеломленных магистратов и ликующих рыночных торговок. Коадъютор совершил обряд крещения посреди всеобщего восторга и веселья; крестным отцом младенца стал купеческий старшина Парижа. Измученная, но счастливая Анна-Женевьева смотрела на окруживших ее радостных людей, но думала только о своем возлюбленном, с которым намеревалась разделить этот великолепный триумф и отпраздновать грядущую блистательную победу.
К несчастью для нее, король сохранил достаточно сторонников и верных слуг. Почти повсеместно развернулись тяжелые бои. Париж сражался, Париж клокотал, но Париж вместе с тем начинал задумываться — многие понимали, что из создавшегося тупика нет выхода. 19 февраля в окрестностях Корбея произошла ожесточенная битва между войсками короля и фрондеров. Франсуа де Ларошфуко получил огнестрельную рану в горло. Истекающего кровью, его принесли к герцогине, которая едва не сошла с ума от горя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ ФРОНДЫ (ГЕРЦОГИНЯ ДЕЛОНГВИЛЬ)
(1650 год)
В конце 1647 года среди самых элегантных и блестящих домов в Париже выделялся дворец герцогини Буйонской на улице Сен-Луи. Сама герцогиня, урожденная Леонора Берг, была молода, красива и очаровательна — невзирая на свое германское происхождение, она очень быстро превратилась в утонченную парижанку. Ее роскошные приемы славились во всем городе, и в такие дни дворец всегда был заполнен множеством гостей; когда же она устраивала празднество, к ней в буквальном смысле слова ломились.
Вот и в этот декабрьский вечер, несмотря на пронзительный ветер и затопившую Париж грязь, к крыльцу одна за другой подъезжали разноцветные кареты, откуда выпархивали роскошно одетые женщины и мужчины и не торопясь входили. Все они были обладателями громких имен — либо по праву рождения, либо благодаря выдающимся заслугам перед королевством. Здесь появилась даже высокомерная, неприступная принцесса де Конде, на которую зеваки взирали с почтительным изумлением. Эта дама никому не позволяла забывать о своей почти королевской крови, о принадлежности к семейству Монморанси и об окружающем ее ореоле славы: ведь именно она была предметом безумной — последней — страсти Генриха IV.
Между тем среди этой ослепительной, нарядной, болтливой, шумной толпы находился человек, казалось, искавший уединения. Высокий, статный, очень элегантный в своем камзоле черного бархата, расшитом золотом, он резко выделялся на фоне цветистого окружения. У него были правильные черты лица, бездонные черные глаза под густыми бровями, твердая и насмешливая линия рта. В тридцать четыре года Франсуа де Ларошфуко, принц де Марсийак был чрезвычайно привлекательным мужчиной, но все сходились на том, что он сильно изменился, вернувшись в Париж после четырехлетнего изгнания. Некогда он слыл мечтателем и даже отчасти меланхоликом: обладая романтическим воображением, Франсуа предавался лишь двум страстям — охоте и чтению. Впрочем, женщины его также занимали, но здесь он всегда соблюдал большую осторожность.
В пятнадцать лет его женили на Андре де Вивонн, дочери главного сокольничего. Она подарила ему восемь детей, и Франсуа стремился не омрачать покой супруги, которую искренне почитал, но не слишком любил. На свое несчастье, он влюбился тогда… в королеву! Поверив, будто Анну Австрийскую преследует кардинал де Ришелье, он позволил знатной и дерзкой авантюристке герцогине де Шеврез вовлечь его в заговор, имевший целью похитить королеву и переправить ее в Брюссель. Разумеется, эта затея мадам де Шеврез провалилась — как и все прочие ее безумные предприятия. Франсуа чудом избежал эшафота и мог считать большой удачей, что его выслали из Парижа не куда-нибудь, а в родной замок Вертей.
Через четыре года Франсуа де Ларошфуко вновь обрел свободу в результате почти одновременной смерти кардинала и короля Людовика XIII. Он летел в Париж с бьющимся сердцем, надеясь, что спасенная им от воображаемой опасности королева упадет в его объятия или хотя бы выразит свою признательность в сколько-нибудь ощутимой форме… Однако той романтической королевы, о которой он постоянно вспоминал, уже не существовало: он увидел властную регентшу Франции, а за ее спиной очередную красную сутану — кардинал Мазарини был простолюдином с точки зрения самого захудалого дворянчика, но зато именно ему принадлежало сердце Анны Австрийской!
