Он понимал меня лучше, чем я сама.
Паррик переводил взгляд с Ориэллы на Анвара и молчал, но волшебница с радостью заметила, что гнев его начал остывать. Потом он вздохнул и сам взял Ориэллу за руки.
— Увы, дорогая, я не знал, что тебе было так тяжело. Сможешь ли ты когда-нибудь простить старого осла?
— О, Паррик, ты клевещешь на себя, — хихикнула Ориэлла, обнимая его. — Тебя никак нельзя назвать старым. Начальник кавалерии от души расхохотался.
— Единственное, что в тебе не изменилось, — заявил он, — так это твой злой язык.
— А остальное? — спросила Ориэлла с шутливым негодованием.
Паррик покачал головой.
— Нет, по крайней мере в главном ты осталась прежней. Но до моих тупых мозгов это дошло не сразу. Ты просто повзрослела, а твое возросшее могущество порой даже пугало меня. Но я сам не хотел себе в этом признаваться. Легче было свалить все на Анвара… Впрочем, откуда же я мог знать, что он окажет тебе такую поддержку? Ты ведь так и не выбрала время рассказать мне свою историю.
— Может, лучше я это сделаю, — с улыбкой вставил Анвар, — От некоторых ее выражений у тебя глаза на лоб полезут!
— Да ладно тебе! Знаю я вас, проклятых магов, все вы одинаковы. — Паррик протянул Анвару руку. — Извини, парень, я тут наболтал тебе всякого… Но, знаешь, после того, как я насмотрелся на вашего брата, и особенно — на эту суку Мериэль, мне как-то неприятно было видеть еще одного мага в нашей компании. Тебя-то я раньше не знал, но Форрал говорил, что ты хороший малый. Мне следовало положиться на его мнение — как и на мнение Ориэллы.
— Да уж, это точно, — заметила волшебница. — Однако мы пережили столько испытаний за эти месяцы, Паррик, что можем простить тебе один неверный выпад.
— Простить меня? — вскричал возмущенный Паррик, а Ориэлла ухмыльнулась, и он тут же вспомнил их дружеские поединки в Нексисе.
— Ты промахнулся, Паррик, — поддела его Ориэлла. — Ставь выпивку!
— Нет уж, — ответил он. — Придется мне побыть у тебя в долгу, пока мы не вернемся в Нексис — если, конечно, до того времени я не сравняю счет.
И все трое от души рассмеялись.
Когда они вернулись в пещеру, Чайм с радостью отметил, что его друзья, похоже, вновь нашли общий язык. Порой странности этих чужеземцев изумляли его, но он успел сильно привязаться к ним за последнее время.
— Привет, Чайм! — прямо с порога сказал Паррик. — У тебе еще остался этот твой замечательный мед? Сейчас самое время выпить.
Ориэлла, однако, охладила его пыл.
— Лучше попозже, — озабоченно сказала она. — Время не терпит. Нам с Шианнатом надо обсудить одно важное дело, а потом вам с Чаймом надо сходить к ксандимцам и объявить старейшинам свое решение.
— Увы, это правда, — кивнул Эфировидец. — Перед ночным бдением я должен вернуть Фалихасу человеческий облик, а на этот раз от него можно ожидать чего угодно. — Чайм вздрогнул. — Едва прежний Хозяин Табунов станет человеком, у ксандимцев отпадет нужда в Эфировидце, и мне очень повезет, если я останусь жив.
— Пусть только попробуют! — решительно заявил Анвар. — Мы с Ориэллой защитим тебя, если потребуется.
— В этом ты даже не сомневайся, — добавила Ориэлла. — Но прежде всего нам надо заручиться согласием Шианната. А вдруг он не захочет становиться Вождем?
— На этот счет можете не беспокоиться, — ответил Чайм. — Однако и в самом деле пора с ним поговорить.
* * *
— Так что я должен сделать? — С разинутым ртом Шианнат уставился на Ориэллу, Анвара и Паррика. — Вы что, в самом деле хотите, чтобы я вновь попытался стать Хозяином Табунов? — переспросил он, не веря своим ушам. — И вы считаете, что народ Ксандима это примет?
— По обычаю, вождь имеет право сам назначить себе преемника, — спокойно сказал Чайм. — Нравится им это или нет, они обязаны принять такое назначение.
— Да мало ли что им не понравится! — вмешалась Ориэлла. — Меня больше волнует; как отнесется к этому сам Шианнат. — Она повернулась к ошеломленному ксандимцу. — Ты уверен, что действительно хочешь сражаться за власть? Сознаешь ли, насколько это опасно? Чайм говорил, что в прошлый раз…
— О волшебница, не стоит ворошить прошлое! — решительно возразил ксандимец. — Я много пострадал, это правда, но зато и многому научился. Теперь все будет иначе. В тот раз я дрался из ненависти, а теперь буду сражаться ради любви.
