Что пугают – ладно, да тяжело, когда оскорбляют. «Вшивый киргиз, поганый кайсак», – чего только не говорят. А посмотрел бы на себя. Сами, наверное, злодеи. Их место в аду. Они обязательно попадут в ад. Бог покарает этих душегубов.
Старик мог бы говорить без конца о своих обидах. Казалось, не было предела гневу, накопившемуся в его груди. Однако Хаким спешил. Ему хотелось поскорее попасть в Уральск.
– Хорошо, я переправлюсь на пароме, – сказал он и, попрощавшись со стариком, спустился к реке.
Но паром уже отчалил и медленно плыл к противоположному берегу.
Хаким привязал коня к чьей-то телеге и, раздевшись, прыгнул в жемчужно-блестящую воду. Он вынырнул, поплыл на середину реки и даже зажмурился от удовольствия: так свежа и ласкова была вода. Он плыл долго по течению, отдавшись воле реки. Так стерлядь любит ложиться поперек речной быстрины. И стремительная вода несет рыбу-баловницу, кружит в водоворотах. Хаким вырос на реке и любил наблюдать за этой летней игрой стерляди.
Он перевернулся на спину. Его окружала мягкая вода, над ним синело огромное безоблачное небо. Так он мог бы уплыть до далекого мыса, выступающего на повороте реки. Но надо было спешить.
Хаким оглянулся. Паром уже отчалил от противоположного берега. Он сразу вспомнил о деле, ради которого ехал в Уральск. Несколько раз нырнув, выбрался на берег и пошел к переправе.
Едва паром приблизился к берегу, как со стороны моста к переправе спустились два вооруженных до зубов казака и стали проверять документы.
Казаки не обращали никакого внимания ни на возвращающихся с базара казахов в шекпенах и меховых шапках, ни на торговцев-татар, одетых в ногайские бешметы. Они лишь бегло просматривали их документы, а на двух женщин, пришедших из лесу к перевозу с ведрами, полными ягод, даже не взглянули. Зато сразу задержали Хакима.
Подозрительно осмотрев его ученический билет, выданный в училище, старший из казаков в упор взглянул Хакиму в глаза:
– Зачем едешь в город?
– Еду в училище за аттестатом.
– Что это тебя сейчас несет за аттестатом?
– На работу не берут без аттестата.
– Что-то ты туману наводишь…
«Вот прицепился», – со злостью подумал Хаким и с простодушным удивлением ответил:
– Кто же без бумаги поверит мне, что я окончил училище?
Ясными и короткими ответами он пытался отвязаться от казаков. Но те никуда не спешили.
– Почему не на военной службе?
– Господин есаул… – Хаким только сейчас заметил, что старший казак имел чин есаула. – Мы все служим после окончания училища. Но кто же мне присвоит звание офицера без аттестата? Вот я и еду за документом.
Хаким сказал первое, что взбрело ему на ум. Но теперь ему самому такой ответ показался вполне правдоподобным.
Казаки стали тихо переговариваться между собой, разглядывая ученический билет.
«Что же делать, – с беспокойством подумал Хаким, – чем еще, кроме аттестата, их можно убедить? Пожалуй, лучше молчать. Много наговорю – вовсе не поверят. А если задержат, провалю все дело… – Хакиму не по себе было от этих мыслей, но внешне он держался спокойно и, казалось, был безразличен к допросу. Он вспомнил последний разговор с Парамоновым и Абдрахманом и понял, что выдержка сейчас – это все. – Хорош я буду, если попадусь, как рыба на крючок, а оружие обернется против нас же. Что скажут люди, доверившие мне это дело?»
Хаким почувствовал, как холодный пот выступает у него на лбу.
К счастью, в это время казаки отошли к парому, до отказа набитому людьми, скотом, телегами.
Все уже готовы были переправляться. На берегу оставался один Хаким.
Люди с парома ощупывали его взглядами. Спрашивали, будто он был виноват в том, что казаки задерживали переправу:
– Чего мы ждем?
– Чего хочет этот джигит?
– Эй, парень, не задерживай нас. Ты можешь переправиться и потом.
Но казаки, не обращая никакого внимания на недовольство людей, толпившихся на пароме, снова подошли к Хакиму.
– Вот что, киргиз, – хмуро сказал есаул. – Реальное училище – это школа военного типа, я знаю. Сейчас мы тебя отправим в Джамбейту, там стоит воинская часть…
Хакима точно обожгло. Он понял, что, если не одурачит казачьего есаула, погубит все дело.
