– Ну да, верно! Уэйн говорил что-то насчет южных краев. У вас, случайно, нет номера телефона, по которому я мог бы с ним связаться?
На линии повисла тишина. Дамочка, видать, тертый калач…
– Понимаете, мне нужно выслать ему чек, – сказал Ричи, не отводя взгляда от хмурого лица Птицы.
– Так вы с его работы?
– Да, мэм. Он здорово спешил перед отъездом. – Ричи выдержал паузу, выжидая, даст ли ему это что-нибудь. Женщина тоже молчала, тогда Ричи добавил: – Понимаете, босс просил меня переслать ему чек. Думаю, Уэйн и ваша дочь обрадовались бы ему, учитывая, что они в отъезде, во Флориде.
Ричи и Птица ждали, глядя друг на друга.
– У вас нет адреса, а?
– Нет, дочь мне его не сообщила.
– Знаете, я тут подумал, что вы наверняка с ними разговаривали… – Он ждал, пауза затягивалась. – Послушайте, у меня есть идея. А что, если вы дадите мне свой адрес? Я мог бы послать чек вам или заскочить к вам по дороге. Когда узнаете, где они, отошлете им чек. – Ричи снова выдержал паузу, давая ей время для раздумья. – Если бы это был мой чек, я бы хотел его получить.
– Ну хорошо, думаю, вы правы. Я живу на Грейтиот-Бич, если вы знаете, где это. В общем, записывайте…
16
Кармен заперла дверь ванной и стала под душ, лицом к струям, закрыв глаза и пытаясь ни о чем не думать. Где-то она прочла, что впасть в нирвану можно только тогда, когда удастся освободить мозг от роящихся вокруг картинок и предметов и сконцентрироваться на чем-то аморфном. Поэтому она попыталась сосредоточиться на воде, мурлыча себе под нос. И сразу же вспомнила фильм с Джеком Николсоном, действие которого начинается в Северной Африке, в каком-то арабском поселке, в местной гостинице, где Николсон меняется документами с мужчиной, который умирает в соседнем номере от сердечного приступа. Кармен вспомнила название фильма. «Пассажир»… Николсон, то есть тот, кого он играет, пытается убежать от самого себя и начинает жить жизнью человека, которого уже нет в живых. Он попадает в Англию, потом в Германию, затем в Испанию, где в Барселоне знакомится с девушкой, мечтой всей своей жизни, не подозревая, что его ждет дальше. Кармен подумала, что если сюжет захватывает, когда просто смотришь фильм, то наверняка захватывает дух, когда ты не тот, за кого тебя принимают хотя бы какое-то время. Но что-то странное происходит в этом фильме. Николсон вспоминает, что прежде видел эту девушку в Лондоне, хотя и не находит странным, когда та появляется в Барселоне. Даже не упоминает об этом до самого последнего момента. Живя под чужим именем, он обнаруживает, что втянут в опасный бизнес и что его преследуют какие-то люди. Но ему вроде как на это плевать, он озабочен лишь тем, чтобы убежать от своего прошлого. Поэтому плывет по реке своей новой жизни, как пассажир на корабле, до самого конца, и конец захватывает. По крайней мере, этот фильм ее захватил намного сильнее, чем какой-либо другой. Фильм в каком-то смысле показался ей настолько реальным, что она интуитивно угадывала, что должно произойти. И даже теперь она ощущала жалость к Николсону. Бедняга, вечный пассажир…
Закутавшись в махровый халат, Кармен терпеливо накручивала волосы на электрические бигуди, опустив голову вниз. Потом подняла глаза, глядя на себя в зеркало и размышляя о том, что на месте Джека Николсона попыталась бы как-нибудь выпутаться из всего этого, вернулась бы обратно к прежней жизни и нашла бы выход из сложившейся ситуации. Жена Николсона оказалась на высоте, искала его. Но даже если бы не искала, а преступники не гонялись бы за ним и он мог бы уехать, куда вздумается, как долго он смог бы проторчать в Барселоне или колесить по Испании в автомобиле с откидным верхом? А как долго придется ей проезжать мимо риелторского агентства в Кейп-Джирардо в «катлассе» или прогуливаться по торговым рядам «Вест-Парк-Молл». Милые люди вокруг, хотя никто ни разу не остановил и не сказал, что она именно та, с кем хочется познакомиться. Потом она возвращается в их временное пристанище, то и дело выглядывает в окно, не подкатил ли к дому кремовый «плимут». Затем она готовит ужин, дожидается Уэйна, с головой ушедшего в новую работу. Что ей остается? Она должна слушать, как он с вдохновением говорит о том, что переквалифицировался из монтажника в речника, удивляться услышанному. Никаких больше монтировок и кувалд… Теперь толь – ко канаты, тросы, такелажная цепь, какие-то храповики – словом, все, чем крепят баржу к буксиру, учитывая и то, что барже приходится проходить через шлюзы…
Она вышла из ванной в халате и бигуди и застыла на месте. У дверей кухни стоял мужчина, которого она раньше никогда не видела. Коренастый, в желтом спортивном пиджаке, с короткими руками и ногами… Он поднял руки, повернув их к ней ладонями, и сказал:
– Не бойтесь, хорошо? Я не сделаю вам ничего плохого. Я звонил… Послушайте, я не собирался входить без разрешения, тем более – напугать вас, простите.