Эти слова напомнили Ориэлле то, что в свое время говорил ей Форрал: «При прочих равных условиях тот, кто сражается за дело, в которое верит, всегда одержит верх над тем, кем движет простая ненависть. Его страсть даст ему волю к победе».
Ориэлла понимающе кивнула:
— Ты прав, Шианнат. Будем считать дело решенным. Удачи тебе и счастья, мой друг!
* * *
— Ты с ума сошел! Как ты позволил уговорить себя на такую ужасную глупость? — Во взгляде Искальды было столько гнева и боли, что Шианнат невольно отшатнулся.
— Милая Искальда, ты только послушай… — Он ласково обнял ее за плечи, но она сбросила его руки.
— Ты не думаешь т о себе, ни обо мне! Неужели то поражение ничему тебя не научило? На этот раз ты не отделаешься одним изгнанием — Фалихас просто уничтожит тебя!
— Нет! — ответил Шианнат. — Теперь все будет иначе, Искальда. На сей раз ему меня не одолеть.
— Откуда ты знаешь? — с горечью спросила она. — Ты ставишь на карту свою жизнь…
— Да, но ради чего-то большего…
— Какого большего?! Ради власти? Ради славы? Тьфу! Вечно вы, мужики…
— Да успокойся ты наконец! — Шианнат схватил сестру за плечи и встряхнул, надеясь остановить этот сердитый поток. — Послушай, — продолжал он, переводя дыхание, — Да, ты права: бросив ему вызов в первый раз, я мечтал именно об атом. Тогда я был молод, горяч и глуп, и мне повезло, что я вообще остался жив. Но хуже всего то, что я подверг опасности и твою жизнь и заставил тебя страдать. Но теперь, когда Паррик дал мне новую возможность бросить вызов Фалихасу, слава и власть интересуют меня меньше всего. — Он посмотрел прямо в глаза притихшей сестре. — В тот раз, Искальда, я пошел на поединок ради себя самого, но сейчас я делаю это ради тебя. Если Фалихаса не остановить, он, по обычаю, вновь предъявит свои права на тебя.
Искальда охнула и побледнела.
— Таков обычай, — повторил Шианнат. — И ты станешь жертвой его ненависти ко мне. Я не могу этого допустить. Потому-то я и должен опять драться с ним — на этот раз ради твоей безопасности и твоего будущего.
Слезы выступили на глазах у Искальды, но она упрямо покачала головой:
— Нет. Пусть лучше Фалихас надругается надо мной, чем убьет тебя!
Шнаннат обнял ее.
— Если счастье будет на нашей стороне, он не сделает ни того, ни другого. А я приложу для этого все свои силы.
* * *
— А это обязательно — взбираться туда? — простонала Ориэлла. — Неужели нельзя попробовать увидеть то, что нам нужно, снизу?
Они стояли у подножия скалы, похожей на башню, откуда начиналась тропа (если это нагромождение камней и можно было вообще назвать тропой), ведущая в Палату Ветров.
Эфировидец покачал головой.
— Здесь, в ущелье, ветрам слишком тесно. К тому же для ясновидения вообще очень важна высота. Там, наверху, воздух чище, и движение его свободнее.
Ориэлла снова посмотрела на вершину скалы и вздрогнула. Против воли она вспомнила страшную участь Боана. У нее закружилась голова, и волшебница в страхе вцепилась в куртку Анвара.
— Не могу, — прошептала она. — Мне никогда туда не подняться.
— Однако ясно, что высота тут ни при чем, — заметил Анвар. — Вспомни, скала в Тайбефе была куда выше, не говоря уж о Башне драконов, но ты одолела и ту, и другую. — Он обнял ее за плечи. — Ты ведь вспоминала сейчас о Боане?
Волшебница виновато кивнула. И все же это замечательно, подумала она, когда тебя так хорошо понимают.
— Ты прав, — сказала она вслух. — Конечно, подъем тут опаснее, но, если бы не случай с Боаном… — Внезапно она радостно вскрикнула и обняла Анвара. — Ну, конечно! Спасибо, любимый, ты помог мне найти выход. Нам совсем не обязательно туда карабкаться. — Она полезла в карман плаща и достала костяной свисток для вызова крылатых воинов. Откуда-то издалека донесся пронзительный крик — свидетельство того, что сигнал услышан, — затем захлопали крылья, и оба представителя Крылатого Народа приземлились рядом с Ориэллой. Двое оставшихся крылатых воинов были супружеской парой. Ибис был, пожалуй, чересчур высок для Крылатого Народа. У него были белые крылья с черной каймой, а глаза смотрели серьезно и задумчиво. Ясноглазая Фалькона, его жена, была маленькая, с быстрыми движениями, а оперение у нее было коричневым.