– Ваше благородие, – вытянувшись по струнке, сказал он, – я как раз и направляюсь в Джамбейту. Мне должны присвоить чин младшего офицера. Но для этого нужен аттестат. Я дал подписку, что в течение суток съезжу за аттестатом и вернусь в часть. Я же отвечаю за это. Разрешите оставить вам в залог ученический билет. Я возьму в училище аттестат и через три часа вернусь.
Есаул разгладил усы и ворчливо, но уже покровительственно и добродушно сказал:
– Таких чертей, как ты, что шатаются без дела, нам приказано ловить и отправлять под конвоем к наказному атаману. За вами, образованными киргизами, велено следить особо…
– Совершенно верно изволили заметить, господин есаул. За некоторыми и надо следить особо. У вас, конечно, уже большой военный опыт, а я еще зеленый в военном деле. Но я тоже в воинской части получу хорошие знания. Разрешите переправляться, господин есаул?
– Гм… – неопределенно буркнул казак. – Три часа, пожалуй, многовато. Что тебе там торчать три часа? Дело-то минутное. Даю два. А если через два часа не вернешься… Понял?
– Слушаюсь, ваше благородие! – по-военному ответил Хаким и направился к парому.
2
Квартиру Ахметши Хаким отыскал быстро. Он торопился не потому, что обещал есаулу вернуться через два часа, а хотел поскорее выполнить поручение. Дойдя до узкого переулка возле мечети Гайноллы, Хаким стал заглядывать во все дворы деревянных татарских домиков. Осмотрев три-четыре двора, он вдруг увидел красных верблюдов. В огромном дворе стояло множество телег. «Ни у кого нет таких одинаковых фургонов и красных наров, – подумал Хаким. – Это и есть дом Ахметши».
Хаким вошел в ворота. Огляделся. Во дворе не было ни души. Он подошел поближе к фургонам, однако задерживаться не стал, опасаясь, что за ним может следить кто-нибудь из окна. Быстро повернул к дому.
Но того, что он увидел, было достаточно. В глубине двора стояло восемь фургонов. На трех лежал какой-то груз, покрытый брезентом и крепко обвязанный веревками. И все-таки зоркие глаза Хакима разглядели, что под брезентом были длинные ящики.
Собаки во дворе не было. Хаким подошел к двери и негромко постучал.
На стук вышла женщина.
– Извините меня, женге, – сказал он. – Если не ошибаюсь, здесь живет Ахметша Мухамметшин. Я бы хотел, если можно, зайти к нему с салемом. – Хаким почтительно поклонился.
Женщина была так восхищена вежливостью и хорошими манерами молодого джигита, что даже растерялась.
В это время из комнаты послышался голос Ахметши:
– Шырагым! Да не Хакимжан ли это? – Он уже шел, весело улыбаясь и протягивая Хакиму руки.
– Вы угадали, жиен-ага.
– Еще бы. Ты все такой же, как прежде. Только вот вырос, вытянулся. И не подумаешь, что этот красивый, образованный джигит наш Хаким. А я смотрю из окна – думаю, кто это может быть. Оказывается ты. Если память не изменяет, то последний раз я тебя видел в тот год, когда ты заканчивал джамбейтинскую школу. Как вырос ты за эти пять лет, возмужал. Совсем взрослый. А вот мой нагаши не такой рослый, как ты. И нагаши и женеше среднего роста. Раньше говорили, что жиен всегда похож на нагаши. А теперь, выходит, нагаши похож на жиена. Значит, если жиен высок, то нагаши умен, не так ли, а? – смеясь, говорил Ахметша, и уголки его черных глаз светились лукаво и ласково.
Хаким рад был такому теплому шутливому приему, но отвечал сдержанно и вежливо.
Хаким доводился Ахметше нагаши. Но они давно не встречались друг с другом, и поэтому Хаким не знал ни характера, ни привычек своего дяди. Отец говорил о нем редко и скупо: «Умен, находчив. Знает свою выгоду, подобрал ключи к жизни». Это было все, что знал Хаким. И теперь этот уважаемый человек откровенно и приветливо беседует с ним. Время от времени Хаким бросал на Ахметшу короткий изучающий взгляд. Ему нравилось его бледное удлиненное лицо с черной бородкой. Но мягкая речь Ахметши, постоянно смеющиеся глаза выдавали в нем человека, умеющего пристально и незаметно изучать собеседника и коварно обманывать.