– Я начинаю к этому привыкать, – ответила Кармен.
Она нисколько не сомневалась, что этот мужчина прежний жилец, свидетель, связанный с мафией, откуда-то с востока. Ростовщик из штата Нью-Джерси. На вид ему было около шестидесяти. Тоненькие, как у жиголо, усики и шапка волос, темных и густых… Наверняка не свои волосы, а парик…
– Вы мистер Молина, я права? Выражение у него лишь слегка изменилось.
– Да, я раньше здесь жил.
– Однако больше не живете. Что вам нужно?
– Моя жена полагает, что могла забыть здесь одно из своих колец, которое не может найти.
– Вы хотите обыскать дом, в котором теперь живу я?
– Ну что вы! Я не собираюсь причинять вам беспокойство.
– Знаете, что я вам скажу? Я вычистила этот дом до последней щели и не нашла ничего, кроме пыли и грязи. Если только оно не там. – Она кивнула в сторону спальни. – О господи! – Она вспомнила о халате и бигуди на голове, перехватив пристальный взгляд мистера Молина. – Я не трогала те коробки.
– Да нет, там всякий хлам. Старая одежда, которую я собирался выбросить или кому-то отдать. Послушайте, мне очень стыдно за то, в каком состоянии был оставлен дом.
Кармен взглянула на него. Похоже, ему и вправду стыдно.
– Моя жена уехала раньше, а когда уезжал я… Одним словом, я бросил все как было.
– Как долго вы прожили здесь?
– Почти пять лет.
– Похоже, долгий срок.
– Вы шутите? Эти пять лет показались бы вам вечностью, знай вы, в какой ситуации я оказался. Раз уж вам известна моя фамилия, полагаю, вы знаете, откуда я и какова моя история.
Он подошел к ней, и она увидела, что одет он в обноски. Вещи, модные и пользующиеся спросом у многих звезд, но все же обноски. Что ж, если его не тревожит собственный внешний вид, то ей тоже нечего переживать из-за своих бигуди. Она вдруг почувствовала себя с ним свободно.
– Наверное, вам рассказал обо мне помощник маршала? Этот пацан Бриттон?
– Мы зовем его Феррис, так что не будем считать его нашим опекуном, – сказала Кармен, протянув неожиданному гостю руку. – Мистер Молина, мы с вами как бы из одного клуба.
Последний раз, направляясь в порт Гурон, они пересекали мост через Голубую реку в Сарнии, где в больнице Ричи зашили подбородок, а он сидел в голубом «кадиллаке» и думал, что делать дальше. Когда это было? Кажется, что прошел целый год. На сей раз они прикатили с визитом к теще монтажника, и Арман, как и тогда, ломал голову, что делать дальше, после этого путешествия, которое, казалось, никогда не закончится.
Они заехали к Донне, пока она отсутствовала, развозя ребятишек по домам на школьном автобусе.
Надо было переодеться в нормальную одежду. Теперь на Армане был костюм, а на Ричи его любимая футболка «Хорошо быть хорошим», а сверху серебристая куртка, которую он прихватил из шкафа монтажника.
– Покажусь его теще в этой куртке. Мол, вот он я, тоже монтажник, очень даже симпатичный парень.
Куртка оказалась слишком большой для него, но какая разница? Ричи решил и дальше изображать парня из строительной компании, который говорил с ней по телефону.
– Птица, ты можешь подождать меня в машине. Зачем идти обоим?
Идея эта Арману не понравилась. Он собирался кое-что сказать Ричи, но молчал, пока Ричи вел машину. Если сказать раньше времени, его слова в два счета вылетят из дырявой башки этого панка. Поэтому он позволил Ричи слушать радио, хлопать ладонью по рулю в такт музыке, пока они не миновали порт Гурон и не увидели озеро Гурон, серое и непривычное.
– Давай подумаем, что эта женщина знает, а что нет, – сказал Арман, вырубив радио.