— Неужели опять смута? Вам нужна помощь? — одновременно спросили они.
— Нет, смуты пока нет, но вашей помощи я буду очень рада, — ответила волшебница и показала на вершину скалы-башни. — Не могли бы вы поднять меня туда?
Они с легкостью исполнили ее просьбу, ибо расстояние было небольшим. Ориэлла даже не заметила, как оказалась в Палате Ветров на продуваемой ветрами каменной площадке. Эфировидец, который уже не раз проделывал этот трудный путь, вскоре должен был присоединиться к ней. Крылатые носильщики отправились за Анваром, а Ориэлла тем временем с любопытством осмотрелась. Первое, что бросилось в глаза, — ветер здесь был намного сильнее. Он дул с севера — свирепый, холодный и пронизывающий, — и Ориэлле показалось, что он набрасывается на нее, словно какое-то злобное живое существо. Она содрогнулась, почувствовав эту беспощадную силу стихии. Каким же должен быть человек, способный справиться с этой дикой силой?
И тут же Ориэлла рассердилась на себя за то, что на нее так подействовало простое движение воздуха. «Тоже мне, волшебница — ветерка испугалась», — подумала она и невесело рассмеялась над собственной мрачной шуткой. Чтобы отвлечься, волшебница стала рассматривать башню. Это странное сооружение, как и все, что было связано с Молдай, выглядело не построенным, а словно выросшим из земли. Круглая каменная площадка была как будто отполирована, а по краям ее, на равном расстоянии друг от друга, стояли четыре изящные колонны, поддерживающие сводчатый потолок. На юге простирались бесконечные скалы, а на севере между двумя горными отрогами тянулось ущелье Чайма. Ориэлла посмотрела на запад и поспешно отвернулась, увидев изувеченный Стальной Коготь. Она снова бросила взгляд на север, туда, где заканчивалось ущелье и начиналось плоскогорье, и невольно поежилась: там стояли лагерем ксандимцы. Ориэлле вдруг стало страшно за Чайма и Шианната, которые не далее как завтра окажутся среди собственного, но такого враждебного им народа. Она так погрузилась в свои мрачные размышления, что и не заметила, как крылатые носильщики опустили на площадку Анвара, и, лишь когда он осторожно тронул ее за плечо, волшебница очнулась. Взяв его пальцы в свои, она со вздохом сказала:
— И все же мы обязательно справимся со всем этим, правда?
— Конечно, справимся, не сомневайся. И не только мы, но и наши друзья. Теперь, когда Паррик наконец разобрался, что к чему… — Анвар улыбался, но чувствовалось, что он напряжен. — Вот уж от кого я меньше всего ожидал…
— Это я виновата: я слишком долго не замечала, что его что-то гнетет, — печально ответила волшебница. — Они с Форралом были очень близкими друзьями, и, конечно, ему требовалось время, чтобы свыкнуться с новой ситуацией. Но теперь он исцелился от своей болезни.
Тут наконец появился Чайм, тяжело дыша после изнурительного подъема. Он деликатно встал в сторонке, боясь помешать разговору, но Ориэлла увидела его.
— Сам виноват, что отказался лететь, — ехидно заметила она.
— Нет уж, спасибо, — хмуро ответил Чайм. — Если бы богиня хотела, чтобы, я летал, она дала бы мне собственные крылья.
— А если бы она хотела, чтобы я лазила по горам, — весело возразила волшебница, — то дала бы мне липкие ножки, как у мух.
— Так-то оно так, — с серьезным видом заметил Анвар, — но у мух есть еще и крылья, так что вопрос не так прост, как кажется…
— Может быть, все-таки отложим его выяснение и займемся ветрами? — предложил Чайм. Ему жаль было прерывать эту шутливую болтовню, но время поджимало. Обычно ясновидение требует большого напряжения сил, а силы еще понадобятся ему в ближайшие сутки.
Ориэлла перестала улыбаться и понимающе кивнула.
— Что мы должны делать?
— Я не знаю ваших личных возможностей, не говоря уже о границах вашей магии, — ответил Чайм. — Если нам повезет, вы сами увидите то же, что и я, а если нет — я вам расскажу. По правде сказать, я очень рад, что вы здесь. Ясновидение всегда было для меня делом трудным и пугающим.