На Ахметше был дорогой бешмет татарского покроя, ичиги и кибисы. Из жилетного кармана свисала серебряная цепочка от часов. Он был похож на татарского купца и производил впечатление очень солидного и степенного человека. Хаким знал, что Ахметша учился в Петербурге.
«Не скрыть тебе твою хитрость, – подумал Хаким. – Прав был мой отец, когда говорил, что ты подобрал ключи к жизни. Разве не в погоне за легкой наживой взялся ты выполнять подрядные работы джамбейтинских властей? Нынче все образованные люди – или члены правительства, или судьи, или доктора. А этот чем занимается? Ведь он закончил высшую Петербургскую сельскохозяйственную школу, а возит груз для этих негодяев. Правда, у него лучший в этих краях скот. Верблюды как на картинке, глаз не оторвешь. Все – одногорбые, красной масти. И тянут они во все концы обозы зеленых фургонов. Он даже правительственный пост бросил, чтобы наживать в это горячее военное время себе богатства. Его, как видно, интересуют только деньги и своя выгода».
– Ну что же, Хакимжан, чай пить будем. Я давно хотел проведать своих нагаши, посмотреть, как выросли их дети, да все недосуг, никак не выберу времени.
То, что Ахметша пригласил его выпить с ним чаю, было как нельзя кстати. Иначе у Хакима не было бы повода дальше оставаться в этом доме.
«Только три телеги нагружены, – думал он, – остальные пусты. Следовательно, сегодня не выедут. Как же быть? С чего начать?»
– Жиен-ага, – сказал он, – я в этом году закончил реальное училище. Только весной тут началась эта кутерьма, учебный год мы кое-как докончили, а вот аттестатов многие из нас не получили. Я ведь сегодня как раз и приехал за аттестатом. Порядки теперь – носа никуда не покажи без документов. Меня только что задержали на переправе, не хотели отпускать. Кое-как уговорил. Разрешили съездить за аттестатом. Велели поступать на военную службу в Джамбейте. Пригрозили, что всех закончивших училище, если они уклоняются от службы, будет судить военно-полевой суд. И я решил поехать в Джамбейту. Я с вами хотел бы посоветоваться.
– Очень хорошо, что ты окончил училище, – ответил Ахметша, задумчиво глядя на Хакима. Он помолчал, потер ладонью подбородок. Было видно, что он сосредоточенно думает о чем-то и, прежде чем сказать, тщательно взвешивает слова. – На военную службу не поступай. Мне кажется, к этому роду деятельности у тебя, так сказать, нет особого рвения, – посмеиваясь, вымолвил он наконец.
– Нет, отчего же, жиен-ага… Я решил поступать. За этим я и в город приехал.
– Для поездки в город может быть много причин… А если бы ты действительно стремился служить в армии, то давно уже был бы в Джамбейте. Посмотри-ка мне прямо в глаза. У людей нашего рода по лицу всегда можно прочесть, что у них творится в груди… Только я не стану допытываться, даже не спрошу, о чем ты разговаривал с большевиками. В конце концов, ты не ребенок и сам должен найти правильную дорогу. Возможно, твой отец или кто-нибудь другой поверит, что ты приехал посоветоваться со мной, а я не верю. Скажу правду: не за советом ты ко мне приехал. По соседству с вашим аулом в Камысты-Куле живут братья Алибековы – Губайдулла, Хамидолла и младший Галиаскар. Это образованные люди. Однажды хитрец Хамидолла вздумал исповедаться мне: «В одном только грехе я обвиняю кудая на этом свете: дал мне способность разгадывать чужие мысли. А это, как известно, дело самого кудая. Вот и получается, что на мне лежит тяжкий грех, ибо я вмешиваюсь в дела самого кудая. Поэтому-то с утра и до вечера молю: «О кудай, прости меня грешного за то, что я знаю наравне с тобой». Теперь многие имеют этот грех Хамидоллы. Хакимжан, ты еще не грешен этим? – ухмыляясь, спросил Ахметша.
Хаким так растерялся, что на минуту лишился дара речи и только с опаской поглядывал в лицо Ахметше. И все-таки у него хватило выдержки ничего не ответить на эти слова Ахметши и не попасть в ловушку.