Панк наградил его сердитым взглядом.
– Как раз это я и собираюсь выяснить. Надо заставить ее сообщить то, что нам нужно.
– Да, но не думаю, что она знает, где они.
– Думаешь, она скажет, что не знает?
– Думаю, она знает, что они уехали во Флориду, но не знает ни их адреса, ни причины, по которой они уехали. Она, похоже, считает, что ненадолго, поэтому ей нет надобности писать им письма. Вариант, что она знает их адрес, но не хочет говорить, исключается. Когда ты у нее спросил, знает ли она номер их телефона, она не ответила. Но когда ты спросил, есть ли у нее их адрес, она ответила, что нет.
– Но она могла и соврать, разве нет?
– Не думаю. Она не ожидала нашего звонка, так что у нее не было заготовленного ответа. Когда она не хочет говорить, она просто молчит.
– Птица, мне плевать, чё она там знает, а чё нет. Ежели ей известно, где они, я намерен вытянуть это из нее. Затем мы сюда и прикатили.
– Но когда будешь говорить с ней, ты должен сохранять спокойствие, ясно? Как тогда, когда говорил по телефону. Послушай, если она даст нам номер их телефона, мы сможем вычислить, где они. Позвоним оператору и просто выясним, где это.
– Если она даст… – хмыкнул Ричи. – Да она будет умолять меня записать его!
– Но ты должен соблюдать рамки приличия, – повторил Арман, едва сдерживаясь, чтобы изо всей силы не врезать этому панку по сусалам. – Ты же не собираешься дерзить ей?
– Посмотрим, – оскалился Ричи, сбросив скорость и наклоняясь над рулем.
Они подъезжали. Дорога шла между деревянными гаражами и заборами. Ричи всматривался в номера домов, помеченных мелом или масляной краской на дверях гаражей.
– Нам нужно произвести на нее хорошее впечатление, – настаивал Арман. – Может быть, она нам не скажет что-то сегодня, но завтра узнает и скажет, куда можно послать чек. Понимаешь, если ты будешь хамить ей, тогда мы не сможем общаться с ней снова. Вдобавок она звякнет копам. И тогда полиция перекроет все дороги, и мы никуда не сможем сунуться. Нас сцапают, и тебя упрячут в тюрягу. Ты же этого не хочешь? Ты слышишь, что я тебе говорю?
– Вот он! – объявил Ричи.
Номер дома был выведен краской на воротах с широким забором. Ричи остановился совсем близко и распахнул дверцу.
– Не желаешь выйти и глянуть самому? Или ты не хочешь, чтобы она увидела твою физиономию?
– Помни о том, как хорошо быть хорошим, – напомнил Арман.
Он быстро окинул взглядом дом. Три этажа, считая окна на чердаке, белые рамы…
Ричи вошел в калитку и захлопнул ее за собой.
Арман сел в машину. Не надо было позволять этому придурку идти к теще монтажника с пушкой! Ладно, это уж как получится… А с панком он так или иначе разберется. Не сейчас, так позже…
Кармен и мистер Молина сидели в гостиной на диване перед кофейным столиком: Кармен в рубашке и джинсах, уже без бигуди. Молина курил, стряхивая пепел в пепельницу у него на коленях.
– Все, с чем я имел дело, а это – долговые обязательства, акции, векселя, было либо украдено, либо подделано. Я оказался, так сказать, посредником. Каждую пару месяцев ездил в Торонто и отстегивал им бабки, а они скупали собственность в городе. Так что я знаком с этими людьми. Скажите еще раз, как зовут того парня?
– Арман Дега.
– Нет, никогда о таком не слыхал. Возможно, он каким-то образом с ними связан, но я почти уверен, что он не из семьи, то есть он не мафиози. Да и вообще, что может связывать индейца с этими людьми?
– Он убивает людей.
– Но его действия в Алгонаке говорят о том, что он всего-навсего киллер. Если бы не мое положение, один звонок – и я бы это выяснил для вас, но из того, что вы мне сказали… – Молина покачал головой. – Ни за какие коврижки они не станут доить по-мелкому риелторское агентство. Им нужен солидный и постоянный доход. Как в случае со мной. У меня, к примеру, бизнес был связан с типографскими услугами. Бумага, то да се. Между прочим, за бумагу набегают огромные проценты за каждый просроченный день платежа. Ну и приходилось занимать у каких-либо пройдох. Тоже под проценты. Взял, скажем, пятнадцать тысяч баксов, а возвращать в конце года надо двадцать семь. Что делать? Не топиться же! Короче, я прогнулся под мафию, и понеслось…
Он помолчал, закуривая очередную сигарету, а Кармен глянула на его парик, резко очерчивающий лоб.