— Что-то вроде перемещения с помощью ветров, — лукаво спросила Ориэлла, и Эфировидец вспомнил их совместный полет в Аэриллию. Тогда Чайм впервые открыл, каким радостным может быть его дар, и сейчас был признателен волшебнице за то, что она так вовремя напомнила ему об этом.
Но он ничего не ответил, а вместо этого закрыл глаза и сосредоточился, чтобы собрать и подчинить себе таинственные силы, подвластные Эфировидцам. Дыхание перехватило, точно он окунулся в ледяную воду, к нему пришло Второе зрение. Теперь Чайму было открыто многое из того, что скрыто от обычных глаз.
При дневном свете образы Второго зрения отличались от тех, которые он привык видеть по ночам. Воздушные потоки казались не серебристыми, а матовыми или неярко-золотистыми. Ауры магов переливались всеми цветами радуги. Чайму стоило больших усилий не отвлекаться, и он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы получше сосредоточиться. Вытянув руки, Эфировидец ухватился за светящиеся потоки воздуха, мысленно задавая вопрос, ответ на который он надеялся получить.
Из этих золотистых потоков движущегося воздуха, словно из нитей, Чайм соткал нечто похожее на круглое светящееся зеркало, но когда он попытался заглянуть в него, то почувствовал, что таинственная сила, заключенная в магическом круге, притягивает его, и он не может противостоять этой силе. Эфировидец уже словно не принадлежал себе, и оставалась только власти Второго зрения, увлекавшая его дух в неизвестность в поисках ответа на заданный вопрос.
Внезапно Чайм пришел в себя и с радостью обнаружил, что его усилия не пропали даром. Да, он подчинился власти Второго зрения, но теперь магическое зеркало, созданное им, кажется, само подчинилось его воле. Эфировидец вновь заглянул в светящийся диск и на этот раз увидел осмысленную картину.
Два огромных коня бились на плоскогорье, один вороной, другой — серый в яблоках. Внезапно один из них пошатнулся и рухнул на землю. Потекла кровь… Видение исчезло. Чайм затаил дыхание. Кто же упал? Кто?
Но перед глазами его уже возникла новая картина. Зеркало почернело, словно наступила ночь, потом сверкнула молния. И Чайм увидел бурное море и волны, бьющиеся о прибрежные камни… А в морской глубине таились какие-то огромные неведомые существа. Казалось, они чего-то ждут… Потом опять все заволокло тьмой, и при вспышке молнии Чайм увидел волшебницу, стоявшую на скалистом берегу. Мгновение — и она бросилась в ревущие волны…
Чайм в ужасе закрыл глаза, а когда вновь открыл их, перед ним предстало такое великолепное зрелище, что страх тут же покинул Эфировидца. Он увидел Единорога, прекрасное неземное создание, словно сотканное из света. Единорог повернул свою точеную голову, насмешливо поглядел на Чайма, а потом, постукивая серебристыми копытцами, убежал прочь, оставляя за собой светящийся след. Проследив за его бегом, Эфировидец различил вдали широкую лесистую долину. Однако долину эту окутывала неясная дымка, словно она была защищена какой-то необыкновенной сильной магией. Хотя картина эта тоже была несказанно прекрасной, Эфировидец ощутил внезапный и необъяснимый страх и едва удержался, чтобы не обратиться в бегство. Немного успокоившись, Чайм разглядел, что Единорог остановился у деревянного мостика, ведущего на небольшой островок посреди неестественно спокойного озера. А на острове этом возвышался огромный драгоценный камень, напоминающий рубин, внутри которого Чайм различил неясные очертания большого меча. Лезвие меча, казалось, обагрено кровью. Могучая сила заключена была в этом клинке, и Эфировидцу показалось, что он слышит музыку — музыку борьбы, жертв и побед, боевую песнь меча. Эти звуки на глазах у Чайма превращались в искры и обретали собственную жизнь. Они тянулись к Эфировидцу, словно огненные пальцы, и от них исходили сила и власть. И тогда Чайм, подчиняясь этой власти, увидел то, чего он так боялся: гибель народа Ксандима.
Нечеловеческий крик вырвался из груди Эфировидца, и в тот же миг он, охваченный ужасом, словно провалился куда-то. Он больше не думал ни о чем. Душераздирающее видение, сулившее его народу такую судьбу, окончательно лишило его воли…
* * *
— Чайм, Чайм! Да очнись же ты, будь ты неладен! Пожалуйста, вернись к нам!