– Как весной распускаются почки на молодом тополе, – продолжал с улыбкой Ахметша, – так и ты, пожалуй, скоро научишься угадывать чужие мысли. Ведь недаром же ты сын Жунуса, моего дорогого нагаши. А Жунус – умный человек. Но знай: умение угадывать мысли, предсказывать будущее идет не только от ума. Еще в детстве нагаши учил меня: на свете есть три бессмертных дела – учительство, хозяйство, торговля. Учителем может быть только человек, знающий больше других. И тот, кто имеет учеников, бессмертен в своих делах. Второе – хозяйство. Умеючи можно с клочка земли величиной с язык собрать годовой урожай, а одна скотина может равняться сотне голов. Поэтому человек, нашедший жилку в хозяйстве, не пропадет. Третье – торговля. Торговля знакомит с чужими странами, с другими народами. Надо держаться за одно из этих трех дел. А держаться – это значит учиться. Вот как раз нагаши помог мне не только советом, но и поддержал меня материально. Твой отец получил арабское образование, владел только тюркской грамотой. Но сумел постичь мировую философию. Он подобен древнему Лукпану. Люди считают его баловнем веселой шутки и не видят, что за шуткой кроется проницательность и мудрость. Он судит о людях не по словам, он всегда стремится к сути, и все это позволяет ему так легко угадывать мысли других. А на дела начальства он смотрит только с одной стороны – насколько они вредны для народа. Будь спокоен, он-то разобрался в этой неразберихе, что творится вокруг, понял, на чьей стороне перевес. И ты, Хакимжан, должен прислушиваться к его словам. Нельзя ступать на неопределенную дорогу. Не смотри на меня так и не жди от меня никаких советов. Одно могу сказать: военная служба – занятие для людей в безвыходном положении. Или ты хочешь стать большим начальником? Так знай: руководить людьми – значит обманывать их. А если ты не можешь убедить их в том, что зло – это народное благо, а насилие – благородное дело, то и не рвись к руководству. Птица счастья тотчас покинет тебя.
«Этот коварный человек, видимо, что-то разузнал обо мне, – подумал Хаким, – хочет хитростью заманить меня в свои сети и выведать тайну. А как расхваливает он моего отца. Интересно все-таки, правда это или он только льстит мне? А ведь из его слов видно, что перевес на нашей стороне. Отец прав. Но зачем ему наша победа? Нет, нельзя с ним откровенничать. Один неосторожный шаг – и можно погубить все дело».
– Дядя, ваши слова для меня большой урок. Вы сказали, что я уже много повидал, много знаю и даже разбираюсь в людях. Это слышать, конечно, лестно. И мне приятно было слушать теплые слова о моем отце. Однако должен вам сказать, что такой, как вы сказали, оценки политическим событиям он никогда не давал. По крайней мере, я ничего подобного не слышал. Я очень уважаю отца. Но вы так много видели, вы учились в Петербурге, вам многое виднее, чем моему отцу или мне. Вот поэтому я и пришел к вам за советом. Сказать по правде, я еще окончательно не решил, что мне делать. Однако я хочу по-настоящему учиться. Но училище я закончил. А что делать дальше, я не знаю. Приехал я сюда на телеге одного торговца не только за аттестатом, но и к вам за советом.
Хаким решил любой хитростью напроситься в обоз.
– Вот оно что! – воскликнул Ахметша. – Так бы сразу и сказал: возьмите, мол, меня с обозом. Чего же ты молчал? – рассмеялся Ахметша. – Ходишь вокруг да около, петляешь, как заяц, вместо того чтобы сказать прямо. Интересный вы народец. Ну что ж, если у тебя нет коня, садись в мою телегу. Только я не знаю вот, когда поеду. Может быть, завтра, может, послезавтра, а то и все три дня придется провести в городе.
«Лиса проклятая, – выругался про себя Хаким, – виляет хвостом, и не поймаешь его никак».
– Жиен-ага, – сказал он, – вы, как я вижу, решили мои слова обратить в шутку. У меня нет ни повода, ни основания уверять вас в том, что я говорю правду. Конечно, я, преследуя свою выгоду, явился к вам, но ведь я этого и не скрываю. И что скрывать, если вы знаете все мои мысли наперед. Но согласитесь, что-то делать мне все же надо. Если не служить, то учиться, но в том и другом случае надо ехать в Джамбейту. Там живет наш родственник Толеубай. Он мне поможет. Вас же я совсем не хочу утруждать. Мне вовсе не обязательно ехать в тарантасе вместе с вами. Я могу и на обыкновенной телеге ехать.
Сказав это, Хаким не смог взглянуть прямо в глаза Ахметше и начал осматривать комнату и фотографии у зеркала.
