– Да, это имеет смысл. Глубокий и узкий, вроде… И, в конце концов, Макаллан создавал религиозные сооружения…
Его голос умолк.
– Да в чём дело?! – прошипел Найдельман.
Сен-Джон уставился на Рэнкина большими грустными глазами.
– Поверни структуру вокруг оси Y на сто восемьдесят градусов.
Рэнкин подчинился, и диаграмма на экране перевернулась вверх ногами. Теперь очертания Водяного Колодца устремились ввысь и замерли светящимся красным скелетом из линий.
Внезапно капитан резко выдохнул.
– Господи Боже, – произнёс он. – Это же кафедрал!
Триумфально улыбнувшись, историк кивнул.
– Макаллан создал то, что знал назубок. Водяной Колодец – ни что иное, как шпиль. Чёртов перевёрнутый шпиль кафедрального собора.

33

Чердак оказался более-менее таким, каким Хатч его запомнил: забитый доверху всякой всячиной, десятилетия копившейся в семье. Через крохотное окошко сюда проник дневной свет и моментально потускнел среди кучи мрачной тёмной мебели, старых шкафов и остовов кроватей, вешалок и коробок для шляп, штабелей стульев. Когда Малин ступил на последнюю ступеньку, ведущую наверх, духота, пыль и запах нафталина вызвали к жизни острое, как бритва, воспоминание – как они с братом играли в прятки под крышей дома, а снаружи громко барабанил дождь.
Хатч глубоко вдохнул и осторожно продвинулся вперёд, не желая на что-нибудь наступить или издать громкий шум. По какой-то причине этот склад воспоминаний показался ему святым местом, и он едва ли не физически ощутил, что вторгается, вламывается в храм.
Теперь, когда предварительное исследование Колодца завершилось, а агент страховой компании должен был прибыть на остров лишь после полудня, Найдельману не оставалось ничего другого, кроме как остановить работы на весь остаток дня. Малин воспользовался удобным моментом, чтобы вернуться домой перекусить и, может быть, провести небольшое исследование. Он вспомнил огромное иллюстрирование издание «Величайших кафедралов Европы», что некогда принадлежало двоюродной бабушке. Если повезёт, оно может найтись среди коробок книг, которые его мать бережно сложила на чердаке. Малину хотелось лично разобраться, хоть чуть-чуть, что означает открытие Сен-Джона.
Хатч продвинулся среди беспорядка, едва не ободрав кожу о потрёпанный бильярдный стол и чуть ли не перевернув старинную «Виктролу», что ненадёжно балансировала на коробках с записями 70-х. Осторожно поставил проигрыватель вниз, а затем глянул на эти коробки, потёртые и выцветшие настолько, что еле можно было разобрать названия: «Puttin' On the Ritz», «The Varsity Drag», «Let's Misbehave», совместная работа Бинга Кросби и «Эндрюс Систерс» – «Is You Is Or Is You Ain't My Baby». Он вспомнил, как отец настаивал на том, чтобы эта древность играла летними вечерами, и сиплые звуки музыки диссонансом разносились по двору и улетали к усыпанному галькой пляжу.
В тусклом свете чердака ему бросилась в глаза большая изогнутая кленовая спинка семейной кровати, притулившаяся в дальнем углу, которую его пра-прадедушка в своё время подарил пра-прабабушке в день свадьбы. Забавный подарок , – подумал Хатч.
Ну, конечно же – рядом со спинкой кровати стоял старинный шкаф. А рядом виднеются коробки с книгами, аккуратно сложенные с тех самых пор, когда они с Джонни под присмотром матери там их и оставили.
Хатч шагнул к шкафу и попытался отодвинуть его в сторону. Тот передвинулся на дюйм или, может быть, чуточку дальше. Малин отступил на шаг, оценивая на вид этот отвратительный, тяжёлый, неповоротливый осколок викторианской эпохи, оставшийся от деда. Упёрся в него плечом и столкнул на несколько дюймов, да так, что тот зашатался. Учитывая, что за прошедшие годы дерево заметно подсохло, шкаф всё равно весил неимоверно много. Быть может, внутри что-то лежит? Хатч вздохнул и смахнул с брови пот.
Верхние дверцы шкафа оказались незапертыми и приоткрылись, обнажив заплесневелые пустые внутренности. Хатч проверил выдвижные ящики внизу и убедился, что там тоже пусто. Но не в самом нижнем: здесь нашлась чёрная, порванная и выцветшая футболка с эмблемой «Led Zeppelin». Её подарила Клэр, вспомнил он, на школьной экскурсии к Бар-Харбору. Хатч повертел футболку в руках, вспоминая тот далёкий день. Теперь это лишь старая тряпка двадцатилетней давности. Малин отложил её в сторону. Сейчас Клэр обрела своё счастье – или утратила, смотря кого спросить.
Ещё одна попытка . Он обхватил шкаф и принялся с ним бороться, раскачивая взад-вперёд. Неожиданно древний монстр подался и опасно накренился вперёд. Хатч отпрыгнул в сторону, освобождая шкафу путь, и тот с ужасающим грохотом рухнул на пол. Малин выпрямился, оказавшись в огромном облаке взлетевшей пыли.
Затем с любопытством наклонился, нетерпеливо от неё отмахиваясь.
Деревянная задняя стенка шкафа разломилась надвое по узкой щели. Внутри виднелись вырезки из газет и страницы, покрытые неровным узким почерком. Края листов показались ему тонкими и хрупкими на фоне старого красного дерева.