Кто-то бил его по лицу, тряс за плечи… Кто-то вновь властно требовал его к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Паррик переводил взгляд с Ориэллы на Анвара и молчал, но волшебница с радостью заметила, что гнев его начал остывать. Потом он вздохнул и сам взял Ориэллу за руки.
— Увы, дорогая, я не знал, что тебе было так тяжело. Сможешь ли ты когда-нибудь простить старого осла?
— О, Паррик, ты клевещешь на себя, — хихикнула Ориэлла, обнимая его. — Тебя никак нельзя назвать старым. Начальник кавалерии от души расхохотался.
— Единственное, что в тебе не изменилось, — заявил он, — так это твой злой язык.
— А остальное? — спросила Ориэлла с шутливым негодованием.
Паррик покачал головой.
— Нет, по крайней мере в главном ты осталась прежней. Но до моих тупых мозгов это дошло не сразу. Ты просто повзрослела, а твое возросшее могущество порой даже пугало меня. Но я сам не хотел себе в этом признаваться. Легче было свалить все на Анвара… Впрочем, откуда же я мог знать, что он окажет тебе такую поддержку? Ты ведь так и не выбрала время рассказать мне свою историю.
— Может, лучше я это сделаю, — с улыбкой вставил Анвар, — От некоторых ее выражений у тебя глаза на лоб полезут!
— Да ладно тебе! Знаю я вас, проклятых магов, все вы одинаковы. — Паррик протянул Анвару руку. — Извини, парень, я тут наболтал тебе всякого… Но, знаешь, после того, как я насмотрелся на вашего брата, и особенно — на эту суку Мериэль, мне как-то неприятно было видеть еще одного мага в нашей компании. Тебя-то я раньше не знал, но Форрал говорил, что ты хороший малый. Мне следовало положиться на его мнение — как и на мнение Ориэллы.
— Да уж, это точно, — заметила волшебница. — Однако мы пережили столько испытаний за эти месяцы, Паррик, что можем простить тебе один неверный выпад.
— Простить меня? — вскричал возмущенный Паррик, а Ориэлла ухмыльнулась, и он тут же вспомнил их дружеские поединки в Нексисе.
— Ты промахнулся, Паррик, — поддела его Ориэлла. — Ставь выпивку!
— Нет уж, — ответил он. — Придется мне побыть у тебя в долгу, пока мы не вернемся в Нексис — если, конечно, до того времени я не сравняю счет.
И все трое от души рассмеялись.
Когда они вернулись в пещеру, Чайм с радостью отметил, что его друзья, похоже, вновь нашли общий язык. Порой странности этих чужеземцев изумляли его, но он успел сильно привязаться к ним за последнее время.
— Привет, Чайм! — прямо с порога сказал Паррик. — У тебе еще остался этот твой замечательный мед? Сейчас самое время выпить.
Ориэлла, однако, охладила его пыл.
— Лучше попозже, — озабоченно сказала она. — Время не терпит. Нам с Шианнатом надо обсудить одно важное дело, а потом вам с Чаймом надо сходить к ксандимцам и объявить старейшинам свое решение.
— Увы, это правда, — кивнул Эфировидец. — Перед ночным бдением я должен вернуть Фалихасу человеческий облик, а на этот раз от него можно ожидать чего угодно. — Чайм вздрогнул. — Едва прежний Хозяин Табунов станет человеком, у ксандимцев отпадет нужда в Эфировидце, и мне очень повезет, если я останусь жив.
— Пусть только попробуют! — решительно заявил Анвар. — Мы с Ориэллой защитим тебя, если потребуется.
— В этом ты даже не сомневайся, — добавила Ориэлла. — Но прежде всего нам надо заручиться согласием Шианната. А вдруг он не захочет становиться Вождем?
— На этот счет можете не беспокоиться, — ответил Чайм. — Однако и в самом деле пора с ним поговорить.
* * *
— Так что я должен сделать? — С разинутым ртом Шианнат уставился на Ориэллу, Анвара и Паррика. — Вы что, в самом деле хотите, чтобы я вновь попытался стать Хозяином Табунов? — переспросил он, не веря своим ушам. — И вы считаете, что народ Ксандима это примет?
— По обычаю, вождь имеет право сам назначить себе преемника, — спокойно сказал Чайм. — Нравится им это или нет, они обязаны принять такое назначение.
— Да мало ли что им не понравится! — вмешалась Ориэлла. — Меня больше волнует; как отнесется к этому сам Шианнат. — Она повернулась к ошеломленному ксандимцу. — Ты уверен, что действительно хочешь сражаться за власть? Сознаешь ли, насколько это опасно? Чайм говорил, что в прошлый раз…
— О волшебница, не стоит ворошить прошлое! — решительно возразил ксандимец. — Я много пострадал, это правда, но зато и многому научился. Теперь все будет иначе. В тот раз я дрался из ненависти, а теперь буду сражаться ради любви.