– Хакимжан, то, что я сейчас скажу, может быть, не очень приятно. Ты заранее извини меня. Но, откровенно сказать, все эти окольные ходы твои мне кажутся подозрительными. Знаешь, как иногда дети играют в прятки – прячут голову и думают, что их не видно. Так и я буду закрывать глаза на все. Быть младшим офицером – это значит постоянно унижаться и выслуживаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Старик мог бы говорить без конца о своих обидах. Казалось, не было предела гневу, накопившемуся в его груди. Однако Хаким спешил. Ему хотелось поскорее попасть в Уральск.
– Хорошо, я переправлюсь на пароме, – сказал он и, попрощавшись со стариком, спустился к реке.
Но паром уже отчалил и медленно плыл к противоположному берегу.
Хаким привязал коня к чьей-то телеге и, раздевшись, прыгнул в жемчужно-блестящую воду. Он вынырнул, поплыл на середину реки и даже зажмурился от удовольствия: так свежа и ласкова была вода. Он плыл долго по течению, отдавшись воле реки. Так стерлядь любит ложиться поперек речной быстрины. И стремительная вода несет рыбу-баловницу, кружит в водоворотах. Хаким вырос на реке и любил наблюдать за этой летней игрой стерляди.
Он перевернулся на спину. Его окружала мягкая вода, над ним синело огромное безоблачное небо. Так он мог бы уплыть до далекого мыса, выступающего на повороте реки. Но надо было спешить.
Хаким оглянулся. Паром уже отчалил от противоположного берега. Он сразу вспомнил о деле, ради которого ехал в Уральск. Несколько раз нырнув, выбрался на берег и пошел к переправе.
Едва паром приблизился к берегу, как со стороны моста к переправе спустились два вооруженных до зубов казака и стали проверять документы.
Казаки не обращали никакого внимания ни на возвращающихся с базара казахов в шекпенах и меховых шапках, ни на торговцев-татар, одетых в ногайские бешметы. Они лишь бегло просматривали их документы, а на двух женщин, пришедших из лесу к перевозу с ведрами, полными ягод, даже не взглянули. Зато сразу задержали Хакима.
Подозрительно осмотрев его ученический билет, выданный в училище, старший из казаков в упор взглянул Хакиму в глаза:
– Зачем едешь в город?
– Еду в училище за аттестатом.
– Что это тебя сейчас несет за аттестатом?
– На работу не берут без аттестата.
– Что-то ты туману наводишь…
«Вот прицепился», – со злостью подумал Хаким и с простодушным удивлением ответил:
– Кто же без бумаги поверит мне, что я окончил училище?
Ясными и короткими ответами он пытался отвязаться от казаков. Но те никуда не спешили.
– Почему не на военной службе?
– Господин есаул… – Хаким только сейчас заметил, что старший казак имел чин есаула. – Мы все служим после окончания училища. Но кто же мне присвоит звание офицера без аттестата? Вот я и еду за документом.
Хаким сказал первое, что взбрело ему на ум. Но теперь ему самому такой ответ показался вполне правдоподобным.
Казаки стали тихо переговариваться между собой, разглядывая ученический билет.
«Что же делать, – с беспокойством подумал Хаким, – чем еще, кроме аттестата, их можно убедить? Пожалуй, лучше молчать. Много наговорю – вовсе не поверят. А если задержат, провалю все дело… – Хакиму не по себе было от этих мыслей, но внешне он держался спокойно и, казалось, был безразличен к допросу. Он вспомнил последний разговор с Парамоновым и Абдрахманом и понял, что выдержка сейчас – это все. – Хорош я буду, если попадусь, как рыба на крючок, а оружие обернется против нас же. Что скажут люди, доверившие мне это дело?»
Хаким почувствовал, как холодный пот выступает у него на лбу.
К счастью, в это время казаки отошли к парому, до отказа набитому людьми, скотом, телегами.
Все уже готовы были переправляться. На берегу оставался один Хаким.
Люди с парома ощупывали его взглядами. Спрашивали, будто он был виноват в том, что казаки задерживали переправу:
– Чего мы ждем?
– Чего хочет этот джигит?
– Эй, парень, не задерживай нас. Ты можешь переправиться и потом.
Но казаки, не обращая никакого внимания на недовольство людей, толпившихся на пароме, снова подошли к Хакиму.
– Вот что, киргиз, – хмуро сказал есаул. – Реальное училище – это школа военного типа, я знаю. Сейчас мы тебя отправим в Джамбейту, там стоит воинская часть…
Хакима точно обожгло. Он понял, что, если не одурачит казачьего есаула, погубит все дело.