– Феррис сказал нам, что вы ростовщик из Нью-Джерси.
– Феррис не имел права говорить это. Понятия не имею, как он окончил школу, если вообще учился. Семь лет я находился под программой защиты свидетелей, ездил в Вашингтон для инструктажа. Уже не помню, со сколькими маршалами США я имел дело, и все они были людьми порядочными, кроме этого засранца. Был, правда, один не слишком-то умный. Но этот Феррис не идет с ним ни в какое сравнение! Не удивлюсь, если он станет оголтелым неофашистом. Послушайте, моя жена достаточно натерпелась всего этого и уехала, а я вернулся в Скрантон, что в штате Пенсильвания, на неделю, имел там беседу с ФБР и маршалом – словом, с теми, кто направил меня сюда. Они уговорили меня явиться в комитет сената по делам исполнительной власти, и я поделился с сенаторами своим опытом свидетеля под защитой.
– Вы находились под защитой программы семь лет?
– Да, но я не просто отсиживался. Моя первая жена, на которой я был женат двадцать семь лет, развелась со мной. Я не видел своих детей – у меня трое внуков, которых я, возможно, уже и не увижу.
– Так что вы начинали не здесь?
– Нет, первое место, где мы поселились… Помните, вам говорили, что подготовят надлежащие документы для того, чтобы можно было сменить свое имя?
Кармен кивнула:
– Помню. Но мы своих не меняли.
– А мне пришлось. А вы знаете, какая это тягомотина – получать надлежащие документы? Четыре месяца ушло только на водительские права. Почти год на карту социального страхования. Попробуй-ка взять кредит, когда у тебя нет документов. На работу и то не устроишься. Этот пацан Феррис пристроил меня в компанию «Проктер энд Гэмбл», где меня поставили на линию с памперсами. В мои пятьдесят семь заниматься подгузниками? Знаете, сколько я продержался? Я рассказал комитету сената обо всем этом, они с сочувствием меня выслушали. Председатель заметил: «Однако наш опрос показывает, что тридцать три процента людей хотят остаться в программе». Я сказал: еще бы они не хотели. Стоит только выйти, и ты мертвец. Я мог бы вместо такой дерьмовой жизни отсидеть десятку в Алленвуде, в штате Пенсильвания, и уже вышел бы на свободу за примерное поведение.
– Вам не понравилось то место, куда вас отправили сначала, и вы отказались там жить? Такое возможно?
– Одно хорошо, я встретил свою нынешнюю жену, Розиэнн. Если нам удавалось ужиться хотя бы наполовину, то это уже лучше, чем ничего. Но когда меня отвезли обратно в Скрантон давать показания, маршал – тот, что был не слишком-то умным, – посадил меня на прямой самолет. – Молина выдержал паузу. – Вы понимаете, о чем я? Вы приземляетесь в Эйвоке, в местном аэропорту, а тот, кто у вас на хвосте, знает, откуда вы. Но этого мало. Мы покидаем зал после суда, вокруг люди, этот маршал объявляет другому маршалу, куда мы направляемся. Понимаете, говорит громко, любой может услышать. В здании суда еще полно людей, друзей парня, против которого я только что давал показания. Я сказал маршалу: «Вы что, сошли с ума? Я не вернусь обратно». Им пришлось тащить меня к самолету силой. Но я потом здорово разошелся… – Молина замолчал, вскинув голову. – Вы слышали, хлопнула дверца машины?
– Наверное, это Уэйн…
Молина затушил сигарету, поднялся, подошел к окну.
– Со мной такое уже девять лет. Как только слышу какой-нибудь звук, сразу вскакиваю.
– Это пикап?
Молина не ответил, и Кармен поднялась с дивана.
– Мне не хочется вас огорчать, но это наш неофашист.
– Мы не впустим его в дом.
– Лучше этого не делать. Однажды я попытался, но он вышиб дверь.
В доме матери Кармен имелось переднее крыльцо, откуда открывался вид на озеро Гурон, серое, как небо, и совершенно пустынное. Ричи постоял на крыльце, давая теще монтажника возможность разглядеть монтажную куртку ее зятя. Гостиная, куда она его пригласила, была битком набита старой мебелью и картинами с изображением птиц по стенам, цветных эстампов и карандашных рисунков, смахивавших на детские. Ричи решил, что их не меньше тридцати. В гостиной было тепло. Он уловил гудение калорифера.
– Вы любите птиц, да? Я заметил у вас во дворе кормушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23