Эти слова напомнили Ориэлле то, что в свое время говорил ей Форрал: «При прочих равных условиях тот, кто сражается за дело, в которое верит, всегда одержит верх над тем, кем движет простая ненависть. Его страсть даст ему волю к победе».
Ориэлла понимающе кивнула:
— Ты прав, Шианнат. Будем считать дело решенным. Удачи тебе и счастья, мой друг!
* * *
— Ты с ума сошел! Как ты позволил уговорить себя на такую ужасную глупость? — Во взгляде Искальды было столько гнева и боли, что Шианнат невольно отшатнулся.
— Милая Искальда, ты только послушай… — Он ласково обнял ее за плечи, но она сбросила его руки.
— Ты не думаешь т о себе, ни обо мне! Неужели то поражение ничему тебя не научило? На этот раз ты не отделаешься одним изгнанием — Фалихас просто уничтожит тебя!
— Нет! — ответил Шианнат. — Теперь все будет иначе, Искальда. На сей раз ему меня не одолеть.
— Откуда ты знаешь? — с горечью спросила она. — Ты ставишь на карту свою жизнь…
— Да, но ради чего-то большего…
— Какого большего?! Ради власти? Ради славы? Тьфу! Вечно вы, мужики…
— Да успокойся ты наконец! — Шианнат схватил сестру за плечи и встряхнул, надеясь остановить этот сердитый поток. — Послушай, — продолжал он, переводя дыхание, — Да, ты права: бросив ему вызов в первый раз, я мечтал именно об атом. Тогда я был молод, горяч и глуп, и мне повезло, что я вообще остался жив. Но хуже всего то, что я подверг опасности и твою жизнь и заставил тебя страдать. Но теперь, когда Паррик дал мне новую возможность бросить вызов Фалихасу, слава и власть интересуют меня меньше всего. — Он посмотрел прямо в глаза притихшей сестре. — В тот раз, Искальда, я пошел на поединок ради себя самого, но сейчас я делаю это ради тебя. Если Фалихаса не остановить, он, по обычаю, вновь предъявит свои права на тебя.
Искальда охнула и побледнела.
— Таков обычай, — повторил Шианнат. — И ты станешь жертвой его ненависти ко мне. Я не могу этого допустить. Потому-то я и должен опять драться с ним — на этот раз ради твоей безопасности и твоего будущего.
Слезы выступили на глазах у Искальды, но она упрямо покачала головой:
— Нет. Пусть лучше Фалихас надругается надо мной, чем убьет тебя!
Шнаннат обнял ее.
— Если счастье будет на нашей стороне, он не сделает ни того, ни другого. А я приложу для этого все свои силы.
* * *
— А это обязательно — взбираться туда? — простонала Ориэлла. — Неужели нельзя попробовать увидеть то, что нам нужно, снизу?
Они стояли у подножия скалы, похожей на башню, откуда начиналась тропа (если это нагромождение камней и можно было вообще назвать тропой), ведущая в Палату Ветров.
Эфировидец покачал головой.
— Здесь, в ущелье, ветрам слишком тесно. К тому же для ясновидения вообще очень важна высота. Там, наверху, воздух чище, и движение его свободнее.
Ориэлла снова посмотрела на вершину скалы и вздрогнула. Против воли она вспомнила страшную участь Боана. У нее закружилась голова, и волшебница в страхе вцепилась в куртку Анвара.
— Не могу, — прошептала она. — Мне никогда туда не подняться.
— Однако ясно, что высота тут ни при чем, — заметил Анвар. — Вспомни, скала в Тайбефе была куда выше, не говоря уж о Башне драконов, но ты одолела и ту, и другую. — Он обнял ее за плечи. — Ты ведь вспоминала сейчас о Боане?
Волшебница виновато кивнула. И все же это замечательно, подумала она, когда тебя так хорошо понимают.
— Ты прав, — сказала она вслух. — Конечно, подъем тут опаснее, но, если бы не случай с Боаном… — Внезапно она радостно вскрикнула и обняла Анвара. — Ну, конечно! Спасибо, любимый, ты помог мне найти выход. Нам совсем не обязательно туда карабкаться. — Она полезла в карман плаща и достала костяной свисток для вызова крылатых воинов. Откуда-то издалека донесся пронзительный крик — свидетельство того, что сигнал услышан, — затем захлопали крылья, и оба представителя Крылатого Народа приземлились рядом с Ориэллой. Двое оставшихся крылатых воинов были супружеской парой. Ибис был, пожалуй, чересчур высок для Крылатого Народа. У него были белые крылья с черной каймой, а глаза смотрели серьезно и задумчиво. Ясноглазая Фалькона, его жена, была маленькая, с быстрыми движениями, а оперение у нее было коричневым.