Франсуа испытал сильнейшее разочарование. Его меланхолия обратилась в горечь, и теперь он помышлял только о мести — причем о мести весьма своеобразной. Он желал, чтобы королева научилась бояться принца де Марсийака!
После короткой военной кампании во Фландрии, где Марсийак был ранен, он вновь появился в Париже и привлекал всеобщее внимание своей высокомерной задумчивостью — делиться своими помыслами он не считал нужным, ибо никто не казался ему достойным этого. Все знали силу его насмешливого ума и потому относились с уважением к опасному мизантропу, а многие красавицы подавляли вздох сожаления, ибо ни одной из них не удавалось привлечь этот мрачный взгляд.
Однако нынешним вечером в доме мадам де Буйон взор Франсуа де Ларошфуко остановился на женщине, которая только что вошла в гостиную. Красота ее была воистину ослепительной. Высокая и стройная, как лиана, она обладала подлинно королевской статью, безупречными чертами лица, белоснежной кожей, громадными глазами редкостного цвета морской волны и массой шелковистых белокурых волос. По странному совпадению, она была в платье черного бархата, расшитом золотом, — очень похожем на камзол Франсуа. Марсийак не признавал других цветов и увидел в этом знак судьбы.
В одно мгновение блистательную красавицу окружили со всех сторон, выказывая ей такие знаки внимания, что стало очевидно — именно она будет королевой сегодняшнего вечера. Но Марсийаку не было нужды представляться ей, ибо он ее хорошо знал. Это была герцогиня де Лонгвиль, Анна-Женевьева де Бурбон-Конде — одна из знатнейших дам королевства, почти равная по рождению государям. Примерно год назад она исчезла из Парижа, отправившись в Вестфалию вместе со своим мужем, который был на двадцать четыре года старше жены. Герцогу де Лонгвиль было поручено вести переговоры о знаменитом Вестфальском мире, положившем конец Тридцатилетней войне.
Марсийак уже встречался с прекрасной герцогиней, но это случилось несколько лет тому назад — она была тогда совсем юной, — и он остался равнодушен к ее красоте, так поразившей его сегодня. Сейчас же ему показалось, что это белокурое видение явилось в ответ на те вопросы, которые он давно задавал себе…
Франсуа знал, что эта женщина не только самая красивая и знатная, но также самая властолюбивая и самая пылкая. Он знал ее власть над мужчинами — ведь это из-за нее Морис де Колиньи ввязался в роковую дуэль и получил смертельную рану. Он знал, что она, подобно своему брату Конде и ему самому, больше всего грезит о славе. Именно такая женщина была ему нужна!
Между тем вокруг него перешептывались:
— Герцогиня еще красивее, чем прежде! Интересно, сколько сердец разбила она в Вестфалии?
— Точно неизвестно, но есть достоверные сведения, что сразу по приезде она завлекла молодого Миоссанса, и тот готов умереть за нее.
— Миоссанса? Какая странная мысль! Ведь он еще совсем мальчишка!
— Зато он очень красив и очень знатен. Это настоящий паладин, а прекрасная герцогиня обожает паладинов! Смотрите, вот он к ней подходит и глядит на нее с такой нежностью, с таким смирением! А у нее засверкали глаза…
Этого Марсийак вынести не смог. Нельзя было допустить, чтобы другой притягивал взор женщины, которую он твердо решил обольстить. Оставив двух болтунов пробавляться сплетнями, он пробрался сквозь толпу к герцогине и склонился перед ней, сняв шляпу. Длинные перья плюмажа коснулись паркета.
— Осмелюсь ли я надеяться, что вы меня помните, мадам?
Герцогиня улыбнулась и протянула ему руку для поцелуя.
— Принца де Марсийака забыть невозможно. Мне рассказывали о ваших подвигах во Фландрии, принц, и я порадовалась за вас.
Слова были любезными, улыбка тоже, однако взгляд герцогини уже устремился к юному Миоссансу, который тут же приблизился. Франсуа сдвинул брови.
— Еще больше я рад встрече с вами, мадам! Я счастлив, что вы меня не забыли, и, поверьте, я сделаю все, чтобы навеки остаться в вашей памяти.
Она вновь взглянула на него, удивленная этим почти угрожающим тоном.
— Что вы хотите сказать?
— Что есть женщины, которые могут потребовать от своих друзей столько же, сколько могла требовать королева. Но они должны научиться тщательно выбирать их.
— Полагаю, что я выбирать умею, — возразила прекрасная Анна с надменной улыбкой.
— Вам придется доказать мне это, мадам!