– Ваше благородие, – вытянувшись по струнке, сказал он, – я как раз и направляюсь в Джамбейту. Мне должны присвоить чин младшего офицера. Но для этого нужен аттестат. Я дал подписку, что в течение суток съезжу за аттестатом и вернусь в часть. Я же отвечаю за это. Разрешите оставить вам в залог ученический билет. Я возьму в училище аттестат и через три часа вернусь.
Есаул разгладил усы и ворчливо, но уже покровительственно и добродушно сказал:
– Таких чертей, как ты, что шатаются без дела, нам приказано ловить и отправлять под конвоем к наказному атаману. За вами, образованными киргизами, велено следить особо…
– Совершенно верно изволили заметить, господин есаул. За некоторыми и надо следить особо. У вас, конечно, уже большой военный опыт, а я еще зеленый в военном деле. Но я тоже в воинской части получу хорошие знания. Разрешите переправляться, господин есаул?
– Гм… – неопределенно буркнул казак. – Три часа, пожалуй, многовато. Что тебе там торчать три часа? Дело-то минутное. Даю два. А если через два часа не вернешься… Понял?
– Слушаюсь, ваше благородие! – по-военному ответил Хаким и направился к парому.
2
Квартиру Ахметши Хаким отыскал быстро. Он торопился не потому, что обещал есаулу вернуться через два часа, а хотел поскорее выполнить поручение. Дойдя до узкого переулка возле мечети Гайноллы, Хаким стал заглядывать во все дворы деревянных татарских домиков. Осмотрев три-четыре двора, он вдруг увидел красных верблюдов. В огромном дворе стояло множество телег. «Ни у кого нет таких одинаковых фургонов и красных наров, – подумал Хаким. – Это и есть дом Ахметши».
Хаким вошел в ворота. Огляделся. Во дворе не было ни души. Он подошел поближе к фургонам, однако задерживаться не стал, опасаясь, что за ним может следить кто-нибудь из окна. Быстро повернул к дому.
Но того, что он увидел, было достаточно. В глубине двора стояло восемь фургонов. На трех лежал какой-то груз, покрытый брезентом и крепко обвязанный веревками. И все-таки зоркие глаза Хакима разглядели, что под брезентом были длинные ящики.
Собаки во дворе не было. Хаким подошел к двери и негромко постучал.
На стук вышла женщина.
– Извините меня, женге, – сказал он. – Если не ошибаюсь, здесь живет Ахметша Мухамметшин. Я бы хотел, если можно, зайти к нему с салемом. – Хаким почтительно поклонился.
Женщина была так восхищена вежливостью и хорошими манерами молодого джигита, что даже растерялась.
В это время из комнаты послышался голос Ахметши:
– Шырагым! Да не Хакимжан ли это? – Он уже шел, весело улыбаясь и протягивая Хакиму руки.
– Вы угадали, жиен-ага.
– Еще бы. Ты все такой же, как прежде. Только вот вырос, вытянулся. И не подумаешь, что этот красивый, образованный джигит наш Хаким. А я смотрю из окна – думаю, кто это может быть. Оказывается ты. Если память не изменяет, то последний раз я тебя видел в тот год, когда ты заканчивал джамбейтинскую школу. Как вырос ты за эти пять лет, возмужал. Совсем взрослый. А вот мой нагаши не такой рослый, как ты. И нагаши и женеше среднего роста. Раньше говорили, что жиен всегда похож на нагаши. А теперь, выходит, нагаши похож на жиена. Значит, если жиен высок, то нагаши умен, не так ли, а? – смеясь, говорил Ахметша, и уголки его черных глаз светились лукаво и ласково.
Хаким рад был такому теплому шутливому приему, но отвечал сдержанно и вежливо.
Хаким доводился Ахметше нагаши. Но они давно не встречались друг с другом, и поэтому Хаким не знал ни характера, ни привычек своего дяди. Отец говорил о нем редко и скупо: «Умен, находчив. Знает свою выгоду, подобрал ключи к жизни». Это было все, что знал Хаким. И теперь этот уважаемый человек откровенно и приветливо беседует с ним. Время от времени Хаким бросал на Ахметшу короткий изучающий взгляд. Ему нравилось его бледное удлиненное лицо с черной бородкой. Но мягкая речь Ахметши, постоянно смеющиеся глаза выдавали в нем человека, умеющего пристально и незаметно изучать собеседника и коварно обманывать.
На Ахметше был дорогой бешмет татарского покроя, ичиги и кибисы. Из жилетного кармана свисала серебряная цепочка от часов. Он был похож на татарского купца и производил впечатление очень солидного и степенного человека. Хаким знал, что Ахметша учился в Петербурге.