— Неужели опять смута? Вам нужна помощь? — одновременно спросили они.
— Нет, смуты пока нет, но вашей помощи я буду очень рада, — ответила волшебница и показала на вершину скалы-башни. — Не могли бы вы поднять меня туда?
Они с легкостью исполнили ее просьбу, ибо расстояние было небольшим. Ориэлла даже не заметила, как оказалась в Палате Ветров на продуваемой ветрами каменной площадке. Эфировидец, который уже не раз проделывал этот трудный путь, вскоре должен был присоединиться к ней. Крылатые носильщики отправились за Анваром, а Ориэлла тем временем с любопытством осмотрелась. Первое, что бросилось в глаза, — ветер здесь был намного сильнее. Он дул с севера — свирепый, холодный и пронизывающий, — и Ориэлле показалось, что он набрасывается на нее, словно какое-то злобное живое существо. Она содрогнулась, почувствовав эту беспощадную силу стихии. Каким же должен быть человек, способный справиться с этой дикой силой?
И тут же Ориэлла рассердилась на себя за то, что на нее так подействовало простое движение воздуха. «Тоже мне, волшебница — ветерка испугалась», — подумала она и невесело рассмеялась над собственной мрачной шуткой. Чтобы отвлечься, волшебница стала рассматривать башню. Это странное сооружение, как и все, что было связано с Молдай, выглядело не построенным, а словно выросшим из земли. Круглая каменная площадка была как будто отполирована, а по краям ее, на равном расстоянии друг от друга, стояли четыре изящные колонны, поддерживающие сводчатый потолок. На юге простирались бесконечные скалы, а на севере между двумя горными отрогами тянулось ущелье Чайма. Ориэлла посмотрела на запад и поспешно отвернулась, увидев изувеченный Стальной Коготь. Она снова бросила взгляд на север, туда, где заканчивалось ущелье и начиналось плоскогорье, и невольно поежилась: там стояли лагерем ксандимцы. Ориэлле вдруг стало страшно за Чайма и Шианната, которые не далее как завтра окажутся среди собственного, но такого враждебного им народа. Она так погрузилась в свои мрачные размышления, что и не заметила, как крылатые носильщики опустили на площадку Анвара, и, лишь когда он осторожно тронул ее за плечо, волшебница очнулась. Взяв его пальцы в свои, она со вздохом сказала:
— И все же мы обязательно справимся со всем этим, правда?
— Конечно, справимся, не сомневайся. И не только мы, но и наши друзья. Теперь, когда Паррик наконец разобрался, что к чему… — Анвар улыбался, но чувствовалось, что он напряжен. — Вот уж от кого я меньше всего ожидал…
— Это я виновата: я слишком долго не замечала, что его что-то гнетет, — печально ответила волшебница. — Они с Форралом были очень близкими друзьями, и, конечно, ему требовалось время, чтобы свыкнуться с новой ситуацией. Но теперь он исцелился от своей болезни.
Тут наконец появился Чайм, тяжело дыша после изнурительного подъема. Он деликатно встал в сторонке, боясь помешать разговору, но Ориэлла увидела его.
— Сам виноват, что отказался лететь, — ехидно заметила она.
— Нет уж, спасибо, — хмуро ответил Чайм. — Если бы богиня хотела, чтобы, я летал, она дала бы мне собственные крылья.
— А если бы она хотела, чтобы я лазила по горам, — весело возразила волшебница, — то дала бы мне липкие ножки, как у мух.
— Так-то оно так, — с серьезным видом заметил Анвар, — но у мух есть еще и крылья, так что вопрос не так прост, как кажется…
— Может быть, все-таки отложим его выяснение и займемся ветрами? — предложил Чайм. Ему жаль было прерывать эту шутливую болтовню, но время поджимало. Обычно ясновидение требует большого напряжения сил, а силы еще понадобятся ему в ближайшие сутки.
Ориэлла перестала улыбаться и понимающе кивнула.
— Что мы должны делать?
— Я не знаю ваших личных возможностей, не говоря уже о границах вашей магии, — ответил Чайм. — Если нам повезет, вы сами увидите то же, что и я, а если нет — я вам расскажу. По правде сказать, я очень рад, что вы здесь. Ясновидение всегда было для меня делом трудным и пугающим.