Вновь перья скользнули по паркету, высокая фигура склонилась, но перед этим черные глаза с вызовом встретили взгляд бирюзовых. Когда Марсийак растворился в толпе, Анна-Женевьева уже не смотрела на Миоссанса. Прикрывшись веером, она задумчиво следила, как удаляется этот мужчина, чья стать, тон и даже наряд показались ей собственным отражением. В течение всего вечера мадам де Лонгвиль выглядела необыкновенно рассеянной.
На следующий день г-н де Миоссанс желал узнать только одно: в котором часу и в каком месте суждено ему сойтись в смертельной схватке с принцем де Марсийаком. Юноше казалось, что он упал с облаков на грешную землю. Он послал к принцу своих секундантов и ближе к вечеру оказался со шпагой в руке под голыми деревьями сада Маре.
Миоссанс получил легкую рану, и, пока ее перевязывали, его противник, вкладывая шпагу в ножны, объявил, что намерен задавать ему такую же трепку каждый раз, когда он осмелится подойти к мадам де Аонгвиль ближе чем на три шага.
— Я скорее умру, чем подчинюсь вам, сударь! — в бешенстве вскричал будущий маршал д'Альбре, делая героические усилия, чтобы подняться и продолжить бой.
— Именно это с вами и случится, если вы будете упорствовать! Вы молоды, смелы, благородны, а на свете тысячи молодых и красивых женщин.
— Сударь!.. — воскликнул раненый.
К несчастью, обморок помешал ему договорить. Его поспешно отнесли домой, а Марсийак тем временем спокойно направился во дворец де Аонгвиль и предстал перед герцогиней.
— Мадам, — объявил он с порога, — я только что ранил господина де Миоссанса, поскольку он вам нравится, а я не могу этого допустить. И я предупредил его, что так будет каждый раз, когда потребуется повторить урок.
Анна-Женевьева не отличалась терпением, зато гордостью вполне могла сравниться с Марсийаком. Она почувствовала себя крайне задетой.
— Сударь, по какому праву вы вмешиваетесь в мои личные дела?! Да знаете ли вы…
Жестом остановив ее, он преклонил перед ней колено.
— Я знаю о вас все. Что касается права, то оно принадлежит мне как мужчине, который любит вас, готов всем для вас пожертвовать и вынести все, кроме вашего равнодушия. Позвольте мне служить вам, любить вас — и вы станете королевой этой страны! Поверьте, я достоин вас, и вдвоем мы сможем перевернуть весь мир.
Пока он говорил, герцогиня пристально вглядывалась в этого человека, который стоял перед ней на коленях, но излучал властность. Как сумел он догадаться о сжигающем ее честолюбии? Несомненно, его обуревала такая же страсть повелевать и править!
— Вы хотите служить мне… против всех? Даже против королевы или Мазарини?
— Этого мерзавца в сутане? Против него в первую очередь!
— Однако же мой брат служит ему…
Да, так оно и было! Именно это послужило причиной ненависти прекрасной мадам де Аонгвиль к Мазарини: принц де Конде, ее любимый брат, ее герой служил презренному итальянцу, и смириться с этим она не могла. Ослепленная гордостью герцогиня не понимала, что Конде служит прежде всего монарху, тогда как Мазарини — всего лишь королевский министр, которому пришлось управлять страной в необычайно сложных обстоятельствах. С точки зрения мадам де Лонгвиль все выглядело иначе: Мазарини сумел привлечь Конде на свою сторону — и Мазарини должен расплатиться за подобное оскорбление.
В конце концов Анна-Женевьева подала руку Франсуа де Ларошфуко.
— Что ж, дорогой принц, попытайтесь теперь завоевать мою любовь, ибо службу вашу я принимаю, — заявила она.
— Вы полюбите меня, мадам, или я перестану быть самим собой!