34

Длинная полоса земли цвета охры, под названием Бёрнт-Хэд, лежала к югу от города, выступая в море подобно скрюченному пальцу великана. На дальней оконечности мыса утёс, усыпанный деревьями и дикой травой, спускался к бухте, которую называли бухтой Сквикера squeaker (англ.) – зд.: нечто скрипучее. – прим. пер .

. Этим названием пустынное местечко обязано неисчислимым миллионам устричных раковин, что трутся друг о дружку в полосе раздражённого прибоя. Лесистые тропинки и пустыри, лежащие в тени маяка, называют Голубиной ложбиной. Для старшеклассников школы Стормхавэна это название имеет двойное значение: она также служит аллеей для прогулок любовников – и девственность здесь теряли далеко не единожды.
Двадцать с лишним лет назад Малин Хатч и сам был одним из таких неуклюжих девственников. И теперь вдруг обнаружил, что снова идёт лесными тропками и сам до конца не понимает, какому побуждению обязан возвращением на то же место. Малин распознал рукописные строки на бумагах в старом шкафу – почерк принадлежал деду. Не чувствуя в себе сил, чтобы сразу их прочитать, он вышел из дома, намереваясь прогуляться по берегу. Но ноги вынесли его за город, провели вокруг форта Блэклок и, наконец, направили к маяку и бухте Сквикера.
Он повернул на избитую тропинку – тонкую чёрную линию на фоне высокой травы. Через несколько ярдов тропа привела на небольшую полянку. С трёх сторон от неё возвышались скалистые откосы мыса Бёрнт-Хэд, покрытые мхом и ползучими растениями. С четвёртой плотная листва не давала увидеть море, хотя странное перешёптывание раковин в прибое и говорило, что оно близко. Тусклые полосы света просвечивали сквозь листья и неровными пятнами падали на траву. Вопреки настроению, Хатч улыбнулся, когда на ум нежданно-негаданно пришли строчки Эмили Дикинсон.
– «Спадает с неба луч косой», – продекламировал он.

Зимние деньки –
Подавляют, словно тоны
Кафедральной музыки

Пока Малин смотрел на глухую полянку, к нему вернулись воспоминания. В особенности об одном майском дне, заполненном нервными пожатиями рук и краткими, неуверенными вздохами. Ощущение чего-то нового, экзотическое чувство проникновения на взрослую территорию опьяняли. Хатч усилием воли отодвинул эти воспоминания на задворки, удивлённый, как может возбуждать одна лишь мысль о случившемся так давно. Это случилось за несколько месяцев до того, как мать собрала вещи, и они уехали в Бостон. Клэр больше чем кто-либо могла понять и принять его настроения; она принимала всю тяжесть багажа, вошедшего в её жизнь с Малином Хатчем – мальчиком, потерявшим большую часть семьи.
Поверить не могу, что место всё ещё здесь , – подумал он. Взор задержался на помятой банке пива под камнем; о, да – всё ещё здесь, и до сих пор используется по назначению.
Малин уселся на благоухающую траву. Прекрасный вечер в конце лета, и вся полянка отдана одному лишь ему.
Впрочем нет, не только ему. Хатч вдруг услышал шелест на тропинке за спиной. Резко повернувшись, он, к безмерному удивлению, увидел, как на полянку вышла Клэр.
Увидев его, она остановилась как вкопанная, а затем густо покраснела. Одетая в летнее ситцевое платьице, длинные золотистые волосы заплетены в спадающую за плечи косу. На мгновение поколебавшись, Клэр решительно шагнула вперёд.
– Здравствуй ещё раз, – подскакивая, произнёс Хатч. – Прелестный денёк, чтобы с тобой столкнуться.
Он постарался, чтобы слова прозвучали легко и непринуждённо. Пока он раздумывал, пожать ли ей руку или, может быть, поцеловать в щёку, время для того либо другого уже ушло.
Клэр слабо улыбнулась и кивнула.
– Как прошёл тот ужин? – спросил он.
Сорвавшись с губ, вопрос прозвучал до крайности глупо.
– Прекрасно.
Настала неловкая пауза.
– Извини, – наконец, произнесла она. – Должно быть, я помешала твоему уединению.
– Погоди! – воскликнул он, несколько громче, чем намеревался. – То есть, тебе не обязательно уходить. Я просто прогуливался. К тому же, я бы хотел поговорить.
Клэр несколько нервно поглядела по сторонам.
– Ты же знаешь, какими бывают маленькие городки. Если кто-нибудь нас увидит, они подумают…
– Нас никто не увидит, – сказал он. – Это же Голубиная ложбина, ты не забыла?
Хатч снова уселся и похлопал по траве рядом с собой.
Она подошла ближе и поправила платье тем самым застенчевым жестом, что хранила его память.
– Забавно, что мы встретились именно здесь, а не где-то ещё, – заметил он.
Клэр кивнула:
– Помню, как ты нацепил на уши дубовые листья и стоял вон на том камне, цитируя «Люсидас» Lycidas (1637) – пасторальная элегия Мильтона.