— Что-то вроде перемещения с помощью ветров, — лукаво спросила Ориэлла, и Эфировидец вспомнил их совместный полет в Аэриллию. Тогда Чайм впервые открыл, каким радостным может быть его дар, и сейчас был признателен волшебнице за то, что она так вовремя напомнила ему об этом.
Но он ничего не ответил, а вместо этого закрыл глаза и сосредоточился, чтобы собрать и подчинить себе таинственные силы, подвластные Эфировидцам. Дыхание перехватило, точно он окунулся в ледяную воду, к нему пришло Второе зрение. Теперь Чайму было открыто многое из того, что скрыто от обычных глаз.
При дневном свете образы Второго зрения отличались от тех, которые он привык видеть по ночам. Воздушные потоки казались не серебристыми, а матовыми или неярко-золотистыми. Ауры магов переливались всеми цветами радуги. Чайму стоило больших усилий не отвлекаться, и он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы получше сосредоточиться. Вытянув руки, Эфировидец ухватился за светящиеся потоки воздуха, мысленно задавая вопрос, ответ на который он надеялся получить.
Из этих золотистых потоков движущегося воздуха, словно из нитей, Чайм соткал нечто похожее на круглое светящееся зеркало, но когда он попытался заглянуть в него, то почувствовал, что таинственная сила, заключенная в магическом круге, притягивает его, и он не может противостоять этой силе. Эфировидец уже словно не принадлежал себе, и оставалась только власти Второго зрения, увлекавшая его дух в неизвестность в поисках ответа на заданный вопрос.
Внезапно Чайм пришел в себя и с радостью обнаружил, что его усилия не пропали даром. Да, он подчинился власти Второго зрения, но теперь магическое зеркало, созданное им, кажется, само подчинилось его воле. Эфировидец вновь заглянул в светящийся диск и на этот раз увидел осмысленную картину.
Два огромных коня бились на плоскогорье, один вороной, другой — серый в яблоках. Внезапно один из них пошатнулся и рухнул на землю. Потекла кровь… Видение исчезло. Чайм затаил дыхание. Кто же упал? Кто?
Но перед глазами его уже возникла новая картина. Зеркало почернело, словно наступила ночь, потом сверкнула молния. И Чайм увидел бурное море и волны, бьющиеся о прибрежные камни… А в морской глубине таились какие-то огромные неведомые существа. Казалось, они чего-то ждут… Потом опять все заволокло тьмой, и при вспышке молнии Чайм увидел волшебницу, стоявшую на скалистом берегу. Мгновение — и она бросилась в ревущие волны…
Чайм в ужасе закрыл глаза, а когда вновь открыл их, перед ним предстало такое великолепное зрелище, что страх тут же покинул Эфировидца. Он увидел Единорога, прекрасное неземное создание, словно сотканное из света. Единорог повернул свою точеную голову, насмешливо поглядел на Чайма, а потом, постукивая серебристыми копытцами, убежал прочь, оставляя за собой светящийся след. Проследив за его бегом, Эфировидец различил вдали широкую лесистую долину. Однако долину эту окутывала неясная дымка, словно она была защищена какой-то необыкновенной сильной магией. Хотя картина эта тоже была несказанно прекрасной, Эфировидец ощутил внезапный и необъяснимый страх и едва удержался, чтобы не обратиться в бегство. Немного успокоившись, Чайм разглядел, что Единорог остановился у деревянного мостика, ведущего на небольшой островок посреди неестественно спокойного озера. А на острове этом возвышался огромный драгоценный камень, напоминающий рубин, внутри которого Чайм различил неясные очертания большого меча. Лезвие меча, казалось, обагрено кровью. Могучая сила заключена была в этом клинке, и Эфировидцу показалось, что он слышит музыку — музыку борьбы, жертв и побед, боевую песнь меча. Эти звуки на глазах у Чайма превращались в искры и обретали собственную жизнь. Они тянулись к Эфировидцу, словно огненные пальцы, и от них исходили сила и власть. И тогда Чайм, подчиняясь этой власти, увидел то, чего он так боялся: гибель народа Ксандима.
Нечеловеческий крик вырвался из груди Эфировидца, и в тот же миг он, охваченный ужасом, словно провалился куда-то. Он больше не думал ни о чем. Душераздирающее видение, сулившее его народу такую судьбу, окончательно лишило его воли…
* * *
— Чайм, Чайм! Да очнись же ты, будь ты неладен! Пожалуйста, вернись к нам!
Кто-то бил его по лицу, тряс за плечи… Кто-то вновь властно требовал его к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42