«Не скрыть тебе твою хитрость, – подумал Хаким. – Прав был мой отец, когда говорил, что ты подобрал ключи к жизни. Разве не в погоне за легкой наживой взялся ты выполнять подрядные работы джамбейтинских властей? Нынче все образованные люди – или члены правительства, или судьи, или доктора. А этот чем занимается? Ведь он закончил высшую Петербургскую сельскохозяйственную школу, а возит груз для этих негодяев. Правда, у него лучший в этих краях скот. Верблюды как на картинке, глаз не оторвешь. Все – одногорбые, красной масти. И тянут они во все концы обозы зеленых фургонов. Он даже правительственный пост бросил, чтобы наживать в это горячее военное время себе богатства. Его, как видно, интересуют только деньги и своя выгода».
– Ну что же, Хакимжан, чай пить будем. Я давно хотел проведать своих нагаши, посмотреть, как выросли их дети, да все недосуг, никак не выберу времени.
То, что Ахметша пригласил его выпить с ним чаю, было как нельзя кстати. Иначе у Хакима не было бы повода дальше оставаться в этом доме.
«Только три телеги нагружены, – думал он, – остальные пусты. Следовательно, сегодня не выедут. Как же быть? С чего начать?»
– Жиен-ага, – сказал он, – я в этом году закончил реальное училище. Только весной тут началась эта кутерьма, учебный год мы кое-как докончили, а вот аттестатов многие из нас не получили. Я ведь сегодня как раз и приехал за аттестатом. Порядки теперь – носа никуда не покажи без документов. Меня только что задержали на переправе, не хотели отпускать. Кое-как уговорил. Разрешили съездить за аттестатом. Велели поступать на военную службу в Джамбейте. Пригрозили, что всех закончивших училище, если они уклоняются от службы, будет судить военно-полевой суд. И я решил поехать в Джамбейту. Я с вами хотел бы посоветоваться.
– Очень хорошо, что ты окончил училище, – ответил Ахметша, задумчиво глядя на Хакима. Он помолчал, потер ладонью подбородок. Было видно, что он сосредоточенно думает о чем-то и, прежде чем сказать, тщательно взвешивает слова. – На военную службу не поступай. Мне кажется, к этому роду деятельности у тебя, так сказать, нет особого рвения, – посмеиваясь, вымолвил он наконец.
– Нет, отчего же, жиен-ага… Я решил поступать. За этим я и в город приехал.
– Для поездки в город может быть много причин… А если бы ты действительно стремился служить в армии, то давно уже был бы в Джамбейте. Посмотри-ка мне прямо в глаза. У людей нашего рода по лицу всегда можно прочесть, что у них творится в груди… Только я не стану допытываться, даже не спрошу, о чем ты разговаривал с большевиками. В конце концов, ты не ребенок и сам должен найти правильную дорогу. Возможно, твой отец или кто-нибудь другой поверит, что ты приехал посоветоваться со мной, а я не верю. Скажу правду: не за советом ты ко мне приехал. По соседству с вашим аулом в Камысты-Куле живут братья Алибековы – Губайдулла, Хамидолла и младший Галиаскар. Это образованные люди. Однажды хитрец Хамидолла вздумал исповедаться мне: «В одном только грехе я обвиняю кудая на этом свете: дал мне способность разгадывать чужие мысли. А это, как известно, дело самого кудая. Вот и получается, что на мне лежит тяжкий грех, ибо я вмешиваюсь в дела самого кудая. Поэтому-то с утра и до вечера молю: «О кудай, прости меня грешного за то, что я знаю наравне с тобой». Теперь многие имеют этот грех Хамидоллы. Хакимжан, ты еще не грешен этим? – ухмыляясь, спросил Ахметша.
Хаким так растерялся, что на минуту лишился дара речи и только с опаской поглядывал в лицо Ахметше. И все-таки у него хватило выдержки ничего не ответить на эти слова Ахметши и не попасть в ловушку.