.
Хатч справился с порывом упомянуть о кое-чём другом, что помнил сам.
– Ну, а теперь я старый костоправ, сыплю налево и направо цитатами из медицинских справочников и бессвязными обрывками стихов.
– Сколько прошло, двадцать пять лет? – спросила она.
– Ага, примерно так, – откликнулся он и неловко помолчал. – Итак, чем ты занималась все эти годы?
– Как обычно. Закончила школу, планировала уехать в Ороно и поступить в университет штата, но вместо этого встретила Вуди. Вышла замуж. Детей нет, – поведала Клэр. Пожав плечами, она уселась на стоящий рядом камень и обняла колени. – Вот, собственно, и всё.
– Нет детей? – спросил Хатч.
Ещё в школе Клэр без конца твердила, как хочет завести детей.
– Нет, – буднично сказала она. – Низкая концентрация сперматозоидов.
Они помолчали. А затем Хатч – к собственному ужасу и по совершенно непонятной причине – ощутил необоримый прилив весёлости от непредсказуемого поворота разговора. Он непроизвольно фыркнул, а затем разразился смехом – и продолжал смеяться до тех пор, пока не стиснуло в груди и не потекли слёзы. Малин смутно сознавал, что Клэр тоже смеётся не хуже него.
– О, Господи, – произнесла Клэр, под конец вытирая глаза, – какое же это облегчение – просто смеяться. А в особенности над этим. Малин, ты и представить себе не можешь, насколько эта тема закрыта у нас дома. Низкая концентрация сперматозоидов.
И они снова залились смехом.
Когда смех стих, казалось, вместе с ним исчезли прошедшие годы и вся неловкость. Хатч поведал ей истории из медицинской школы – мрачные выходки, что совершал в кабинете анатомии человека, рассказал о поездках в Суринаме и Сьерра-Леоне, а она, в свою очередь, поделилась рассказом о судьбах общих друзей детства. Чуть ли не все переехали в Бангор, Портленд или Манчестер.
Наконец, Клэр остановилась и помолчала.
– Я должна признаться, Малин, – сказала она. – Наша встреча не совсем случайна.
Он кивнул.
– Видишь ли, я видела, как ты прошёл мимо форта Блэклок, и… ну, я просто предположила, куда ты можешь пойти.
– Неплохое предположение, как оказалось.
Клэр посмотрела на него.
– Я хотела извиниться. То есть, я хочу сказать, что не разделяю чувств Вуди по поводу ваших действий. Я в курсе, что ты участвуешь в этом совсем не из-за денег, и хотела, чтобы ты услышал об этом от меня. Надеюсь, у вас всё получится.
– Незачем извиняться, – сказал он и помолчал. – Расскажи, как случилось, что ты вышла за него.
Клэр вздохнула и отвела взгляд.
– Неужели я должна…?
– Обязана.
– Ох, Малин, я была так… Даже не знаю. Ты уехал и ни разу мне не написал. Нет-нет, – торопливо сказала она. – Тебя не виню – я же знаю, мы расстались ещё до того, как ты уехал.
– Так и есть. Ричард Моуи, звезда-полузащитник. Ну и как там старина Дик?
– Не знаю. Мы с ним расстались через три недели после твоего отъезда. Да и, в любом случае, я не слишком-то была к нему привязана. Я сильно на тебя разозлилась, больше чем когда-либо на кого-либо. Часть тебя была для меня недоступной, ты таил её от меня. На самом деле, ты покинул Стормхавэн ещё до того, как уехал отсюда – если понимаешь, что я хочу сказать. Потом я поняла, – сказала она и пожала плечами. – Я продолжала надеяться, что ты вернёшься ко мне. Но потом, в один прекрасный день, вы с матерью просто взяли и уехали.
– Угу. В Бостон. Думаю, я был не слишком весёлым ребёнком.
– Когда ты уехал, в Стормхавэне остались всё те же парни. Боже, они были такими скучными! Я всеми силами готовилась поступать в колледж. И затем приехал этот юный священник. Он побывал в Вудстоке Вудсток (1969) – место проведения знаменитого рок-фестиваля под девизом «Мир, Любовь, Рок-н-Ролл»; Чикаго (1968) – место проведения съезда Демократической партии, одновременно там прошла акция гражданского протеста, жестоко подавленная полицией. – прим. пер .