И действительно, всего лишь через две недели Анна-Женевьева уже не мыслила себе жизни без Франсуа де Ларошфуко. Он стал ее любовником, и оба они настолько безоглядно отдались своей любви, словно отступать им было некуда — как во время войны. Впрочем, война не заставила себя ждать…
Фронда! Сквозь даль веков и призму бесчисленных романтических историй она представляется войной в кружевах, в ходе которой разряженные дамы гарцевали, словно амазонки, на породистых лошадях, удивляя мир своими подвигами и любовными приключениями. Высшая знать, которая помышляла только о своих личных выгодах, отчаянно боролась с королевской властью, тогда как монарх все более и более становился воплощением национальных интересов. Смерть Ришелье французские вельможи встретили вздохом облегчения. Наконец-то поле битвы покинул этот ужасный деспот, этот страшный человек, который заботился лишь о благе страны и мешал грандам предаваться их излюбленным забавам — заговорам и мятежам! Теперь нужно было срочно отвоевать сданные позиции, воспользовавшись регентством излишне чувственной женщины, несовершеннолетием короля и непопулярностью чужеземного министра. Самое худшее состояло в том, что часть народа последовала за знатью. В результате всего лишь за пять лет королевство оказалось на краю гибели…
Что касается Анны-Женевьевы и Франсуа, то они слепо ринулись в эту войну, которая стала достойным украшением их пылкой страсти. Увлекаемая чудовищной гордостью, прекрасная герцогиня нанесла королевской партии мастерский удар: ей удалось привлечь на сторону мятежников своего прославленного брата. Впрочем, добилась она этого без особого труда, ибо Конде жаждал власти больше, чем Анна-Женевьева и Марсийак вместе взятые. А кроме того, он так любил свою красавицу-сестру! Злые языки даже поговаривали, что он любит ее несколько сильнее, чем следует. Вскоре Париж покрылся баррикадами, воздвигнутыми лишь для удовлетворения частных амбиций, и герцогиня решила, что победа уже близка.
Однако у войны есть свои правила, и любовникам пришлось расстаться. Юный король, которому не было еще и десяти лет, бежал из восставшего Парижа, найдя убежище в замке Сен-Жермен вместе со своим немногочисленным двором. Марсийак последовал за королем — но не в качестве верного слуги. Нужно было выяснить, что происходит в стане неприятеля, и во имя любви к своей красавице принц не погнушался мерзким ремеслом шпиона.
Что касается Анны-Женевьевы, то она попросту переселилась в Ратушу, практически возглавив парижское восстание. Здесь она плела разнообразные интриги и почти уверилась в том, что уже стала королевой. Впрочем, парижане радовались ее присутствию, ибо великий Конде неожиданно совершил очередной кульбит: он предпочел находиться при особе маленького короля, нуждавшегося в защите.
Утром 28 января 1649 года Анна-Женевьева просматривала целую кипу донесений вместе с Полем де Гонди — беспокойным коадъютором при парижском епископе. Внезапно она вскрикнула и, откинувшись на спинку кресла, побледнела настолько, что к ней тут же устремилась ее камеристка Луиза де Верпильер.
— Что с вами, госпожа герцогиня, вам нехорошо?
— Да! Страшная боль… Мне кажется, настал срок!
Мадам де Лонгвиль была беременна, но вовсе не от старого мужа. Никто не сомневался, что счастливым отцом является принц де Марсийак.
Поль де Гонди, будущий кардинал де Рец, с гневным изумлением смотрел на молодую женщину, которая задыхалась, словно больное животное. Он любил ее, страстно желал обладать ею и служил ей скорее во имя любви, чем по искреннему убеждению. Близкие роды ошеломили и одновременно оскорбили его.
— Мы сейчас доставим носилки. Вам, мадам, следует немедленно перебраться во дворец!
Неожиданно герцогиня так разгневалась, что на щеках ее снова проступил румянец, а в голубых глазах заполыхало пламя.
— Как я могу покинуть Ратушу, если поклялась принцу де Марсийаку оставаться здесь до конца? Никогда, господин коадъютор! Раз нашему ребенку не терпится, пусть он родится в Ратуше, на глазах у всех. Королевы разрешаются от бремени в присутствии двора — я сделаю это перед всем Парижем! Мое дитя этого вполне заслуживает!
Через несколько часов герцогиня де Лонгвиль действительно произвела на свет сына — прямо в зале заседаний, где поспешно установили кровать, на глазах у ошеломленных магистратов и ликующих рыночных торговок. Коадъютор совершил обряд крещения посреди всеобщего восторга и веселья; крестным отцом младенца стал купеческий старшина Парижа. Измученная, но счастливая Анна-Женевьева смотрела на окруживших ее радостных людей, но думала только о своем возлюбленном, с которым намеревалась разделить этот великолепный триумф и отпраздновать грядущую блистательную победу.
К несчастью для нее, король сохранил достаточно сторонников и верных слуг. Почти повсеместно развернулись тяжелые бои. Париж сражался, Париж клокотал, но Париж вместе с тем начинал задумываться — многие понимали, что из создавшегося тупика нет выхода. 19 февраля в окрестностях Корбея произошла ожесточенная битва между войсками короля и фрондеров. Франсуа де Ларошфуко получил огнестрельную рану в горло. Истекающего кровью, его принесли к герцогине, которая едва не сошла с ума от горя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44