– Как весной распускаются почки на молодом тополе, – продолжал с улыбкой Ахметша, – так и ты, пожалуй, скоро научишься угадывать чужие мысли. Ведь недаром же ты сын Жунуса, моего дорогого нагаши. А Жунус – умный человек. Но знай: умение угадывать мысли, предсказывать будущее идет не только от ума. Еще в детстве нагаши учил меня: на свете есть три бессмертных дела – учительство, хозяйство, торговля. Учителем может быть только человек, знающий больше других. И тот, кто имеет учеников, бессмертен в своих делах. Второе – хозяйство. Умеючи можно с клочка земли величиной с язык собрать годовой урожай, а одна скотина может равняться сотне голов. Поэтому человек, нашедший жилку в хозяйстве, не пропадет. Третье – торговля. Торговля знакомит с чужими странами, с другими народами. Надо держаться за одно из этих трех дел. А держаться – это значит учиться. Вот как раз нагаши помог мне не только советом, но и поддержал меня материально. Твой отец получил арабское образование, владел только тюркской грамотой. Но сумел постичь мировую философию. Он подобен древнему Лукпану. Люди считают его баловнем веселой шутки и не видят, что за шуткой кроется проницательность и мудрость. Он судит о людях не по словам, он всегда стремится к сути, и все это позволяет ему так легко угадывать мысли других. А на дела начальства он смотрит только с одной стороны – насколько они вредны для народа. Будь спокоен, он-то разобрался в этой неразберихе, что творится вокруг, понял, на чьей стороне перевес. И ты, Хакимжан, должен прислушиваться к его словам. Нельзя ступать на неопределенную дорогу. Не смотри на меня так и не жди от меня никаких советов. Одно могу сказать: военная служба – занятие для людей в безвыходном положении. Или ты хочешь стать большим начальником? Так знай: руководить людьми – значит обманывать их. А если ты не можешь убедить их в том, что зло – это народное благо, а насилие – благородное дело, то и не рвись к руководству. Птица счастья тотчас покинет тебя.
«Этот коварный человек, видимо, что-то разузнал обо мне, – подумал Хаким, – хочет хитростью заманить меня в свои сети и выведать тайну. А как расхваливает он моего отца. Интересно все-таки, правда это или он только льстит мне? А ведь из его слов видно, что перевес на нашей стороне. Отец прав. Но зачем ему наша победа? Нет, нельзя с ним откровенничать. Один неосторожный шаг – и можно погубить все дело».
– Дядя, ваши слова для меня большой урок. Вы сказали, что я уже много повидал, много знаю и даже разбираюсь в людях. Это слышать, конечно, лестно. И мне приятно было слушать теплые слова о моем отце. Однако должен вам сказать, что такой, как вы сказали, оценки политическим событиям он никогда не давал. По крайней мере, я ничего подобного не слышал. Я очень уважаю отца. Но вы так много видели, вы учились в Петербурге, вам многое виднее, чем моему отцу или мне. Вот поэтому я и пришел к вам за советом. Сказать по правде, я еще окончательно не решил, что мне делать. Однако я хочу по-настоящему учиться. Но училище я закончил. А что делать дальше, я не знаю. Приехал я сюда на телеге одного торговца не только за аттестатом, но и к вам за советом.
Хаким решил любой хитростью напроситься в обоз.
– Вот оно что! – воскликнул Ахметша. – Так бы сразу и сказал: возьмите, мол, меня с обозом. Чего же ты молчал? – рассмеялся Ахметша. – Ходишь вокруг да около, петляешь, как заяц, вместо того чтобы сказать прямо. Интересный вы народец. Ну что ж, если у тебя нет коня, садись в мою телегу. Только я не знаю вот, когда поеду. Может быть, завтра, может, послезавтра, а то и все три дня придется провести в городе.
«Лиса проклятая, – выругался про себя Хаким, – виляет хвостом, и не поймаешь его никак».
– Жиен-ага, – сказал он, – вы, как я вижу, решили мои слова обратить в шутку. У меня нет ни повода, ни основания уверять вас в том, что я говорю правду. Конечно, я, преследуя свою выгоду, явился к вам, но ведь я этого и не скрываю. И что скрывать, если вы знаете все мои мысли наперед. Но согласитесь, что-то делать мне все же надо. Если не служить, то учиться, но в том и другом случае надо ехать в Джамбейту. Там живет наш родственник Толеубай. Он мне поможет. Вас же я совсем не хочу утруждать. Мне вовсе не обязательно ехать в тарантасе вместе с вами. Я могу и на обыкновенной телеге ехать.
Сказав это, Хаким не смог взглянуть прямо в глаза Ахметше и начал осматривать комнату и фотографии у зеркала.
– Хакимжан, то, что я сейчас скажу, может быть, не очень приятно. Ты заранее извини меня. Но, откровенно сказать, все эти окольные ходы твои мне кажутся подозрительными. Знаешь, как иногда дети играют в прятки – прячут голову и думают, что их не видно. Так и я буду закрывать глаза на все. Быть младшим офицером – это значит постоянно унижаться и выслуживаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89