, понюхал слезоточивый газ в Чикаго в 1968-м. Он казался таким яростным и честным. Вуди получил в наследство миллионы, ну, ты знаешь – маргарин – и раздал их бедным, все до последнего пенни. Ох, Малин, как жаль, что ты не знал его раньше. Он был совершенно другим – страдал за дело, верил, что в самом деле может изменить мир. Вуди был настолько силён духом. Я не могла поверить, что он может заинтересоваться мною. И, знаешь ли, он никогда не говорил со мной о Боге, а просто старался жить по Его примеру. Я всё ещё помню, как он не мог вынести мысль, что из-за него я не продолжила учиться. Он настаивал, чтобы я поступила в колледж Коммьюнити. А ещё он – единственный мужчина из всех, кого я знаю, который всегда говорит лишь правду, какой бы горькой та не оказалась.
– Так что же произошло?
Клэр вздохнула и опустила подбородок на колени.
– Я и сама точно не знаю. За эти годы он, кажется, в каком-то роде сник. Маленькие городки могут быть опасными, Малин, в особенности для людей вроде Вуди. Ты же знаешь, как оно бывает. Стормхавэн сам по себе небольшой мирок. Здесь никого не волнует политика, никого не заботит распространение ядерного оружия, умирающие с голоду дети в Биафре. Я умоляла Вуди уехать отсюда, но он такой упрямый… Он приехал сюда, чтобы изменить этот город, и не собирался уезжать, пока ему это не удастся. О, да, люди его терпели, их словно умиляли все его идеи, попытки собрать деньги на доброе дело. Никто даже не злился насчёт его либеральных проповедей. Его просто игнорировали. Для него не могло быть ничего хуже, чем когда его просто вежливо не замечают. Он становился всё более и более… – она задумалась, как лучше выразиться. – Даже не знаю, как сказать. Непреклоннее и суровее в вопросах морали. Даже дома. И он так и не научился относиться к вещам проще. А поскольку у него нет чувства юмора, ему ещё тяжелее.
– Ну, знаешь, к юмору штата Мэн надо ещё привыкнуть, – произнёс Хатч как можно доброжелательнее.
– Нет, Малин, в буквальном смысле слова. Вуди никогда не смеётся. Никогда и ни в чём не видит ничего смешного. Он просто этого не понимает. Не знаю, имеет ли это отношение к его воспитанию или генам, или ещё чему-нибудь. Мы об этом не говорим. Быть может, это одна из причин, по которым он настолько твёрд, настолько непоколебим насчёт своих убеждений, – продолжила Клэр и в нерешительности замолчала. – А теперь у него есть нечто, во что он верит, о да! С вашими поисками сокровищ у него появился новый стимул, новая идея. Нечто такое, думает он, о чём Стормхавэн призадумается.
– В любом случае, какое всё это имеет отношение к раскопкам? – спросил Хатч. – И вообще, в раскопках ли дело? Он знает о нас?
Клэр посмотрела на него.
– Ну конечно, он о нас знает. Давным-давно он потребовал честного ответа, и я всё ему рассказала. К тому же было не слишком-то и много рассказывать, – ответила она и издала короткий смешок.
Спросил? Получи! – подумал Хатч.
– Ну, ему стоит подыскать себе новую идею. Мы практически закончили.
– Правда? Почему ты в этом так уверен?
– Наш историк сегодня утром совершил открытие. Он узнал, что Макаллан, тот парень, который построил Водяной Колодец, сконструировал его в виде шпиля собора.
Клэр нахмурилась.
– Шпиль? На острове нет никакого шпиля.
– Нет-нет, я имею в виду, – шпиль, перевёрнутый вверх дном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45